Взаимосвязи археологических культур Центральных Анд в X в. до н.э. - XV в. н.э.

Археологические данные и история древних цивилизаций Центральных Анд

В предшествующих главах описывались ар­хеологические культуры Центральных Анд и система их расположения в пространстве и времени. Я стремился также сделать мини­мальные заключения относительно хозяйствен­ного и социального развития создателей этих культур, если, как мне казалось, они достаточ­но обоснованы археологическим материалом.

В последней главе я ставлю задачу выяснить некоторые генетические связи выделенных комплексов материальной культуры и затем, опираясь на эти связи :и описанную систему их пространственно-временных соотношений, по­пытаться реконструировать основные черты древней истории населения Перу и Боливии. Здесь мы вступаем в область догадок и пред­положений. Фактическая база андской архео­логии еще так мала, что невозможно постро­ить общую картину доинкских цивилизаций, не перебрасывая мостов гипотез через провалы в знаниях. Да и имеющиеся материалы зачас­тую еще настолько разрозненны, что оставляют возможность самых различных, часто противо­положных интерпретаций. Они явно недостаточны и для полного суждения о характере изуча­емых обществ. На их основе можно было сде­лать только заключения первого порядка, от­неся то или иное общество к первобытным или раннеклассовым. Для большей детализации, а тем более для выводов о рабовладельческом, феодальном или каком-либо еще характере доинкских цивилизаций нет никаких основа­ний. Из сказанного следует, что предлагаемая мной схема — это только одна из возможных реконструкций исторической картины Цент­ральных Анд в доинкское время.

ВЗАИМОСВЯЗИ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ КУЛЬТУР ЦЕНТРАЛЬНЫХ АНД В X В. ДО Н. Э. — XV В. Н. Э.

Культура Чавин и чавиноидные памятники

Археологические памятники второй полови­ны II тысячелетия до н. э. на побережье Перу изучены еще очень слабо. Из них только Гуаньяпе стало предметом подробного описания. Круглодонные горшки раннего периода этой культуры очень примитивны. Их предшествен­никами были, вероятно, широко распростра­ненные по побережью плетенки, мешки и тык­венные сосуды. О формах дочавиноидной кера­мики других пунктов в литературе не сообща­ется или говорится со ссылкой на Раннее Гуаньяпе.

В долине р. Касма керамика, возможно, по­явилась несколько раньше, чем в долине р. Ви­ру, так как Д. Колье сравнивает с материалом Раннего Гуаньяпе керамику Гуаляньо, страти­графически более позднюю, чем керамика Кауакучо.

Каковы взаимосвязи между поздними докерамическими и раннекерамическими памятни­ками, неясно. Есть два возможных решения:

1) сосуществование этих памятников в тече­ние какого-то заметного археологически про­межутка времени; 2) быстрое распространение керамики[1578]. Хотя вероятность этих решений одинакова, есть данные в пользу второго пред­положения. Так, даты по С14 для Уака Приета, взятые серией, определяют ее верхнюю грани­цу в XVI—XV вв. до н. э.[1579] Ввиду этого две да­ты для Асиа I (1288+/-100 и 1225+/-25 г. до н. э.) [1580] кажутся несколько завышенными, хотя и не невозможными. Ведь это поселение типо­логически близко к Уака Приета. Однако проблема в целом остается нерешенной.

Материал дочавиноидных периодов культу­ры Котос (Уайра-хирка и Kotoc) совершенно своеобразен. Это керамика довольно развитых форм. Происхождение культуры Котос пока совершенно неясно, поскольку ее материал ле­жит поверх бескерамических горизонтов холма Котос (J, I). Можно только констатировать, что эта культура не имеет ничего общего с при­брежными культурами типа Гуаньяпе.

Происхождение культуры Чавин также пред­ставляет собой пока археологическую загадку. Неизвестно, была ли она принесена на Север горного Перу пришельцами из других мест или сложилась и развивалась здесь же, в до­лине р. Мараньон. Можно только констатиро­вать, что керамическая традиция этой культу­ры не связана ни с керамикой ранних периодов культуры Котос, ни с материалом Раннего Гуаньяпе.

Однако, появившись в Северных горах, Ча­вин на рубеже II—I тысячелетий до н. э. ока­зывает огромное влияние на культуры почти всей Андской области. Чавиноидные памятни­ки многократно упоминались в литературе, но обычно влияние горной культуры рассматри­вается только как хронологический показа­тель. Конкретные его проявления не анализи­руются. А ведь даже на имеющихся, довольно ограниченных материалах можно проследить различия в связях между Чавином и чавиноидными культурами.

В материале культуры Котос четко видно, как в период Котос Чавин среди местных кера­мических групп, соотношение которых сложи­лось еще в предшествующее время, внезапно появляется чавиноидная керамика. Она суще­ствует здесь только в этот период затем исче­зает, не получив дальнейшего развития. Ее вторжение не прошло совершенно бесследно, но ее влияние на орнаментику и формы кера­мики следующих периодов культуры Котос не­велико.

На побережье картина несколько иная. Ма­териал культуры Сечин самым тесным образом связан с Чавином. Помимо существования изо­бражений в стиле Сечин среди резных моноли­тов Чавин де Уантар, об этом говорит и появ­ление на побережье ступенчатых пирамид-храмов. Подобный пирамидой является и (Ка­стильо в самом Чавин де Уантар. Культ ягуа­ра, образ которого воплощался, правда, в не­сколько различных стилистических канонах, тоже был общим для двух культур.

Если учесть, что культура Сечин явно не имеет корней в предшествующих памятниках долины Касма (типа Раннее Гуаньяпе), то становится вполне вероятным, что культуры Чавин и Сечин родственны между собой. Из местных культур наиболее сильной «чавинизации» подверглась Куписнике, что совершенно естественно ввиду ее географического положе­ния. Это сказалось прежде всего на обилии чавиноидных мотивов в искусстве[1581]. Однако су­ществование своеобразной группы фигурной керамики, не связанной с каноническими обра­зами Чавина, говорит о том, что влияние не бы­ло слишком глубоким. Создателям Куписнике не известны еще и пирамиды-храмы.

Не очень сильно сказывается воздействие культуры Чавин и на Среднее и Позднее Гуаньяпе, которые в целом продолжают тра­диции Раннего периода. Оно сводится только к появлению ряда новых, чавиноидных форм сосудов и керамической орнаментики.

Именно такой характер появления некото­рых новых типов керамики наряду с продолже­нием существования старых, дочавиноидных, носило, судя по материалам Раннего Анкона, влияние Чавина в других областях побережья. Встречаются здесь и образы искусства Чавина (голова хищника с орлиным клювом на ткани из Анкона), однако они не становятся характерным элементом культуры нигде, кроме, по­жалуй, культуры Паракас, но и здесь они трансформируются и в дальнейшем получают собственное независимое развитие.

Происхождение и судьбы цивилизации Мочика-Чиму

В долинах рек Чикама и Моче в середи­не I тысячелетия до н. э. культуру Куписнике сменяет или дополняет культура Салинар. Ее керамика так своеобразна, что не имеет пря­мых аналогий в материале известных культур. Некоторое сходство можно найти только с местной группой фигурной керамики Куписни­ке. Белая орнаментика на красном фоне гли­ны несомненно связана с материалом раннего периода Серро де Тринидад, но по форме посу­да этих культур совершенно различна. Появ­ление вытянутых погребений на смену харак­терным для Куписнике скорченным еще силь­нее запутывает вопрос о происхождении Салинара.

Судьба этой культуры тоже не очень ясна, но кажется вполне обоснованным предположе­ние Р. Ларко Ойле о том, что именно на осно­ве традиций культур Куписнике и Салинар сформировалась цивилизация Мочика. Во вся­ком случае, именно к ним восходит характер­нейшая традиция скульптурной керамики, и именно через Куписнике ряд образов религиоз­ного искусства Мочика связан с образами бо­жеств Чавина. Однако традиции древнего ис­кусства получают здесь собственное, чрезвы­чайно самобытное воплощение[1582] и дополняются новыми образами, имеющими чисто местную основу, такими, как бог-краб, бог-лис и другие фигуры пантеона Мочика.

Мочика просуществовала примерно до VIII в. н. э. и исчезла в тот самый момент, когда на Севере побережья начали появляться «тиауанакоидные» элементы. Ее сменила куль­тура Томавал, просуществовавшая на Север­ном берегу недолго и уступившая место куль­туре Чиму.

М. Уле впервые выделил материал Мочика и Чиму как два периода одной культуры Чи­му[1583]. Он различал их по технике орнаментации посуды (красная роспись на белом фоне для Мочика и моделирование с черным лощением для Чиму), но считал, что в остальном они имеют одни и те же черты. Действительно, фор­ма сосудов, образы керамической орнаментики и обилие скульптурных сосудов роднят эти две культуры.

Однако несомненно, что между ними есть не­который разрыв во времени. Чтобы объяснить этот факт, А. Л. Крёбер предложил гипотезу о существовании «Среднего Чиму» — промежу­точной стадии в развитии культуры от Мочика Прото-Чиму) к Чиму[1584]. По мнению Крёбера, памятники этой стадии должны были сущест­вовать где-то к северу от долин Чикама и Мо­че, в районах, которые тогда были совершенно не изучены археологически, да и до сих пор остаются почти неисследованными.

Раскопки в долине Ламбайеке дали матери­ал (могильник Ламбайеке I), который, по мне­нию У. К. Беннета [1585], может пролить свет на эту проблему, так как он относится к ранним ступеням культуры Чиму. Сейчас, однако, мы все еще не располагаем археологическими дан­ными для решения вопроса о сложении циви­лизации Чиму и ее связи с цивилизацией Мо­чика, но мне кажется, что гипотеза Крёбера вполне стройно и без серьезных противоречий объясняет разрозненные факты.

Культуры долины р. Виру

Культура Пуэрто Моорин, существовавшая в долине р. Виру во второй половине I тысяче­летия до н. э., по-видимому, немного моложе, чем Салинар. В ней гораздо сильнее чувст­вуются связи с ранним периодом культуры Серро де Тринидад (горшки с ребром и ото­гнутым венчиком, роспись белым по красно­му). С предшествующими памятниками Позд­него Гуаньяпе эта культура, вероятно, не свя­зана, так как комплекс керамики в это время сильно изменяется[1586].

Культура Гальинасо, возможно, частично восходит к Пуэрто Моорин, хотя целый ряд новых черт сильно отличает ее от предшествен­ницы. С ней непосредственно связана пробле­ма культуры Рекуай. Р. Ларко Ойле весьма убедительно [1587] трактует их как единую куль­туру. Он полагает, что Рекуай существует в горах и после распространения к югу культу­ры Мочика (период Уанкако в хронологиче­ской колонке долины Виру У. Д. Стронга и К. Эванса).

В период Уанкако, с появлением здесь па­мятников культуры Мочика, исчезают многие группы орнаментированной керамики Гальинасо. На смену им приходит фигурная и рас­писная керамика Мочика. Но основные группы гладкой бытовой керамики продолжают суще­ствовать без значительных изменений[1588].

Они сохраняются, дополняясь новыми типа­ми орнаментированной посуды, и в следующей культуре Томавал, пока их не вытесняет почти совершенно гладкая керамика культуры Чиму.

Преемственность культур Гальинасо и Томавал подчеркивается продолжением традиции пухлогорлых сосудов и небольших ручек-ушек у основания горла или на плечиках.

В тесной связи с культурной традицией до­лины Виру стоит культура Чанкай на Цент­ральном побережье Перу. Она явно не имеет корней в предшествующей культуре Лима, но многими чертами сближается с культурами Рекуай и Томавал. Здесь встречаются трех­цветная геометрическая орнаментика [1589], харак­терная для культуры Томавал, сосуды с пух­лым горлом [1590], из которого, по-видимому, раз­вивается горло-чашка [1591]. Часты сосуды с гор­лом-раструбом [1592]. Очень характерны парные петлевидные ручки между туловом и горлом [1593].

Вероятно, что к традиции сосудов в виде си­дящего человека культуры Рекуай восходят и характерные антропоморфные сосуды Чанкая. Нет никаких оснований считать, что культура Чанкай — непосредственная преемница куль­тур Томавал или Рекуай. Но совершенно ясно, что она самым тесным образом связана со всей группой культур долин Виру и Санта.

Проблема связи ранних культур Центрального и поздних культур Южного берега

Для культур Центрального побережья ха­рактерно присутствие в их комплексах боль­шого количества инородных элементов, проис­хождение которых далеко не всегда ясно.

Материал раннего этапа культуры Серро де Тринидад производит впечатление совершенно оригинального. Генетических связей с чавиноидными памятниками не прослеживается. Только сосуды с мостовидной ручкой могут происходить из другого района — Южного побережья.

Однако уже во второй фазе этой культуры появляются совершенно новые черты. Это прежде всего мотив переплетающихся змей в орнаментике. Они очень напоминают перепле­тающихся и двухголовых змей на сосудах и тканях культуры Паракас и могильника Пара­кас Некрополис. Один из сосудов с мостовид­ной ручкой позднего этапа культуры Серро де Тринидад близок к сосудам Паракас Некропо­лис [1594]. Однако изображения двухголовых змей в сходной трактовке часто встречаются и на сосудах культуры Рекуай на Севере горного Перу [1595].

Другая черта материальной культуры, тогда же появляющаяся в долине Чанкай,— кубки со слегка расходящимися стенками. Этот вид сосудов тоже связан с горным Перу. Похожие кубки есть и в культуре Рекуай[1596].

По-видимому, можно считать, что источни­ком этих черт, явно чуждых раннему материа­лу культуры Серро до Тринидад, были именно древности Севера горного Перу.

Возможно, что уже в то время в материале Центрального берега ощущается влияние Се­верного побережья (фигурные сосуды)[1597].

Керамика культуры Лима очень близка к по­суде культуры Серро де Тринидад. Здесь встречаются фляги и округлые горшки без ру­чек, со слегка отогнутым венчиком, которые непосредственно повторяют формы более ран­ней керамики. Сосуды с носиком, ручкой-стержнем и ребром на корпусе по форме туло­ва очень близки к характерным сосудам ран­него периода Серро де Тринидад. Продолжают существовать и сосуды с мостовидной ручкой. В материале культуры Лима встречена и та­кая специфическая форма, как сосуд с ворот­ничком[1598], напоминающий аналогичный сосуд Серро де Тринидад.

В орнаментике также сохраняются некото­рые традиции предшествующего времени. По-прежнему посуда украшается росписью по плечикам и вдоль венчика. Мотиву вписанных углов, характерному для культуры Лима, возможно, предшествовал орнамент на округлых сосудах с двумя ручками южного варианта позднего этапа Серро де Тринидад.

Все это позволяет предполагать, что культу­ра Лима развилась из культуры Серро де Три­нидад, в ее южном варианте.

На раннем этапе культуры Лима усиливают­ся связи Центрального и Южного районов по­бережья. А в культуре Наска этого времени известны кувшины, явно близкие кувшинам культуры Лима, и другие черты северного про­исхождения. В то же время на памятниках Центрального берега встречаются изображе­ния наскоидного облика[1599].

В культуре Лима продолжает наблюдаться и некоторое сходство с материалом Северных гор. Встречаются триподы, известные и в куль­туре Рекуай[1600]. У сосудов культуры Лима иног­да появляются носик и ручка-стержень, харак­терные для специфической керамической фор­мы этой северной культуры[1601].

Продолжается и влияние культур Северного берега — несколько антропоморфных сосудов [1602] и двойной сосуд с головой попугая [1603].

Особенно много инородных элементов в ма­териале позднего этапа культуры Лима. Из них уже упоминались тиауанакоидные элемен­ты, сосуды и орнаменты Наски и культур Се­вера Перу.

Интересна близость некоторых сосудов из долин рек Лурин и Римак к керамическим формам культур Чинча и Ика. Прежде всего это относится к характернейшей для культуры Лима форме несколько приплюснутого сосуда с ребром, над которым стенки сходятся к вен­чику. Эти сосуды, восходя еще к горшкам куль­туры Серро де Тринидад, очень напоминают горшки культур Чинча и Ика [1604]. Некоторые кувшины культуры Ика близки к кувшинам Пачакамака[1605]. Амфороподобные сосудики Чинча имеют аналогии в предшествующем культуре Лима позднем этапе Серро де Трини­дад в Пачакамаке.

Можно предположить, что между поздними культурами Южного берега и культурой Лима и даже родственными ей более ранними мате­риалами существовала какая-то, возможно ге­нетическая, связь. Это тем более вероятно, что культуры Чинча и Ика не имеют корней в пред­шествующем материале Юга перуанского по­бережья. Но при всей вероятности такой свя­зи она ни в коем случае не может считаться доказанной, поскольку археологические дан­ные слишком незначительны и плохо докумен­тированы.

Развитие культур Южного берега

Пока не опубликованы полностью исследо­вания Ф. Энгеля на полуострове Паракас, нет возможности разобраться во взаимосвязях чавиноидных памятников, поселений с керамикой Диско Верде и раннего материала культуры Паракас. Ясно только, что эта культура в сво­их ранних проявлениях носит четко выражен­ный чавиноидный характер. В дальнейшем та­кой характер утрачивается, хотя отдельные элементы (например, образ кошачьего хищни­ка) уже в местной интерпретации продолжают существовать до конца культуры, а возможно, и позже.

Культура Наска, сменившая в начале I ты­сячелетия н. э. культуру Паракас, очень свое­образна, но тем не менее связана с Паракас целым рядом элементов. Среди них и упомяну­тый кошачий хищник — изображение божест­ва, почитание которого носители культуры Нас­ка унаследовали от своих предшественников, и сосуды с мостовидной ручкой и характерной трактовкой одного из горлышек в виде челове­ческой головы, и некоторые приемы текстиль­ной техники. Все это позволяет говорить о пре­емственности и родстве культур Паракас и Наска [1606]. Об этом свидетельствует и довольно плавный переход от одной культуры к другой, прослеженный У. Д. Стронгом в культурном слое Кауачи.

Для последней фазы Наска характерны не­которые новые черты в материальной культу­ре. Это, в частности, кувшины с округлым ту­ловом и личиной на горлышке, комплекс сосу­дов, трактуемых обычно как «тиауанакоидные», некоторые детали орнамента (поясок в елочку и т. п.). Но в целом Наска Y продолжает тра­диции материальной культуры Наска.

Одновременная ей культура Каньете совер­шенно самостоятельна, хотя и испытывает не­которое влияние Наски, по сравнению с которой она кажется довольно отсталой. В ней также заметны следы «тиауанакоидных» черт.

Находки в Пачеко стоят особняком. Будучи, по-видимому, памятником горной культуры Уари на побережье, Пачеко как бы уравнове­шивает появление керамики Наска Y на горо­дище Уари (керамическая группа Аякучо).

Культуры Наска и Каньете исчезают на ру­беже I и II тысячелетий н. э. На смену им при­ходят культуры Ика и Чинча. Но если разви­тие культуры Ика прослеживается со времени распространения на побережье «тиауанакоидного» влияния, то между культурами Каньете и Чинча есть некоторый хронологический раз­рыв[1607].

В культурах Ика и Чинча много общего. Со­суды сходных форм (горшки с нависающим венчиком, сосуды с округлым туловом и горлом-раструбом, бочонковидные сосуды и пр.), «ков­ровая орнаментика», сходство состава металла (сплава серебра с медью) и приемов его обра­ботки говорят об их большой близости.

Д. Мендель, специально занимавшаяся рас­сматриваемыми материалами, склонна пре­уменьшать эту близость и считать ее только результатом взаимных влияний[1608]. Однако можно искать объяснения этого явления и в общности происхождения, как это делает сама Д. Менцель для одного из типов керамики (горшок с горлом-раструбом)[1609]. Представля­ется, что Чинча и Ика несомненно различные, но тем не менее родственные культуры, тем бо­лее что с предшествующими культурами Юж­ного берега (прежде всего с Наской) их ничто не связывает.

Проблема культур Тиауанако, Уари и «тиауанакоидного» влияния

Изучая культуру Тиауанако, исследователь неминуемо останавливается перед невозможно­стью решить вопросы о ее происхождении и исчезновении. И если сейчас, в результате рас­копок CIAT, намечаются некоторые пути ре­шения первого из них, то никакими данными относительно второго мы не располагаем. Ведь на смену Тиауанако приходят культуры, не имеющие с ним ничего общего.

Единственная культура, в которой много сходного с Тиауанако (особенно Раннего пери­ода) — Пукара[1610]. Прежде всего это общие мо­тивы в скульптуре и некоторые детали орна­ментики керамики. В свою очередь керамика Пукара обладает чертами, сближающими ее с посудой культуры Чирипа. Между Тиауанако и Чирипой пока не прослежено общности, за ис­ключением одной, но зато достаточно специфи­ческой для Тиауанако особенности — ступенча­того расширения в верхней части обрамления ниш.

Если прибавить сюда определенную бли­зость керамического материала культуры Чи­рипа и, возможно, даже Раннего Тиауанако к находкам Дж. X. Роу и Чанапате под Куско[1611], то можно предполагать, что в конце I тысяче­летия до н. э. и в начале I тысячелетия н. э. на северном, западном и южном берегах озера Титикака существовала группа близких культур, имеющих некоторые связи с древностями бо­лее северных районов.

Во второй половине I тысячелетия н. э. по всему Центральному горному району распро­страняется культура Уари, имеющая много об­щего с памятниками боливийского Тиауанако. Статуи Уари стилистически несомненно родст­венны изваяниям этой культуры. Прямоуголь­ные лица с большими глазами, налобные по­вязки, сходные позы и пропорции — все это позволяет говорить о их тесном родстве, хотя скульптура и той и другой культуры имеет свои специфические особенности.

Определенная близость есть и в архитектуре. Две искусственные насыпи Уари—Кантероны — очень напоминают по описанию Акапану и Пума Пунку, а Беннет сравнивает их даже с полуподземными храмами Тиауанако и Лукурматы [1612]. Возможно, ниши северного Кантерона можно сопоставить с нишами в углубленном в землю дворике храма Пукары.

Подземные камеры Уари напоминают тиауанакские [1613]. Вообще кладка из тесаных камней на этом городище очень сходна со строитель­ными приемами Тиауанако. Однако характер­ной тиауанакской кладки (вертикальные ко­лонны с промежутками, заложенными мелки­ми блоками) здесь нет.

Близость к боливийской культуре заметна в керамической росписи группы Уари. Здесь не­которые мотивы прямо повторяют тиауанакские прототипы, хотя и выглядят более стилизованными. Среди форм сосудов, однако, толь­ко кубки-«керо» и чаши с расходящимися кра­ями относятся к типичным формам Тиауанако. Частые в Уари округлые сосуды с прямым вен­чиком в виде человеческого лица изредка, но встречаются в Тиауанако. С другой стороны, в Уари найдено только два обломка таких ти­пичных тиаунакских сосудов, как чаша с коль­цевым поддоном и фигурный сосуд в виде пу­мы или ламы.

Наиболее значительные памятники Уари сходны с тиауанакскими еще и тем, что пред­ставляют собой святилища или большие поселе­ния с каменной застройкой, вокруг которых концентрируются более мелкие поселки.

Вопрос о генетической связи между Чанапатой и Уари неясен. Между ними большой хро­нологический разрыв. Можно все же полагать, что они входят в одну группу культур, родст­венных Тиауанако[1614].

Культура Уари перестает существовать на рубеже или в начале II тысячелетия н. э., и ни­каких следов ее в материале более поздних па­мятников Центральных гор не обнаружено.

Очень сложен и запутан вопрос о «тиауанакоидном» влиянии на перуанском побережье. До открытия культуры Уари исследователи, начиная с М. Уле[1615], связывали «тиауанакоид­ные» элементы с непосредственным влиянием боливийского Тиауанако. Когда же в научный оборот были введены древности Уари, обще­принятым стало мнение, что именно они были источником «тиауанакоидного» влияния[1616]. Действительно, хотя образы «тиауанакоидной» орнаментики керамики, и текстиля на побе­режье и восходят к образам искусства Тиауа­нако (божество в пышном головном уборе en face, кондоры, пумы, крылатые человеческие фигуры, антропоморфные фигуры с орлиными головами др.), их иконография гораздо ближе к рисункам на керамике, найденной на горо­дище Уари. Таким образом, можно считать, что именно искусство Уари послужило источ­ником «тиауанакоидных» изображений на по­бережье.

Но этим заключением проблема не исчерпы­вается. Остается нерешенным вопрос о том, ка­ким путем шло их распространение по побе­режью. До сих пор он не привлекал должного внимания исследователей. И это вполне зако­номерно, так как археологи североамерикан­ской школы подходили с «тиауанакоидным» элементам только как к хронологическому по­казателю.

Еще М. Уле заметил, что «тиауанакоидные» элементы не одинаковы. На примере Пачака­мака он выделил две группы этого материа­ла [1617]. Первая — собственно «тиауанакоидная» —характеризовалась керамической рос­писью, мотивы которой прямо восходили к об­разам искусства горных культур. Во второй — «эпигонской» — эти мотивы получали уже ме­стное развитие, исказившее их иконографию. В процессе этого развития явно терялся смысл изображений и они приобретали все более орна­ментальный характер. Это членение «тиауанакоидных» элементов долго оставалось обще­признанным, хотя и предпринимались попытки несколько модифицировать его [1618].

Специально разбирая эти проблемы[1619], Д. Менцель выделяет четыре эпохи Среднего горизонта (по терминологии Дж. X. Роу). В эпоху 1 в основных районах, затронутых «тиа­уанакоидным» влиянием (Центральные горы, Центральное и Южное побережье), существо­вали местные культуры со своими специфиче­скими керамическими группами. На Южном берегу с фазой 9 культуры Наска сосуществу­ет Пачеко — памятник, тесно связанный с древ­ностями гор. Эпоха 2 Среднего горизонта — время широкого распространения «тиауанако­идных» элементов во всех трех районах. Одна­ко, как подчеркивает Д. Менцель, материал каждого из них представляет собой вполне са­мостоятельную группу, объединяемую прежде всего сходством образов «тиауанакоидной» ор­наментики и канонами их трактовки [1620].

Эпохи 3 и 4 ввиду отсутствия материалов на­мечены только для Южного побережья.

Местом наибольшей концентрации «тиауана­коидных» древностей на побережье был несом­ненно Пачакамак, причем они относятся к по­следнему этапу существования на этом памят­нике культуры Лима. Как уже говорилось в предыдущей главе, «тиауанакоидные» изобра­жения сосредоточены на сосудах, формы ко­торых чаще всего имеют местное происхожде­ние, хотя встречаются и на некоторых новых формах.

Распространяются «тиауанакоидные» эле­менты вместе с этими керамическими формами и целым рядом сопутствующих мотивов орна­ментики, часть которых известна еще на ран­нем этапе культуры Лима.

В этой связи интересно, что на Юге побе­режья, в долине Ика «тиауанакоидные» черты появляются вместе с сильным влиянием древ­ностей Пачакамака в конце эпохи 2 (по Мен­цель). Менцель и другие авторы употребляют даже специальный термин — «стиль Ика-Пачакамак» для обозначения керамики, распро­странившейся тогда в долине Ика [1621]. Керамика этой группы служит основой, на которой скла­дывается керамический комплекс культуры Ика [1622].

В следующей к югу долине р. Наска в эпо­ху 2 (по Менцель) существует самостоятель­ная керамическая группа Атарко, которая, ха­рактеризуясь рядом «тиауанакоидных» черт, во многом еще связана с традициями позднего этапа культуры Наска [1623]. Материал культуры Ика появляется здесь позже (в эпоху 3 по Менцель), полностью сменяя керамику Атарко [1624].

На основании всего сказанного можно пола­гать, что распространение «тиауанакоидных» элементов на побережье шло не прямо с Цент­ральных гор, а через культуру Лима с цент­ром в Пачакамаке, служившую «посредником» в этом процессе, хотя несомненно существова­ли и прямые контакты жителей побережья с создателями горных культур. Отсюда следует, что вряд ли можно объяснить это распростра­нение существованием огромной «империи Уа­ри», как это обычно делается в литературе[1625]. Логичнее связывать его с судьбами носителей культуры Лима и их контактами с населением Центральных гор.

Культуры "эпохи чульп" на Боливийском Альтиплано и их происхождение

На смену блестящим памятникам культур Пукара и Тиауанако приходят скромные и ма­ловыразительные памятники «эпохи чульп». Никакой преемственности между ними просле­дить не удается. Вместо характерных для Тиауанако и Пукары больших зданий из тесаного камня, статуй, высокой техники камнерезного искусства и богато орнаментированной полихромной керамики с сюжетными изображения­ми появляются небольшие поселения с круг­лыми или прямоугольными домами, стоящими на земледельческих террасах на склонах гор. Наряду с подземными могилами возникают погребальные башни — чульпы. Техника обра­ботки камня невысока. Часто применяются адобы. Посуда проста и невыразительна, с простым геометрическим орнаментом. Набор форм сосудов совершенно иной, чем в керами­ке Тиауанако.

Таковы культуры Мольо и Конко, «Место ритуальных возлияний» в Кайуаси и культуры северных берегов озера Титикака. Нетрудно заметить, что между ними очень много обще­го. Это касается прежде всего керамического материала, так как только он известен на па­мятниках всех этих культур. Для них харак­терно распространение ольи — сосуда с округ­лым туловом, плоским дном и двумя ручками, идущими от венчика к плечикам. Другая ши­роко распространенная форма — большие пло­скодонные сосуды с яйцевидным туловом и венчиком, идущим раструбом, по бокам — две маленькие ручки. Много также разнообразных мисок.

Есть определенное сходство и в орнаменти­ке посуды. Так, мотив заштрихованных тре­угольников и ромбов на расписной керамике очень часто встречается в культурах северного и восточного берегов озера Титикака. Близки между собой и мотивы волнистых линий, спус­кающихся по плечикам сосудов в керамике Мольо II и «Места ритуальных возлияний» в Кайуаси.

На различных сосудах культуры Мольо, осо­бенно на ольях, на местах прикрепления руч­ки к венчику, а иногда и на особых выступах на венчике помещаются насечки[1626]. Аналогич­ный прием известен и на сосудах - керамики Кольяо[1627].

Неожиданно близкими к культурам «эпохи чульп» оказались материалы Тупурайя. Мест­ная керамика этой культуры во многом по­хожа на посуду более позднего времени преж­де всего по обилию двуручных горшков типа ольи, хотя они несколько отличаются от таких же горшков «эпохи чульп». Среди урн, най­денных в Тупурайя, встречаются большие сосуды с яйцевидным туловом и расширяющим­ся горлом [1628], напоминающие двуручные сосу­ды более поздних культур. Отсутствие абсо­лютных аналогий не удивительно, если вспом­нить, что в Мольо они появляются только в конце Мольо I. Особенно интересно, что на упомянутых урнах из Тупурайя роль боковых ручек иногда исполняют цилиндрические вы­ступы с крестообразными насечками. Такие выступы часты в материале этого могильни­ка [1629]. В нижнем, дотиауанакском слое Кайуаси найден обломок сосуда с подобной де­талью[1630]. Есть они и в подъемном материале на этом памятнике[1631]. Подобные выступы не­редки и на керамике Мольо[1632]. В Тупурайя до­вольно часто встречаются и насечки на ручках сосудов[1633].

Из всего этого следует, что керамический комплекс культур («эпохи чульп» зародился раньше, еще в тот период, когда культура Тиа­уанако господствовала на большей части Альтиплано. Я ни в коем случае не хочу сказать, что этот комплекс непосредственно восходит к материалу могильника Тупурайя. Утверж­дать можно только одно: если эта культура долины Кочабамба близка к культурам «эпохи чульп», то они своими истоками ни в коей ме­ре не связаны с Тиауанако. Эта блестящая культура, судя по материалам Тупурайя, ока­зала большое влияние на соседние районы. Оно чувствуется и в керамике Мольо I. Однако основная масса материала этих культур глу­боко самобытна и представляет собой мест­ную традицию.

---

[1578] В этом случае период сосуществования докерамических и раннекерамичеcких памятников так краток, что неуловим на имеющихся археологических материа­лах.

[1579] Уака Приета, холм 3: С-316 4380+270 (2430+270 г. до н. з.); С-313 4257+250 (2307±250 г. до н. э.); С-362 4044+300 (2094±300 г. до н. э.); С-315 3572+220 (1622±220 г. до н. э.); С-318Ь 3550+600 (1600+600 г. до н. э.); С-321 2966+ 300 (1016 ±300 г. до н. э.); С-318а 1989±196 (39±196 г. до н. э.). W. F. Libby, 1955, стр. 132, 133.

Уака Приета, шурф 2, нижний слой: С-598 4298+230 (2348±230 г. до н. э.) (W. F. Libby, 1955, стр. 133); 116А 3780+100 (1830+100 г. до н. э.); 116В 3860± + 100 (1910+100 г. до н. э.) и 3650±100 (1700±100 г. до н. э.). W. S. Broecker, J. L. Kulp and С. S. Tucek,

стр. 163.

[1580] F. Engel, 1963b, стр. 10, 12.

[1581] К сожалению, из-за ограниченного характера раско­пок я почти не имею возможности проследить, как от­разилось влияние Чавина на других областях жизни прибрежного населения.

[1582] Из более северных районов Перу происходит довольно большая группа фигурной керамики, носящая в лите­ратуре имя Викус. Она, несомненно, тоже имеет какое- то отношение к генезису фигурной керамики Мочика, но этот вопрос пока остается практически неизучен­ным.

[1583] М. Uhle, 1913b.

[1584] A. L. Kroeber, 1925а, стр. 215; Он же, 1926а, стр. 10, 23.

[1585] W. С. Bennett, 1939, стр. 95—106, 142, 143.

[1586] W. D. Strong and С. Evans, 1952, рис. 34; D. Collier, 1955, рис. 46.

[1587] Хотя я не знаком с полной аргументацией этого авто­ра (R. Larco Hoyle, 1963), краткое описание ее со ссылками на большое число конкретных комплексов (R. Larco Hoyle, 1960) выглядит заслуживающим до­верия.

[1588] W. D. Strong and. С. Evans, 1952, рис. 34.

[1589] A. L. Kroeber, 1926b, табл. 84, 85.

[1590] W. D. Strong, 1925, табл. 42, с; 44, a, d, k, т; 47, с; A. L. Kroeber, 1926b, табл. 81, A, F, G; 85, В, К.

[1591] W. D. Strong, 1925, табл. 42, к, і, I, т; 43, п; A. L. Kroeber, 1926b, табл. 80, С, Е; 81, F; G; 85, А, Е, Н.

[1592] W. D. Strong, 1925, табл. 42, о—с; 43, с, j, k, о; 44, f,j; A. L. Kroeber, 1926b, табл. 80, D, F; 81, С—E; 84, В, E, G, H; 85, C, D, F, I, J, L.

[1593] W. D. Strong, 1925, табл. 42, a—c, h—/, I, m; 43, c, j, k, n, о; 44, j, /; 47, с; A. L. Kroeber, 1926b, табл. 80, C—E; 81, B, D, F, G; 84, В, E, G; 85, A—J, L.

A. L. Kroeber, 1926b, табл. 88, А.

М. Schmidt, 1929, стр. 241.

[1596] W. С. Bennett, 1944, рис. 6, А, С, D, F; 1, Е; табл. 2, В.

[1597] A. L. Kroeber, 1926b, табл. 90, Е—G.

[1598] А. Н. Gayton, 1927, табл. 92, f.

[1599] А. Н. Gayton, 1927, табл. 95, f; A. L. Kroeber, 1954, рис. 86, а—d, g.

[1600] W. С. Bennett, 1944, рис. 4, Е; 32, DI, D2.

[1601] Там же, рис. 13, С; 15, Е, F; 17, G; 32, В1, В2; ВЗ; табл. 2, D.

[1602] А. Н. Gayton, 1927, табл. 92, а, Ь; 95, g—т.

[1603] Там же, табл. 96, h.

[1604] A. L. Kroeber and W. D. Strong, 1924a, рис. 5; табл. 11; M. Schmidt, 1929, стр. 311 и др. Ср.: А. Н. Gayton, 1927, табл. 95, d, е; A. L. Kroeber, 1926b, табл. 86, А, С; 87, В.

[1605] М. Schmidt, 1929, стр. 315, внизу. Ср.: А. Н. Gayton, 1927, табл. 93, і—l.

D. Menzel, J. Н. Rowe and L. Е. Dawson, 1964, стр. 2, 251.

[1607] Д. Менцель и Дж. X. Роу считают, что культуры Чин­ча и Ика развивались параллельно, но Чинча долго оставалась чисто локальной культурой населения од­ноименной долины (D. Menzel and J. Н. Rowe, 1966, стр. 65, табл. VIII).

[1608] D. Menzel, 1966, стр. 79, 102—106.

[1609] Там же, стр. 102, 103.

[1610] W. С. Bennett, 1948с, стр. 90—92; A. Kidder II, 1948, стр. 87—89.

[1611] J. Н. Rowe, 1944, стр. 56.

[1612] W. С. Bennett, 1953, стр. 96.

[1613] A. Posnansky, 1945, т. 2, стр. 113—117.

[1614] К сожалению, скудость раскопанного материала и со­стояние его публикации оставляет открытым вопрос о том, возникла ли близость этих культур в результате родства их носителей или вследствие очень сильного влияния боливийской культуры.

[1615] М. Uhle, 1903.

[1616] D. Menzel, 1964, и другие работы археологов калифор­нийской группы.

[1617] М. Uhle, 1903, стр. 26, 29, 32.

[1618] Например, объединение в специальную группу изобра­жений, уже совершенно оторвавшихся от первоначаль­ных образов (L. М. Stumer, 1956).

[1619] D. Menzel, 1964.

[1620] Там же, стр. 35, 36.

[1621] Там же, стр. 61, 62; P. I. Lyon, 1966, стр. 31.

[1622] P. J. Lyon, 1966, стр. 45.

[1623] D. Menzel, 1964, стр. 47—53.

[1624] Там же, стр. 63, 64.

[1625] Наиболее четко концепция «империи Уари» сформулирована в работах Д. Менцель (D. Menzel, 1964; Она же, 1968а; Она же, 1968b).

S. Ryden, 1957, рис. 34, 2, 10, 11; 35, 20, 27; 41, 11 и др.

М. Н. Tschopik, 1946, рис. 9, h.

[1628] S. Ryden, 1959, Tu10:a; Тu 14:а; Tu20:a.

[1629] Там же, Tul4:al; Tu 18:3, 26 и др.

Там же, рис. 54, глубина 100—150 см, D.

S. Ryden, 1959, рис. 52, от, п.

[1632]S. Ryden, 1957, рис. 41, 3, 8; 43, 1; 49, 1 и др.

[1633] S. Ryden, 1959, Tu4:6; Tu9:2; Tul6:2 и др.