Земля, поразившая Колумба

Согласно радиоуглеродным данным, время появления че­ловека на Антильских островах, в состав которых входит и Куба, относится к III тыс. до н. э.¹

В XV столетии, к моменту прихода на Кубу европей­цев, там жило несколько индейских племен, отличавших­ся друг от друга по своему культурному развитию и языку.

Археологические раскопки показывают, что первые индейцы-земледельцы, получившие название «таино», пришли на Кубу с Гаити². Уровень их культуры был довольно высоким. Они не только делали орудия из хорошо отшлифованного камня, в том числе кремневые но­жи, но и знали гончарное дело, занимались ткачеством.

По свидетельству испанских авторов, на Кубе возде­лывались маниок[1], маис (кукуруза), бобовые, тыква, та­бак, хлопчатник, из волокна которого плелись гамаки и сети, батат (сладкий картофель), выращивались фрукто­вые деревья.

Боевым оружием тайно служили стрелы и каменные топоры. Жили они в круглых деревянных домах с кры­шей из пальмовых листьев. Перед домом вождя племе­ни — касика — располагалась площадка (батей), где проводились разного рода церемонии и празднества. Жен­щины тайно пользовались равными правами с мужчинами.

Придя на Кубу, тайно покорили местные племена сибонеев, стоявших на более низкой ступени культурного развития. Сибонеи в основном стали подневольными таи­но. Те из них, которые продолжали жить самостоятельно, занимались рыболовством и охотой.

Рыболовами были и тайно, причем они даже умели устраивать своеобразные хранилища живой рыбы, сооружая на мелководье из тростника специальные «загороди». Ловили индейцы и черепах.

В отличие от других индейских племен, населявших территорию нынешних стран Южной Америки, индейцы Больших Антил не плавили золота, а расплющивали его «зернинки» камнями и получали тонкие листки этого дра­гоценного металла ³.

К концу XV в. в индейском обществе на Кубе уже наметился процесс социальной дифференциации, свиде­тельствовавший о начале разложения существовавшего там первобытнообщинного строя.

28 октября 1492 г. на землю Кубы впервые ступил европеец: на остров высадился Христофор Колумб. Его поразила необычная природа, мягкий климат, экзотиче­ские фрукты, невиданные птицы. В дневнике мореплава­тель сделал запись «о красивейшем месте, которым ког­да-либо довелось любоваться человеческому взору»⁴. Правда, Колумб не предполагал, что открыл большой остров. Это установила лишь в 1509 г. испанская экспе­диция во главе с Себастьяном де Окампо ⁵.

В том же 1509 г. богатый землевладелец Диего Ве­ласкес получил поручение сына Колумба — Диего, на­значенного (испанским монархом^в) губернатором «Ин­дий» ⁷,— колонизовать Кубу. До этого шла усиленная ко­лонизация острова Гаити, названного испанцами Эспань­олой, и других островов в Карибском море, и Куба оставалась вне сферы внимания конкистадоров.

Вопреки ожиданиям Веласкеса его люди встретили на острове отчаянное сопротивление индейцев, до которых к тому времени дошли сведения о поголовном истреблении аборигенов Гаити. Только пленение вождя непокорных индейцев — смелого и умного касика Атуэя ⁸ — позволи­ла конкистадорам одержать победу после нескольких ме­сяцев упорной борьбы.

Последовала жестокая расправа: с лица земли стира­лись целые индейские поселения, жители подвергались истязаниям и уничтожению. Оставшиеся в живых обре­кались на тяжелый подневольный труд.

Для упрочения своей власти на острове испанцы на­чали создавать опорные пункты колонизации — первые города, среди которых была первая столица Кубы — Баракоа (1512) — и нынешняя, называвшаяся тогда Сан-Кристобаль-де-ла-Авана (1514). В городах они учреждали муниципальные советы (кабильдо), избиравшиеся из среды наиболее богатых горожан.

Вся экономическая и политическая власть па Кубе сосредоточивалась в руках колониальной верхушки, состо­явшей из испанских чиновников, землевладельческой, военной и церковной знати. Верховная власть принадле­жала испанской короне, в собственности которой находи­лась вся земля Кубы (поэтому пожалование земли со­вершалось от имени короля). Губернатор острова фор­мально подчинялся вице-королю Гаити, однако его право распределять на острове от имени короля земли давало ему неограниченную фактическую власть. Обширные на­делы — кабальерии — получали дворяне и королевские чиновники, более скромные участки — пеонии [2] — пре­доставлялись простым переселенцам.

Зачастую вместе с землей колонизаторы получали и индейцев для ее обработки в принудительном порядке. Господствующей формой эксплуатации индейцев стала система энкомьенды, т. е. передачи на «попечение» ис­панского колонизатора определенного числа индейцев, которые проживали на пожалованных ему землях. Энкомендеро — «попечитель» — обязывался обратить подо­печных в христианскую веру, взамен он получал право на неограниченную их эксплуатацию.

Это была одна из самых жестоких и беззастенчивых форм эксплуатации коренного населения, которое ли­шалось не только земли, но и права на часть своего труда.

Стремясь выжать из даровой рабочей силы максималь­ный доход в наиболее короткий срок, «попечители» тем самым вели дело к поголовному истреблению «подопеч­ных» индейцев.

Одним из важнейших факторов, приводивших к гибе­ли аборигенов⁹, помимо жестокой эксплуатации, голода и болезней (кстати, многие из которых завезли на остров испанцы), явилось резкое изменение конкистадорами со­циально-экономического уклада жизни индейцев. В част­ности, почти полная ликвидация индейской общины на­рушила привычный образ их жизни, обычаи, лишила тра­диционных источников питания.

В еще более тяжелом положении находились те ин­дейцы, которые попали в рабство. Согласно королевским декретам, в рабство обращались не желавшие подчинять­ся колониальным властям и оказавшие им сопротивление. В качестве рабов разрешалось использовать и так назы­ваемых диких индейцев, которые не хотели принимать католическую веру.

Последнему обстоятельству конкистадоры придавали исключительно важное значение. Католическая церковь обладала в колонии немалой властью. Она была призвана «освятить» завоевание, придать конкисте вид дела пра­ведного, угодного всевышнему. За спиной испанского воина, как тень, следовал монах с распятием в руках. Церковь, позиции которой особо укрепились в связи с учреждением инквизиции, определяла всю духовную жизнь колонии. Церковь имела различного рода доходы, в том числе одну десятую доходов прихожан. Являясь крупнейшим землевладельцем в колонии, она беззастен­чиво эксплуатировала индейцев на церковных землях.

Лишь отдельные духовники пытались несколько об­легчить тяжелую участь кубинских аборигенов. Среди них видное место занимает испанский монах Бартоломе де JIac-Kacac, автор ценнейших трудов по истории кон­кисты, в частности на Кубе ¹⁰.

Ни миссионерская деятельность церкви, ни жестокие преследования властей, ни суровые наказания не смогли, однако, сломить свободолюбивый дух индейцев. Непокор­ные укрывались в труднодоступных местах, откуда совер­шали набеги на испанские поселения, торговые обозы, сжигали плантации, убивали своих поработителей. За­частую выступления местного населения приобретали ха­рактер восстаний. Так, более 10 лет вели упорную кро­вопролитную борьбу индейцы под руководством касика Гуама и его жены Хабагуанекс (1522—1533). Восстание было жестоко подавлено, по еще долго отдельные отряды индейцев оказывали в городах сопротивление колонизато­рам.

Борьба местного населения не могла не повлиять на политику колониальных властей. В 1542 г. Карл V издал «Новые законы», согласно которым индейцы объявлялись свободными людьми и обращать их в рабство запреща­лось. Однако эти законы постоянно саботировались ко­лониальной верхушкой, да и интересам испанской мо­нархии отнюдь не противоречили скрытые формы рабства и эксплуатации коренного населения острова.

Постепенно на Кубе все больше начинает ощущаться нехватка рабочей силы. Широкие масштабы приобретает ввоз негров-рабов из Африки. Еще с 1524 г. па острове становится обычным делом работорговля. Испанские ко­лонизаторы все чаще прибегают к использованию более сильных физически, чем индейцы, черных невольников. «По свидетельству современников,— пишет известный кубинский историк-марксист X. Лe Риверенд,— один африканец мог заменить па работе нескольких индей­цев»¹¹. К 1540—1550 гг. на острове было уже несколько тысяч негров-рабов, занятых в основном на шахтах (до­быча меди, золота) и в сельском хозяйстве.

На Кубу, как и в другие страны Нового Света, коло­низаторов влекло золото. Оно давало возможность коло­нистам не только оплачивать привозимые испанскими купцами дорогостоящие товары, но и снаряжать экспеди­ции для завоевания Мексики и других, соседних с Ку­бой, территорий. Добыча золота на острове достигла вы­сокого уровня еще в первой четверти XVI в., по наиболее крупные месторождения вскоре иссякли, и добыча практически сошла па нет во второй половине того же века.

Истощение золотоносных месторождений вызвало массо­вую эмиграцию поселившихся на острове испанцев в бо­гатые благородными металлами Мексику и Перу¹² и привело к кризису кубинской экономики.

Сложность положения в колонии усугублялась и по­стоянными нападениями французских, английских и гол­ландских пиратов, грабивших и разорявших кубинские города ¹³. Заметный удар по торговым связям Кубы на­нес захват Англией, Францией и Голландией некоторых испанских колоний в Карибском бассейне ¹⁴.

Существенный урон казне наносила и контрабандная торговля с иностранными купцами, являвшаяся одной из форм протеста населения острова против торговой моно­полии Испании, отражением противоречий между инте­ресами Кубы и метрополии. Путем контрабандной торгов­ли, в частности, реализовывалась большая часть продук­тов скотоводства, ставшего после истощения золотых месторождений главной отраслью кубинской экономики. К концу XVI в. скотоводческие латифундии прибрали к рукам лучшие земли острова. Эти латифундии приносили высокие доходы их владельцам, но, представляя собой хозяйства экстенсивного типа, не содействовали ускорен­ному развитию экономики в целом.

Республика Куба

Постепенно латифундисты-скотоводы начали совме­щать свое основное дело с прибыльным выращиванием сахарного тростника, получившего к середине XVII в. широкое распространение по всей Кубе ¹⁵. Этому способ­ствовали и некоторые экономические стимулы, создавав­шиеся испанской короной в интересах развития выгод­ной для нее отрасли. Например, по королевскому декрету 1598 г. с владельцев предприятий по производству саха­ра — инхенио — снижались налоги, никто не мог нало­жить арест на их земли, скот, рабов, оборудование. Всем желавшим основать на своих землях инхенио королев­ская казна предоставляла заем.

Одной из доходных статей для короны и колониаль­ной верхушки были торговля и экспорт табака. Вместе с тем весьма процветавшее табаководство мало что давало самим производителям — крестьянам, зависевшим от ла­тифундистов, у которых они арендовали землю, и от тор­говцев, скупавших урожай табачного листа и ссужавших крестьян деньгами под будущий урожай. С годами табако­водство привело к становлению одной из важнейших от­раслей экономики Кубы — табачной промышленности, использовавшей первоначально труд ремесленников, а позднее — наемных рабочих.

Издавна достаточно развито было на Кубе ремесло. Ремесленники появились здесь еще в XVI в.: главным образом выходцы из Европы, приехавшие в Новый Свет, чтобы нажить состояние и вернуться обратно. Однако многим из них не оставалось ничего другого, как обосно­ваться на острове и заняться знакомым ремеслом, ибо олигархия уже успела монополизировать природные ре­сурсы и политическую власть на острове.

Товарное производство, торговля и товарно-денежные отношения, постепенно развивавшиеся на Кубе и содей­ствовавшие концентрации торгового капитала, создавали необходимые предпосылки для становления капиталисти­ческого способа производства. Вместе с тем «элементы капиталистических отношений стояли на втором плане и не получали достаточного развития в течение более чем трех веков» ¹⁶.

Начиная со второй половины XVI в. на Кубе закла­дываются основы многоукладной системы производствен­ных отношений.

В этой связи необходимо хотя бы вкратце остано­виться на характеристике торговли. Испанская корона использовала Кубу как плацдарм для организации новых экспедиций в Центральную Америку, Мексику, Перу, Это явилось толчком к известному оживлению внутрен­ней торговли на самом острове, а также определило особый, более либеральный, характер испанской торговой монополии в отношении Кубы.

С 1520 г. значение важного торгового порта постепен­но стала приобретать Гавана. Первые олигархические группировки, сформировавшиеся в городе, вели бойкую спекулятивную торговлю европейскими и американскими товарами, в которых испытывали нужду жители сосед­них колоний. Крупные помещики — скотоводы и планта­торы — сами занимались экспортом сахара, кож, патоки, В Гавану стекались со всего острова товары, предназна­чавшиеся для экспорта. Перевозки осуществлял каботаж­ный флот. Поэтому сахарные заводы и другие предприя­тия стремились строить поближе к побережью.

С последним обстоятельством тесно связана и пробле­ма колонизации острова. Испанские власти неодобритель­но относились к скоплению населения на побережье, ибо это благоприятствовало контрабандной торговле. Вот по­чему, вопреки стремлению основывать поселения и по­местья в прибрежной зоне, колониальная администрация всячески поощряла проникновение в глубь территории острова. К тому же к началу XVII в. свободными оставались лишь земли, удаленные от берега. Наиболее быст­рыми темпами шла колонизация западных районов Кубы.

Несмотря на известное развитие некоторых отраслей кубинской экономики, о чем говорилось выше, вплоть до конца XVII в. Куба пребывала в состоянии экономиче­ского застоя. Прежде всего это объяснялось колониаль­ной политикой Испании, которая, убедившись в скудо­сти золотых запасов кубинских недр, охладела к завое­ванному ею острову. Используя торговую и другие моно­полии, корона беззастенчиво грабила и эксплуатировала кубинское население, как правило, не содействуя пробуж­дению у него заинтересованности в развитии той или иной отрасли хозяйства. Например, чтобы полностью под­чинить себе доходную и важную статью кубинской эко­номики — табаководство, правительство Испании ввело табачную монополию. «Королевская табачная фактория» контролировала все производство табака и закупала его по ею же установленным ценам. Все это наносило удар по крестьянам-табаководам, вызывало постоянное недо­вольство в их среде, приводило к восстаниям ¹⁷.

Пагубно отражались на развитии Кубы бесконечные войны, которые вела метрополия: они не только надолго прерывали всякую связь с островом, но и истощали без того скромные его финансовые возможности. Властям в населению приходилось самостоятельно, без какой-либо помощи со стороны испанского правительства, изыскивать средства на строительство сторожевых судов, береговых укреплений, для формирования гражданской милиции, что позволяло Испании удерживать Кубу за собой.

Однако когда Англия объявила в 1762 г. войну Испа­нии и мощный английский флот подошел к гаванской бухте, Гавана, несмотря па героическое почти двухмесяч­ное сопротивление ее защитников, капитулировала¹⁸. Была захвачена вся западная часть острова. Только в июле следующего года, выполняя статьи Парижского до­говора (1763), англичане ушли с Кубы.

Оккупация заставила испанское правительство более трезво взглянуть на отношения с островом. Чтобы укре­пить свое пошатнувшееся влияние там, Испания пошла на существенные уступки кубинскому населению, все более осознававшему общность своих интересов и целей на фоне растущих противоречий с метрополией. В част­ности, последняя ослабила контроль над торговлей с Ку­бой: сахар и некоторые другие экспортные кубинские товары временно освободила от уплаты таможенных сбо­ров. Помимо Гаваны, для торговли с Испанией были от­крыты Сантьяго-де-Куба, Тринидад, Матансас и другие порты.

Естественно, кроме английской оккупации существо­вали и другие, не менее веские причины изменения эко­номической политики метрополии, прежде всего рост то­варно-денежных отношений и усилившийся в Испании в XVIII в. процесс развития капитализма. Существенным фактором явились и борьба североамериканских коло­ний Англии за независимость, и революция рабов в Сан-Доминго (Гаити) (1791 — 1803).

Испанское правительство, объявившее войну Англии (1779), предоставило Кубе право свободной торговли с рождавшимися в борьбе Соединенными Штатами Амери­ки и с Францией. Иммиграция с Гаити на Кубу француз­ских и испанских плантаторов, занимавшихся там возде­лыванием сахарного тростника и кофе, обладавших необ­ходимым опытом и капиталом, а также резкое сокращение экспорта этих культур с покинутого ими острова стиму­лировали развитие названных выше отраслей производст­ва на Кубе, а также экономики в целом. Дальнейшее рас­ширение ввоза на остров негров-рабов укрепило и без того довольно прочные позиции отдельных креолов¹⁹ — земельных собственников.

По переписи 1774 г., из 172 тыс. жителей на Кубе было 44 тыс. рабов; по переписи 1827 г., среди 704 тыс. жителей рабов насчитывалось уже 287 тыс.²⁰ Рабство на Кубе по сравнению с другими испанскими колониями, где, как правило, главную массу непосредственных произ­водителей составляли индейцы, играло весьма заметную роль. Высокие цены на сахар на мировом рынке и посто­янный приток новых партий негров-рабов делали раб­ский труд в кубинских условиях рентабельным вплоть до середины XIX в.

Преобладание плантационно-рабовладельческого то­варного производства определяло специфику социально-экономического развития Кубы, делало его непохожим на социально-экономическое развитие других испанских ко­лоний, начавших в первой четверти XIX в. войну за свою независимость.

Война, имевшая исключительно большое значение для судеб Латиноамериканского континента в целом, была вызвана чрезвычайным обострением противоречий между колониями и метрополией, нестерпимым колони­альным гнетом. Эти противоречия ощущались и на Кубе, ее население также жестоко угнеталось Испанией, одна­ко условия, которые бы благоприятствовали борьбе за свержение колониального господства, здесь не возникли. В отличие от других испанских владений в Новом Света Куба в первой четверти XIX в. переживала экономиче­ский подъем. Процветающие плантаторы-рабовладельцы видели в колониальной власти надежную опору и покро­вителя, своего рода «гарантию» от выступлений трудящих­ся, в том числе негров-рабов, как это и произошло в других странах Испанской Америки. К тому же Куба, распо­ложенная на перекрестке стратегических морских путей, была превращена в базу испанского флота и сухопутных войск, участвовавших в борьбе с восставшими колониями. Весной 1826 г. испанская армия па острове представляла собой внушительную силу — 25 тыс. солдат^2l.

Все вместе взятое обеспечивало Испании относительно беззаботное господство на Кубе. Однако постоянное ущем­ление интересов креольских помещиков со стороны ис­панских купцов вызывало раздражение первых. Они не желали поступаться львиной долей своих прибылей. Ра­стущее недовольство кубинских землевладельцев, круп­ных торговцев и ремесленников составляло фон, на кото­ром вызревала объективная необходимость перемен. Правда, требуя перемен, добиваясь больших экономиче­ских и политических свобод, креольская верхушка не вы­двигала лозунга независимости Кубы, а настаивала лишь на проведении определенных реформ.

Предпочитая иметь на острове надежный тыл в усло­виях войны с колониями, Испания пошла на некоторые уступки Кубе. В 1819 г. королевский декрет предписал передать кубинским помещикам в полную собственность все земли, полученные их предками в порядке пожалова­ния. Ранее королевские власти отменили табачную моно­полию, пошлины на внутренние перевозки товаров, сни­зили налоги на продукты животноводства, разрешили сво­бодную торговлю Кубы с некоторыми иностранными государствами. Иначе говоря, метрополия выполнила мно­гие требования, выдвигавшиеся идеологами «реформиз­ма» — политического течения, объединявшего сторонни­ков реформ, в том числе изложенные в «Мемориале» одного из них — Франсиско Аранго-и-Парреньо²² — испан­скому правительству (1792).

Нужно сказать, что, требуя проведения реформ, сто­ронники упомянутого течения по-прежнему ратовали за укрепление плантационного рабовладельческого хозяйст­ва. В одном из пунктов названного выше «Мемориала» Аранго-и-Парреньо выдвигалось требование ввоза в не­обходимых количествах негров-рабов. Это обстоятельство определенным образом настраивало испанские власти, ко­торые склонялись к тому, чтобы сделать уступки пре­данной короне креольской верхушке. Именно уступками Фердинанду VII удалось привлечь на свою сторону бо­гатых кубинских креолов. Мадридский правитель ловко попользовал их страх перед выступлениями негров-рабов.

На массовые выступления цветных невольников толкала невыносимая эксплуатация²³. Под влиянием рево­люции рабов на Гаити на Кубе конец XVIII в. и начало XIX в. ознаменовались первыми заговорами аболициони­стов — сторонников отмены рабства негров. В вооружен­ные восстания переросли негритянские волнения в Га­ване, Тринидаде и других районах острова в 1798— 1799 гг. В них приняли участие также свободные негры и мулаты, некоторые слои белого населения (представи­тели городской и сельской бедноты). В 1812 г. все цент­ральные и восточные провинции Кубы охватило восста­ние, которое возглавлял свободный негр — плотник Хосе Антонио Апонте-и-Улабарра ²⁴.

Все эти выступления власти жестоко подавили, са­мую активную поддержку им оказали плантаторы-рабо­владельцы. Среди последних были и такие, которые счи­тали явно либеральным отношение испанского правитель­ства к рабам. Они полагали, что присоединение Кубы к соседним Соединенным Штатам, где па юге процветало рабство, могло бы обеспечить стабильность рабовладения на острове. Так стал зарождаться «аннексионизм» — течение, представители которого повели тайные перего­воры с правительством США об аннексии Кубы.

Как и в других испанских колониях, креолы на Кубе не составляли единого целого ни по своему социальному положению, ни по политическим взглядам. Компонентами этой сложной мозаики были и крупные плантаторы-рабо­владельцы, и средней руки скотоводы, и ремесленники. Не менее пестро выглядела картина и в политическом плане. Выше уже говорилось о представителях рефор­мизма и аннексионизма. Война испанских колоний за свое освобождение вызвала к жизни на Кубе еще одно поли­тическое течение — «индепендентизм», сторонники кото­рого выступали за предоставление стране полной незави­симости. Наиболее видным представителем и идейным руководителем нового движения являлся философ и просветитель Феликс Варела (1788—1858) ²⁵. Его труды о патриотизме, народном суверенитете, борьба за освобож­дение от колониального гнета, против рабства впоследст­вии оказали огромное влияние на Хосе Марти и других кубинских революционеров конца XIX в.

Усилия Варелы дали определенные плоды: под воз­действием его призывов на Кубе в 20-х годах XIX в. возникла целая сеть различных тайных обществ, боров­шихся против испанского господства. Им удалось органи­зовать несколько заговоров (наиболее значительными из них были заговоры 1821—1822, 182G и 1827—1830 гг.), опиравшихся на поддержку Мексики и Колумбии, к тому времени завоевавших независимость.

Перед лицом растущей оппозиции колониальные вла­сти после некоторых уступок кубинскому населению вновь принялись «завинчивать гайки». Не успели высох­нуть чернила па королевском декрете 1824 г., присвоив­шем Кубе титул «всегда верного острова», как Фердинанд VII подверг эту колонию террору и репрессиям. Был учрежден военный трибунал, генерал-капитан Кубы на­делен чрезвычайными полномочиями, общая численность испанского гарнизона достигла 30 тыс. человек. Населе­ние Кубы практически лишилось гражданских прав.

После подавления сопротивления на самой Кубе ку­бинские патриоты при поддержке своих собратьев из других латиноамериканских стран стали разрабатывать план вооруженной экспедиции на Кубу. Работа осущест­влялась по двум основным направлениям — подготовка экспедиции в Мексике и координация усилий с прези­дентом Колумбии Боливаром. В обоих случаях на пути осуществления планов кубинских патриотов встали Соеди­ненные Штаты, уже в те годы показавшие свое истинное лицо — лицо противника ее независимости^2б. В стрем­лении со временем овладеть островом США руководство­вались не только своими торговыми и политическими ин­тересами, но и главным образом опасением, что их может опередить основной соперник — Англия. Именно противо­речия великих держав и их соперничество из-за Кубы явились одним из важнейших факторов, способствовавших сохранению на острове испанского колониального господ­ства вплоть до конца XIX в.

К началу 30-х годов XIX в. деятельность патриотов, направленная на достижение островом независимости, не­сколько ослабевает. Одновременно предпринимаются по­пытки провести некоторые социально-экономические и политические преобразования. В области экономической поднимался вопрос о дальнейшей либерализации кубин­ской внешней торговли, в частности выдвигалось пред­ложение сделать торговый обмен с Соединенными Штата­ми прямым, сократить дискриминационные пошлины, ус­тановленные Испанией. Политические лозунги сводились к требованию предоставления Кубе автономии, ликвида­ции чрезвычайных полномочии генерал-капитана, предо­ставления жителям острова тех же прав, которыми поль­зовались испанцы в метрополии. В социальных вопросах участники движения²⁷ шли дальше своих предшествен­ников: продолжая отстаивать рабство как таковое, они выступали против сохранения работорговли. Это объясня­лось следующим: выражая интересы наиболее дальновид­ных плантаторов, они понимали, что с введением паро­вых двигателей в недалеком будущем на смену африканцу-невольнику придет наемный рабочий, способный справиться с новой техникой производства сахара. К тому же безудержный рост численности рабов на ост­рове усиливал бы зависимость креолов от испанских властей, выступавших в качестве их оплота в случае мя­тежа невольников, и, что наиболее существенно, увели­чивал саму возможность такого мятежа.

В связи со смертью Фердинанда VII (1833) у сто­ронников реформ появились некоторые надежды на их осуществление. Однако этот оптимизм вскоре развеялся: Испания направила генерал-капитаном на Кубу ультра­консерватора Мигеля Такона, считавшего, что только с помощью деспотической власти можно удержать за мет­рополией оставшиеся у нее колонии. Такон рассматривал кубинское население как единый лагерь врагов Испании; он перестал прислушиваться даже к голосу креольской верхушки. По его настоянию в 1837 г. был издан коро­левский указ, отменявший выборы депутатов от Кубы в кортесы.

Подобные меры вызвали заметное недовольство среди различных слоев населения острова. В провинции Орьенте вспыхнуло восстание под руководством генерала Ма­нуэля Лоренсо. Первоначально его поддержали креоль­ские плантаторы. Однако, боясь, что на борьбу поднимут­ся невольники, они отошли от восстания, которое продолжало приобретать размах. Только с помощью консулов США, Англии и Франции, заявивших, что восстав­шие нанесут ущерб собственности граждан этих стран на Кубе, и вызвавших в Сантьяго военные корабли, Та­лону удалось подавить выступление.

В 1843 г. подняли восстание невольники в одном из сахарных районов на территории нынешней провинции Матансас. К восставшим рабам, работавшим на сахарных плантациях, присоединились невольники, занятые на по­стройке железной дороги. Сопротивление рабов подавили регулярные войска. Это произошло уже в губернаторство генерал-капитана JI. О’Доннела, не только не уступав­шего в жестокости Такону, но и превзошедшего его во время расправы, получившей название «эскалера» («лест­ница») ²⁸. В течение года были казнены или высланы из страны наиболее революционно настроенные представи­тели свободных негров; многие либералы из среды белого населения также сосланы или заключены в тюрьму* Одним из результатов «эскалеры» явился указ от 31 мая 1844 г., предусматривавший дальнейшие ограничения пе­редвижения невольников и более суровые меры наказа­ния для тех из них, кто подозревался в «подрывных дей­ствиях».

«Эскалера» свидетельствовала, что еще не созрели условия для массового освободительного движения. Пожа­луй, можно было говорить лишь об одном положительном результате выступления негров, подвергшихся репресси­ям,— в 1845 г. испанское правительство издало закон, ко­торый хотя и не ликвидировал институт рабства, все-таки запрещал работорговлю. Правда, одна из статей закона оставляла определенную лазейку для работорговцев, ибо не разрешала принимать меры против ввоза контрабандой невольников на территории плантаций сахарного тростни­ка или сахарных заводов.

Власти, перед которыми все острее вставал вопрос о рабочей силе, были вынуждены стимулировать иммигра­цию законтрактованных рабочих из других стран, в пер­вую очередь из Китая. Так, уже в 1847 г. на Кубе по­явились рабочие-китайцы.

Несмотря на принятие закона, как бы гарантировав­шего сохранение рабства, на Кубе вновь стала активизи­роваться деятельность аннексионистов. Но аннексионизм, как и прежде, не был цельным политическим течением с четкой программой. Немногочисленное левое крыло его составляли люди, искренне верившие в то, что мирное отделение Кубы от Испании и ее присоединение к США обеспечат кубинцам прогресс и демократические свободы. Однако задавало тон реакционное направление — плантторы-рабовладельцы и некоторые испанские богачи, имевшие рабов.

Б конце 40-х годов XIX в. на Кубе создается ряд тай­ных организаций аннексионистов. Одну из них — «Ку­бинская роза» — возглавлял честолюбивый генерал ис­панской армии Нарсисо Лопес, успевший бежать в США после раскрытия организованного им незадолго до этого заговора против испанских властей. При поддержке план­таторской верхушки южных штатов Лопес подготовил экспедицию наемников — свыше 600 человек, которым удалось высадиться в кубинском порту Карденас. Но ни эта, ни следующая (1851) экспедиция Лопеса успеха не имели, так как кубинское население их не поддержало. Сам генерал ²⁹ был казнен в Гаване 1 сентября 1851 г.

Деятельность аннексионистов пошла на убыль. Этому в немалой степени способствовало и обострение внутри­политической обстановки в самих Соединенных Штатах. Кроме того, представители Севера высказывались против присоединения Кубы в качестве еще одного рабовладель­ческого штата, что, правда, не мешало некоторым из них строить радужные планы относительно захвата острова в принципе. Это подтвердил и так называемый Остендский манифест, выработанный в бельгийском городе Остенде конференцией посланников США при европейских держа­вах, на которой обсуждалась политика в отношении Ку­бы. В манифесте, в частности, указывалось: в случае от­каза Испании продать Кубу «по праву человеческому и божественному мы (США.— Ю. Г.) будем оправданы, если применим силу, отобрав остров у Испании» ³⁰. Го­воря об Остендском манифесте, К. Маркс подчеркивал, что в нем приобретение Кубы (или путем покупки, или силой оружия) «провозглашалось великой задачей на­циональной политики» Соединенных Штатов³¹.

Ставший в 1856 г. президентом США один из авторов упомянутого манифеста Джеймс Бьюкенен продолжал до­биваться от конгресса полномочий и ассигнований на при­обретение Кубы.

Однако не на путях аннексионизма Куба могла обре­сти свою подлинную свободу и возможность для всесто­роннего развития. Выход для нее заключался в другом — в борьбе за полную независимость. Это все яснее начи­нали понимать истинные патриоты.

Что касается Соединенных Штатов, то они, будучи еще не готовыми к захвату Кубы, ожидали более благоприятных времен, когда согласно проповедуемой ими теории «зрелого плода» остров окажется у их ног.

---