Сеньориальный строй и пушная торговля

Во второй половине XVII в. почти вся земля по обе сто­роны реки Св. Лаврентия от Квебека до Монреаля была расчищена и заселена. Осваивалась также и долина реки Ришельё. Река Св. Лаврентия являлась главной жизнен­ной артерией колонии. Естественно, что земельные пожа­лования делались так, чтобы участки выходили к воде. По мере роста населения и увеличения числа наделов эти участки все чаще принимали форму длинных полосок, идущих от реки в глубь леса. Дома поселенцев стояли ближе к реке, берега которой стали напоминать деревен­скую улицу, протянувшуюся на десятки и даже сотни ки­лометров.

Окончательно сложившийся во второй половине XVII в. в Канаде сеньориальный строй существовал почти 200 лет без особых изменений и составлял основу общественных отношений колониального общества времен французского господства. Верховным собственником всех земель считалась французская корона. От имени короля в колонии производились пожалования поместий сеньо­рам, которые, в свою очередь, селили на этих землях на принципе феодальной зависимости крестьян-цензитариев (абитанов). Обязанности сеньора по отношению к коро­лю заключались главным образом в принесении присяги на верность.

Размеры феодальных владений были огромными: по нескольку тысяч и даже десятков тысяч арпанов земли (арпан равен около 0,5 га). Лишь после 1667 г. власти старались не жаловать слишком крупных поместий, дабы не допустить чрезмерного усиления отдельных лендлор­дов. Помещичьи запашки были очень небольшими, а ино­гда вообще отсутствовали, поскольку некоторые лендлор­ды проживали не в колонии, а в метрополии. Средний размер участков абитанов был небольшим и но мере роста населения постоянно уменьшался.

Социальный статус сеньора был чрезвычайно высок. Сеньор принадлежал к элите колониального общества, хотя некоторые канадские историки с умилением пишут, что сеньорам наравне с абитанами приходилось выпол­нять такие повинности, как корве (принудительные ра­боты), и что те и другие имели «свои права и свои обя­занности»⁶. На самом деле между сеньорами и крестья­нами существовала глубокая социальная пропасть, хотя, может быть, канадские сеньоры, не будучи наследствен­ными аристократами, не жили в такой роскоши и доволь­стве, как их собратья по классу в метрополии.

Каждый год 1 мая абитаны приносили к порогу дома сеньора оброк — обычно разную живность и какие-нибудь продукты. Кроме этого, существовало множество других крупных и мелких феодальных платежей и повинностей. За владение землей платилась рента, обычно по ливру за каждый арпан, выходящий к воде. Любая покупка земли сопровождалась уплатой сеньору одной двенадцатой ее стоимости. Каждый сеньор мог устанавливать свой кор­ве. Однако масштабы его, учитывая отсутствие крупных помещичьих запашек, были сравнительно небольшими, как правило, абитан бесплатно работал на лендлорда по нескольку дней в году. Крестьяне платили за право поль­зования помещичьей мельницей, отдавали десятую часть пойманной рыбы.

Этот далеко не полный перечень феодальных повинно­стей говорит о том, что они представляли собой нелегкое бремя. Их сравнительно меньшая тяжесть, чем в метро­полии, объяснялась не каким-то особым гуманным и па­сторальным характером сеньориального строя в колонии, а местными специфическими условиями. Крестьянин мог в любой момент бросить землю и своего сеньора и посе­литься в другом месте. Феодалу приходилось считаться и с тем, что вооруженный крестьянин мог защитить его от нападения индейцев. Кроме того, на всю систему фео­дальных отношений в Канаде оказывала влияние мехоторговля — основа колониальной экономики. Скупка пуш­нины являлась более прибыльным делом, чем обработка земли. По этой причине крестьяне часто забрасывали свои участки и становились охотниками.

Таким образом, хотя общественные отношения в Ка­наде и выглядели как бы упрощенно-уменьшенным слеп­ком аналогичных отношений в метрополии, феодализм здесь не был точной копией французского абсолютизма, поскольку вся феодальная система складывалась в соот­ветствии с интересами торговли. Сам факт возникновения колонии — это результат торговой экспансии Франции. Торговля сохранила свое первостепенное значение и на протяжении всего периода французского господства на Американском континенте, поскольку метрополия не име­ла возможности создать за океаном какую-либо другую более прочную экономическую базу.

Пушному бизнесу в Канаде благоприятствовали и не­которые внешние факторы. В канадских лесах проживали многочисленные охотничьи племена индейцев — главных поставщиков «мягкого золота». Река Св. Лаврентия пред­ставляла собой идеальную торговую магистраль в глубь Североамериканского континента. Немалую роль играл и тот факт, что аристократическая Франция всегда была благодатным рынком для ценной канадской пушнины. Все это привело к тому, что попытка Франции создать разноотраслевую колониальную экономику, придать ей более самостоятельный характер, не забывая об интересах метрополии, закончилась ничем. Шкурка бобра победи­ла королевских кардиналов, губернаторов и интендан­тов.

С пушной торговлей в Канаде в тех условиях не мог­ли соперничать никакие другие формы деловой активно­сти. Выяснилось, что строительство судов в Квебеке — дорогостоящее занятие, поскольку, помимо леса, требова­лось еще ввозить из-за океана металл или же налаживать его производство на месте. Веревки, свитые из конопли, выращенной абитанами, обходились не дешевле голланд­ских. Для выловленной у канадских берегов рыбы нужна была недешевая по тем временам соль, да и доставка рыбы на далекий европейский рынок делала рыболовство неприбыльным. Для пушной же торговли хватало бере­стяного каноэ, чтобы погрузить товары, а затем меха, на­бора нехитрых предметов: ружей, ножей, топориков, горшков, чайников, одеял, яркой материи, побрякушек в виде стеклянных бус и, наконец, но далеко не в послед­нюю очередь, бренди. К тому же на пушной промысел не затрачивался такой тяжелый труд, как, например, на расчистку лесов для сельскохозяйственных угодий (чтобы расчистить арпан земли, человеку приходилось работать почти год). Немного смелости, знание местно­сти, а самое главное — бесцеремонность в обращении с туземцами обеспечивали успех.

В первые годы индейцы вообще сами доставляли меха в Монреаль. На обменные торги, которые устраивались там ежегодно ранней весной, прибывало по 400—600 ин­дейских каноэ с ценным грузом. Возможностью обменять за бесценок меха у индейцев и получить легкую прибыль не гнушался никто из жителей колонии. На торгах, кото­рые открывал губернатор, обращаясь к индейцам как отец к своим детям и лицемерно напоминая о привалив­шем им счастье иметь дело с подданными короля Фран­ции, присутствовали не только купцы, мелкие торговцы и абитаны. Немалое количество товаров попадало в руки сеньоров, колониальных чиновников и служителей церкви.

Оптовые торговцы скупали пушнину на месте и от­правляли большими партиями за океан, получая за это свою долю прибыли. Стоимость награбленной пушнины постоянно росла, независимо от рыночных колебании цен на меха и причуд европейской моды. В 1667 г. из Кана­ды было вывезено во Францию мехов на 550 тыс. ливров.

Канада, таким образом, превращалась в торгово-по­средническую колонию. Причем и на месте за посредни­ческие функции разгоралась борьба. Конкурируя между собой в погоне за пушниной, французы сами двинулись в леса, сооружая рядом с иезуитскими миссиями торго­вые фактории (иногда это было одно и то же) и выме­нивая меха на месте.

Ежегодно по канадским рекам и охотничьим тропам отправлялись сотни, а нередко и тысячи мелких скупщи­ков пушнины. Это было далеко не мирное наступление. «Лесные бродяги» подчас оказывались вовлеченными в ими же разжигаемые конфликты между племенами и ста­новились неплохими мастерами по части снятия скальпов. Один из колониальных чиновников сокрушенно писал по этому поводу мипистру Кольберу: «Эти своевольные лю­ди — просто неженатые бродяги, не желающие работать на расчистке земли, что должно быть главной задачей добропорядочного колониста. Из-за своего безнравственного и беспутного образа жизни они учиняют бесчислен­ные беспорядки. Живя подобно индейцам, они уходят за 12—15 сотен миль от Квебека скупать меха, которые ин­дейцы сами бы доставили к нашим поселениям. Их распу­щенность и желание получить для себя любыми путями прибыль ведут к подлостям и оскорблениям, которые раз­рушают среди индейцев добрые представления о нашей нации» ⁷.

Как мы помним, колониальные власти в интересах сеньоров и церкви пытались неоднократно наложить за­преты на занятия скупкой пушнины простых поселен­цев — абитанов. Многочисленные эдикты, аресты «лесных бродяг» и конфискация контрабандных товаров не могли, однако, исправить положение. Дело тут было не столько в бессилии властей, сколько в их нежелании ограничить мехоторговлю. Ведь колониальные власти сами оказались причастными к доходному бизнесу и не желали отдавать ого на откуп частному торговому капиталу. Губернатор Фронтенак приступил к сооружению системы укреплен­ных фортов в районе Великих озер, где промыслом цен­ных зверьков занимались непокорные ирокезы, только потому, что обмен товарами в этих местах сулил прине­сти доход в 1 млн. ливров и сразу же окупить расходы короны на содержание колонии.

Деспотичный Фронтенак и его окружение прибрали пушной бизнес к своим рукам, использовав в этих целях армию и власть над поселенцами. В 1673 г. губернатор отдал приказ жителям Монреаля и его окрестностей по­ставить по корве 120 каноэ и 400 абитанов для соору­жения торговой фактории на озере Онтарио. Это вызва­ло недовольство не только рядовых поселенцев, но и крупных монреальских мехоторговцев. Приход людей гу­бернатора в район Онтарио грозил подорвать их дела на территории к западу от Монреаля. Губернатор Монреаля Перро, который сам беззастенчиво использовал свое поло­жение для личного обогащения и в свое время получил в феодальное владение целый остров под торговую фак­торию, возглавил оппозицию генерал-губернатору. В ко­лонии разгорелась острая политическая борьба среди двух группировок колониальной верхушки. С одной стороны выступали богатейшие купцы Монреаля, с другой — группа крупного буржуа из Руана, пожалованного в дворян­ство, де Да Саля, за спиной которого стоял сам генералгубернатор.

В этой конкурентной борьбе больше шансов на успех было у тех, кто сумел подальше продвинуть свои торго­вые посты и захватить важнейшие пути, по которым по­ступала пушнина. По этой простой причине колониаль­ные власти добились санкции Парижа на организацию новых экспедиций по освоению континента. Метрополию прельщала возможность тем самым расширить свои коло­ниальные владения. К тому же существовала реальная опасность, что в погоне за новыми землями и богатствами Францию на континенте могут опередить англичане и ис­панцы.

К 80-м годам XVII в. маршруты «лесных бродяг» проходили уже к западу от озера Верхнее вплоть до озе­ра Виннипег, где жили индейские племена ассинибойя. Но больше всего колонизаторов манил еще неизведанный район к югу от Великих озер. Здесь, по рассказам ин­дейцев, текла «прекрасная река к громадному озеру». Речь шла об «отце вод» — реке Миссисипи

Первым среди французов в верховьях Миссисипи по­бывал в 1639 г. Жан Николе — торговый агент, прожив­ший в лесах среди индейцев около 20 лет. Достоверно известно, что он от озера Мичиган поднялся по реке Фокс, волоком перебрался через ее верховья и вышел на реку Висконсин. Это был путь, ведший к Миссисипи. В 1669 г. маршрут Николе повторил видный иезуит отец Аллуэ, в записях которого мы впервые встречаем назва­ние «Мессипи». В 1672 г. Фронтенак направляет «на по­иски южного моря» и исследование «великой реки Мис­сисипи, которая, как полагают, вливается в Калифорний­ское море», отряд во главе с выучеником иезуитов и заправским «лесным бродягой» Луи Жолье. По заведен­ному у французов обычаю в экспедиции принял участие иезуитский миссионер — отец Жан Маркетт, оставивший записки об этом походе. Жолье и Маркетт достигли Мис­сисипи в июне 1673 г. и проплыли от Висконсина до Ар­канзаса.

Наиболее крупные успехи Франции в приобретении новых территорий и расширении географии пушной тор­говли в Канаде связаны с именем Робера Кавелье де Ла Саля. Об этой личности, как, кстати, и о многих других лесных бродягах» и миссионерах-путешественниках, на­писано много приукрашенно-романтических увлекатель­ных историй ⁸. К сожалению, мало написано о том, какие мотивы управляли действиями этих людей, кто стоял за их спиной, сколько бед они принесли подлинным хозяе­вам континента, его коренным жителям — индейцам!

По прибытии в Канаду Ла Саль получил от губерна­тора на правах сеньориального владения форт Фронтенак на озере Онтарио и окружающие его земли. Однако Лa Саль не собирался расчищать землю и селить на ней аби­танов, как того требовали условия феодального пожало­вания. Его интересовала только скупка мехов у индейцев. И тут Ла Саля поддержал губернатор колонии, который ежегодно стал направлять во Фронтенак дюжины каноэ, груженные товарами для торговли с ирокезами.

Фронтенак, Лa Саль и их помощники захватили те­перь монополию на пушную торговлю в районе озера Он­тарио, построив без ведома метрополии еще один форт на реке Ниагара. Под их контролем в результате оказались не только ирокезы, но и племена, обитавшие к западу и северу, которые до этого поставляли меха монреальским торговцам. Чтобы не выпустить из рук всю западную ме­хоторговлю, монреальские торговцы создали в той местно­сти, где проживали племена оттава, постоянную базу Мичилимакинака, которая подчиняла себе все северо-запад­ные торговые пути.

В 1678 г. Лa Саль добился в Париже официальной санкции на освоение долины реки Миссисипи и строи­тельство в новых землях фортов на тех же правах фео­дального держания, на которых он получил форт Фрон­тенак. Фактически он приобрел монополию на скупку пушнины в области к юго-западу от Великих озер. Как справедливо отмечает канадский историк У. Эклис, «для Ла Саля и Фронтенака открытие устья реки Миссисипи было не целью, а средством распространить мехоторгов­лю на половину континента» ⁹.

Ла Саль со своими помощниками, наемными мелкими «лесными бродягами» и солдатами, построил ряд фортов в верхнем и среднем течении Миссисипи вплоть до слия­ния ее с рекой Огайо. Его заветным желанием было про­ложить торговый путь из устья Миссисипи через Карибское море во Францию и создать тем самьш независимую меховую империю в глубине континента. С разрешения Фронтенака Ла Саль запретил кому-либо торговать в кон­тролируемых им районах. У тех из «лесных бродяг», кто появлялся южнее Великих озер, товары конфисковы­вались.

В 1682 г. Ла Саль основал на реке Миссисипи форт Сан-Луи, а в 1684 г. стал создавать опорные пункты в устье Миссисипи. Однако осуществить все замыслы пред­приимчивому колонизатору не удалось. В 1687 г. он был убит своими спутниками по экспедиции во время путеше­ствия в районе Техаса.

Увеличение масштабов пушного бизнеса за счет вклю­чения в сферу торговли новых областей, удлинение тор­говых путей и необходимость содержания и охраны тор­говых постов и фортов требовали больших затрат, кото­рые были теперь под силу лишь самым крупным буржуа или компаниям. Одиночки — «лесные бродяги» не могли уже больше выдерживать конкуренции и оказались вы­брошенными из сферы пушной торговли. Им теперь от­водилась роль наемной рабочей силы — они перевозили партии мехов, принадлежавших толстосумам. Время лег­ких удач кончилось. К тому же власти метрополии изда­ли в 1681 г. указ о введении в колонии системы лицен­зий на право скупки пушнины. Таких лицензий губерна­тор с интендантом могли выдавать в год не более 25. Фактически же вся меховая торговля колонии сосредото­чилась в руках трех-четырех влиятельных семей.

Монополизация основной отрасли колониальной эко­номики была выгодна не только господствующему классу метрополии, но и всему государству в целом. Во второй половине XVII в. мехоторговля в Канаде стала прино­сить Франции ощутимые прибыли. Например, только за предоставление монополии на скупку бобровых шкурок к северу от реки Св. Лаврентия корона с 1685 г. еже­годно получала 500 млн. ливров, что с лихвой покрывало все ее расходы на содержание в колонии администрации и войска. Не меньшие капиталы наживали и крупные торговцы, оптом скупавшие пушнину в колонии и сбы­вавшие ее на европейском рынке. Главными объектами колониальной эксплуатации были безжалостно ограбляе­мые индейцы и угнетаемая масса простых поселенцев-колонистов.

К концу XVII в. из Канады вывозилось мехов уже в 2 раза больше, чем мог потребить рынок Франции. Ка­надские бобровые шкурки заполнили пушные рынки дру­гих европейских стран. Этот напор особенно остро ощу­щали англичане, не менее планомерно осуществлявшие наступление на Североамериканский континент. Предвестником будущей беспощадной борьбы великих держав за Канаду стал вызов, брошенный французской колони­альной империи английской Компанией Гудзонова залива.

Возникла эта старейшая компания (она существует и поныне) в 1668 г., когда группа лондонских купцов сна­рядила экспедицию в район Гудзонова залива, открытый англичанином Генри Гудзоном еще в 1610 г., для того, чтобы найти путь в Индию и Китай. Патроном экспеди­ции был брат короля Карла II принц Руперт, проводни­ками ее стали перешедшие к англичанам известные скуп­щики пушнины французы Радиссон и Гроссейер. После зимовки путешественники вернулись в Лондон на кораб­ле, груженном доверху пушниной, и про первоначальные цели было забыто.

В 1670 г. Карл II пожаловал группе купцов хартию на учреждение Компании авантюристов Англии (слово «авантюрист» в то время означало «первооткрыватель»), торгующих в Гудзоновом заливе. Компания получила право на изыскание прохода в «южные моря» и на тор­говлю пушниной, минералами и другими товарами, а так­же право выпускать денежные знаки, собирать налоги, чинить суд, вести войны. Под ее контроль попала и об­ширная территория на севере континента, которую Фран­ция считала своей.

Первая же посланная французами миссия в район за­лива, призванная не допустить там утверждения Англии и понудить индейцев торговать только с французами, не добилась успеха, а миссионер отец Элбанел был арестован и выслан в Англию. Так началась в Канаде длительная борьба английских торговцев Гудзонова залива и фран­цузских торговцев долины реки Св. Лаврентия, которая закончилась лишь в XIX в.