Заключение

Таковы в основном главные черты рабства, существовав­шего у племен северо-западного побережья Северной Аме­рики. Оно возникло здесь на основе рыболовного хозяйства, тогда как большинство случаев рабства, изучавшихся до сих пор, возникали в условиях скотоводства и земледелия. Оно существовало здесь в условиях родового строя, но уже на стадии его разложения, когда существовала частная собствен­ность на движимое имущество, накопление которой усиливало семью и противопоставляло ее роду—„отдельная семья сде­лалась силой, и притом грозной силой противостоящей роду“. [1] Наследование по отцовской линии завоевывало все большие и большие права. Вместе с наследованием имущества отца все чаще наследовалось и общественное его положение. Ро­довой принцип избрания вождей уступал место принципу имущественному, принципу наследования в пределах опреде­ленных семей; это положило начало зарождению родового дворянства. Наличие торговли и института потлачей усили­вало имущественное неравенство и разрушало еще более устои рода. „На ряду с разделением на свободных и рабов появляется различие между богатыми и бедными".[2]

В недрах этого общества рабство существовало как осо­бый уклад. Оно не было еще господствующим способом про­изводства, так как рабы не являлись основным производящим классом. Свободное население и сами рабовладельцы труди­лись вместе с рабами. Рабы здесь были еще „простыми по­мощниками".[3]

Одно из индейских селений на о-вах королевы Шарлотты.

Но рабство здесь носило уже наследственный характер; раб навсегда оставался рабом. Рабы находились в совершен­ной изоляции от социальной жизни племени. Раб переставал быть человеком и его продавали, покупали и дарили как вещь; хозяин имел право жизни и смерти над ним. Перед потлачами и празднествами рабы не знали, кто из них оста­нется живым по окончании торжеств. И даже после смерти раб должен был служить своему господину. Все эти факты свидетельствуют о том, что на северо-западном побережье Северной Америки имел место довольно развитый институт рабства.

Наследственный характер его предполагает продолжитель­ный период его существования. Henshaw, дающий обзор раб­ства в Америке, заключает, что на северо-западном побе­режье оно существовало настолько продолжительное время, что „материально модифицировало обычаи, институты... и было причиной возникновения понятия ранга и каст". [4] „Понятия ранга и каст" мы считаем привнесенными самими авторами в условия северо-западного побережья, так как нет никаких фактов, указывающих на действительное суще­ствование их здесь. Несомненно, что рабство было решаю­щим фактором в развитии общества по пути его классового расслоения и уничтожения остатков родового строя. Его влияние сказалось не только в области социальных отноше­ний; оно нашло свое яркое отражение и в религии, и в искус­стве, и в мифологии индейцев.

От античного и плантационного рабства рабство индейцев северо-западного побережья отличается его ролью в произ­водстве. Определяющим моментом в этом отношении является характер производства, в котором используются рабы при патриархальной и античной системах. Как мы уже видели, в „Капитале" К. Маркс определяет патриархальную систему рабства как систему, рассчитанную на производство непо­средственных средств существования.[5] Тогда как при антич­ной системе „С разделением производства на две крупные основные отрасли, земледелие и ремесло, возникает произ­водство непосредственно для обмена, товарное производство, а вместе с ним и торговля не только внутри племени и на его границах, но уже и заморская".[6] Рабы при этой системе, указывает Энгельс, „перестают быть простыми помощниками; десятками их гонят теперь работать на поля и в мастер­ские".[7] Имея в виду эти совершенно ясные определения рабства, нам нетрудно определить характер рабства у индей­цев северо-запада Америки. Мы видим, что здесь, несмотря на наследственный уже характер рабства, продукт, произво­димый рабами на ряду со свободными, идет в основном на собственное потребление и лишь сравнительно небольшая часть его поступает на межплеменной рынок.

Лодка квакиютль. Форт Руперт. (Фото автора.)

Здесь производство не имеет своей целью производство товаров, и лишь небольшая часть произведенного продукта становится товаром. Но даже и этот факт указывает на то, что мы имеем здесь развитые формы патриархального раб­ства, возможно последнюю переходную его ступень к рабо­владельческому способу производства, при котором рабы являются основным производящим классом, создающим в основ­ном товары. Выше мы уже указывали, что на северо-запад­ном побережье существовали уже некоторые тенденции в сто­рону развития рабовладельческого способа производства.

У Маркса и Энгельса часто встречается выражение „до­машнее рабство", которое так же, как и патриархальное раб­ство, противопоставляется античному рабству. Напр, говоря о германцах, Энгельс пишет, что они „не довели у себя раб­ства до его высшего развития, не превратив его ни в антич­ное трудовое рабство, ни в восточное домашнее рабство".[8] В другом месте Энгельс пишет о Греции и Риме, что здесь рабство было господствующей формой производства, и дает сле­дующее определение домашнего рабства: „иное дело домаш­нее рабство на Востоке; здесь оно не образует прямым обра­зом основы производства, а является косвенным образом составной частью семьи, переходя в нее незаметным обра­зом (рабыни гарема)".[9] Следовательно, характерные черты домашнего рабства состоят в том, что, во-первых, оно не образует основы производства и, во-вторых, рабы являются составной частью семьи. Говоря о семье в этой связи, Энгельс имеет в виду патриархальную семью, которую он характеризует как организацию „некоторого числа свободных и несвободных лиц в семью, подчиненную отцовской власти главы семьи.... Существенным является включение в состав семьи несвободных и отцовская власть, поэтому закончен­ным типом этой формы семьи служит римская семья".[10] По­следняя обозначалась, как известно, термином familia, в отно­шении которого Энгельс пишет, что первоначально он отно­сится „только к рабам. Famulus значит домашний раб“. [11] Этим последним указанием Энгельс отмечает, что домашнее рабство было не только на Востоке, но и в Риме.

Запруда современного типа на лосей.

Следовательно, домашние рабы—это рабы, включавшиеся в состав семьи рабовладельца и не являвшиеся основными производителями. Но эти же моменты являются характер­ными и для патриархального рабства, которое также не со­ставляет основы производства. Факт включения рабов в со­став семьи рабовладельцев также является одной из харак­терны» черт патриархального рабства. Из практики северо-западного побережья нам известно, что особые хижины от­водились рабам лишь в случаях их многочисленности; обычно же рабы жили в доме своего господина. Приведу здесь весь­ма характерное в этом отношении место из одной легенды племени квакиютль. Хозяин дома следующим образом реко­мендуется приехавшему к нему гостю, жениху дочери: „Я Hex’hakin, это моя дочь Gaastalas, а это ее мать Hek’inedzemga, а это мои рабы". [12] Здесь показателен факт, что рабы представляются на ряду со свободными членами семьи; они не, только живут в доме своего господина, но являются и составной частью семьи. Таким образом мы видим, что до­машнее рабство в учении Маркса и Энгельса не является особой системой рабства, отличной от патриархального раб­ства.

В вопросе оценки рабства у индейцев McLeod занимает совершенно особое место. Он является автором нескольких статей по рабству в Северной Америке и для нас он интересен в том отношении, что он оперирует в основном материалом северо-западного побережья Северной Америки.

Его первая работа „Debtor and Chattel Slavery in North America", появившаяся в виде небольшой статьи,[13] по указа­нию самого автора, представляет собою результат изучения распространения рабства в Северной Америке. Свой обзор он начинает с кабального рабства, так как считает его са­мым распространенным по Северной Америке институтом. В основном он приводит факты проигрывания индейцами са­мих себя и членов своей семьи в азартной игре. Очевидно, мы имеем здесь дело с особым специфическим явлением, для трактовки которого материал автора совершенно недо­статочен, ибо он не разбирает экономической структуры обществ, в которых это явление наблюдается. Военное раб­ство он находит только на северо-западном побережье, и очень коротко на нем останавливается, приводя сведения Simpson, Iewitt, Sproat и других ранних наблюдателей, о ко­личестве рабов, о работорговле и о наследственном харак­тере рабства. Его дальнейшие статьи „Economic aspect of Indigenous American Slavery",[14] „Origin of Servil Labor Croups"[15] также построены на материале северо-западного побережья. Все его статьи, весьма незначительные по объему, предста­вляют собою эмпирическую сводку некоторых сведений ран­них наблюдателей о рабстве у племен этого района, при этом отдельные данные не увязаны между собою в целях создания единой картины системы рабства.

Современное индейское селение.

Оценки характера рабства автор не дает, но имеет склонность отождествлять его с плантационным рабством, как это очевидно из следующего его высказывания: „Данные о цене, связанные с процентом рабов ко всему населению, ясно по­казывают, что рабство для племен северо-западного побе­режья имело почти такое же экономическое значение, как раб­ство для плантационных районов США перед гражданской войной".[16] С таким сопоставлением, конечно, согласиться нельзя; автор сравнивает две формации, не имеющие ника­ких параллелей между собой. Эта ошибка автора совершенно не случайна; она обща всей буржуазной науке, пытающейся доказать изначальность всех категорий капиталистического общества.

Вторым крупным недостатком построений McLeod является его концепция о диффузии наследственного рабства на северо-западное побережье Северной Америки из Азии. В доказа­тельство этого положения он приводит факт якобы сходства методов убивания медведя на медвежьем празднике у айну и рабов на празднествах тлинкит. Если бы даже допустить наличие такого сходства, то оно могло быть самобытным, и к тому же азиатское происхождение айну пока стоит под вопросом. Других доказательств в пользу диффузии автор не приводит и вряд ли они могут быть вообще. Естественно возникает вопрос—каким образом могло произойти это за­имствование и когда оно произошло. Очевидно, диффузия допустима лишь в связи с гипотезой о переселении амери­канских индейцев из Азии, но в период, когда предполагается это переселение, рабство еще не могло существовать. А поз­же оно не могло быть заимствовано, в виду отсутствия свя­зей между двумя материками. Вообще к вопросу заимствова­ния социальных институтов необходимо подходить более осторожно, чем это сделал автор, потому что такого рода заимствования весьма редки в истории.

Индианки, работающие вместе с китаянками на рыбоконсервной фабрике в Алерт Беи. 1929 г.

Благодаря вторжению европейско-американских колониза­торов, основы рабства у племен побережья были подорваны. Прекратились войны и вследствие этого отпал главный источ­ник рабства.. Все рыболовные, охотничьи и другие угодия были отобраны и перешли в пользование частных компаний. Больше того, в отношении севера побережья мы имеем све­дения, что и сами рабы у населения были отобраны и взяты в рабство к белым. С приходом первых русских на побе­режье много рабов перебежали в их лагери в надежде найти здесь лучшую участь. „Тогда сих людей,—пишет Давыдов— употребляли на убийство подозрительных островитян; они же отправляли с русскими все работы. Промышленникам, посы­лаемым ловить клепцами лисиц, позволялось нанимать их вместо себя, что почти каждый и делал, ибо это стоило не­большое число листков табаку".[17] Вначале получалась двой­ная система эксплоатации: промышленников эксплоатировала компания, а сами промышленники эксплоатировали рабов. Вместо лучшей участи, рабы оказались под двойным гнетом русского капитала. Позже, когда русские укрепились на по­бережье, то „все невольники были отобраны у островитян для работ компании, и название калга было заменено кам­чатским словом каюра, означавшим наемного работника. По­том, когда число каюр от работ и разных несчастных слу­чаев поуменьшилось, стали набирать каюр из островитян за некоторые проступки, и, разумеется, что с того времени число преступников на Кадьяке должно было увеличиться. Дети одних только начальников исключаются из сего числа".[18] Так откровенно описывает процесс „ликвидации" рабства, вернее — порабощения всего населений русскими у алеутов один из русских путешественников—Давыдов.

Нет основания предполагать, что этот процесс был иным в отнощении тлинкит, да и вообще в отношении всего побе­режья. Одним из пунктов договоров, заключавшихся между жителями Аляски и правительством США в конце XIX сто­летия, последнее выставляло уничтожение рабства путем за­прещения набегов и работорговли.

Правительство США лицемерно прониклось якобы чув­ством человеколюбия к рабам, держа в то же самое время у себя миллионные массы негров в худшем рабстве планта­ционного капиталистического хозяйства и признавая его как государственный институт.

Рабство исчезло к концу XIX столетия. Уже ко времени экспедиции Krause к тлинкитам в 80-х годах ввоз рабов был прекращен, и рабство почти исчезло.[19] Во время нашего пре­бывания на побережье в 1930 г. мы встречали лишь весьма слабые указания на существовавший некогда институт раб­ства. Но с исчезновением рабства индейцы северо-западного побережья не перешли на более высокую ступень развития. Европейская колонизация была разрушительным фактором всей культуры северо-западного побережья; за годы господ­ства белых она деградировала вместе с вымиранием самих носителей ее.

В настоящее время все племена северо-западного побе­режья живут в так называемых резервациях, отведенных им колонизовавшими край британским и североамериканским правительствами. Последнему принадлежит Аляска, а осталь­ная часть побережья до штата Вашингтон входит в состав Британской Колумбии, части доминиона Канады. Резервации— это небольшие участки земли, отведенные под поселок и включающие также небольшие водные и лесные угодья для пользования индейцев. Резервации здесь в основном совпа­дают с местами старых поселений индейцев, но значительно сокращены по размерам, а лучшие их рыбалки находятся в пользовании рыбоконсервных компаний. Резервации нахо­дятся под наблюдением специального представителя прави­тельства, „агента" на языке индейцев, который якобы является отцом индейцев, нуждающихся в опеке, подобно детям. Фак­тически же это один из непосредственных служителей капи­тала, помогающий закабалению и эксплоатации индейцев.