Население

Население. Это побережье Североамериканского мате­рика заселено большим количеством мелких индейских пле­мен, которые Boas делит на семь лингвистических „семей": тлинкиты, обитающие в южной части Аляски; хайда—на о-вах королевы Шарлотты и южной оконечности о-вов принца Уэльского; далее к югу цимшиян—на pp. Насс и Скина и при­легающих к этой части материка островах; южнее цимшиян живет группа племен вакаш, к которой относятся квакиютль — на восточном побережье о-ва Ванкувер и противолежащих островах и части материка, и нутка — на западном побережье этого острова. Самый юг района населяют племена береговых селиш. Благодаря благоприятным водным путям сообщения между различными частями побережья, отдельные племена побережья находились в тесном общении между собой. Это общение и сходность географической среды, в которой они обитают, наложили общий отпечаток на весь их культурный и хозяйственный быт. У всех племен сохранился еще родовой строй, но уже на стадии его разложения, на стадии его пере­хода от материнского рода к отцовскому.

Северные племена — тлинкиты, хайда, цимшиян и некото­рые из племен квакиютль — сохранили еще фратриальное де­ление. Тлинкиты разделены на три фратрии — ворона, волка, касатки; фратрия ворона состоит из родов ворона, лягушки, морского льва, лосося, бобра, трески и др.; имена же родов фратрии волка таковы: волк, медведь, орел, чайка, громовая птица и др. Роды селятся вместе либо в одном доме, если же род многочислен, то в нескольких домах. Каждый дом носит название тотемного животного или части его, которым обо­значаются и жители этого дома; напр., род медведя назы­вается „живущие в доме медведя люди". Хайда разделены таким же образом, как и тлинкиты. Цимшиян делятся на че­тыре фратрии: ворона, волка, орла, медведя. Фратрия ворона объединяет роды: ворона, трески и морской звезды; фратрия волка — роды волка, журавля, медведя и т. д. Хейлтсук раз­делены на три фратрии: ворона, орла и касатки. У двух племен южных квакиютль сохранилось также фратриальное деление, но фратрии уже не носят тотемные названия, а на­зываются именами позднего типа, как то: „богатые", „вели­кие”, „богатая сторона" и т. п.

Фратрии были связаны между собою одновременно и узами традиционного соперничества и узами взаимопомощи. Согласно их древнему обычаю, одна фратрия обязана была сооружать родовые дома другой фратрии; она же была обязана отпра­влять и религиозные обряды, связанные с погребением. Экзо­гамия распространялась на одноименные фратрии всех племен. Так, например, член фратрии ворона племени тлинкит не мог жениться на женщине фратрии ворона хайда и наоборот. Во время набегов члены одноименной фратрии в рабство не брались.

У северных племен, в большей степени чем у племен юга, сохранились пережитки материнского рода. Брак здесь уже ко времени открытия побережья европейцами был патрилокален, в том смысле, что большую часть времени брачная пара жила в доме мужа, но некоторое время после заключе­ния брака молодожены оставались в доме жены.

В то же время, когда муж и жена жили в доме первого дети их, как правило, отсылались в род жены, чаще всего к ее брату, которому они наследовали. Murdock, ездивший в этнографическую экспедицию к хайда в 1932 г., констатировал, что этот обычай сохранился до последнего времени „Сын до его переезда к дяде,—пишет он,—живет с матерью. . 10-летний мальчик оставляет своих родителей и поселяете у дяди... Он помогает дяде во всех его работах, рыбной ловле, охоте, постройке челноков, в военных походах и т. д. Дядя и отвечает за его поведение и развитие. Он защищает своего племянника. Когда умирает глава дома и у него нет братьев, ему наследует старший сын старшей сестры".[1]

Остатки большого дома; резные столбы поддерживают балки дома. Форт Руперт. 1930 г. (Фото автора.)

Состав домохозяйства, приводимый у Murdock, в отноше­нии хайда свидетельствует об этом смешении матрилокальности и патрилокальности брака: „домохозяйство,—пишет он,— нормально состоит из жены или жен (главы его.—Ю. А.), не­замужних дочерей его, сыновей моложе десяти лет, замужних дочерей с их мужьями и детьми, его младших братьев с их женами и детьми, несовершеннолетних сыновей его сестры, и нескольких племянников с семьями, и, возможно, нескольких бедных родственников, и одного или двух рабов".[2]

Южные племена района группы селищ имели настолько ярко выраженный патриархальный строй, что американские исследователи отрицали наличие здесь когда бы то ни было материнского рода. У квакиютль переходный момент от ма­теринского рода к отцовскому наиболее выражен. Здесь мы имеем как бы борьбу элементов отцовского и материнского родов. Сильнее уже элементы отцовского рода. Брак здесь патрилокален, но первое время после заключения брака пара живет в доме тестя, как и у северных племен. Обычно это продолжается 1—2 года, пока не родится ребенок. Имя ре­бенку обычно дает отец матери, т. е. род матери, а второе имя дает род отца. Счет родства, следовательно, здесь идет по обеим линиям.

Разложение родовой организации наиболее далеко зашло у индейцев квакиютль. На это указывают самоназвания родов и фратрий, где преобладают имена почета, напр.: „вожди", “получающие первыми”, „те, которых боятся", „те, кого все знают" и т. д. Это сказалось и на родовых легендах, в ко­торых рассказывается о появлении на свет предка того или иного рода, о его деятельности, которая обычно начинается с выбора места жительства и постройки на нем большого дома, Во всех этих легендах предками родов являются муж­чины или они превращаются в мужчин из животных. Тот факт, что предком родов квакиютль всегда считается мужчина, по нашему мнению, свидетельствует о том, -что родовые ле­генды этого народа—образование сравнительно недавнего вре­мени и что они могли возникнуть только в период становления отцовского рода. Здесь мы, повидимому, имеем дело с явле­нием аналогичным тому, которое отметил К. Маркс в отно­шении греческих родов: „Господину Гроту следует далее заметить, что, хотя греки и выводят свои роды из мифоло­гии, эти роды древнее, чем созданная ими самими мифоло­гия" [3]...

Несмотря на то, что названия родов квакиютль не связы­ваются с теми животными, в образе которых появились их предки, эти животные считаются индейцами их добрыми ге­ниями, покровителями и тотемами родов. Каждый род изобра­жал этих животных на своих домах, тотемных столбах, масках, утвари и орудиях. Эти изображения в литературе о населе­нии северо-западного побережья принято называть родовыми гербами.

Запруда для ловли лосей. Квакиютль.

Интересно отметить здесь оригинальный характер насле­дования у квакиютль. Права на пользование рыбалками и охотничьими угодьями, лодки, дом, место вождя—все это на­следуется старшими сыновьями. Но, на ряду с этим» патри­архальным способом наследования, существует еще иной, связанный с нормами материнского рода. Брак квакиютль играет роль института наследования, т. е. согласно их обы­чаю отец невесты обязан передавать своему зятю права: на участие в тайных обществах, на имена, на употребление определенных гербов и масок и на исполнение танцев. Зять же эти права передает затем своему зятю и т. д., что приводит в конечном счете к тому, что они наследуются по женской линии. И этот обычай настолько строг, что если мужчина не имеет дочери, то он „женит" на своей руке, или ноге, или боку то лицо, которому намеревается передать эти права. Заключается, таким образом, фиктивный брак. Весьма ори­гинальным пережитком материнского рода у квакиютль является обычай, согласно которому зять, получив имя от своего тестя, отныне носит только это имя, оставив свое прежнее, и тем самым как бы является членом рода жены, живя в то же время, обычно, в доме своего отца. Характерно также для брака квакиютль, что приданое невесты обычно превышает в несколько раз калым, внесенный за нее. Это приданое отец женщины выплачивает в течение нескольких лет и, когда оно внесено сполна, брак считается аннулирован­ным и женщина свободна и может возвратиться в дом своего отца. Продолжение брака может быть обеспечено только взносом со стороны мужа нового калыма родственникам жены.

Еще лет 40 тому назад по всему побережью индейцы жили в больших деревянных домах. Дом сооружался сообща. У тлинкит и хайда долго сохранялось древнее правило, со­гласно которому дом сооружался членами противоположной фратрии. На фасаде этих домов изображался родовой тотем или ставился около дома тотемный столб. Столбы, поддержи­вавшие крышу дома, обычно покрывались резьбой, изобра­жающей тотемов обитателей дома. В доме селилось несколько семейств членов одного рода. Каждая семья имела свой огонь и свой угол в доме, отгороженный лыковыми цыновками. Семейные спальни сколачивались из досок и располагались одна рядом с другой на широкой платформе, идущей вдоль стен дома. Посредине дома устраивалось углубление, в кото­ром разводился общий костер. Род обычно расселялся в не­скольких домах, которые носили свои имена, и обитатели его назывались по именам домов. Дома одного рода в по­селке стояли вместе.

Хозяйство свое обитатели больших домов вели на общин­ных началах—имели общие рыбалки и охотничьи территории; мужчины совместно охотились, женщины собирали ягоды. Материал о больших домах индейцев этого района был изве­стен Ф. Энгельсу. В своей работе „Происхождение семьи, частной собственности и государства" Энгельс, рассматривая экономические основы родовой организации, пишет: „Домаш­нее хозяйство ведется на коммунистических началах для не­скольких, часто для многих семей". И в ссылке к этому поло­жению Энгельс добавляет: „В особенности на северо-западном побережье Америки — см. Банкрофта. У [племени] хайда на острове королевы Шарлотты встречаются под одной крышей хозяйства, охватывающие до 700 человек. У нутка под одной крышей жили целые племена".[4] Рабство, правда, нарушило эту общность домохозяйств, выделив семьи экономически более сильные и противопоставив их остальным более сла­бым семьям и отчасти поставив последних в экономическую зависимость от первых.