Когда святые встречаются с идолами...

Тот факт, что в более глухих районах Юкатана и Гватемалы сохранились не только языки, но от­части и древние верования, в значительной мере объясняется обстоятельствами исторического по­рядка. Почти сразу же после конкисты в тех ме­стах проявились острые противоречия между воен­щиной и жрецами и между католическими мона­шескими орденами, особенно, между доминикан­цами и францисканцами. Эта первая фаза испан­ской колонизации завершилась почти полным про­валом. В XVI веке Франсиско де Монтехо, Алонзо Давила, Диего де Контрерас и целая галерея ко­ролевских губернаторов Юкатана, управлявших новыми землями рука об руку с испанским духовенством, были бессильны перед алчностью воен­щины, нахлынувшей сюда с целью наживы. Как могли индейцы из Чичен-Ицы, например, поверить в богов своих поработителей, в богов якобы мило­сердия и любви к ближнему, когда одна за другой устраивались облавы, чтобы хватать людей, пре­вращая их в рабов, когда за двадцать индейцев давали одну лошадь, а дочь вождя можно было выменять на круг сыра?!. Как могли майя из области Петен охотно принять религию белых, когда в их городе, Тайясале, не прекращались казни, когда «отступничество» каралось, согласно закону, смертью, когда святые отцы, не доволь­ствуясь разрушением идолов, нарушали даже покой «языческих» могил, развеивая их прах на все четыре стороны?!

В таких условиях влияние древних богов на на­селение Юкатана, Гондураса и Гватемалы оказы­валось еще сильнее. Более того, в XVI—XVII ве­ках, когда восстания майя против испанского управления участились, нередки были случаи, что и сами испанцы принимали религиозную веру древних майя. Мы уже говорили о Гонсало Гер­реро, ставшем военным вождем нескольких групп майя в районах Четумаля и Бакалаля. Другой пример — капитан Хуан де Бильбао, метис, кото­рого испанская экспедиция, отправившаяся в 1646 году из Кампече в Эль Просперо, нашла в Ноаа женатым на индианке по всем правилам местных обрядов. Как с возмущением передавали сопровождавшие экспедицию святые отцы, в хижине у Бильбао стоял деревянный идол, в честь которого он напивался бальче, и в его религиозной службе католические обряды переплетались с древними обычаями майя.

Некто Эхкемелин, написавший в 1678 году хро­нику буканьеров (купцов, рыскавших по побере­жью Мексиканского залива и Караибского моря, не гнушаясь и пиратством), рассказывает о восточных берегах Юкатана: «В давние времена об­ласть эта была густо населена индейцами, но ис­панцы до такой степени все разрушили, что сей­час жителей здесь совсем мало, да и те — их данники, или точнее, рабы, потому что у них нет никакой свободы... Жители же другого конца (по­луострова — X. М.) обязаны принимать в опреде­ленные периоды года испанского священника, по­сылаемого туда, чтобы обращать их в христиан­ство. Пока священник живет среди них, они не смеют поклоняться своей религии, ибо народы эти — идолопоклонники...»

Причудливое переплетение христианских обря­дов с языческими исключительно ярко иллюстри­рует история города Санта Крус. В 1848 году вос­ставшие индейцы заняли этот город, изгнав из него всех других жителей. И вплоть до 1902 года, когда генералу Браво де Бакалару удалось силой вос­становить здесь власть мексиканского правитель­ства, городок этот был центром странного культа: индейцы поклонялись кресту на испанской церкви (Санта Крус), и в совершаемых жрецами обря­дах христианские таинства смешивались с тради­циями идолопоклонства. Деревянный крест у них обладал даром речи и произносил смертные при­говоры; чтобы завоевать его расположение, люди приносили ему человеческие жертвы, главным об­разом, окровавленные сердца...

В Мексике, Гватемале и Гондурасе, как и в других республиках Латинской Америки, религия ка­толическая. И все-таки, между верой креолов (по­томков испанских завоевателей) и ладинов (ис­паноамериканских метисов) — с одной стороны, и верованиями индейцев — с другой, следует делать

различие. По нашему мнению, в этом отношении очень красноречивы высказывания о населении Гватемалы Адальберта Хименеса («Orizonturi», № 20, май, 1961 г.): «...Индеец верит вообще в творческую сущность вещей, ибо он живет на лоне природы; это она, в глубоком смысле, сила и источник его веры. Ла­дино (который происходит от европейца) обособ­лен от нее, он единоверец и идеалист; религиоз­ная вера его часто далека от природы...» И далее Хименес указывает, что у индейцев есть «свои собственные общества религиозного характера, свои собственные святые и каменные божества на высоких платформах или в пещерах. Пять веков прилагаются большие усилия, чтобы уверить этих простых людей в том, будто созидательная способ­ность, которой они наделяют силы природы, на­ходится на небе...»

Майя приняли христианство, но не свергли своих древних богов; они сплели две религии вме­сте, приспособив их по своему усмотрению. «Бо­жества майя и христианские святые слились в по­датливый пантеон», — как образно выразился Д. Э. С. Томпсон. На Юкатане богов дождя стали изображать верхом на испанском коне и называть именами архангелов; богиня Луна слилась в пред­ставлении майя с девой Марией, а на плоскогорьях Гватемалы жители обращают свои молитвы и к католическим святым, и к божествам гор и рек! В некоторых областях наблюдается даже четкое разграничение: христианские святые покровитель­ствуют городам, где стоят церкви, и вообще город­ской жизни, а власть древних прадедовских божест в распространяется на горы, леса и кукуруз­ные поля.

Интересно, что древние божества дождя при­способлены индейцами майя к одному определен­ному культу; К тому же, в горных районах Гвате­малы в тканях, вышивках и некоторых ремесленно-художественных изделиях и сейчас еще исполь­зуются мотивы - с изображениями богод дождя, напоминающие древние, тысячелетней давности образцы.

Различные путешественники рассказывают, что у майя-чорти, населяющих районы Гондурасского залива и места, где находятся руины крепостей Киригуа и Копан, даже в наши дни живы легенды о четырех чакчанах, небесных чудовищах — на­половину людях и наполовину змеях, божествах дождя и урожаев. Сходство их названий (чакчан-чак) — да и функций — ясно указывает, что здесь мы имеем дело с вариантом пережившей века древней веры производителей кукурузы, в жизни которых дождь и засуха были проблемой перво­степенного значения.

Из всех народностей майя, кажется, только у блуждающих лакандос древние обряды вплоть до наших дней не претерпели никаких изменений, за что мексиканское католическое духовенство и на­градило их именем последних идолопоклонников.

В 1946 году ученый Джильс Хели, долго жив­ший в южных областях Мексики, писал, что при­ютившие его лакандос время от времени исчезали, уходя в джунгли и встречаясь там в тайном месте, чтобы выполнить определенные обряды. Пред­приняв разведку, Хели обнаружил, что несколько групп лакандос собираются возле Бонампака, у развалин внушительного храма, расписанного многочисленными и очень красочными фресками (археологи назвали его Домом Ягуара) и совер­шают там древние обряды в честь божеств, при­нося им в дар фрукты и сжигая копал в каменных сосудах.

Случалось, что результатом обучения майя в миссионерских школах были взрывы гнева против идолов, принесшие археологии большой ущерб, ибо они кончались разрушением предметов древ­ней материальной культуры. Но и эти взрывы ко­ренятся в суевериях, основываются на вере в существование навлекающих беды духов, а вера эта идет от древнейших языческих верований. Так, у различных групп майя на Юкатане суще­ствует поверье, что древние стелы с иероглифами и сосуды, в которых курились благоуханные смолы (и которые создавались в форме человеческой фи­гуры), а также и другие предметы материальной культуры предков скрывают в себе злых духов, оживающих по ночам, и навлекающих на людей болезнь или смерть. Поэтому индейцы их разру­шали или бросали в болота. Превосходные стен­ные росписи из Санта Рита, на севере. Британского Гондураса, местные жители разрушили вскоре по­сле того, как они были обнаружены и, к сожале­нию, их никто не успел сфотографировать или за­рисовать. В других случаях, например, на колоннах из Пьедрас-Неграс изображения богов ничуть не разрушены, и факт этот позволил археологам высказать предположение, что в разрушениях не виновны ни испанские завоеватели, ни суеверные индейцы наших дней, а скорее всего восставшие крестьяне последнего периода Древнего царства, гнев которых обрушивался на символы их раб­ства, но обходил изображения божеств, в которых они верили.

Вера в духов и привидения, судя по всем дан­ным, наиболее распространена среди майя на вы­соких гватемальских плоскогорьях. В городе Солола, например, вблизи озера Атитлан, до наших дней дошло несколько легенд о духах, особенно о сигуанаве, который появляется в лунные ночи вблизи колодцев: о «безголовом осле», присут­ствие которого можно угадать по звону цепей на дорожных камнях; о сомбреронах, неожиданно возникающих на темных улочках, и о «наседке с цыплятами», которая заставляет блуждать пут­ников. Горные жители Гватемалы верят в духов рек, холмов, деревьев, зверей и растений. Как по­казывает Хименес, «весь этот мифический, леген­дарный мир верований вошел в повседневность, смешался с самыми незначительными мелочами жизни и растворился в самом образе обыденных вещей. Люди живут в этом сверхъестественном и, в то же время реальном мире... населенном фан­тастическими существами и таинственными пред­метами, полном кладов, звуков и красок».

В наши дни, как и много веков назад, танцы майя тесно связаны с религиозными ритуалами, и факт этот с успехом используют в своей рекламе предприимчивые агенты туризма («Посетите Гва­темалу, страну древних танцев майя!»). Что ка­сается языческого характера этих танцев, лучше всего предоставить слово испанскому священнику из Масатенанго, который составил специальный доклад о древних танцах майя-киче.

«Он (танец — X. М.). изображает принесение в жертву- индейца-военнопленного, как происходило в давние времена, по заявлению самих танцоров. Четверо нападают на пятого, привязанного к стол­бу, пытаясь убить его. Эти четверо переодеты и в масках ягуара, пумы, коршуна и еще одного, уж не помню какого, зверя. Они заявляют, что звери эти — их родичи. Танцующие аккомпанируют себе на длинных витых трубах, изрыгающих ужас­ные, вызывающие содрогание звуки...» ,

Примерно к тому же периоду относится и сле­дующее описание танца с Юкатана. «Индейцы припасают Носилки и ставят на них нечто вроде башни, высотою в шесть футов (около 1,95 м — X. М.), довольно сходной со стулом. Сверху донизу все это покрывается крашеным хлопчатобумажным полотнищем с флажками по сторонам. Прилично одетый индеец влезает в эту башню по пояс. В одной руке у него деревянная трещотка, очень распространенная в этих местах, а в другой — перо. Он все время двигается, не останавливаясь ни на минуту, крутит трещотку под барабанный бой другого индейца, стоящего возле носилок. Толпа индейцев, выстроившись в длинный ряд, двигается тем же манером, дуя в дудочки, издаю­щие резкие, пронзительные звуки. Затем шестеро из них поднимают носилки на плечи и идут, тан­цуя в ритме барабанного грохота... Этот танец они называют соно, говоря, что унаследовали его от очень давних времен».

Религиозный характер этих танцев обличает и тот факт, что они исполняются в определенное время, причем танцоры должны предварительно выдержать пост и выполнить определенные об­ряды. В некоторых областях, продолжая исполнять древние танцы, майя внесли в них элементы хри­стианских религиозных обрядов. Так, Томас Гейдж, англичанин-доминиканец, долго живший на Атитлане, в Гватемале, рассказывает, что в древний танец майя-покомамов введены новые пер­сонажи — святой Иоанн Креститель и Ирод; та­нец, по-видимому, является мимическим предста­влением усечения главы Иоанна — в такой ма­нере, где эта сцена из Нового завета переплета­ется с древними обрядами майя.