Теологическая концепция тламатиниме

С самого начала изложения этого вопроса следует указать на один, без сомнения, важный момент в изуче­нии текстов нагуа, содержащих самые возвышенные аспекты теологической мысли тламатиниме. Дело в том, что как в «Анналах Куаутитлана», так и в текстах инфор­маторов Саагуна мы всегда обнаруживаем, что самым глубоким и абстрактным рассуждениям относительно бо­жества приписывается толтекское происхождение.

Может быть, мы имеем здесь дело лишь с символом, с помощью которого подчеркивается древность и цен­ность знания о божестве? Известно, например, что для нагуа периода, непосредственно предшествовавшего кон­кисте, слово толтекайотл (толтектность) означало самое возвышенное и совершенное в искусствах и науках и превратилось в синоним ученого или художника[229].

Хотя все это и верно, думается, однако, что ответ на вопрос о древности и происхождении сущности теологи­ческих идей нагуа может дать старая поэма, содержа­щаяся в тексте, известном как «Толтеко-чичимекская история». Лингвистический анализ этой поэмы показы­вает, как утверждает Гарибай, ее «еще более древний характер»[230]. Контекст, в котором она дается, ясно пока­зывает, по крайней мере в данном случае, что дело идет о поэме, происхождение которой относится к периоду, значительно более раннему, чем ацтекский, так как ее пели еще некоторые кочующие племена (чичимекские), рассеявшиеся, по всей вероятности, с разрушением по­следней толтекской империи. Однако — и здесь мы встре­чаемся с интересующим нас вопросом — в этой поэме говорится о том же высшем дуалистическом начале, от­крытие которого более поздние тексты приписывают толтекским ученым[231]. Можно сказать, опираясь на эту историческую достоверность, что правильно будет утвер­ждать, как делает это Касо, что «очень древняя философ­ская школа (добавим: по крайней мере с толтекских вре­мен.— М. Л.-П.) утверждала, что источником всех вещей является лишь двойственное начало, мужское и женское, породившее богов, мир и людей...»[232]

Необходимо, однако, уточнить, — на что указывают и тексты, приводимые ниже, — что эти идеи древнетолтек-ского происхождения не представляли собой мертвое ду­ховное наследство в нагуаском мире, а являлись пред­метом мучительных размышлений тламатиниме в период, непосредственно предшествовавший конкисте. И это по­тому, что они, восприняв существо этих идей как пред­мет своего метафизически-поэтического познания («цве­ток и песня»), выдвинули ряд вопросов относительно этой древней теологической концепции, вместо того чтобы просто принять ее целиком. Примером этого мо­жет служить следующий вопрос:

Где находится место света,

раз скрывается тот, кто дает жизнь?[233]

Далее более ясно говорится о том, что можно было бы назвать толтекским способом понимания высшего на­чала, и ставятся следующие вопросы:

Куда пойду?

Куда пойду?

Дорога бога дуальности.

Может быть, твой дом — это место

для лишенных плоти?

Может быть, он внутри неба?

Или только здесь, на земле,

место для лишенных плоти?[234]

Тламатиниме пытаются узнать, какая дорога ведет к Ометеотлу (богу дуальности), как он вполне опреде­ленно здесь называется. Чтобы получить ответ, форму­лируется тройной вопрос, который касается трех различ­ных возможностей: живет ли он на небе, или внизу, там, где место лишенных плоти, или здесь, на земле?

Решение, к которому пришли тламатиниме, мы уже видели в космологических текстах, говорящих об осново­полагающем действии Ометеотла в центре (пупе) земли, его вездесущности в водах цвета голубой птицы, в облаках, в Омейокане, по ту сторону небес и даже в самом мире мертвых[235].

В рукописи «Мексиканских песен» есть песня, в ко­торой тламатиниме, чудесным образом применяя поэзию («цветок и песню»), еще раз указывают на то, что мы назвали вездесущностью Дарителя жизни:

Ты живешь на небе,

ты поддерживаешь гору.

Анагуак находится в твоей руке,

везде тебя ожидают,

к тебе обращаются и взывают,

ищут твою славу, твою известность.

Ты живешь на небе:

Анагуак находится и твоей руке[236].

Именно так. Тламатиниме всегда представляли себе Дарителя жизни присутствующим в основных направле­ниях Вселенной. При этом подразумевалось, что его жи­лище находится преимущественно на небесах, на самой их вершине, как об этом ясно указывается в «Ватикан­ском кодексе А 3738». В форме красивой метафоры поэма упоминает и об основополагающем действии Дарителя жизни, который поддерживает гору и держит в руках Анагуак.

Таким образом, удовлетворительно решив поставлен­ный тламатиниме вопрос относительно физического ме­стопребывания Дарителя жизни и метафизической поту­сторонности (Омейокан), где он живет, следует заняться философской идеей нагуа о самом высшем начале. По­слушаем, что сообщили об этом Саагуну его информа­торы:

«1. — И толтеки знали,

2. — что существует много небес,

3. — говорили, что их двенадцать, разделенных и расположенных одно над другим.

4. — Там живет настоящий бог и его супруга.

5. — Небесный бог называется Господином дуаль­ности,

6. — а его супруга называется Госпожой дуальности, небесной Госпожой;

7. — это означает:

8. — над двенадцатью небесами он — правитель и господин»[237].

Поскольку этот текст содержит идеи, представляю­щие особый интерес для понимания изучаемой нами темы, проанализируем его с особой тщательностью.

Комментарии к тексту

1. «И толтеки знали...»

Обращая внимание ва ее древность, а возможно, и для того, чтобы подчеркнуть глубину этой доктрины, ин­дейские информаторы начинают с указания толтекского происхождения того, что они затем излагают.

2 и 3. «...что существует много небес, говорили, что их двенадцать, разделенных и расположенных одно над другим».

Здесь ясно указывается на космологическую концеп­цию нагуа о вертикальном строении Вселенной. Согласно этой концепции, Вселенная распадается на своего рода «небесные этажи», по которым перемещаются различные светила[238].

4. «Там живет настоящий бог и его супруга».

Эта и две последующие строки являются наиболее важными в анализируемом нами тексте. Здесь ясно на­зывается высшее начало, открытое нагуа. Как прямо указывает текст, это — ин нвлли теотл (настоящий бог). Однако, чтобы действительно понять значение этой фразы, необходимо вспомнить символическое значение слова нелли (истинный, прочный, постоянный). Поэтому и говорится, что тот, кто живет там, на двенадцатом небе, это бог, имеющий хорошую основу, опирающийся сам на себя: нелли. И нужно подчеркнуть, что говорится об одном боге (теотл), а не о двух или нескольких, ибо в противном случае мы должны были бы встретить слово тетео (боги), множественное число от теотл.

Однако, выступая как один, этот нелли теотл тут же дополняется посредством формы отглагольного суще­ствительного — имеющий «свою супругу»: и-намик. По­следнее слово, производное от глагола намики (встре­чать, помогать) и притяжательного местоимения и (его) буквально означает, согласно словарю Молина, «его по­добие, или вещь, которая хорошо подходит и совпадает с другой»[239]. Принимая во внимание указанный смысл, мы переводим здесь и-намик как «его супруга», для того чтобы показать отношение, в котором находится нелли теотл со «своим подобием или с тем, что с ним совпа­дает»[240]. Речь идет не о другом, отличном, начале, а о том, что мы называем чем-то соединяющимся с высшим нача­лом, разделяющим с ним состояние бытия нелли теотла (бога, основывающегося на самом себе).

5 и 6. «Небесный бог называется Господином дуаль­ности, а его супруга называется Госпожой дуальности, небесной Госпожой...»

Приведенный текст является ключом для понимания глубокого смысла идеи о «настоящем боге и его суп­руге»: небесный бог (илгуикатеотл) называется дуаль­ным богом (Ометекутли). Как мы уже видели, выступая как один, он в то же время обладает двойственной при­родой. По этой причине метафизическое место его жи­тельства называется Омейокан (место дуальности), и по­этому в других текстах он обозначается еще более аб­страктным именем Ометеотл (бог дуальности). В силу этого имя его супруги, «его подобия» (и-намик), как и говорит текст: «Госпожа дуальности» (Омесигуатл).

Мы видим, что попытка объяснения общего происхо­ждения всего существующего привела мысль нагуа с по­мощью метафор, «цветов и песен», к открытию двой­ственного существа: творящего, активного начала и вме­сте с тем пассивного, способного зачать существа. Так, соединяя в одном существе зарождение и зачатие — то, что необходимо в мире для возникновения жизни, — ут­верждается в одних текстах косвенно, а в других и пря­мо, что нелли теотл, или иначе Ометеотл, является тем космическим началом, в котором зачинается и зарож­дается все существующее во Вселенной. Что касается возможного возражения, что якобы здесь всего лишь простая антропоморфическая проекция процесса челове­ческого зарождения на потусторонность, «на то, что над нами», то на это можно ответить: сами тламатиниме осторожно говорили, что относительно Дарителя жизни «может быть, никто на земле не говорит правду»[241]. Вместе с тем, преодолевая всеобщий скептицизм, они пришли к выводу, что для познания истинного, возмож­но, существует лишь путь поэзии: «цветок и песня». В связи с этим можно спросить, не является ли перене­сение акта зарождения людей, который очеловечивается и воплощается в божестве за пределами границ времени, прекрасной метафорой, самым возвышенным, что можно себе представить с помощью «цветов и песен». Но это не только представление, ибо идея Ометеотла, рассмо­тренная в ее «динамической двойственности», позволяет мыслителю нагуа найти в деятельности Ометеотла, созидающего за пределами времени и пространства, высшее начало, источник и основу всего существующего и живу­щего в сем-а-нагуак (в мире). В этом суть проникновен­ной концепции нагуа о божестве.

8. «...на двенадцати небесах он — правитель и госпо­дин».

Как бы в заключение ранее сказанного здесь утвер­ждается, с одной стороны, то, что сегодня мы назвали бы трансцендентностью божества: «оно находится над две­надцатью небесами», а с другой — власть, которой обла­дает божество над существующими вещами, над кото­рыми оно Господин (текутли) и правитель (тлатокати). Эти идеи очень хорошо выражают две основные особен­ности Ометеотла как высшего метафизического начала, стоящего «над нами» и являющегося господином всего существующего в силу своей непрерывной универсаль­ной созидательной деятельности.

---

[229] Например в текстах информаторов Саагуна (т. VIII, лист 117, v.), когда говорится о художнике (тлакуило), указы­вается, что он тлилатл толтекатл (толтек черных чернил), когда говорится об ораторе (там же, лист 122), утверждается, что он тентолтекатл (толтек уст, или слова) и т. д.

[230] См. авторитетное мнение Гарибая по этому вопросу в «Historia de la Literatura Nahuatl», t. I, p. 128—130.

[231] Упомянутую поэму, полный перевод которой мы дадим ниже, можно прочитать в факсимальном издании, опубликованном Эрне­стом Менгином в «Corpus Codicum Americanorum Meddi Aevi», Copenhagen, 1942, en la, p. 33.

[232] Сasо А1fonso, La religión de los aztecas, p. 8.

[233] «Ms. Cantares Mexicanos», fol. 62, r. (пр. I, 4).

[234] Ibid., fol. 35, v. (пр. I, 31).

[235] См. «Códice Florentino», fol. 34, r.; «Anales de Cuauhtitlán», fol. 4.

[236] «Ms. Cantares Mexicanos», fol. 21, v. (пр. I, 32).

[237] «Textos de los Informantes Indígenas», ed. del Paso, vol. VIII, fol. 175, v. (пр. I, 33).

[238] Возможно, покажется странным, что здесь говорится о две­надцати небесах, хотя мы уже встречали в «Ватиканском кодексе А 3738» и в «Рукописи Теве» число тринадцать. Это несовпадение можно объяснить по-разному. Речь может идти или об ошибке информаторов, или о существовании различных мнений. Мы встре­чали, например, в другом тексте «Анналов Куаутитлана» упомина­ние только девяти отделений или перекладин неба.

[239] Molina Fray Alonso de, Vocabulario en lengua castellana y mexicana, fol, 38, v.

[240] Molina Fray Alonso de, Vocabulario en lengua castellana y mexicana, fol, 38, v.

[241] «Ms. Cantares Mexicanos», fol. 13, r.