Падение Тайясаля
ГЛАВА IX.
— О что достойно нас? —
Подвеска на груди.
О что украшает смелых людей? —
Мой плащ, повязка моя.
Не божий ли это гнев?
О чем же плакать тогда?
Беда поразила нас всех!«След, оставленный владыкой Хунак-Кеель»
Перевод Ю. А. Зубрицкого
После окончательного покорения Юкатана в 1546 г. у майя осталось только одно независимое государство — провинция ицев в районе озера Петен-Ица, на севере Гватемалы140. Столица майя-ицев Тайясаль находилась от ближайших испанских колоний на расстоянии 300 (город Гватемала) и 480 км (Мерида на Юкатане). Воинственные обитатели этих глухих мест, защищенные самой природой от вторжений испанцев, сумели сохранить свою свободу и независимость еще на протяжении почти 175 лет. Непокорные ицы стояли поперек горла колониальным чиновникам, — они мешали им установить прямую связь между городами тихоокеанского побережья Мексики и Гватемалы и Юкатаном. Но тяготы долгого пути через джунгли и болота и ярость атак воинов Тайясаля долго отпугивали конкистадоров от вторжения в их земли.
Это отнюдь не значит, что все 175 лет ицев абсолютно никто не тревожил. Там, где нельзя было сломить врага лобовым ударом, испанцы пускали в ход более тонкое и действенное оружие: миссионеров и проповедников. И надо сказать, что эти «конкистадоры в рясах» с помощью креста и молитвенника достигали зачастую куда более ощутимых результатов, чем поднаторевшее в избиениях индейцев воинство испанского короля. Им удалось, к примеру, окрестить и мирным путем подчинить жителей другого значительного государства майя — Акалана. Для удобства христианизации местного населения монахи уговорили индейцев покинуть свою прежнюю столицу Ицамканак и переселиться на новое место, ближе к побережью, в Тишчель. Это случилось в 1557 г.141
Однако до территории ицев долго не могли добраться и самые ретивые миссионеры. Лишь в 1618 г. из Мериды, столицы испанских владений в Юкатане, отправились на поиски Тайясаля два монaxa-францисканца: Бартоломе де Фуэнсалида и Хуан де Орбита, хорошо знавшие язык майя. Добравшись с большим трудом до берегов озера Петен-Ица, они, вопреки ожиданиям, встретили здесь самый радушный прием. Правитель Тайясаля Канек142 позволил даже францисканцам начать среди жителей столицы пропаганду христианства. Первую проповедь монахи прочли прямо у стен царского дворца. Послушать их пришло много народу.
«Собравшиеся там индейцы, — пишет испанский хронист XVII в. Вильягутьерре, — с большим вниманием отнеслись к речи отца Фуэнсалиды».
Миссионеры торжествовали. Их замысел — сделать христианами язычников-ицев, — казалось, был близок к осуществлению. Но здесь произошло событие, резко нарушившее эту идиллическую картину.
После окончания проповеди преподобные отцы отправились посмотреть «многочисленные храмы и святилища зловредных и мнимых индейских богов... И, войдя в один из храмов, — продолжает свой рассказ Бильягутьерре, — они увидели, что посреди него стоит огромный идол ... сделанный из камня и притом весьма любопытный».
Монахи от изумления потеряли дар речи. Таинственное «божество» майя-ицев оказалось не чем иным, как статуей лошади почти в натуральную величину.
«И они, эти варвары, поклонялись ему (идолу. — В. Г.). как богу грома и молнии, называя его Циминчак»143.
Далее Вильягутьерре сообщает, что «преисполненный религиозного рвения» отец Орбита схватил увесистый камень и в ярости разбил идола на куски. Индейцы пришли в ужас. На их глазах совершилось неслыханное кощунство: чужеземцы осмелились поднять руку на одного из главных богов Тайясаля! Только смерть осквернителей святыни могла искупить столь тяжкий грех. Разгневанные майя плотным кольцом окружили перепуганных миссионеров.
И тогда отец Фуэнсалида, не менее самих индейцев потрясенный опрометчивым поступком своего спутника, решился на отчаянный шаг. Встав на пьедестал только что разбитой статуи, он обратился к бушующей толпе со страстной проповедью о вреде язычества. Это было, бесспорно, одно из самых ярких, вдохновенных и убедительных выступлений монаха, поскольку индейцы несколько успокоились и позволили францисканцам вернуться во дворец Канека. Там проповедники и узнали удивительную историю о «лошадином боге» ицев.
Виной всему оказался вороной конь Кортеса, которого тот во время своего похода в Гондурас весной 1525 г.144 оставил на попечение майя. Индейцы поместили раненое животное в храм и принесли ему мясо, букеты цветов, словно он был знатным вельможей. Нет ничего удивительного в том, что подобные «угощения» пришлись бедной лошади не по душе, и она вскоре подохла от голода. Перепуганный Канек, страшась мести Кортеса, приказал изготовить из камня точную копию коня и установить ее в том же самом храме. Нового бога индейцы нарекли пышным именем «Циминчак», т. е. «Громовой тапир» («Цимин» — тапир, «чак» — гром, дождь, гроза). В иерархии местных божеств Циминчак занял второе место после бога дождя Чака145.
Оправившись от потрясения, испытанного в храме Циминчака, преподобные отцы напомнили Канеку о том, что еще прежний правитель Тайясаля обещал Кортесу принять католическую веру и сжечь всех идолов. Ответ Канека, не лишенный изрядной доли юмора, был тверд и нелицеприятен. Он заявил монахам, что сейчас, по предсказаниям жрецов, неудобно отказаться от старых богов и принять новых, а посему святым отцам следует прекратить здесь дальнейшие проповеди и вернуться на Юкатан.
Несколько месяцев спустя Фуэнсалида и Орбита вернулись в Тайясаль и даже прожили там около 18 дней. Попытки посеять семена важнейших христианских заповедей в душах неискушенных индейцев закончились неудачей. Более того, боясь потерять свое влияние, местные жрецы сумели настроить жителей города на враждебный лад по отношению к монахам и даже спровоцировали открытое выступление против них. Однажды на рассвете толпа вооруженных индейцев окружила хижину миссионеров. Десятки рук схватили преподобных отцов, и, не успев опомниться, те очутились на водной глади громадного озера в утлой лодчонке без еды и припасов. А вдогонку неслись крики возбужденных майя:
«Не приходите больше! Нам не нужен ваш бородатый бог! Здесь вас ждет только смерть!»
И это были не пустые слова. Четыре года спустя, в 1622 г., губернатор Юкатана отправил для завоевания Таиясаля целую военную экспедицию во главе с Франсиско де Миронесом. 30 марта небольшои отряд из 20 испанцев и 140 дружественных индейских воинов двинулся в путь. Через некоторое время к ним присоединился монах Диего Делльгадо, которому очень хотелось, по-видимому, преуспеть там, где потерпели провал два его предшественника — Фуэнсалида и Орбита.
По дороге конкистадоры чинили в индейских селениях всевозможные насилия. Особой жестокостью отличался сам предводитель отряда — капитан Миронес. В селении Сакалум он натворил столько гнусных дел, что раздосадованный отец Дельгадо покинул своих соотечественников и пошел дальше в сопровождении нескольких десятков индейцев-христиан из селения Типу. Довольно быстро они добрались до берегов озера Петен-Ица. Здесь Дельгадо и индейцев встретили воины майя-ицев. Они были на удивление приветливы. Преподобного отца и его спутников усадили в лодки и доставили в Тайясаль, где всех до единого принесли в жертву богам. Францисканец умер последним. Даже лежа на окровавленном алтаре он читал молитвы до тех пор, пока обсидиановый нож майяского жреца не вспорол ему грудь.
Слухи о смерти Дельгадо достигли Мериды лишь через несколько месяцев. Капитан Миронес, оставшийся в Сакалуме, получил приказ быть настороже, но не обратил на это никакого внимания. 2 февраля 1624 г., когда конкистадоры отправились на торжественную мессу, их внезапно атаковали местные индейцы. Они убили всех людей Миронеса, а церковь подожгли.
Эти драматические события надолго отбили у испанцев охоту соваться во владения ицев. Больше того, даже ранее принявшие христианство мирные индейцы порвали с новой религией, вернулись к своим привычным языческим богам и уже враждебно встречали каждого европейца, будь то проповедник или солдат. Майя-ицев отделял теперь от испанских колоний на севере и юге еще один надежный барьер.
Между тем над их головами собирались грозовые тучи. Новый испанский губернатор Юкатана, молодой и энергичный Мартин де Урсуа, решил, наконец, покончить со строптивыми обитателями Тайясаля.
Получив в 1692 г высокий губернаторский пост, он немедленно приступил к реализации своего тщательно продуманного плана.
Прежде всего Урсуа написал пространное письмо королю Испании, в котором излагал основные цели нового похода против непокорных индейцев и испрашивал официальное разрешение применить в случае необходимости силу.
«Сир,— писал Урсуа королю,— предприятием ... в котором я мог бы принять участие во время своего губернаторства, является обращение (христианизация. — В. Г.) и усмирение тех бесчисленных нечестивых индейцев, которые обитают между провинциями Юкатан и Гватемала, и соединение этих провинций дорогой, что не только облегчит торговлю, приносящую общественную пользу и выгоду Вашему величеству, но и поможет также должным образом разместить многих индейцев... Я предлагаю Вашему величеству сделать это исключительно за мой счет, не прибегая к помощи королевского казначейства... Мехико, 30 июня 1692 года»146.
Когда Мартин де Уртуа получил соответствующее разрешение короля, он, не теряя времени, приступил к осуществлению подготовительных мер перед решающим наступлением на Тайясаль. Из Кампече по направлению к озеру Петен-Ица начали прокладывать через джунгли и болота новую большую дорогу — без этого нечего было и думать о завоевании ицев.
Одновременно губернатор вручил группе монахов во главе с Андресом де Авенданьо, которые направлялись в Тайясаль для пропаганды католической веры, специальное послание правителю Канеку, надеясь тем самым добиться подчинения непокорной провинции майя мирным путем. Ниже следуют отрывки из этого письма — непревзойденного образца эпистолярного стиля той эпохи. Чего стоит одна преамбула с длинным перечислением всех титулов и званий отправителя:
«Дон Мартин де Урсуа-и-Арисменди, губернатор, генерал-капитан и верховный судья в провинциях Майяпана (ныне Юкатана. — В. Г.), Косумеля и Табаско, наместник дона Карлоса II, великого короля Испании и всех этих Индий, островов и материка моряокеана и многих других королевств и завоевателя варварских народов — благородному Канеку, правителю ицев, шлет привет...»147.
Далее идут пространные рассуждения о том, что ицы, как и все другие народы Нового Света, должны подчиниться испанской короне, а в качестве идеологического обоснования этого более чем странного требования делается экскурс в историю конкисты.
«Это уже не первый раз, когда подобные известия сообщались вам... Так, когда великий Мотекухсома, монарх, живший много лет назад и владевший этими провинциями, подчинился и стал слугой испанского короля, ваши собственные деды и прадеды также покорились, в то время, когда дон Фернандо Кортес проходил через эти ваши острова и оставил вам лошадь в знак того, что он вернется. Но он не вернулся, так как ему нужно было отправиться в Мехико.
И сейчас я также говорю вам, что я хочу любить вас и не прошу у вас ничего, кроме оказания почтения истинному королю и повелителю. И в качестве доказательства, что это мое единственное намерение и что я не желаю воевать с вами, и для спасения мира, о котором вы меня просите, я посылаю вам от имени нашего короля и повелителя дона Карлоса этих отцов Святого Франциска, чтобы они могли наставить вас на путь истинный и приобщить к таинствам нашей святой веры, вырвав вас из мрака, в котором вы пребываете благодаря козням дьявола. Мерида, 8 декабря 1695 года»148.
Между прочим, незадолго до начала путешествия францисканцев в Тайясаль от имени Канека в Мериду явилось посольство ицев во главе с племянником правителя, получившим при крещении имя Мартин Франсиско. Когда слух об этом достиг губернаторского дворца, Урсуа выехал навстречу посланцам майя в сопровождении пышной свиты чиновников городского магистрата, офицеров и дворян, щеголявших друг перед другом своими золочеными каретами и породистыми верховыми лошадьми. Улицы города запрудила толпа любопытных: все хотели взглянуть на диковинно одетых индейцев, прибывших из какой-то лесной глухомани.
После взаимных приветствий племянник Канека выступил вперед и с помощью переводчика заявил губернатору следующее:
«Мой повелитель, представляя моего дядю, великого Канека, царя и абсолютного владыку ицев, от его имени я склоняюсь у ваших ног и вручаю вам его царскую корону ... с тем, чтобы ваша милость приняла нас под свою защиту и покровительство и дала нам священников, которые окрестят нас и обучат законам истинной веры»149.
Мы не знаем, к сожалению, в какой мере эта речь соответствует действительности. Видимо, посольство было всего лишь ловким отвлекающим маневром правительства ицев, стремившегося подольше удержать конкистадоров от прямых военных действий против его государства. Во всяком случае, племянник Канека сопровождал Авенданьо (с двумя собратьями по ордену) до Тайясаля. На какое-то время монахам удалось завоевать доверие местных жителей.
«Когда они прибыли на этот остров около пяти часов вечера и вышли на сушу, — рассказывает Вильягутьерре Сото-Майор, — то наткнулись на дом Канека, стоявший у самого берега. И вступив, в него, сразу же увидели стол для жертвоприношений, сделанный из камня, очень большой, более двух с половиной метров длины и полтора метра ширины. Его окружало двенадцать скамеек, по числу жрецов, которые совершали жертвоприношения»150.
Можно понять, в какой ужас и в какое негодование пришли благочестивые монахи, когда они увидели тот самый алтарь, на котором, быть может, погиб их собрат Дельгадо. Между тем за три дня пребывания в городе испанцы окрестили свыше трех сотен индейских детей, Авенданьо настойчиво убеждал Канека и его сановников принять христианство и подчиниться испанскому королю. Но хитрые вожди ицев вновь сослались на то, что, по предсказаниям жрецов, еще не настало время менять старую религию на католическую и поэтому нужно терпеливо ждать подходящего часа.
По словам Авенданьо, в одном из городских храмов он видел каменный ящик, где бережно хранилась кость лошадиной ноги, принадлежавшей когда-то коню Кортеса. Эта кость считалась у индейцев священной реликвией, они поклонялись ей. Вскоре монах и его спутники были выдворены из пределов провинции ицев и, терпя лишения и нужду, отправились в обратный путь на Юкатан. Они долго шли через бесконечные лесные массивы северо-восточного Петена, увязли в тонких болотах, пересекли какую-то большую реку. Единственной пищей им служили орехи, коренья и дикие плоды. Стоит ли удивляться, что через две-три недели монахи совершенно обессилели от голода и почти не могли передвигаться. Когда их страдания, казалось, достигли предела, Авенданьо случайно увидел развалины древнего города.
«Среди этих высоких холмов, которые мы встречали, — писал он впоследствии, — находилось много древних построек; некоторые из них мне показались предназначенными для жилья, и, хотя они были очень высоки, а мои силы на исходе, я вскарабкался на них, хотя и с большим трудом.
Они имеют планировку монастыря — маленькие кельи и много комнат для жилья, все крытые, окруженные террасой, и побеленные изнутри... И эти упомянутые здания имеют такую форму, что совсем не похожи на постройки провинции Юкатан, где они облицованы тесаным камнем, положенным без раствора, особенно это касается их сводов, но местные (в Петене. — В. Г.) — все сделаны из камня, покрытого слоем извести»151.
Наблюдательный монах, сам того не понимая, правильно подметил одно из главных отличий двух основных направлений в майяской архитектуре: северного, юкатанского, и равнинной области, где находился в I тысячелетии н. э. центр Древнего царства майя.
По предположению известного исследователя культуры майя из США Сильвануса Морли, городом, на который случайно набрели несчастные монахи, мог быть только Тикаль. Таким образом, францисканец Авенданьо первым из европейцев увидел руины одной из самых больших и блестящих столиц древних майя, пришедшей в упадок и погребенной в джунглях.
Лишь через несколько дней индейцы-христиане случайно наткнулись на полумертвых миссионеров и буквально спасли от смерти, принеся их в гамаках в ближайшее испанское селение.
Одновременно с миссией Авенданьо по приказу Мартина де Урсуа к озеру Петен-Ица отправилось 60 испанских солдат во главе с Педро де Субийаром, несколько сот индейцев и преподобный отец Буэнавентура — походный капеллан. Они должны были по замыслу губернатора сыграть роль почетного караула во время торжественной церемонии передачи власти Канеком испанской администрации.
18 января 1696 г. отряд Субийара и индейцы добрались до берегов озера Петен-Ица. Но едва первые ряды конкистадоров оказались на песчаной отмели, у воды, на них, словно стая коршунов, набросилась флотилия лодок, битком набитых воинами ицев. Судьба сражения решилась в считанные минуты. Пока конкистадоры приходили в себя и заряжали мушкеты, индейцы уже скрылись вдали, уведя с собой пленников и в том числе капеллана отряда Буэнавентуру. Все они нашли свою смерть на жертвенном камне главного храма Тайясаля. Опасаясь вторичного нападения, Субийар поспешно отступил. На следующий день он опять попытался выйти на подступы к майяской столице, но был встречен несколькими тысячами индейских воинов и, не добившись ощутимого успеха, вновь отступил.
Новости о неудаче миссии Авенданьо и разгроме отряда Субийара дошли до Мартина де Урсуа почти одновременно. Стало очевидным, что покорить ицев можно только с помощью хорошо подготовленных военных операций. Понимая, что главное преимущество индейцев заключается в местоположении их столицы, окруженной со всех сторон водами озера, и наличии множества лодок, встречающих врага в любой точке побережья, губернатор Юкатана решил построить свой флот.
Завоевание этой части Нового Света (Мексика и Центральная Америка) началось в почти аналогичной ситуации. Эрнан Кортес для захвата островной столицы ацтеков — Теночтитлана вынужден был нейтрализовать грозную флотилию боевых лодок индейцев. Он достиг этого с помощью целой эскадры небольших парусных бригантин, доставленных издалека и собранных прямо на берегах огромного озера Тескоко. И вот теперь, 175 лет спустя после падения Теночтитлана испанцы вновь столкнулась с необходимостью строить флот для захвата столицы майя-ицев. Правда, масштабы и весь накал борьбы обеих кампании были далеко не равными. Но для этого тоже имелись свои основания. Шел конец XVII в. И разгром последнего независимого государства индейцев на территории испанской Америки был лишь логическим финалом затянувшейся на века агонии аборигенного населения континента, вызванной жестокими притеснениями и насилиями европейских завоевателей.
Мартин де Урсуа не стал искать новых оригинальных решений. Он попросту воспользовался опытом Кортеса. Губернатор приказал доставить по недавно проложенной дороге на берега озера Петен-Ица материалы, снаряжение и оснастку, необходимые для строительства крупных весельных судов. Как и на заре конкисты, весь этот солидный груз пронесли на своих спинах носильщики-индейцы. Обоз сопровождало около ста испанских солдат, а также плотники и корабельные мастера. Их задача была проста, но требовала затраты больших усилий: до прихода главных сил заготовить необходимую древесину и достроить несколько галер.
24 января 1697 г. Урсуа с основным войском покинул Кампече и двинулся на юговосток. Тяжелый бархатный штандарт, олицетворявший могущество испанского короля, лениво колыхался в такт размашистой рыси нарядных всадников, гарцевавших во главе длинной и неуклюжей колонны.
К 1 марта испанская армия в полном составе обосновалась на берегу озера Петен-Ица, возведя для безопасности укрепленный лагерь. В считанные дни были спущены на воду большая галера и несколько лодок для десанта.
Между тем ицы ежедневно демонстрировали свои враждебные чувства по отношению к пришельцам. Они приплывали на лодках к испанскому лагерю, угрожающе размахивали оружием, били в барабаны и издавали пронзительные воинственные крики. Видимо, индейцы надеялись запугать противника, но вскоре поняли, что это им не удалось, и пошли на хитрость.
10 марта от причалов Тайясаля направилось к испанскому лагерю множество лодок. Над первой из них развевался белый флаг. Верховный жрец майя-ицев и несколько высших сановников от лица Канека предложили мир и дружбу. Мартин де Урсуа принял их самым радушным образом и передал Канеку приглашение встретиться на берегу озера через два дня. Послы получили щедрые подарки: топоры, ножи, стеклянные бусы, серьги, шелковые ленты — и, довольные, удалились.
Испанцы решили, что ицы готовы без кровопролития подчиниться им. Но напрасно ждал испанский главнокомандующий правителя Тайясаля, стоя на пустынном берегy. В назначенный час никто не явился.
А затем, словно давая недвусмысленный ответ врагу, из голубых просторов озера вынырнула стая боевых лодок майя. Одновременно колонна воинов-ицев двинулась к лагерю испанцев прямо через болото и лес. И только рано опустившиеся сумерки помешали двум враждебным армиям скрестить оружие.
В этот ответственный момент Урсуа собрал в своем шатpe на военный совет всех офицеров отряда. Обсуждался план дальнейших действий. Все заявили о том, что время уговоров прошло и следует подчинить ицев силой, показав им на деле неоспоримые преимущества испанского меча и мушкета над их жалкими орудиями войны. 13 марта 1697 г. перед решающим штурмом твердыни ицев конкистадоры отправились на торжественную мессу. Капеллан благословил христово воинство на борьбу с нечестивыми язычниками, заранее даровав всем отпущение грехов, и посадка на суда началась. Сам губернатор со 108 солдатами разместился на борту галеры: 127 пехотинцев остались для защиты лагеря.
И вот длинное тело галеры прорезало водную гладь озеpa. Вдали, из дымки тумана, выплыл большой остров с нагромождением каменных зданий. И тут испанскую галеру вплотную окружило множество лодок ицев. Ливень стрел и камней обрушился на незваных пришельцев. С борта испанского корабля не последовало ни одного выстрела. Перед началом сражения каждому солдату и офицеру был прочитан приказ губернатора, запрещавший под страхом смерти стрелять из пушек и ружей в индейцев без особого на то сигнала. Осыпаемые градом острых стрел конкистадоры чувствовали себя довольно неуютно, но суровая воинская дисциплина не позволяла им нарушить приказ.
С помощью переводчика Урсуа несколько раз обращался к ицам с мирными предложениями, но все было напрасно. Атаки продолжались, так как майя увидели в молчании испанских солдат признак неуверенности и трусости. И в этот момент произошло нечто неожиданное. Одна оперенная индейская стрела пробила руку сержанта Хуана Гонсалеса, а другая попала в рядового конкистадора Бартоломе Дурана. В следующее мгновение оба испанца, не дождавшись приказа губернатора, разрядили свои мушкеты прямо в гущу майяских воинов. Вскоре всю палубу заволокло облаком дыма от непрерывных залпов мушкетов и аркебуз. Эффект этой канонады превзошел все ожидания. Ицы никогда раньше не имели дела с огнестрельным оружием.
«Ужас лучников и в лодках и на острове был таков, что они в тот же миг побросали свои луки и весла и попрыгали в воду, и вся поверхность озера зачернела от голов мужчин, женщин и детей, плывущих словно рыбы»152.
В считанные минуты все было кончено. Тайясаль опустел, и испанцы без особых помех вошли в город. Первым ступил на камни острова губернатор Мартин де Урсуа, с ног до головы закованный в латы, с мечом и щитом в руках. Над главным храмом города было установлено королевское знамя, и языческий Тайясаль прекратил свое существование. Новую испанскую колонию нарекли пышным именем Нуэстра Сеньора де лос Ремедиос и Сан Пабло де Ица.
На следующий день, собрав кое-как часть разбежавшихся индейцев, юкатанский губернатор устроил на центральной площади города красочный спектакль. Стоя под королевским штандартом, он обратился к обитателям майяской столицы с короткой и патетической речью.
«Сеньоры, — заявил он, — хотя его величество (Да храни его бог) уже является королем, господином и абсолютным повелителем этих мест, я для большей пользы и от имени его величества дона Карлоса Второго (да храни его бог) вступаю в немедленное и безусловное владение этим островом и всеми остальными, с селениями и землями, которые находились под властью царя Канека...»153.
Так, 14 марта 1697 г. исчезло последнее независимое государство индейцев, почти нa два столетия пережившее своих собратьев в Мексике и Пepy.
140 В глубине тропических лесов Северной Гватемалы (Петен) всего лишь за несколько веков до прихода конкистадоров процветала блестящая цивилизация майя. Но в IX—X вв. н. э. в результате опустошительного набега мексиканских племен и глубокого внутреннего кризиса города так называемого Древнего царства майя пришли в упадок и погибли, став добычей джунглей. Резко сократившееся после войн и голодовок население этих мест так и не смогло впоследствии возродить былую славу гордых майяских столиц — Паленке, Тикаля, Копана. И тем не менее жизнь брала свое.
К моменту появления европейцев на территории Южной Мексики и Северной Гватемалы существовало по меньшей мере два крупных государственных объединения майя: Акалан (столица Ицамканак) и Петен-Ица (столица Тайясаль). Тайясаль — главный центр воинственных майя-ицев представлял собой неприступную крепость: от материка город отделяло водное пространство в несколько километров шириной, и попасть в него можно было только на лодках.
По сообщениям испанских хронистов, предки ицев жили прежде на Юкатане и только после распада единого царства под эгидой Майяпана, всего за 100 лет до прихода конкистадоров, переселились в джунгли Северной Гватемалы. Но если основываться на данных археологии и индейских преданиях, то получается, что пришли ицы в Петен в еще более ранний период — в XII—XIII вв. н. э.
«Поселившись в этих местах, — пишет испанский автор XVII в. Хуан де Вильягутьерре Сото-Майор, — ицы укрепились на островах и в лагунах, среди других многочисленных племен, варварских и диких, хотя ни одно из них не было столь сильным и могущественным, как они». (Villagutierre Soto-Mayor Juan de. Historia de la conquista de la provincia de el Itza. — «Biblioteca Guatemala», t. IX (Guatemala), 1933, p. 37). Постепенно ицы подчинили или вытеснили всех своих соседей и стали полными хозяевами в районе озера Петен-Ица.
141 Scholes F. and Roys R. The Maya Chontal Indians of Acalan — Tixchel. — «Carnegie Institute of Washington Publication», № 560 (Washington), 1948.
142 Все правители ицев носили имя Канек. Видимо, это либо титул, либо родовое имя правящей династии.
143 Villagutierre Soto-Mayor Juan de. Historia de la conquista..., p. 82.
144 Кортес отправился в Гондурас, чтобы наказать мятежного де Олида (см. гл. VI). «Выйдя из провинции Масатлан, — вспоминает завоеватель Мексики, — я направился в Тайясаль и заночевал через четыре лиги в безлюдном месте, безлюдной была и вся земля на протяжении этой дороги. Вокруг лежали горы и дремучие леса, а еще имелся здесь трудный перевал, который из-за своих камней и скал, состоящих из тонкого алебастра, получил название Алебастрового. На пятый день мои разведчики, находившиеся впереди вместе с проводником, увидели перед собой огромное озеро, похожее скорее на морской пролив, и я даже поверил, что так оно и есть, несмотря на его пресную воду, — так велико и глубоко было это озеро» (Cortes H. Cartas de relation. Mexico, 1963, p. 201).
Когда испанцы вышли к его берегу, перед ними открылась величественная картина. Вдали, на одном из островов, в самом центре озера сверкали под солнцем белоснежные гребни бесчисленных храмов. Бедственное положение испанского отряда и неприступность островной крепости майя-ицев на этот раз заставили конкистадоров отказаться от применения грубой силы. На остров в качестве послов отправились на утлой лодчонке местный рыбак, случайно схваченный испанцами на берегу озера, и проводник отряда — житель провинции Масатлан. Они должны были сообщить правителю майя Канеку о мирных намерениях белолицых пришельцев и договориться о его встрече с испанским полководцем.
Тем временем конкистадоры лихорадочно строили укрепленный лагерь на случай внезапного нападения индейцев. «И таким образом, — вспоминает Кортес, — я расположился на этих берегах и собрал всех своих людей, разместил, наилучшим образом позаботившись о них, поскольку проводник из Масатлана сказал мне, что здесь имеется много людей, весьма искусных в военном деле, так что все соседние провинции очень их боятся» (Ibid., p. 202).
Ночью проводник вернулся в сопровождении двух знатных сановников Тайясаля. «Я принял их очень радушно, — пишет Кортес в пятом письме Карлу V, — и дал им в подарок несколько вещиц, сказав, что прибыл в эти края по приказу Вашего величества повидаться и поговорить с их правителями и простыми людьми о некоторых делах Вашей королевской службы и делах, выгодных для них» (Ibidem). Провожая гостей, Кортес попросил устроить ему встречу с Канеком и, дабы ни у кого не было сомнений в чистоте его помыслов, отправил в Тайясаль в качестве заложника одного из своих солдат.
«На другой день на пяти или шести лодках прибыл Канек и с ним около 30 человек... Я принял его весьма учтиво и, поскольку... наступил час мессы, я приказал провести ее с пением и музыкой, очень торжественно» (Ibidem).
Пышное богослужение чужеземцев, видимо, произвело на Канека и его свиту довольно сильное впечатление. Но индейцы вовсе не захотели отказаться от своих языческих богов и покорно перейти в лоно католической веры. Тогда, пользуясь услугами доньи Марины, в разговор вступили католические монахи. Правителю Тайясаля пришлось выслушать длиннейшую проповедь о вреде идолопоклонничества и величии христианства.
Затем вновь пришла очередь Кортеса. Ставки в этой игре были слишком велики, и ловкий конкистадор был необычайно красноречив и галантен. Слова о могуществе и славе испанского короля, о счастье служить ему верой и правдой, быть его подданным чередовались с восхвалением побед Кортеса в Табаско и стране ацтеков.
В конце концов, эта массированная психологическая обработка, видимо, дала свои плоды: Канек, по словам испанцев, добровольно признал себя вассалом испанской короны и обещал уничтожить всех своих идолов.
146 Elorza у Rada R. de. A narrative of the conquest of the province of the Itzas in New Spain. Paris, 1930, p. 66.
150 Vilagutierre Soto-Mayor Juan de. Historia de la conquista..., p. 305.
151 Morley S. G. The Ancient Maya. Stanford, 1947, p. 128.
152 Elorza у Rada F. de. A narrative of the conquest..., p. 10—11.