Поздние культуры Севера прибрежного Перу

Поздние культуры Севера прибрежного Перу

Такие культуры Северного берега, как Мочика и Чиму, получили широкую известность благодаря обилию относящейся к ним фигур­ной и расписной керамики в музейных собра­ниях всего мира. Однако раскопочные данные о них очень невелики. Обильная литература базируется, как правило, на более или менее поверхностном знакомстве с сюжетами кера­мической орнаментики или посвящена отдель­ным частным вопросам. Единственная публи­кация, содержащая научный анализ культуры Мочика,— монография Р. Ларко Ойле, не бы­ла завершена [898]. О Чиму таких подробных работ нет совсем. Поэтому я вынужден огра­ничиться только суммарными описаниями обе­их культур, более подробно останавливаясь на раскопанных памятниках [899].

Культура Мочика

Памятники культуры Мочика распростране­ны от р. Чикама до р. Непенья, но центром ее была, по всей вероятности, долина р. Моче.

Строительные остатки. Наиболее значитель­ные памятники культуры Мочика расположе­ны в низовьях р. Моче, между ней и возвы­шенностью, называемой Серро Бланко [900].

У самой реки находятся развалины Пирамиды Солнца. Это платформа больших размеров (228 м длиной и 136 м шириной), пятью тер­расами поднимающаяся на высоту 18 м. К ней с севера примыкает платформа меньших раз­меров, снабженная пандусом шириной 6 м и длиной 90 м. На южной, большей платформе стоит пирамида, семью ступенями поднимаю­щаяся на высоту 23 м[901].

Пирамида Луны находится в 500 м к восто­ку и примыкает к склону Серро Бланко. Эта большая (80 м длиной и 60 м шириной) плат­форма возвышается на 21 м над поверхностью долины. С трех сторон она спускается четырь­мя террасами из адобов. На вершине нет ни­какой пирамиды. С северной и восточной сто­рон на склонах Серро Бланко расположены примыкающие к Пирамиде Луны здания[902].

По долине между этими двумя огромными сооружениями разбросаны следы разнообраз­ных построек, представляющих собой остатки некогда существовавших здесь большого по­селения и могильника.

В долине Виру среди памятников культуры Мочика тоже встречены пирамиды, выстроен­ные из адобов. В верхней части долины при­менялся и камень. Высота этих сооружений от 2 до 6,50 м. Обычно они прямоугольные или квадратные, а одна пирамида круглая. Очень часто они, продолжая традицию культуры Гальинасо, сочетаются с целым комплексом помещений[903]. Иногда на общей платформе помещалось несколько пирамид (V-280).

Ко времени культуры Мочика в долине Ви­ру относятся и прямоугольные сооружения с каменными стенами, огораживающими про­странство от 20 до 2000 кв. м без каких-либо строений внутри. Г. Р. Уилли предполагает, что эти постройки были общественными[904].

Продолжают существовать и укрепленные пункты на вершинах холмов.

Среди тех строительных остатков, которые, по мнению Уилли, принадлежат жилищам и другим бытовым сооружениям, встречаются комплексы, состоящие из множества (до 70) небольших помещений, соединенных вместе. Другой тип таких сооружений — большие од­нокомнатные или многокомнатные здания[905]. Стены этих зданий прослеживаются обычно по остаткам каменных кладок на поверхности земли, но, возможно, в строительстве жилищ употреблялись и адобы. На стенах встречают­ся рисунки, мотивы которых совпадают с мо­тивами керамической росписи [906].

Ирригационная система того времени, изве­стная нам только по долине Виру, продолжает оросительную систему Гальинасо: те же два основных канала, идущих по кромке долины с севера и юга[907], та же сеть мелких распре­делительных каналов. Русла главных каналов вряд ли претерпели существенные изменения со времени Гальинасо. Они идут, прорезая от­роги холмов, окружающих долину, от верховь­ев р. Виру почти до самого океана. Вода из них попадала на поля, разделенные на ма­ленькие прямоугольные участки размером около 20 кв. м каждый [908].

Погребения. Большая часть вещей и посу­ды культуры Мочика происходит из погребе­ний. Археологи (и в еще большей степени гра­бители) раскопали множество могил этой культуры. Однако только немногие из них рас­копаны научно и имеют четкую документа­цию[909]. Такие погребения исследованы на па­мятнике V-162 в долине Виру.

Умершие похоронены в узких, широтно расположенных ямах со стенами, выложенны­ми адобами. Ямы перекрывались крышей из прутьев и адобов. Покойники лежат обычно головой к западу. Тело обертывалось в цинов­ку из связанных параллельно прутьев тростни­ка и обматывалось веревками. Мертвые вытя­нуты на спине, руки лежат вдоль туловища. На лице часто металлическая маска. Во рту — комок хлопка, в который завернута металли­ческая пластинка. Покойника сопровождают сосуды и другие предметы.

Культура Мочика

1 — Долина Моче. Пирамида Солнца; 2 —Долина Моче. Пирамида Луны. Настенная роспись 3—11 — фигурная керамика; 12 — глиняная маска

Погребения 5, 6 и 10 на памятнике V-162 выделяются своим богатством [910]. Но наиболее пышное захоронение оказалось в так называ­емой могиле воина-жреца[911]. В яме обычной формы, выложенной по стенам адобами, най­дены останки пяти человек. Основным было погребение старца, лежавшего в вытянутом положении, головой на запад, со связанными ногами, в расшитой медными позолоченными пластинками одежде и медной маске на ли­це[912]. Другая медная пластинка, инкрустиро­ванная бирюзой, по-видимому, служила укра­шением носа[913]. Тело, кроме головы, было по­крыто щитом из тростника, на котором лежал погребальный инвентарь.

На этом же щите располагалось погребение ребенка, вытянутого с правой (по отношению к телу основного покойника) стороны могилы, в восточной ее части. Останки ребенка были почти полностью завалены бесчисленными со­судами и прочим инвентарем[914]. Голову основ­ного покойника закрывали перевернутые тык­венные миски. Здесь же были различные кор­зинки, изделия из перьев, фигурные головные уборы с изображениями зверя и птицы и три деревянных жезла с резными инкрустирован­ными навершиями. На одном из них изобра­жена фигура жреца или божества с пастью хищника, в парадном уборе, с жезлом в руках. Справа вырезана маленькая, скорее всего дет­ская фигурка. Расположение фигур на навершии полностью совпадает с положением в мо­гиле основного покойника и захоронения ре­бенка. Это позволяет предполагать, что фигу­ра на жезле изображает самого покойника. Находка остатков головного убора с объем­ным изображением зверя тоже говорит в пользу такого предположения.

Два описанных погребения и весь инвентарь были заключены в гроб или саркофаг из тро­стника. Сверху на его крышке, в ногах и в го­ловах находились два женских погребения. На шее у одной из женщин — шнурок. Воз­можно, она была задушена. Здесь же лежа­ло несколько сосудов [915]. На крышке и на сыр­цовой стене с южной стороны были положены кости двух лам. На этих костях найдены за­вернутые в циновку из тростника останки мужчины. Покойник лежал на спине. Голова его покоилась в миске из тыквы. Такая же миска, перевернутая вверх дном, покрывала лицо. Рот был закрыт медной пластинкой. Лоб и скулы носили следы красной краски.

Несомненно, весь этот погребальный комп­лекс представляет собой захоронение вождя или жреца самого высокого ранга.

Керамика. В долине Виру набор керамиче­ских форм культуры Мочика во многом повто­ряет формы посуды Гальинасо. Здесь встречаются сосуды с округлым туловом без вен­чика, с небольшим отогнутым венчиком и с венчиком, нависающим над стенкой, есть «бу­тылки», миски разных профилей и сосуды с округлым туловом и высоким горлом с расхо­дящимися, вертикальными и выпуклыми стен­ками.

Кроме этих простых форм, еще большее распространение получают кувшины с высо­ким горлом [916], сосуды со стремевидным гор­лом [917], сдвоенные плоские сосуды [918] и сосу­ды с двойным корпусом и мостовидной руч­кой [919]. Часто встречаются вазы с широко рас­ходящимися стенками и довольно узким дном. Иногда они имеют невысокий поддон [920]. Не­редки сосуды с горизонтальной стержневид­ной рукояткой [921]. Распространены и почти сферические чаши [922].

Орнаментация керамики — самая замеча­тельная черта культуры Мочика. Были рас­пространены два способа украшения посуды: формовка скульптурных сосудов и роспись. Часто эти приемы совмещаются на одних и тех же сосудах. Фигурные сосуды достигают высшей степени совершенства. Это настоящие произведения искусства. Роспись очень свое­образна, с мастерски выполненным рисунком. В росписи применялись только красный, белый и черный цвета.

Обилие бытовых и мифологических сцен и персонажей в орнаменте делает эту керамику незаменимым источником для реконструкции многих деталей жизни и религии людей, насе­ляющих Северный берег Перу в то время.

Среди фигурных сосудов культуры Мочика много фигур богов и чудовищ, воинов и плен­ников, знатных людей и простых граждан. Есть фигуры животных и птиц. Особое место занимают портретные сосуды, каждый из ко­торых изображает голову человека с ярко вы­раженными индивидуальными чертами, пере­данными с замечательным реализмом.

В погребениях 23 и 25, раскопанных М. Уле в могильнике в долине р. Моче, были найдены глиняные свистки в виде фигурки человека, играющего на флейте, и статуэтки [923]. Из гли­ны делались и пряслица, чаще всего биконические[924]. Есть также пряслица в виде малень­ких сосудов.

Текстиль, камень, кость, дерево, раковины. В могилах найдено несколько мелких обрыв­ков ткани преимущественно из хлопка, но иногда с включением шерсти. Особенно инте­ресно, что здесь встречены саржевые перепле­тения, крайне редкие в других районах Перу[925].

На керамике есть изображения ткачей или ткачих, сидящих за станком с двумя пере­кладинами. Один конец станка привязан к балке крыши, а другой закреплен на поясе ткача[926].

Находки вещей из камня редки. Около мо­гилы 32 могильника F Уле нашел топор дли­ной около 24 см. Остальные каменные изде­лия — это фигурки, пряслица, бусы. Для мо­заики на украшениях широко применялась бирюза.

Костяные вещи также редки. Встречены только обломки костяных трубочек, покрытых резьбой. Найдена и аналогичная деревянная трубочка[927].

Широко распространены изделия из рако­вин, обычно украшенные инкрустациями. Ча­ще всего это подвески в виде лапы животного, рыб или различных геометрических фигур[928], бусы и другие украшения.

Металл. Носители культуры Мочика были уже неплохо знакомы с обработкой металла. Они плавили медь, золото, серебро, умели сплавлять их между собой, паять, могли по­крывать позолотой медные изделия. Металли­ческие вещи или отливали, или делали из рас­плющенных в тонкие листы слитков. Такие слитки найдены. Они бывают трех видов. Од­ни — это грубые овальные куски металла, как бы вынутые из тигля, другие имеют вид зуб­чатки из прямоугольных брусков, третьи — плитки металла с глубокими насечками для отделения кусков[929].

Единственные металлические орудия — медные клиновидные долота, иногда с орнаменти­рованной рукояткой [930]. Остальные медные предметы — это украшения [931].

Из золота делались бусы [932], подвески в ви­де человеческих фигурок [933] и украшения, про­девавшиеся в уши ^23S. На их круглых щитках иногда помещены мозаичные изображения из бирюзы. Украшения делались и из серебра [934].

Периодизация. Р. Ларко Ойле по керамиче­скому материалу разделил культуру Мочика на пять последовательно существовавших эта­пов [935]. Для первого характерна скульптурная керамика с довольно обобщенной трактовкой лица и скованностью фигуры. Расписных со­судов мало. На втором этапе распространяют­ся сосуды с изображениями в низком рельефе, оттиснутыми в форме. Применяется роспись, в основном геометрическая, но есть и изобра­жения, обычно силуэтные. Третий этап связан с развитием реализма в керамической орна­ментике. Скульптурные сосуды приобретают большую индивидуальность. На расписных изображениях передаются детали. Оконча­тельное развитие эти тенденции получают на четвертом этапе, в период расцвета фигурной керамики. Мастерство росписи тоже достигает совершенства. Рисунки на стенках сосудов с большими подробностями рассказывают о са­мых различных сторонах жизни их творцов и иллюстрируют их многочисленные мифы и ле­генды.

Последний, пятый этап принес некоторый упадок искусства гончаров. Скульптура на ке­рамике теряет свою жизненность, фигуры ста­новятся более скованными и обобщенными. Роспись гораздо более небрежная, чем рань­ше. Для нее характерна боязнь открытого места и заполнение всей поверхности сосуда фигурами и орнаментальными деталями. Воз­рождается и геометрическая орнаментика.

Памятники первых этапов культуры Мочика концентрируются в долинах Чикама и Моче. Но начиная с третьего этапа, они распростра­няются к югу вплоть до долины Непенья.

Основой хозяйства у носителей этой культу­ры было несомненно ирригационное земледе­лие. Оно дополнялось собиранием диких растений и охотой, которая, судя по изображе­ниям, была скорее развлечением знати [936].

Ассортимент употреблявшихся в пищу рас­тений велик. Здесь бобы и картофель, арахис и маниок, тыква, перец и многочисленные фрук­ты (гуава, лукума, папайя, ананас и др.) и, конечно, кукуруза [937]. Она служила основой питания. Ее особое положение подчеркивается существованием образа специального божест­ва, изображавшегося среди кукурузных по­чатков [938].

Жители прибрежных долин, по-видимому, ели мясо домашних лам, использовавшихся и как вьючные животные [939]. Морской промысел тоже играл большую роль в хозяйстве. Много­численные изображения на сосудах говорят о том, что в океан выходили на больших лодках-плотах, связанных из тростника [940]. Очень часты изображения рыб, крабов, морских птиц и животных [941]. Они нередко имеют ант­ропоморфные черты и участвуют в сценах ми­фологического характера [942].

О развитии морской охоты говорит сцена избиения морских львов или тюленей на леж­бище [943].

Таким образом, культура Мочика базирова­лась на развитой производящей экономике, обеспечивавшей, по-видимому, значительный прибавочный продукт. Подобный уровень эко­номики предполагает значительное обществен­ное развитие. В пользу этого говорит и разви­тая «вилкообразная» ирригационная система.

Высокое качество керамики, изготовление в формах сосудов-копий, т. е. возможность «массового» производства[944], говорят о выде­лении специализированного керамического ре­месла. То же можно предполагать и для тка­чества. Об этом свидетельствует рисунок на сосуде, изображающий, по-видимому, мастер­скую, где семь ткачей работают в одном месте (если не в одном помещении) под присмот­ром мастера или надсмотрщика[945].

В погребениях культуры Мочика замечает­ся значительное имущественное различие. Ос­танки явно зависимых и, по всей вероятности, специально умерщвленных людей в могиле «воина-жреца» в долине р. Виру говорят и о большой социальной дифференциации. Такие погребения обычно приписываются рабам, од­нако форма зависимости этих людей не может быть определена из конкретных археологиче­ских данных. Положение ребенка и остальных зависимых лиц в могиле различно и связано, вероятно, с их различным общественным поло­жением. Облик этого погребения согласуется с фазой III развития имущественной диффе­ренциации по В. М. Массону[946].

Существование социальных различий в об­ществе подтверждается и керамической орна­ментикой. Особенно ярко они отразились в ре­лигии, где существовала уже разветвленная иерархия божеств. Их образы каноничны и имеют разработанную иконографию. Это, во-первых, антропоморфные божества в головном уборе со звериной или птичьей головой (бог-человек с пастью хищника, бог-сова, бог-краб, бог-лис и другие)[947] и зооморфные божества с человеческими руками и ногами[948]. На од­ном рисунке все эти персонажи, до зубов во­оруженные, отправляются в поход[949]. Здесь четко видна их иерархия. Во главе божеств стоит бог-человек, которого несут на носил­ках. Фигуры остальных имеют различные раз­меры, причем самые крупные принадлежат богу-сове, богу-лису и другим подобным персо­нажам. Самые мелкие, напротив, именно зооморфные божества. В других композициях они выполняют явно вспомогательные роли и тоже отличаются меньшими размерами [950]. Очевид­но, величина фигур связана с различным поло­жением божеств в пантеоне культуры Мочика.

На жезле «воина-жреца» он изображен с оскаленной звериной пастью — непременной чертой верховного божества. Это свидетельст­вует об обожествлении этого важного лица.

Разработанный пантеон, строительство пи­рамид и храмов, возможное обожествление вождя — все это говорит о существовании у носителей культуры Мочика религии, уровень развития которой соответствует концу доклас­сового и ранним ступеням классового обще­ства [951].

Сложные головные уборы, характерные для богов высших рангов, встречаются и на голо­вах некоторых портретных скульптур и чело­веческих фигур в росписях [952]. При этом в композициях носящие их люди занимают чаще всего центральное место. Головные уборы это­го типа были найдены и в могиле «воина-жре­ца». Обычно же на реалистических фигурных сосудах люди одеты в конические шлемы вои­нов и круглые шапки или повязки [953]. Это подтверждает существование развитой соци­альной дифференциации.

Приведенные выше косвенные свидетельства в совокупности позволяют предполагать с до­статочной уверенностью, что у носителей куль­туры Мочика уже существовало классовое об­щество.

Особняком стоит дискуссионный вопрос о письменности Мочика. Предположение Лар­ко Ойле о том, что покрытые рисунками бо­бы, которые часто изображаются на сосудах, суть письмена[954], было встречено многими американистами скептически. Была предложе­на встречная трактовка этих рисунков как изображений какой-то игры [955]. Проблема ос­тается нерешенной до сих пор.

Другой вопрос, на который трудно ответить по археологическим данным, — было ли у но­сителей культуры Мочика государство? Сосре­доточение в долине р. Моче пирамид и хра­мов предполагает существование здесь прото­городского центра этой культуры, к которому тяготели памятники других долин. Так как в долине р. Касма памятников этой культуры нет, а в соседней долине Непенья они доста­точно выразительны, то можно говорить о су­ществовании четко ограниченной территории ее распространения. Эти два обстоятельства в связи с тезисом о классовом обществе позво­ляют предполагать и существование государ­ства, хотя это нельзя считать сколько-нибудь доказанным.

«Тиауанакоидная» керамика на памятниках Северного берега

Один из самых запутанных моментов в ар­хеологии перуанского побережья связан с по­явлением здесь так называемых тиауанакоидных элементов. В перуанской археологии «тиауанакоидной» обычно называется керами­ка с орнаментикой, мотивы которой напомина­ют характерные сюжеты искусства Тиауанако и особенно Уари. Чаще всего эта орнаментика связана с керамическими формами, которые более подробно будут разбираться в разделе о древностях Центрального берега.

На севере побережья присутствие этих эле­ментов отмечено М. Уле и А. Л. Крёбером[956]. В подъемном материале на южной платформе Пирамиды Солнца в долине р. Моче Уле об­наружил три кубка, похожих на кубки Тиауа­нако, но с прямыми или слегка выпуклыми стенками, и несколько обломков «тиауанакоидных» сосудов[957]. На одном из кубков изо­бражена геометризованная личина в короне, оканчивающейся орлиными головами, и с рас­ходящимися лучами или пучками перьев. Этот мотив отдаленно напоминает лицо централь­ного персонажа Двери Солнца.

Р. Ларко Ойле говорит о том, что «тиауана­коидная» керамика появляется на Северном побережье в самом конце бытования здесь культуры Мочика, некоторое время сосущест­вуя с ней[958].

При раскопках в долине р. Виру было най­дено несколько черепков с подобной орнамен­тацией[959], причем некоторые из них обнару­жены в слоях культуры Томавал.

Культура Томавал

Наименование Томавал обычно применяется к целому периоду, следующему за временем существования культуры Мочика в долине р. Виру[960]. Памятники этого периода содержа­ли своеобразный керамический материал, ха­рактерные формы которого распространились и в долину р. Чикама, и к югу, в долину р. Касма. Поэтому я выделяю эти памятники в отдельную культуру.

Строительные остатки. Центром культуры Томавал была, по-видимому, долина р. Касма. Только здесь найдены большие поселения, ко­торые Д. Е. Томпсон даже называет города­ми[961]. Наибольшее из них — Эль Пургаторио де Касма — занимает площадь около 275 тыс. кв. м. Это руины с четкой планировкой [962], состоящие из множества платформ, комнат, переходов и двориков со стенами, ча­сто украшенными геометрическими фризами. Другой, несколько меньший по размерам ар­хитектурный комплекс такого типа — Манчан — находится на противоположном берегу реки.

По-видимому, к культуре Томавал относят­ся и небольшие сооружения, которые, однако, в литературе называются пирамидами [963]. Это не очень высокие (до 9 м) искусственные хол­мы, часто поднимающиеся уступами или сту­пенями [964]. Обычно их вершина окружена ка­менной стеной. Может быть, эти пирамиды были погребальными памятниками, так как в грабительских ямах на V-148 обнаружены ос­татки могил.

Наиболее частый тип поселений культуры Томавал — большие многокомнатные камен­ные строения без четкого геометрического пла­на [965]. Встречены также отдельные небольшие здания с более правильной планировкой[966]. Они достигают иногда довольно больших раз­меров (90X30 м).

По гребням горных отрогов, окружающих долину р. Виру, разбросаны платформы и строения, которые, находясь в труднодоступ­ных местах, вероятно, использовались как укрепленные пункты [967]. Специальных укрепле- ний здесь не обнаружено. В долине Касма они, однако, встречаются на обнесенных ка­менной стеной вершинах холмов [968].

Культура Томавал

Погребения. Могильники культуры Томавал сосредоточены в долине р. Виру (Таитакантин [969], V-302 [970], Уака де ла Крус [971]), но один могильник (Пато де Бурро) [972] находится в долине р. Чикама.

Захоронения совершены в круглых ямах диаметром 0,50—0,60 м, глубиной до 1,75 м. Впускные погребения иногда отмечены специ­альными колышками. Покойника помещали в могилу сидя, в скорченном положении, коле­нями к подбородку. Во рту или около него обычно находится один или несколько кусоч­ков меди, часто обмотанных крест-накрест хлопковыми нитками. Рядом с покойником клали один или несколько сосудов. Иногда встречаются мелкие украшения из раковин. В погребении 10 могильника V-302 найдена костяная флейта.

Керамика. Наиболее характерная керамиче­ская форма культуры Томавал — округлый сосуд с расходящимся раструбом горлом. У основания или на плечиках часто есть две маленькие ручки [973]. Нередки кувшины с та­ким же расширяющимся горлом [974]. Вместе с этими сосудами встречаются миски, иногда на кольцевом поддоне, и триподы [975]. В погребе­ниях могильника V-302 найдены также пухло-горлые сосуды[976].

Посуда украшалась как росписью, так и лепкой. Один из наиболее характерных моти­вов — оформление сосуда с горлом-раструбом в виде антропоморфной фигуры, причем лицо лепкой изображается на горле, а руки или ри­суются на тулове, или совсем не изобража­ются [977].

Ha тулове сосудов орнамент делается либо росписью, либо штамповкой [978]. Небрежный геометрический рисунок наносится белой и черной краской на красный фон глины [979]. Штампованный орнамент чаще всего состоит из геометрических узоров, но встречаются и изображения стилизованных звериных и чело­веческих фигур. Очень характерно заполнение круглыми выпуклыми точками фона и орна­ментальных полос [980]. Эта керамика обычно красного цвета, хотя встречается и черноло­щеная.

К сожалению, подробных сведений о других категориях находок в публикациях нет. Одна­ко в них упоминаются костяные и раковинные украшения, мотки пряжи и куски меди.

Периодизация. Памятники культуры Тома­вал изучены недостаточно подробно, и рас­членить их во времени трудно. Д. Колье, отме­чая погребения, в которых встречается только трехцветная керамика с геометрической рос­писью, полагает, что она продолжает сущест­вовать после исчезновения в долине р. Виру «тиауанакоидной» керамики. Таким образом, он выделяет два этапа внутри периода Тома­вал[981].

Нет никаких оснований для реконструкции хозяйства и степени общественного развития у носителей культуры Томавал. Можно пред­полагать только, что это было оседлое, веро­ятно, земледельческое население. В могильни­ках наблюдается слабая имущественная диф­ференциация, выражающаяся в различном ко­личестве сосудов, сопровождающих покойни­ков. С другой стороны, необходимо отметить существование крупных населенных пунктов и укреплений.

В порядке предварительного предположе­ния можно думать, что это население стояло на последних ступенях первобытности, перед переходом к классовому обществу.

Культура Чиму

Государство Чимор, получившее известность по легендам, содержащимся в письменных ис­точниках, обычно сопоставляется с археологической культурой Чиму. Она, однако, практи­чески почти не изучена, хотя существует до­вольно много описаний руин, которые относят к ней. В музеях мира хранятся большие, чаще всего беспаспортные коллекции вещей, стили­стически связываемых с этой культурой.

Культура Чиму

1 — Чан Чан. Жилая часть укрепленного квартала; 2 — Чан Чан, Укрепленный квартал; 3—13 — керамика

Строительные остатки. В устье долины р. Моче, близ современного г. Трухильо, рас­положены обширные руины, зовущиеся Чан Чан. По находкам керамики в подъемном ма­териале и в небольшом могильнике на их тер­ритории руины эти относят к культуре Чиму [982].

Город[983] состоит из нескольких прямоуголь­ных кварталов, разделенных прямыми улица­ми [984]. Э. Дж. Скуайер подробно описывает один из таких кварталов[985]. Окруженный мощной стеной высотой до 9 м, с единствен­ным входом с северо-востока[986], он распада­ется на пять частей, каждая из которых в свою очередь ограждена. Две из них (А и В) —это лабиринты стен, проходов и помеще­ний, бывших, вероятнее всего, жилыми. Цент­ральное место занимает прямоугольная пло­щадь. В северо-восточном конце каждой пло­щади — по небольшой платформе, в юго-западном — терраса, на которую ведет пандус, расположенный прямо перед платформой. В других кварталах города тоже есть районы со сходной планировкой [987].

В центре квартала — большой резервуар длиной около 135 м, шириной около 60 м. Его глубина почти 18 м.

Западная часть квартала свободна от по­строек, зато в южной находится интересней­шее сооружение, окруженное специальной сте­ной[988]. В середине ограниченного ею прост­ранства стоит прямоугольное возвышение из сырца на мощном каменном фундаменте. Раз­меры его около 50X40 м, высота около 5 м. Перед ним с северо-востока — дворик, окру­женный стеной с одним проходом. На верши­ну возвышения ведет только один ход, иду­щий через систему стен, образующих нечто вроде предвратного лабиринта. Площадка на вершине окружена стеной с небольшим «за­гончиком» в восточном углу.

В толще возвышения на глубину 3,75 м идут 45 совершенно одинаковых камер размерами примерно 3,90X2,10X2,00 м. Вход в каждую из них находится наверху, на площадке. В толще разделяющих камеры сырцовых стен вмазаны каменные плиты. Плиты, по-видимому, закрывавшие входы, лежат на поверхности площадки.

Назначение комплекса неясно, но предполо­жение Скуайера о том, что здание исполняло функции тюрьмы, кажется весьма правдопо­добным. Вряд ли это цитадель, так как тогда невозможно объяснить существование тща­тельно изолированных камер. Укрепленный характер и изоляция камер необъяснимы и при попытке интерпретировать сооружение как склад или хранилище.

Планировка других кварталов сходна с опи­санной. Все здания сложены из небольших прямоугольных адобов, сделанных в форме. Встречаются и массивные сырцовые стены. Под стенами иногда каменные фундаменты. Мощные внешние стены обычно суживаются от 3 м у основания до 1,50 м на вершине [989]. Внутренние стены сооружений часто покрыты рельефами и изредка расписаны [990]. Настенные рельефы выполнены в специфическом «ковро­вом» стиле. Это переплетающиеся изображе­ния геометризованных птиц, рыб, зверей и людей.

На севере перуанского побережья есть еще несколько городов, относимых обычно к куль­туре Чиму [991]: Эль Пургаторио де Лече в до­лине р. Лече, Барранка у р. Хекетепеке, Га­линдо в той же долине р. Моче и др. Однако эти города не имеют столь строгой прямо­угольной планировки, как Чан Чан, и пред­ставляют собой скопление строений вокруг центральной части, которая, судя по плану [992], являлась чем-то вроде цитадели.

В долинах рек Виру и Касма мало памят­ников культуры Чиму. Чаще всего это скоп­ление прилепленных друг к другу помещений с каменными стенами [993], иногда облицованны­ми адобами. К культуре Чиму относятся и многокомнатные здания с сырцовыми стенами и четкой планировкой[994], напоминающей пла­нировку кварталов Чан Чана, хотя и много меньших размеров. На памятнике V-124 есть даже резервуар. Вода в него поступала по специальным каналам. Внутрь такого архитек­турного комплекса попадали через единствен­ный вход, ведущий часто в узкий коридор, который играл скорее всего роль оборони­тельного предвратного лабиринта[995].

Вершиной фортификационного искусства культуры Чиму по праву считается крепость Парамонга на северном берегу р. Форталеса [996]. Расположенная на скалистом холме, она имеет форму трехступенчатой пирамиды. Каждая ступень поднимается на высоту до 5 м. Нижняя повторяет очертания холма, тремя угловыми бастионами выходя на его отроги. На их площадках — остатки построек. На верхней площадке пирамиды также есть остатки зданий с толстыми стенами, малень­кими комнатами и узкими входами. Основание холма обнесено стеной. Крепостные ворота на­ходились в ее юго-восточном углу. От них вверх по склону вел огражденный стенами проход к входу на первую платформу, кото­рый был снабжен лабиринтами, нишами и смотровыми площадками.

Платформы и стены крепости были сложе­ны из больших прямоугольных адобов. Ка­мень почти не применялся. В могильниках во­круг Парамонги и на самом памятнике У. К. Беннет нашел керамику культуры Чиму.

Погребения. Скуайер описывает некрополь, открытый уакерос на территории Чан Чана [997]. Здесь находились наземные сырцовые камеры с нишами во внутренних стенах, где, по сло­вам уакерос, помещались мумии, одетые в бо­гато расшитые ткани, с золотыми и серебря­ными украшениями [998]. На площадке посреди некрополя стояло странное сооружение типа алтаря или святилища с лестницами и фигур­ными вырезами.

Между городом и берегом океана располо­жено несколько могильников, сильно разграб­ленных кладоискателями [999]. Небольшие мо­гильники культуры Чиму были раскопаны в других долинах Беннетом и Колье [1000]. В по­гребениях Ламбайеке II Беннет обнаружил вытянутые костяки, в то время как во всех могилах долины р. Виру покойники были за­хоронены сидящими на корточках. Такое по­ложение погребенных встречено и в могиль­нике Тукуме II, хотя в Тукуме I (Эль Пургаторио) найдены захоронения различных типов.

В могилы вместе с покойником клали обыч­но сосуды, украшения и орудия.

Керамика. Наиболее известные по публика­циям [1001] сосуды культуры Чиму имеют стремевидное горло[1002], иногда с уплощенными трубками петли. Другие распространенные формы — сосуд с двумя горлами (часто одно из них заменено скульптурой) и мостовидной ручкой[1003] и двойной сосуд с такой же руч­кой[1004]. У двугорлых сосудов обычен кониче­ский поддон. Сосуды с суживающимся или расходящимся раструбом высоким горлом[1005] нередко имеют плоскую ручку, идущую от горла к тулову.

В могилах и на поселениях культуры Чиму в долине р. Виру Колье нашел простую бы­товую керамику. Это простые миски и ребри­стые[1006] округлые горшки с петлевидными руч­ками или без них[1007], сосуды с прямым или слегка отогнутым венчиком[1008], иногда с не­большой ручкой у его основания. Широко распространены горшки с припухлым гор­лом[1009].

Керамика Чиму обычно черная лощеная, но встречаются и красноглиняные сосуды. Харак­терны два способа орнаментации — скульпту­ра и штамповка в форме. Среди персонажей, представленных на посуде, важное место за­нимает человек, изображенный в различных позах, но всегда довольно статично. У него часто сложный головной убор или «рогатая» прическа[1010] и дисковидные украшения в ушах.

Интересны сосуды с личиной на суживающем­ся горле и обращенными к ней человеческими или звериными фигурками на плечиках[1011]. В фигурной керамике популярен мотив людей, плывущих на лодке-плоту из тоторы[1012]. Изоб­ражаются также мифологические персонажи и сцены[1013], животные, птицы, рыбы и расте­ния[1014]. Очень характерна маленькая фигурка обезьяны или голова птицы у основания гор­лышка сосуда [1015].

Геометрическая орнаментика распростране­на гораздо меньше. Часто встречается только заполнение выпуклыми точками фона на штампованной керамике [1016].

Камень, раковины, металл. В публикациях материалов из раскопок упоминается о наход­ках каменных бус и украшений из раковин [1017]. Частая находка в погребениях культуры Чи­му — изделия из меди. Здесь встречаются тя­желые клиновидные орудия и орудия типа кирки, полулунные «туми» и ножи другой формы, с черешком [1018]. В могилах найдены также иглы, ложечки, дисковидные пинцеты, кольца, продевавшиеся в нос, тонкие нашив­ные пластинки и бусы. В погребение 2Р мо­гильника Ламбайеке I были положены сверт­ки из нескольких листочков меди — по-видимо­му, заготовки для украшений.

Периодизация. Памятники культуры Чиму обычно относят к двум периодам, из которых второй характеризуется присутствием инкской керамики. Более дробная периодизация, пред­ложенная недавно, носит предварительный ха­рактер. К культуре Чиму в ней относятся фазы Трухильо Т-2, Ламбайеке, Чиму Т-1, Т-2 и Т-3[1019], причем последняя фаза (Чи­му Т-3) связана со временем непосредственно после испанского завоевания.

Археологическая информация о культуре Чиму очень скудна. Поэтому почти нет фак­тов для реконструкции хозяйства и социаль­ных отношений у ее носителей. Существование огромных поселений городского типа предпо­лагает развитие земледелия в качестве основы хозяйства. Оно, по-видимому, базировалось на достижениях предыдущих эпох. Уилли связы­вает с поселениями этой культуры в долине р. Виру следы полей близ океанского побе­режья [1020], но опирается только на близость их к району расположения этих памятников. На­бор культурных растений тоже был, по-види­мому, унаследован носителями культуры Чиму от их предшественников.

Существование городов говорит о значи­тельной степени развития социальных отно­шений. Могильники этой культуры изучены слабо и не дают возможности судить об иму­щественной и социальной дифференциации. Но некрополь в Чан Чане резко отличается от рядовых могильников. Если сведения, полу­ченные Скуайером от уакерос верны, то, ве­роятнее всего, это было кладбище знати. Да и в рядовых могильниках есть отдельные по­гребения, несколько выделяющиеся на общем фоне по количеству вещей (могила 2 в V-304 и захоронение 2J из Ламбайеке I).

Местоположение мощной крепости Парамонга, как бы замыкающей территорию распро­странения культуры Чиму с юга, вполне со­ответствует сведениям Антонио де Каланча о южных границах государства Чимор [1021]. Парамонга и укрепленный характер большинства поселений культуры Чиму свидетельствуют о времени военных столкновений. Если правиль­на интерпретация здания в Чан Чане как тюрьмы, то это придает большую конкрет­ность представлению о существовании здесь классового общества и даже государства, о котором говорят письменные источники.

Хронология

Относительная хронология памятников до­лины р. Чикама и Моче выяснена Р. Ларко Ойле на основе стратиграфии погребений [1022]. В ряде случаев здесь обнаружены погребения культуры Мочика, перекрывавшие захороне­ния с материалом Салинар и Куписнике, и мо­гилы культуры Салинар, нарушившие погре­бения Куписнике [1023].

В свою очередь постройки культуры Купис­нике на жилом холме 5 близ Уака Приета перекрывают строения с материалом типа Раннего Гуаньяпе [1024]. Дата культуры Гуаньяпе определяется довольно точно, поскольку слои с материалом Раннего периода на памятнике V-71 в долине р. Виру залегают непосредст­венно над докерамическими слоями (культура типа Уака Приета), а слои Позднего Гуаньяпе подстилают слои культуры Пуэрто Моорин (V-272).

Хронология долины р. Виру опирается прежде всего на данные, полученные по ме­тоду Дж. Форда[1025]. Они позволяют предполо­жить некоторый разрыв во времени между концом культуры Гуаньяпе и началом Пуэрто Моорин. Но между этой и следующей куль­турой Гальинасо разрыва, по-видимому, не было.

В долине р. Касма, на Сечин Альто, слои с керамикой Кауакучо перекрыты слоями с материалом Гуаляньо, который сходен с на­ходками Раннего Гуаньяпе.

В керамике поздней поры культуры Чиму наблюдается сильное инкское влияние. Форд и Колье относят этот материал к особому пе­риоду Эстеро. Однако керамика нижних слоев жилых холмов V-171A и V-171C и поселений V-108A и V-305 свободна от этого влияния (период Ла Плата по Форду и Колье). Этот материал лежит над слоями культуры Тома­вал. Рубеж между культурами Чиму и Тома­вал на схемах Форда и Колье [1026], по-моему, несколько завышен. Вероятно, этим рубежом нужно считать момент, когда сходят на нет такие характерные для культуры Томавал ке­рамические группы, как Кастильо гладкая, Валье гладкая, Глория гладкая лощеная и почти все группы расписной керамики с бело- черно-красной орнаментикой. К культуре То­мавал, таким образом, относятся самые ниж­ние слои V-171A пласты 4—5 (глубина 0,75—1,25 м) V-171C и памятник V-167A. Начало культуры Чиму связывается с появлением ке­рамических групп Томавал гладкая, Виру гладкая, Рубиа гладкая и Эстеро гладкая, ко­торые свойственны всему периоду существова­ния этой культуры.

Стратификация раскопов V-171B и V-171C показывает, как следуют друг за другом слои культур Гуаньяпе, Пуэрто Моорин, Гальинасо, Томавал и Чиму (периода Эстеро) [1027]. Колье отмечает, что в материале культуры Томавал изредка встречаются фрагменты «тиауанакоидной» керамики [1028]. Ее появлением также ознаменован конец культуры Мочика. М. Уле находил «тиауанакоидную» керамику в подъ­емном материале и впускных погребениях Пирамиды Солнца в долине р. Моче. Все это говорит о том, что культура Томавал, по-видимому, непосредственно примыкает во времени к последнему этапу культуры Мочика.

Хронология памятников Северного берега хорошо увязывается с хронологической колон­кой Северных гор. Сосуществование в искус­стве культуры Куписнике ярко выраженных чавиноидных черт с типичными чертами искус­ства культуры Сечин позволяет считать их примерно одновременными. Об этом говорит и сосуществование этих стилистических групп в резьбе по камню Чавин де Уантар. По-види­мому, они синхронны и с периодом Котос Ча­вин культуры Котос.

В верхней части слоя, относящегося к перио­ду Котос Сахара-патак на холме Котос, был найден обломок сосуда с человеческой личи­ной, сделанной в стиле, типичном для культу­ры Салинар[1029].

В могилах культуры Мочика встречаются со­суды, на которых изображен зверь Рекуай со всеми атрибутами — зубастой пастью, гребнем, когтистыми лапами и изогнутым хвостом[1030]. Погребения с этими сосудами относятся чаще всего к ранней поре этой культуры. Ларко Ойле сообщает о находках керамики Рекуай в могилах культуры Гальинасо и о могильниках этой культуры в долинах рек Виру и особенно Санта. Он даже объединяет Гальинасо и Рекуай в одну культуру[1031]. Все это говорит об их одновременности, хотя, возможно, Рекуай продолжает существовать в горах уже после конца культуры Гальинасо.

Для Севера перуанского побережья опубли­ковано немного радиокарбонных дат, не со­ставляющих компактных серий.

По образцу из слоя с керамикой типа Ран­нее Гуаньяпе жилого холма 5 близ Уака Приета были определены две даты: С-322 3333 ± ±340 (1383+340 г. до н. э.) и 3278+ 250 (1328 ±250 г. до н. э.)[1032].

Для культуры Куписнике широко известна одна дата — С-75 2665±200 (715±200 г. до н. э.)[1033], по которой до последнего времени датировались все чавиноидные древности.

Из долины р. Чикама происходит образец с явно заниженной датой для керамики с нега­тивной росписью: С-323 2632±300 (682±300г. до н. э.)[1034].

На материале памятника V-71 долины р. Ви­ру получена серия дат для культуры Гуань­япе.

Раннее Гуаньяпе: L-122D 4300±200 (2350± ±200 г. до н. э.); L-122F 3800±150 (1850± ±150 г. до н. э.); L-122C 3100±200 (1150± ±200 г. до н. э.).

Среднее Гуаньяпе: L-122B 6000±400 (4050± ± 400 г. до н. э.) И 5650 ± 200 (370 ± 200 г. до н.э.); L-122A3200±100 (1250± 100 г. до н. э.) И 3050±200 (1100±200 г. до н. э.)[1035]. Результат анализа образца L-122B совершенно несопо­ставим с относительной хронологией.

В долине р. Касма из культурного слоя с керамикой Кауакучо получена дата UCLA-729В 2640±90 (690±90 г. до н. э.). Она про­тиворечит дате из стратиграфически более позднего слоя с керамикой Гуаляньо: UCLA-729А 3400± 100 (1450±600 г. до н.э.) [1036].

Последняя, вероятно, правильна, потому что она совпадает с датами Раннего Гуаньяпе, к материалу которого близка эта керамика.

Еще одна дата — L-404A 2300±80 (350± 80 г. до н. э.)[1037] — ассоциируется с материа­лом типа Пуэрто Моорин, но его культурная принадлежность не бесспорна.

Для культуры Мочика определено только четыре даты: С-382 2823±500 (873±500 г. до н. э.) [1038]; С-619 1838± 190 (112±190 г. н. э.) [1039]; L-335A 1300±80 (650±80 г. н. э.); L-335B 1300±80 (650±80 г. н. э.) [1040]. К сожалению, при их публикации не указывается, к каким периодам этой культуры они относятся.

Хотя все эти даты довольно разрозненны, расположение во времени чавиноидных Купис­нике и Среднего Гуаньяпе (по образцу L-122A) позже памятников типа Раннее Гуаньяпе вполне совпадает с данными стратиграфии. То, что даты для этих чавиноидных памятни­ков лежат у рубежа II—I тысячелетий до н. э., хорошо согласуется и с данными по культуре Котос.

Таким образом, можно считать, что культу­ра Раннее Гуаньяпе и памятники близкого к ней типа существовали во II тысячелетии до н. э., а культуры Куписнике и Среднее Гуань­япе — примерно в XI—VIII вв. до н. э.

Даты культуры Мочика слишком разброса­ны, хотя в свете относительной хронологии вполне вероятны. Только дата С-382 явно силь­но занижена.

---

R. Larco Hoyle, 1938—1939, но и тех томов, которые вышли в свет, нет в библиотеках Москвы и Ленин­града.

[899] Анализ сюжетов скульптурной и расписной керамики этих культур — большая самостоятельная тема иссле­дования, выходящая за рамки данной работы.

[900] A. L. Kroeber, 1925а, табл. 50.

[901] A. L. Kroeber, 1925а, рис. 4.

[902] Там же, рис. 1.

[903] G. R. Willey, 1953, рис. 44.

[904] Там же, стр. 181.

[905] Там же, рис. 22, V-41, V-42; 37, V-10; 40, V-110, V-178; 42, V-143.

[906] A. L. Kroeber, 1930а, табл. XV; О. Holstein, 1927, рис. 32; Ph. A. Means, 1931, рис. 34.

[907] G. R. Willey, 1953, табл. 47, вверху, слева; 51, вверху.

[908] По традиции к культуре Мочика относят большой акведук в долине Чикама (А. К. Kroeber, 1944, стр. 71, 72, табл. 30). Однако основания для его да­тировки не приводятся.

[909] Материал погребальных памятников лег в основу и упоминавшейся выше работы Р. Ларко Ойле (R. Lar­co Hoyle, 1938—1939).

[910] А. Л. Крёбер говорит об имущественной дифферен­циации в могильнике F раскопок М. Уле (A. L. Kroe­ber, 1944, стр. 124—126). Он находит даже некоторую специализацию в инвентаре различных погребений, но, на мой взгляд, материал недостаточно обилен для таких выводов.

[911] W: D. Strong and С. Evans, 1952, стр. 150—167.

[912] W.D. Strong and С. Evans, 1952, табл. XXVI, D.

[913] Там же, табл. XXVI, В.

[914] Там же, табл. XXI.

Там же, табл. XX.

W.D. Strong and С. Evans, 1952, рис. 69, 4; 70, 13; табл. XIV, G, J, L; XVII, D; XXVII, М; XXVIII, Н.

[917] Там же, рис. 70, 14, 18, 19; табл. XVI, Е, N; XVIII, Е, F и др.; A. L. Kroeber, 1925а, табл. 53; 54; 55, а, с, f, h, /; 56 и др.

[918] W. D. Strong and С. Evans, 1952, рис. 69, 6; 80, 4, справа; табл. XVI, К; A. L. Kroeber, 1925а, рис. 59, k.

[919] W.D. Strong and С. Evans, 1952, рис. 74, 14; табл. XVIII, Н; A. L. Kroeber, 1925а, табл. 56, k, I.

[920] W. D. Strong and С. Evans, 1952, рис. 69, I; табл. XIII, D; XIV, С, F, М; XVI, F; XVII, G; XXVII, С, К, L; A. L. Kroeber, 1925b, табл. 59, е.

[921] W. D. Strong and С. Evans, 1952, рис. 69, 5; табл. XXVII, Е; XXVIII, J, L; A. L. Kroeber, 1925а, тaбл 59 a

[922] W.D. Strong and С. Evans, 1952, рис. 69, 7; 74, 6; табл. XVI, N; XXVII, J; A. L. Kroeber, 1925а, табл. 59, f.

A. L. Kroebér, 1944, табл. 48, Е—G.

[924] Там же, рис. 7.

[925] Из 17 экземпляров таких тканей, о которых сообща­ет в специальной статье Л. О’Нил, здесь найдены 8 (L. М. O’Neale, 1946).

[926] F. Anton, 1962, р.ис. 10; V. W. Hagen, 1965, табл. 57.

[927] A. L. Kroeber, 1944. рис. 8, А—Е.

[928] Там же, табл. 45, 46.

[929] Там же, табл. 47, Е—О.

[930] Там же, табл. 48, А—D.

[931] Там же, табл. 47, А—С.

[932] Там же, табл. 44, D.

[933] Там же, табл. 44, F.

[934] Там же, рис. 8, F.

[935] R. Larco Hoyle, 1948. К сожалению, я знаком с его периодизацией только по популярному изданию (A. Sawyer, 1966, стр. 24—33).

[936] G. Kutscher, 1950, рис. 13—16; A. Sawyer, 1954, стр. 6, внизу; Н. Leicht, I960, стр. 53; F. Anton, 1962, рис. 3.

[937] М. A. Towle, 1961, стр. 113. Основной источник, из которого мы знаем об этих растениях, — керамиче­ская орнаментика.

[938] М. Schmidt, 1929, стр. 176, внизу справа; G. Kuts­cher, 1950, табл. 60; М. A. Towle, 1961, табл. VII, В; XV, А.

[939] М. Schmidt, 1929, стр. 176, вверху слева; 179, слева; 181; G. Kutscher, 1950, табл. 42, 45.

[940] М. Schmidt, 1929, стр. 155; G. Kutscher, 1950, рис. 17; табл. 44, вверху; F. Anton, 1962, табл. 18, 34;

W. Hagen, 1965, стр. 103. Подобные лодки-плоты до сих пор распространены на озере Титикака.

[941] М. Schmidt, 1929, стр. 176, вверху; 181; 182, слева; 184, в середине; A. L. Kroeber, 1926а, табл. II, 4, 5; G. Kutscher, 1950, рис. 6—8, 12; табл. 52—54, 75; A. Sawyer, 1954, стр. 41; И. Leicht, 1960, табл. 10, вни­зу; F. Anton, 1962, табл. 57, 58, 60, 65, 67; V. W. Ha­gen, 1965, стр. 138, 139.

[942] М. Schmidt, 1929, стр. 189; 199, вверху, слева; G. Kut­scher, 1950, рис. 44, 45, 49, 57, 58, 60; табл. 71; A. Sa­wyer, 1954, стр. 37; 40, вверху; Н. Leicht, 1960, стр. 154; F. Anton, 1962, рис. 5; табл. 23, 60, 61;

Н. S. Bushnell, 1963, табл. 25; V. W. Hagen, 1965,

стр. 107, табл. 120.

[943] G. Kutscher, 1950, рис. 18.

[944] L. A. Parsons, 1962, рис. 1, а—d.

[945] F. Anton, 1962, рис. 10.

[946] В. М. Массон, 1967, стр. 86, 87.

[947] М. Schmidt, 1929, стр. 159, слева; 160—163; 164, ввер­ху справа, внизу; 165; 168; 174; 175; 177, внизу; 199, внизу слева; G. Kutscher, 1950, рис. 41; 42; 48—50; 54; 57—61; 64; табл. 62—65; 67, справа; 68; 69, слева; 70; 71; 72, слева; F. Anton, 1962, рис. 5, 12; табл. 23; 56; 63; 72.

[948] М. Schmidt, 1929, стр. 169, слева; 172; 173, справа; 178, слева; 179, справа; 199, вверху справа; внизу слева; G. Kutscher, 1950, рис. 44, справа; 45; 46; 51; 58; 63; 64; табл. 51, слева; F. Anton, 1962, рис. 4; 5; табл. 60, 61.

[949] М. Schmidt, 1929, стр. 193;G. Kutscher, 1950, рис. 37.

[950] М. Schmidt, 1929, стр. 164, внизу справа; G. Kutscher, 1950, рис. 60; 62; 66; табл. 69, слева.

[951] С. А. Токарев, 1964а, стр. 346, 371, 377.

[952] М. Schmidt, 1929, стр. 130; 141; 146, вверху справа; внизу; 192; 196, слева; 197, справа; 198, вверху слева; внизу; 199, вверху слева; 201; табл. II; G. Kutscher, 1950, рис. 15; 16; 25; 26; 31; 32; 36; 39; табл. 17; F. Anton, 1962, рис. 8; 9; 13; табл. 20; 27; 39.

[953] М. Schmidt, 1929, стр. 125—129; 131—140; 141, слева; 142—145; 146, вверху слева; 147—149; 151; 154; 155; 159, справа; G. Kutscher, 1950, табл. 1—16; 18—20; 21, слева; 22; 23; 25—37; 39, слева; 41—43; 44, вверху; F. Anton, 1962, табл. 21—22, 28—31, 36—38, 40—43, 50, 51, 54, 55, 58.

[954] R. Larco Hoyle, 1934а; Он же, 1934b; Он же, 1937; Он же, 1939; Он же, 1942; Он же, 1943; Он же, 1944b; Он же, 1944с; Он же, 1945d.

A. Vivante, 1941; Он же, 1942а; Он же, 1942b; Он же, 1943; Он же, 1944а; Он же, 1944b; Он же, 1946; A. Metraux, 1941; Н. Horkheimer, 1944; Е. Romero, 1946.

М. Uhle, 1913b; A. L. Kroeber, 1925а; Он же, 1926а; Он же, 1930а.

[957] A. L. Kroeber, 1925а, табл. 63, а—d.

[958] R. Larсо Hoyle, 1948 (ссылаюсь по статье: L. М. Stu­mer, 1956, стр. 64).

[959] D. Collier, 1955, стр.112,184—186; рис. 62; W. D. Strong and С. Evans, 1952, рис. 31, G. Н.

[960] D. Collier, 1955.

[961] D. Е. Thompson, 1964b, стр. 92. Критерием города для этого автора служит площадь поселения и наличие планировки. Нужно помнить, что в работах Д. Е. Томпсона (D. Е. Thompson, 1962; Он же, 1964b) датировки основаны главным образом на подъемном материале и не могут поэтому считаться доказан­ными.

[962] J. С. Tello, 1956, рис. 2.

[963] G. R. Willey, 1953, стр. 281—289; D. Е. Thompson, 1964b, стр. 92, 93.

[964] G. R. Willey, 1953, рис. 45, V-148; 53, V-37; 68, V-182.

[965] G. R. Willey, 1953, рис. 51, V-24, V-25; 52, V-52, V-60 и др.

[966] Там же, рис. 49, V-7, V-8.

[967] Там же, рис. 69, V-61.

[968] D. Е. Thompson, 1964b, стр. 94.

[969] A. L. Kroeber, 1930а, стр. 100, 101; W. С, Bennett, 1939, стр. 51—53.

[970] D. Collier, 1955, стр. 70—78.

[971] W. С. Bennett, 1939, стр. 28—33.

[972] Там же, стр. 87—89.

[973] A. L. Kroeber, 1930а, табл. XXIII, 1\ W. С. Bennett, 1939, рис. 9, а, 6, d—f; 10, с; D. Collier, 1955, рис. 34, А—С, Е; 35, А, В, D, Е; 36, А, В, E—G; 37, В, D; 50, Е, F; 59, D\ 60, С; 63, F, G; 64, D; J. С. Tello, 1956, рис. 21, а, Ь; 147, c—f; 148, 149, е; 150, a—f, h, і.

[974] W. С. Bennett, 1939, рис. 10, a, j и, может быть, h, і; J. С. Tello, 1956, рис. 147, а, b.

[975] D. Collier, 1955, рис. 34, D; 36, D; 48, В; 53, А; 54, С, D; 56, А, В; 58, А, В; 59, А, С; 60, А, В, D; 61, А, В; 63, Á—C; 64, А, В; J. С. Tello, 1956, рис. 21, d—f.

[976] D. Collier, 1955, рис. 35, С, F; 36, С, /, J; 37, С, Е, F; 50, D; 54, F; 63, H, /.

[977] A. L. Kroeber, 1925а, табл. 64, а, е, f, h; 66, а—с; W. С. Bennett, 1939, рис. 16, с, /; D. Collier, 1955, рис. 34, В, С; 35, В; I. С. Tello, 1956, рис. 21, Ь; 150, b—f, h, і.

Рисунок оттискивается в форме сразу при изготов­лении сосуда.

A. L. Kroeber, 1925а, табл. 62, а—d; Он же, 1930а, табл. XXIII, 1—4; XXIV, 5; W. С. Bennett, 1939, рис. 9, b, f, g; 10, с; D. Collier, 1955, рис. 36, Е—G; J. С. Tello, 1956, рис. 147, а, 6, е; 148, а; 149, е; 150, a, d, h.

W. С. Bennett, 1939, рис. 9, е; D. Collier, 1955, рис. 35, С, F; 36, В, D, I; 37, В, С; 57.

[981] D. Collier, 1955, стр. 114, 115.

[982] A. L. Kroeber, 1926а, стр. 14—16; Он же, 1930а, стр. 80—82. Керамика этой культуры была найдена и в небольших раскопках А. Банделье, результаты которых неопубликованы (W. С. Bennett, 1939, стр. 82, 83). Неопубликован и снятый им, пока единственный полный план памятника.

[983] Термин «город» здесь, как и по отношению к другим некопанным памятникам культуры Чиму этого типа, применяется довольно условно. В его пользу говорят только их планировка и размеры.

G. R. Johnson and R. R. Platt, 1930, рис. 11, 12; W. С. Bennett, 1946, табл. 51.

[985] E. G. Squier, 1877, стр. 151—158; H. Leicht, 1960, стр. 33.

По плану (E. G. Squier, 1877, стр. 152). В тексте ука­зывается «север».

Е. G. Squier, 1877, стр. 160, 161.

[988] Там же, стр. 157, 158.

[989] Е. G. Squier, 1877, стр. 152, 153.

[990] Там же, стр. 137; О. Holstein, 1927; рис. 13, 17, 18, 21, 23; М. Schmidt, 1929, стр. 565; Ph.. A. Means, 1931, рис. 124, 125.

[991] Научных раскопок на этих памятниках не производи­лось, и датировка их основана только на подъемном материале.

[992] A. L. Kroeber, 1930а, табл. XXVIII; XXXI; R. P. Schaedel, 1951, стр. 19, 22, 23.

[993] G. R. Willey, 1953, рис. 22, V-47; 39, V-46; 52, V-52.

[994] Там же, рис. 71, V-108; 72, V-269; 75, V-124; D. Col­lier, 1955, рис. 7. Сходное сооружение найдено в до­лине р. Касма (D. Е. Thompson, 1964b, стр. 97).

[995] G. R. Willey, 1953, рис. 72; D. Collier, 1955, рис. 18.

[996] G. R. Johnson and R. R. Platt, 1930, рис. 66; Ph. A. Me­ans, 1931, рис. 32; W. C. Bennett, 1939, стр. 13, 14;H. Leicht, 1960, табл. 38 и стр. 191 (план).

[997] Е. G. Squier, 1877, стр. 144—151.

[998] Судя по форме ниш (Там же, стр. 145), покойники скорее всего помещались в них сидя, коленями к под­бородку.

[999] A. L. Kroeber, 1926а, сгр. 15, 16.

[1000] W. С. Bennett, 1939, стр. 84—86; 94—117; D. Collier, 1955, стр. 46—48.

Эти публикации чаще всего посвящены музейным собраниям, происходящим обычно из раскопок уаке­рос, которые выбирали из могил только наиболее эф­фектные вещи. Поэтому дальнейшее описание форм сосудов не представляет весь керамический комплекс этой культуры.

[1002] A. L. Kroeber, 1926а, табл. VI, 6; VII; VIII, 1, 2; Он же, 1930а, табл. XXI; М. Schmidt, 1929, стр. 220, ввер­ху справа; 221, вверху справа; 223; W. С. Bennett, 1939, рис. 17, Ь, с; 19, a, d—f; 21, f.

[1003] A. L. Kroeber, 1926а, табл. VI, 3, 7; VIII, 3—6; М. Schmidt, 1929, стр. 212, слева; 220, вверху слева; 221, внизу слева; W. С. Bennett, 1939, рис. 20, g; D. Collier, 1955, рис. 51, В; 52.

[1004] A. L. Kroeber, 1926а, табл. VI, 8; IX, 1, 2; Он же, 1930а, табл. XXII, 4; М. Schmidt, 1929, стр. 214; 215; 217, вверху справа.

[1005] А. К. Kroeber, 1926а, табл. VI, 5; IX, 4, 6, 7; X, 2;

Он же, 1930а, табл. XXII, 2, 3, 5; М. Schmidt, 1929, стр. 212, справа; 217, внизу; 220, вверху справа; 224; W. С. Bennett, 1939, рис. 17, а; 19, b, с, g, h; 20, а—f; 21, а—е.

[1006] D. Collier, 1955, рис. 48, А. В.; 50, В, С; 53, А; 54, С, D; 56, В; 58 Е.

[1007] Там же, рис. 48, С; 50, А; 53, В; 54, А.

[1008] Там же, рис. 19, D; 48, D; 50, D; 51, С, D; 53, D; 54, H; 59, В.

[1009] Там же, рис. 19, А, Е; 20; 50, D; 53, С; 54, F, G; 56, С; 58, F.

[1010] A. L. Kroeber, 1926а, табл. VI, 1, 3, 6, 7; VII, 5; VIII, 6; IX, 3, 6; Он же, 1930а, табл. XXII, 4, 5; М. Schmidt, 1929, стр. 214, 215; D. Collier, 1955, рис. 51, В; 52.

[1011] A. L. Kroeber, 1926а, табл. IX, 4; Он же, 1930а, табл. XXII, 2; W. С. Bennett, 1939, рис. 20, b, d, е.

[1012] М. Schmidt, 1929, стр. 217, внизу; W. С. Bennett, 1939, рис. 19, g, h.

[1013] A. L. Kroeber, 1926а, табл. VI, 6; IX, 2; Он же, 1930а, табл. XXI, 2; М. Schmidt, 1929, стр. 220—224; W. С. Bennett, 1939, рис. 19, е.

[1014] A. L. Kroeber, 1926а, табл. VI, 8; VII, 1, 3, 4, 6; VIII, /, 4, 5; IX, 1, 7; Он же, 1930а, табл. XXI, 1, 4, 6; XXII, 1, 3; М. Schmidt, 1929, стр. 212, справа; 214; 215; 217, вверху слева, внизу; W. С. Bennett, 1939, рис. 19, f, g, і. j.

A. L. Kroeber, 1926a, табл. VII; VIII, 1, 2; IX, 7; Он же, 1930а, табл. XXI, 1—3, 5; М. Schmidt, 1929, стр. 221, вверху справа; 223; 224, слева W. С. Bennett, 1939, рис. 17, b, с.

A. L. Kroeber, 1926а, табл. VI, 8; VII, 5; VIII, 3, 5; IX, 2, 3, 6; Он же, 1930а, табл. XXII, 5; М. Schmidt, 1929, стр. 214; 224, слева; W. С. Bennett, 1939, рис. 19, с; 21, a; D. Collier, 1955, рис. 55; 57.

W. С. Bennett, 1939, стр. 104; D. Collier, 1955, стр. 47.

W.C. Bennett, 1939, стр. 104, 105, 110, 111. К сожале­нию, автор ограничивается кратким описанием этих орудий, не приводя рисунков или фотографий.

[1019] H. Scheele and Th. С. Patterson, 1966. К первым двум фазам — Таитакантин и Трухильо Т-1—отно­сится материал, связанный выше с культурой Тома­вал.

[1020] G. R. Willey, 1953, стр. 367.

[1021] Ph. A. Means, 1931, стр. 59; J. Н. Rowe, 1948, стр. 41. Дж. X. Роу, опираясь на другие источники, считает, что перед инкским завоеванием южная граница госу­дарства Чимор проходила около Лимы, хотя и гово­рит о том, что господство Чимор на юге могло быть кратковременным.

[1022] R. Lar со Hoyle, 1948.

[1023] R. Larco Hoyle, 1941, стр. 249, 250, рис. 321, 326, 329, 330, 332.

[1024] J. В. Bird, 1948b.

[1025] J. A. Ford, 1949; W. D. Strong and С. Evans, 1952, рис. 34; D. Collier, 1955, рис. 46, 47.

[1026] J. A. Ford, 1949, рис. 4; D. Collier, 1955, рис. 47. Пос ледняя схема слегка модернизирована по сравнению со схемой Форда.

D. Collier, 1955, стр. 52—55, рис. 23.

Там же, стр. 112, 184—186.

[1029] S. Izumi and Т. Sono, 1963, табл. 38, b; 153, 11; ср.: R. Larco Hoyle, 1941, рис. 328, крайний слева и вто­рой справа; Он же, 1946, табл. 66, е.

[1030] W. D. Strong and С. Evans, 1952, табл. XVII, Е; A. Sawyer, 1966, рис. 21.

[1031] R. Larco Hoyle, 1960; Он же, 1963.

[1032] W. F. Libby, 1955, стр. 133.

[1033] Там же, стр. 133.

[1034] W.F. Libby, 1951, стр. 295; Он же, 1955, стр. 133.

[1035] J. L. Kulp, L. Е. Tryon and W. R. Eckelman, 1952, стр. 410.

[1036] R. Berger, G. J. Fergusson and W. F. Libby, 1965, стр. 347.

[1037] E. A. Olson and W. S. Broecker, 1959, стр. 22, 23.

[1038] W. F. Libby, 1955, стр. 133.

[1039] W. F. Libby, 1951, стр. 295; Он же, 1955, стр. 133.

[1040] W. S.. Broecker and J. L. Kulp, 1957, стр. 1329.