Литература, танцы и музыка. Часть 3.

3

Религиозно-магические представления, как уже говорилось выше, почти целиком определяли мировоззре­ние древних обитателей Америки, поэтому неудивительно, что ре­лигиозная идеология пронизывала многие литературные произве­дения. К числу их относятся гимны богам, поэтические изложения мифов, молитвы, заклинания, пророчества. Некоторые из них не­сомненно обладают художественными достоинствами. Наоборот, календарные и ритуальные тексты, представляющие обычно сухие перечни дат, имен божеств, ритуалов, астрологических примет, ме­теорологических и хозяйственных указаний, не представляют в ли­тературоведческом отношении особого интереса. Такой же харак­тер имеют и три сохранившиеся рукописи: Дрезденская, Париж­ская и Мадридская (подробнее см.: Кнорозов, 1963, стр. 221). Религиозные тексты майя особенно преследовались испанскими монахами (Ланда, 1955, стр. 193), поэтому число дошедших до нас образцов крайне ограничено.

Так, например, исследователи не имеют в сущности ни одного образца майяских религиозных гимнов. По небольшим отрывкам, вкрапленным в книги «Чилам-Балам», «Ритуал Бакабов» и др., и параллельному материалу у ацтеков можно заключить, что они строились по принципу литании. Этот широко встречающийся у многих народов мира литературный прием состоит в том, что весь текст членится на ряд приблизительно равных разделов, в свою очередь образуемых путем двукратного или многократного повторения одной и той же фразы или отдельных слов. Отсюда вытекают однородность, симметрия и параллелизм поэтической структуры, чему соответствует и определенный тип музыкального развертывания. Чаще всего это полупение, полудекламация одной и той же музыкальной фразы из немногих тонов, повторяющихся всякий раз снова. Оно видоизменяется лишь применительно к ко­личеству и ударности слогов каждой новой строки.

Молитвенных текстов майя до нас дошло также весьма мало, но можно уверенно надеяться, что по мере истолкования иерогли­фических надписей число их будет увеличиваться. Сравнение со­хранившихся образцов с молитвами современных майя (Vogt, 1969а, pp. 449—451, 467—471, 646—651) показывает большую устойчивость древних форм (имена божеств, разумеется, взяты из христианской мифологии). Типичным образцом древней мо­литвы может служить обращение к Хуракану, приведенное в «Пополь-Вух» (часть IV, глава 11):

О ты, красота дня,

Ты, Хуракан,

Ты, сердце неба и земли!

Ты, податель изобилия и богатств,

Ты, податель дочерей и сынов!

Обрати к нам свое могущество,

Излей на нас свое изобилие и свои богатства!

Дай жизнь и рост моим сыновьям и данникам,

Да умножатся и возрастут в численности

Те, кто должен поддерживать и кормить тебя,

Те, кто призывает тебя

На дорогах и в полях,

На берегах рек и в ущельях,

Под деревьями, под лианами!

Заклинания, сохранившиеся в основном только в сборнике «Ритуал Бакабов» (R. L. Roys, 1965a), интересны не только в историко-культурном, но и литературоведческом отношении. Судя по языку и архаическим формам, они восходят к весьма отдаленной эпохе, иероглифический оригинал их несомненен. Ве­роятно, именно о них идет речь в следующем отрывке «Сообщений из Юкатана», касающемся ядовитых змей: «... раньше, во времена своего язычества, они принимали меры предосторожности против этого яда заговорами и заклинаниями. Они были большими кол­дунами и имели книги, чтобы заклинать и зачаровывать их. Эти волшебники зачаровывали и укрощали ядовитых змей. Они ло­вили их и брали в руки, не причиняя себе никакого вреда» (RY, t. 1, pp. 66—67).

Вот заклинание, произносившееся над растущими посевами кукурузы:

Нанизаны драгоценные камни, красные камни,

Символ небесной влаги,

Росы неба символ.

Ты стал символом солнца,

Ты стал символом земли.

Символ небесной росы, небесной влаги,

Желтого цветка неба символ.

Как я создал твое солнце?

Как я создал твой месяц?

Как я создал (их) в твоем камне?

Я создал тебя.

Когда ты был окроплен водой,

К тебе возвратилась прежняя сила!

(R. L. Roys, 1933, р. 46; Кнорозов, 1963, стр. 101)

Весьма многочисленны пророчества, составляющие основное ядро в книгах «Чилам-Балам».[135] Они подразделяются на проро­чества о к'атунах и тунах. Учитывая символику повторяемости к'атунов, о которой говорилось выше, можно легко представить себе те футурологические возможности, которые эта повторяемость предоставляла жрецам-предсказателям. Зная события, происшед­шие во время предшествующих одноименных к'атунов, они пред­рекали будущее. Подобным образом воздавались пророчества и о тунах. Вот пророчество из книги «Чилам-Балам из Чумайеля» о к'атуне 4 Владыки (R. L. Roys, 1933, р. 43; Кнорозов, 1963, стр. 86):

В Вук-Йабналь установление двадцатилетия 4 Владыки.

В Ч'ичсн-Ице, в Вук-Йабналь оно установлено.

С юга придет победитель.

Скрыт его облик;

Мертв его облик.

Будет плач о воде,

Будет плач о пище.

На западе будет его циновка и его трон.

Он несет с собой кровавую рвоту.

В это время будет блестящей его набедренная повязка,

Будет блестящим его плащ.

Недоступна пища в это двадцатилетие.

Часто встречающиеся в пророчествах указания на пришествие испанцев, очевидно, представляют собой переработку более древ­них текстов, относившихся к тольтекскому времени. Приведем начало одного из таких пророчеств (R. L. Roys, 1933; р. 61; Кно­розов, 1963, стр. 93):

Пророчество прорицателя Балама,

Певца из Кабаль-Ч'ен в Мани.

[В день] тринадцатого Владыки закончится двадцатилетие.

Это время придет для людей ица,

Это время придет для пригородов, о отцы!

Знак небесного единого бога,

Появится Вахом-Че,

Покажется живущим,

Осветится мир, о отцы!

Начнутся распри,

Появится зависть,

Когда придут несущие знак

Жрецы, о отцы!

Они уже в одном переходе от вас.

Вы увидите вещую птицу,

Сидящую на Вахом-Че.

Будет рассвет на севере и на западе,

Проснется Ицамна-К'авиль.

Идут наши господа, о люди ица!

Идут наши старшие братья, люди Тантун!

Принимайте ваших гостей, бородатых людей восточных стран,

Несущих знак бога, о отцы!

Как видно из этого отрывка, текст построен по принципам, уже знакомым нам по предыдущим примерам; примечательны рит­мичность и параллелизм фраз. Однако большая загруженность мифологическими образами затрудняет его понимание. Возможно, что определенная туманность изречений является здесь сознатель­ным приемом — создает многозначность предсказания, т. е. рас­ширяет возможности его применения. Подобные свойства проро­ческих текстов хорошо известны хотя бы по изречениям Дельфий­ского оракула.

Еще более трудны для понимания немногочисленные мифоло­гические тексты, сохранившиеся от юкатанских майя («Борьба бо­гов», «Ритуал ангелов», «Создание виналя»). Они изложены наро­чито сложным и туманным языком, изобилующим намеками на известное только посвященным, хотя иногда встречаются простые и ясные образы. В художественном отношении юкатанские мифо­логические тексты стоят неизмеримо ниже, чем дошедшие до нас в «Пополь-Вух». Характерным образцом может служить миф о борьбе богов 13 небес — Ошлахун-Ти-Ку с богами подземного мира — Болон-Ти-Ку, т. е. в сущности та же мифологема, которая в эпосе киче олицетворена в персонажах Хун-Ахпу и владык Шибальбы (R. L. Roys, 1933, р. 31; Кнорозов, 1963, стр. 96—97).

В [двадцатилетие] 11 Владыки вышел Ах-Мукенкаб

завязать глаза Ошлахун-Ти-Ку.

Но его имя не знал никто, кроме

его старшей сестры и его сыновей.

Говорят, что им также не было показано его лицо.

Тогда уже закончилось создание мира,

Но они не знали о Происходящем.

Тогда [боги] Ошлахун-Ти-Ку были захвачены [богами]

Болон-Ти-Ку.

Тогда спустилось пламя,

Тогда спустился канат,

Тогда спустились камни и палки.

Тогда началось избиение палками и камнями.

Тогда были захвачены [боги] Ошлахун-Ти-Ку.

Были пробиты их головы,

Были избиты их лица,

Они были искалечены

И опрокинуты на спину.

Тогда они были лишены скипетра и черной краски

на лице.

Тогда был взят кецаль, зеленая птица.

Тогда были взяты зародыши урожая,

Сердце урожайных семян, маленьких тыкв,

Урожайных семян больших тыкв,

Урожайной фасоли.

Завернул семена Йаш-Болан-Ц'акаб

И удалился на 13 небо.

И вот только шелуха и концы кочерыжек остались

здесь, на земле.

Тогда ушло его сердце из-за Ошлахун-Ти-Ку,

Но они не знали, что ушло сердце урожая.

Почти ничего не осталось и от таких интересных жанров, как сказка и загадка, хотя о распространенности их в этот период говорить не приходится. «Словарь из Мотуля» сохранил нам тер­мины ah can ziyan или ah ziyan can — «искусный сказитель сказок и легенд». Д. Э. Томпсон приводит роспись на сосуде, иллюстри­рующую, по его мнению, сказку о Солнце и его неверной жене (J. Е. S. Thompson, 1963, pp. 109—110). До нас дошло только несколько сказок, возникших из этиологических мифов (см., на­пример: «Пополь-Вух», часть II, главу 6, объясняющую, почему у кроликов и оленей короткие хвосты, и главу 7 — почему у жабы такой вид). О загадках можно составить впечатление по «Опросу вождей», сохранившемуся в «Чилам-Балам из Чумайеля» (R. L. Roys, 1933, pp. 25—31; ср. стр. 43—45) (хотя и возможно, что они происходят из фольклора нахуа, но в данном случае, оче­видно, основные принципы и образы были одинаковыми): «Пусть они (испытуемые, — Р. К.) пойдут и покажут небесные мозги, халач-виник хочет их увидеть, пусть я увижу их!». Ответ: «Небес­ные мозги это дым копаловых благовоний». Извилистые плотные струи копалового дыма, поднимающиеся в небо, уподобляются мозговым извилинам. Более интересна другая загадка из того же цикла: «Принеси мне солнце, мой сын, на своей ладони; на этом солнце сидит зеленый ягуар и пьет его кровь!». Ответ: «То, что он требует, это большая яичница, а зеленый ягуар это зеленый перец-чили на ней».

---

[135] Часто встречающийся в научной литературе перевод их названия как книги «пророка-ягуара» неверен. Майяское слово ah chilan, chilam действи­тельно означает «истолкователь», «пророк», но в слове balam надо видеть собственное имя. Доказательством может служить то, что это лицо часто встречается в перечислении среди других, реально существовавших пророков: На-Пук-Туна, Нахав-Печа, Ах-Кавиль-Челя, Нацин-Йабуль-Чана и др. (R. L. Roys, 1933, р. 60).