Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Золотая ветвь

Джеймс Джордж Фрэзер, отрывки
:::
Статьи и материалы
:::
ацтеки и науа

Глава L
Причащение телом бога у ацтеков.

До открытия и завоевания Мексики испанцами обычай ритуального причащения хлебом (телом божьим) соблюдали ацтеки. Дважды в год, в мае и в декабре, они готовили из теста изображение великого мексиканского бога Гуитцилопочтли, или Витцилипуцтли, которое верующие разрывали на части и съедали.

Вот как описывает этот обряд историк Акоста: «В мае месяце мексиканцы устраивали главный праздник своего бога Витцилипуцтли. За два дня до начала этого праздника девственницы (они жили в заточении в храме и были чем-то вроде монахинь) перемешивали свеклу с жареным маисом и, залив эту смесь медом, лепили из нее идола величиной с деревянного идола, вставляя ему вместо глаз зеленые, голубые и белые стеклянные бусинки, а вместо зубов — маисовые зерна. Все это выставляли напоказ со всевозможными украшениями и росписями, о которых я уже упоминал. После этого в полном составе собиралась местная знать; люди приносили изысканные, пышные одеяния, похожие на одеяния идола, и задрапировывали его в них. Во всех этих нарядах они усаживали его в кресло лазурного цвета и, установив кресло на носилки, несли его на плечах. В первый день праздника за час до рассвета из домов выходили девушки в белом с новыми украшениями. Звали этих девушек сестрами бога Витцилипуцтли, выходили они, увенчанные гирляндами из высушенного маиса, похожими на azahar и флердоранж. На их шеях были ожерелья из того же растения, щеки их были выкрашены в ярко-красный цвет, а руки от локтей до запястий покрыты перьями попугаев».

Затем юноши во всем красном, в венках из маиса подносили идола на носилках к подножию великого храма пирамидальной формы: по крутым и узким ступенькам этого храма его поднимали под звуки флейт, труб, рожков и барабанов. «Пока они поднимали идола, присутствующие при этом люди стояли внизу с выражением глубокого преклонения и страха. Когда юноши поднимались на вершину и устанавливали изображение в специально приготовленной для этой цели беседке из роз, другие юноши усеивали цветами разных видов внутреннюю и внешнюю часть храма. После этого из храма выходили девственницы с кусками смеси из свеклы и поджаренного маиса в виде больших костей. Они передавали их юношам, которые поднимали их наверх и возлагали к ногам идола, заполняя ими все окружающее его пространство. Указанные куски смеси носили название мяса и костей Витцилипуцтли. После возложения "костей" появлялись старейшины храма, жрецы, левиты и другие служители культа. Они шли друг за другом в строгом порядке, в соответствии с саном и древностью рода (тут не допускалось никаких исключений), и каждый в зависимости от сана и занимаемой должности носил покрывало особого цвета и покроя. Головы этих старейшин украшали венки, а шеи — гирлянды цветов. За ними несли статуи богов и богинь, которым они служили, в таких же нарядах. Выстроившись в определенном порядке вокруг "костей" Витцилипуцтли, они совершали обряды, сопровождаемые пением и танцами, с помощью которых освящали и благословляли "мясо" и "кости" идола, после чего воздавали им божеские почести... Посмотреть на это величественное зрелище собирались все жители города. Мексиканцы со всей строгостью соблюдали следующую заповедь: в день праздника идола Витцилипуцтли есть нельзя ничего кроме теста с медом, из которого делали идола. Да и его разрешалось есть лишь на рассвете, а всякую другую пищу и воду запрещалось есть и пить до полудня. Нарушение этих правил они почитали дурным предзнаменованием, даже святотатством. Зато по окончании обрядов ацтекам дозволялось есть все, что угодно. Пока длился этот обряд, они прятали от своих маленьких детей воду, а тех, которые достигли сознательного возраста, увещевали не пить ее. Это правило они соблюдали весьма строго, в противном случае гнев божий обрушился бы на них и повлек за собой неизбежную смерть. По окончании обрядов, плясок и жертвоприношений ацтеки разоблачались, жрецы и высшие служители храма снимали с идола все украшения и особыми священными тесаками разрезали его на множество кусков. Эти куски употреблялись для причащения и давались сначала знати, а потом всем остальным мужчинам, женщинам, детям, которые принимали их со слезами, трепетом и преклонением, что являло собой прямо-таки поразительное зрелище. Ацтеки выглядели весьма опечаленными тем, что съели плоть и кости бога. Те, у кого в родне были больные, просили дать им куски для них и уносили их с великим благоговением и преклонением».

На основании этого любопытного отрывка можно заключить, что еще до прихода миссионеров-христиан жителям древней Мексики было знакомо учение о пресуществлении, в соответствии с которым они справляли свои торжественные религиозные обряды. Они верили, что, освящая хлеб, жрецы превращали его в саму плоть бога и что, следовательно, все, кто вкусил этого освященного хлеба, поглотили частицу божественной сущности и установили посредством нее таинственную связь с богом. Также арии древней Индии задолго до возникновения и распространения христианства были знакомы с учением о пресуществлении, или магическом превращении хлеба в плоть. Жертвенные рисовые лепешки, согласно учению брахманов, служили заменой человеческих жертв и благодаря действиям жреца действительно превращались в тела людей. Когда, например, «она (то есть рисовая лепешка) существует в виде рисовой муки, это волосы. Когда жрец поливает муку водой, она становится кожей. Когда он замешивает тесто, она становится плотью — ведь в таком случае она приобретает упругость, а тело также есть нечто упругое. Когда он ее печет, она становится костью — ведь в таком случае она становится чем-то прочным, а именно такова кость. А когда он вынимает ее из огня и поливает маслом, она превращается в костный мозг. Всю эту процедуру они называют пятикратным принесением животного в жертву».

Теперь мы отлично понимаем, почему в день торжественного причащения телом бога древние жители Мексики отказывались от принятия всякой другой пищи кроме освященного хлеба, который они почитали плотью и костями бога, и почему до полудня им воспрещалось пить какую-либо жидкость, даже воду. Поступали они так, несомненно, из боязни осквернить частицу тела бога в своих животах соприкосновением с обычной пищей. У криков и семинолов тот же благочестивый ужас принял, как мы видели, более радикальную форму: прежде чем отважиться прикоснуться к первипам урожая, они промывали свои внутренности сильным слабительным.

На празднике зимнего солнцестояния в декабре ацтеки "убивали" статую своего бога Гуитцилопочтли, после чего употребляли ее в пищу. Перед началом этого торжественного обряда из семян различных сортов, замешанных на детской крови, они лепили статую бога в образе человека. Кости бога были представлены кусками древесины акации. Статую ставили на главный алтарь храма, и в день праздника сам царь окуривал ее благовониями. Утром следующего дня статую снимали с алтаря и ставили на ноги в огромном зале. Затем жрец — он звался Кецалькоатлем и действовал от имени этого бога — вынимал дротик с кремневым наконечником и, с силой метнув его в грудь статуи, пронзал ее насквозь. Этот акт назывался «умерщвлением бога Гуитцилопочтли, чтобы его можно было съесть». Один из жрецов вырезал сердцевину статуи и давал царю съесть ее. Остальную часть статуи делили на мелкие кусочки, которые раздавались всем ацтекам от мала до велика, включая новорожденных младенцев мужского пола. Женщинам же прикасаться к этому деликатесу запрещалось. Этот обряд носил название teoqualo, то есть "бог съеден".

К другому празднику мексиканцы вылепливали статуэтки в виде людей, которые символизировали горы, покрытые шапками облаков. Эти изображения лепили из теста, приготовленного из семян разных сортов, и одевали в бумажные украшения. В одних районах изготовляли пять таких статуэток, в других — десять, а в третьих — целых пятнадцать. Им поклонялись, поставив их в молельне каждого дома. Четыре раза за ночь им в крошечных сосудах приносили подношения в виде пищевых продуктов; всю ночь в молельнях не смолкало пение и игра на флейтах. На рассвете жрецы пронзали эти изображения веретенами, отрубали им головы, вырывали сердца и приносили их хозяину дома на блюдце. После этого их съедали домочадцы, прежде всего слуги, «которые, съев, были застрахованы от недомоганий, которым, как считается, подвержены те, кто пренебрежительно относится к культу этих божеств».

 

Глава LIX
Практика умерщвления бога в Мексике.

 

Обычай принесения в жертву олицетворяющих бога людей ни у одного народа не имел, видимо, столь широкого распространения и не соблюдался с такой торжественностью, как у ацтеков. С обрядовой стороной этих жертвоприношений мы достаточно хорошо знакомы по описаниям испанцев, которые в XVI веке завоевали Мексику — родину ацтеков. Любопытство испанских завоевателей было подогрето тем, что в этой далекой стране они обнаружили жестокую, варварскую религию, имевшую тем не менее много общего в плане догматики и обрядовости с их собственной церковью. «Из числа пленников,— рассказывает иезуит Акоста,— они выбирали наиболее, по их мнению, подходящего и, прежде чем принести его в жертву своим идолам, присваивали ему имя того из них, которому его предстояло пожертвовать. На такого человека они надевали те же украшения, которые были на идоле, так как считали его представителем последнего. В продолжение этого представительства — в одних случаях оно длилось год, в других полгода и меньше — почтение и поклонение, оказываемое этому человеку, ничем не отличалось от поклонения самому идолу. Все это время он ел, пил и радовался жизни. Когда он проходил по улицам, жители выходили из домов, чтобы поклониться ему. Все приносили какие-нибудь пожертвования, выводили детей и больных, чтобы он их вылечил или благословил. Ему позволялось делать все, что заблагорассудится, хотя, чтобы он не убежал, за ним неотступно следовали 10-12 мужчин. Иногда о своем приближении он извещал игрой на небольшой флейте, чтобы у людей было время приготовиться к возданию ему божеских почестей. В ходе праздника этого порядком располневшего человека убивали, а его тело разрезали и съедали во время торжественной ритуальной трапезы».

Поясним это общее описание на отдельных примерах. Так, во время праздника Тошкатль (Toxcatl) — самого крупного годового праздника ацтеков — в качестве представителя "бога богов" Тецкатлипока в жертву приносили юношу, которому в течение целого года воздавали божеские почести. Согласно сообщению францисканского монаха Саагуна (Sahagun), лучше всех разбиравшегося в религии ацтеков, жертвоприношение этого человекобога приходилось на Пасху или совершалось несколькими днями позже, то есть если верить Саагуну, по времени, как и по своей сущности, оно совпадало с христианским праздником смерти и воскресения Спасителя. Данный источник уточняет, что это жертвоприношение имело место в первый день пятого месяца по ацтекскому календарю, что соответствовало 23 или 27 апреля.

Великий бог умирал на этом празднике в лице своего представителя и возрождался к жизни в лице другого человека, которому на следующий год выпадала роковая честь разыгрывать роль бога, чтобы по истечении этого срока, подобно своим предшественникам, умереть насильственной смертью. На почетную должность человекобога из числа пленников придирчиво выбирали самого красивого юношу. Тело юноши не должно было иметь ни малейшего порока; требовался не высокого, но и не низкого роста, стройный как тростник юноша с прекрасной осанкой. Если от слишком обильной пищи он начинал полнеть, его заставляли пить соленую воду, чтобы сбросить вес. А для того чтобы свой высокий сан юноша мог нести с подобающим достоинством и изяществом, его, не жалея сил и времени, обучали безупречным аристократическим манерам: правильному и благозвучному произношению, игре на флейте, курению и умению вдыхать запах цветов с прямо-таки щегольским видом. Почетным жилищем юноши был храм, где представители знати воздавали ему почести, подавали на стол мясо и вообще обслуживали его как какого-нибудь принца крови. За тем, чтобы на нем всегда был роскошный наряд, следил сам царь, «ибо и он уже чтил его как бога». На голову юноши наклеивали орлиный пух, а в прическу вплетали петушиные перья, которые свисали до пояса. Чело его украшал венок из цветов, гирлянды цветов обвивали его плечи и предплечья. В носу юноши сверкали золотые украшения, на руках красовались золотые браслеты, на ногах при каждом шаге позвякивали золотые колокольчики, а в ушах подрагивали бирюзовые серьги. Шею юноши обвивали ниспадавшие на грудь ожерелья из раковин. Он носил плетеную мантию и чресла его опоясывала набедренная повязка из дорогой ткани.

Когда, играя на флейте, попыхивая сигарой и вдыхая аромат цветов, этот с головы до ног покрытый драгоценностями щеголь вихляющей походкой проходил по улицам, попадавшиеся ему навстречу люди падали пред ним ниц и принимались со вздохами и слезами молиться ему, набирали пригоршни пыли и в знак величайшего смирения и безграничной покорности прижимали ее к своим ртам. Появлялись женщины с детьми на руках: поднося к нему детей для благословения, они приветствовали юношу как бога. Ведь «он и слыл за господа бога, и народ признавал его господом». С важностью и чувством своего величия отвечал он на поклонение верующих. Чтобы человекобог не удрал, за ним неотступно следовала стража, состоявшая из восьми пажей, одетых в царские ливреи (у четырех пажей макушки были выбриты, как у дворцовых рабов, а у остальных кудри развевались, как у воинов). Если юноша все-таки умудрялся сбежать, то принять смерть в качестве представителя бога надлежало вместо него начальнику стражи. За 20 дней до смерти человекобога переодевали в новое платье и давали ему в жены четырех благовоспитанных девиц, названных в честь богинь богиня цветов, богиня молодого маиса, богиня "нашей матери в водах" и богиня соли. В течение последних пяти дней божеские почести сыпались на будущую жертву как из рога изобилия. Царь оставался в своем дворце в одиночестве: ведь весь его двор ухаживал в это время за человекобогом. Пышные пиры и танцы, устраиваемые в установленных местах, сменяли друг друга.

В последний день жизни юноша в сопровождении своих жен и пажей вступал на борт покрытого царским балдахином каноэ и отплывал туда, где над гладью озера возвышался небольшой холмообразный островок. Он назывался холмом Разлуки, ибо здесь жены богочеловека прощались с ним. В сопровождении одних только пажей он отправлялся в небольшой храм, одиноко стоявший у обочины дороги. Храм этот, как и все мексиканские храмы, был пирамидальной формы. Поднимаясь по храмовой лестнице, юноша на каждой ступени ломал одну из флейт, на которых он играл в дни своей славы. На вершине пирамиды его ожидали жрецы. Схватив юношу, они распластывали его на каменной плите. Один из них, вспоров юноше грудь, погружал в рану руку и вырывал его сердце, которое приносилось в жертву солнцу. В отличие от тел обычных жертв, труп человекобога не скатывали по ступеням храма, а сносили вниз на руках: у подножия храма у трупа отрубалась голова и насаживалась на копье. Так кончал свои дни человек, олицетворявший главного бога мексиканского пантеона.

Честь кратковременной персонификации бога с последующей насильственной смертью выпадала в Мексике не только мужчинам, но и женщинам. Этим последним не только позволялось олицетворять богинь, но даже вменялось в обязанность. Так, во время великого сентябрьского праздника, которому предшествовали семь дней строгого поста, ацтеки посвящали в сан богини маиса Чикомекоуатль (Chicomecohuatl.) — красивейшую из рабынь, девочку двенадцати-тринадцати лет от роду. На девочку надевали украшения богини маиса: на голову ей возлагали митру, в руках и на шее у нее были маисовые початки, а к ее макушке для большего сходства с маисовым початком было вертикально прикреплено зеленого цвета перо. Делалось это, насколько нам известно, для того, чтобы подчеркнуть, что маис ко времени проведения праздника уже почти созрел, но так как початки его были еще нежными, то и на роль богини маиса выбирали девочку в нежном возрасте. Целый день несчастное разряженное дитя с покачивающимся зеленым пером на голове водили от одного дома к другому. Для того чтобы развеселить людей после скучного и тяжкого поста, девочка весело отплясывала.

Вечером жители собирались в храме, приделы которого были освещены множеством фонарей и свечей. В полночь под торжественную музыку труб, флейт и рожков выносили нечто вроде носилок, наполненных разными семенами и украшенных гирляндами из маисовых початков и перца. Этот паланкин носильщики опускали на пол у дверей покоев, в которых находилась деревянная статуя богини маиса. В этот день покои богини были снаружи и изнутри щедро украшены ветрами из маисовых початков, перца, тыкв, роз и всеми сортами семян, а пол был уставлен подношениями благочестивых верующих. Наконец звуки музыки стихали и появлялась колонна жрецов и сановников с курящимися кадильницами и зажженными факелами в руках. В центре колонны находилась девочка, исполнявшая роль богини. Жрецы подсаживали ее на носилки, и, стоя прямо на маисовых початках, стручках перца и тыквах, лежавших на носилках, девочка, чтобы не упасть, держалась руками за специальные поручни. Жрецы расставляли вокруг нее курящиеся кадильницы. Вновь раздавались звуки музыки, и одно из высших должностных лиц храма, неожиданно приблизившись к девочке с бритвой в руке, точно рассчитанным движением срезало с ее головы зеленое перо и локон, к которому оно было прикреплено. Затем он с величайшей торжественностью и соблюдением сложного церемониала посвящал это перо и пучок волос деревянной статуе богини и с плачем возносил ей благодарность за земные плоды и спелые колосья, которые она в этом году в изобилии даровала народу. Его стенанию и молитве вторили все присутствовавшие на этой торжественной церемонии. По окончании ее девочка спускалась с носилок и в сопровождении свиты направлялась туда, где ей предстояло провести остаток ночи. Что касается остальных участников ритуала, то они при свете факелов до рассвета бодрствовали во дворе храма. Покинуть его пределы было равносильно совершению святотатства. С наступлением утра жрецы вновь выводили девочку в наряде богини, с митрой на голове и ожерельем из маисовых початков на шее. Она опять взбиралась на носилки и стояла, держась руками за поручни. Старейшины храма поднимали эти носилки, размахивая дымящимися кадильницами и играя на музыкальных инструментах, с пением шествовали по главному двору храма в зал бога Уицилопочтли (Huitzilopochtli), после чего возвращались обратно в покои богини маиса, которую олицетворяла девочка. Там ей приказывали сойти с носилок и стать на пол, сплошь покрытый злаковыми и овощами. Пока девочка стояла на растениях, в покои по очереди заходили старейшины и сановники с блюдцами, наполненными засохшей свернувшейся кровью, которую они выдавили в знак покаяния за семь дней поста из ушных раковин. Один за другим эти люди опускались перед ней на корточки — что являлось ацтекским эквивалентом коленопреклонения — и соскребали кровь с блюдца к ногам девочки как дар за благодеяния, оказанные им богиней маиса. После этого кровь смиренно приносили остальные мужчины, а за ними и женщины.

Продолжалась эта процедура очень долго, потому что предстать пред богиней и принести ей подношения должны были и стар и млад. По ее окончании все с легким сердцем расходились по домам, чтобы там радостно вкусить мясные кушанья и другие яства, как это делают на Пасху добрые христиане после длительного воздержания во время Великого поста. Вволю наевшись, напившись и отдохнув после ночного бдения, люди возвращались в храм, чтобы присутствовать при окончании торжества. Когда все были в сборе, жрецы величаво окуривали представительницу богини благовониями, после чего, опрокинув ее на спину на кучу хлебных колосьев и семян, отрезали ей голову, собирали хлеставшую из горла кровь в лохань и обрызгивали ею деревянную статую богини, стены ее покоев и подношения в виде наваленных на полу колосьев, стручков перца, тыкв, семян и овощей. С туловища девочки сдирали кожу, и ее натягивал на себя кто-нибудь из жрецов. На него надевали также все ее украшения: митру, ожерелье из маисовых початков, золото и т.д. В таком виде он появлялся перед собравшимися, которые занимались тем, что отплясывали под барабанный бой, и присоединялся к ним. Став во главе танцующих, жрец совершал разного рода прыжки и другие телодвижения с быстротой, которую позволяла плотно облегавшая его тело липкая от крови кожа девочки и ее одежда.

В приведенном обычае отождествление девочки с богиней, видимо, было полным. Представительницу богини зерновых выдает в ней все: и золотистые маисовые початки, висящие вокруг шеи, и искусственные початки в руках, и зеленое перо, воткнутое в волосы как символ зеленых стеблей маиса. Кроме того, мы располагаем прямым указанием на то, что эту совсем еще юную девочку выбирали представлять молодой маис потому, что ко времени праздника маис еще не совсем созрел. Отождествление девочки с богиней зерна подчеркивалось еще и тем, что ее ставили на кучи маиса, и она принимала поклонение и пожертвование кровью от всего народа, который тем самым выражал ей свою благодарность за благодеяния, якобы оказанные ею в качестве богини маиса. Обезглавливание девочки на куче зерна и семян, а также обычай обрызгивать ее кровью не только изображение богини маиса, но и сами початки маиса, перец, тыквы, семена и овощи, видимо, имел своей целью ускорить рост злаков и плодов вообще посредством обрызгивания отдельных плодов и колосьев кровью самой богини. Пример этой мексиканской жертвенной церемонии — смысл ее никаких сомнений не вызывает — подкрепляет наше истолкование других обрядов принесения людей в жертву на благо посевов. Если мексиканская девочка, чьей кровью обрызгивали маис, действительно была представительницей богини маиса, увеличивается вероятность того, что девушка, кровью которой обрызгивали зерно индейцы-пауни (Pawnees), также являлась представительницей женского духа хлебов.

Наконец, чтобы объяснить заключительный акт этой священной драмы (то, что с тела мертвой богини маиса сдирали кожу, которую вместе со священными украшениями надевал мужчина и в этом жутком одеянии отплясывал перед собравшимися), вернее всего, по-видимому, будет предположить, что смысл этого действа сводился к тому, чтобы сразу же за смертью богини обеспечить ее воскресение. В таком случае у нас есть основание сделать вывод, что умерщвление человеческого воплощения божества если не во всех, то, по меньшей мере, в некоторых случаях считалось средством сохранения божественной энергии, недосягаемой для старческой дряхлости.

Этих мексиканских обычаев достаточно для того, чтобы доказать, что человеческие жертвоприношения, подобные тем, которые, видимо, совершались в Ариции, систематически приносил народ, находившийся на таком же (а возможно, и более высоком) уровне культуры, как древние италийцы-основатели арицийского святилища. Неопровержимые данные о распространенности такого рода обычаев в одной части света, естественно, увеличивают вероятность их существования и в других регионах земного шара, относительно которых мы не обладаем столь полной и надежной информацией. В целом приведенные нами факты показывают, что обычай умерщвления людей, которым верующие приписывали божественное происхождение, был распространен во многих частях света.


Источник - "Золотая ветвь", Джеймс Джордж Фрэзер
Материал прислала: Елена Приймак, aka Gizmo