СВЯЩЕННИЧЕСТВО. КУБА

<СВЯЩЕННИЧЕСТВО>

В 1510 году лиценциат Бартоломе де Лас-Касас был рукоположен в священники первым епископом острова Эспаньола[1], и его месса стала первой, которую отслужил в Новом Свете рукоположенный там пресвитер. Хронист Индий Антонио Эррера говорит, что эта новая месса «была с большой торжественностью посещена адмиралом и всеми, кто находился в городе Ла-Вега, что составляло большую часть горожан острова, потому что было время выплавки, в которое все собирались, чтобы принести добытое золото и переплавить его, как на ярмарки в Кастилии, и чтобы внести платежи, и так как не было золотой монеты, делали некоторые слитки как поддельные кастельяно и дукаты, которые использовали в разных сделках во время самой плавки, а другие изготовляли медальоны [arrieles], кому что нравилось, монеты в реал тоже уже использовались, и многие это пожертвовали. И все это подарил отслуживший свою первую мессу священник крестному отцу, если только эти вещички из золота не были хорошо сделаны. Примечательной чертой этой новой мессы было то, что присутствовавшие на ней клирики не причащали; следует знать, что не выпили на ней ни капли вина, так как не нашли его на всем острове, поскольку были дни, когда не приходили корабли из Кастилии»[2].

Памятник Антонио де Монтесиносу в Санто-Доминго. Скульптор Антонио Кастельянос Басич, 1982.

В том же 1510 году прибыли в Америку монахи-доминиканцы или предикадоры. Их первым приором был брат Педро де Кордова [Pedro de Cordova] с полномочиями генерального викария главного прелата[3], и среди них были замечательны, согласно Эррере, брат Антонио де Монтесинос [Antonio de Montesinos] и брат Бернардо де Санто-Доминго [Bernardo de Santo-Domingo], которые вскоре начали проповедовать против плохого обращения испанцев с индейцами, которых обращали в жесточайшее рабство под видом энкомьенды, лишая их имущества, заставляя выполнять непосильную работу, давая им мало и плохой еды и мучая нечеловеческими наказаниями[4]. Лиценциат Бартоломе де Лас-Касас, уже проникшийся мнениями, благоприятными к индейцам, ощутив тогда это новое призвание, заключил союз с доминиканскими монахами, укрепив его единством подходов к вероучению, и начал в то же самое время выступать против злоупотреблений властью[5].

Тем временем король Фернандо V приказал руководителям Королевского Торгового Дома в Севилье[6] отправить в Америку пятьдесят  негров-рабов для работы в рудниках, так как был извещён, что индейцы оказались народом болезненным и слабосильным для этой цели; и очевидно, что Бартоломе де Лас-Касас не имел никакого отношения к этому решению монарха, так как он не жил на Полуострове[7] и не имел влияния на правительство[8].

<КУБА>

Вскоре он направился на остров Куба[9] в звании приходского священника селения, называемого Сангуарайиа [Zanguarayia], и эта должность позволила ему с горячностью проповедовать против угнетения несчастных индейцев, заявив о себе как об их решительнейшем покровителе и защитнике. Он рассматривал их как своих беззащитных детей, лишенных всякого человеческого утешения и испытывающих на себе безжалостность испанских конкистадоров и европейских поселенцев, перебравшихся туда, чтобы с кастильськими семьями заселить страну.

Монахи-доминиканцы, увидев бесполезность своих проповедей, как и слов и других священников, и светских лиц, и монахов из ордена Святого Франциска Ассизского, появившихся в Америке в 1502 году, обратились к королю через своего генерала брата Гарсия де Лоаису [Garcia de Loaisa] (ставшего затем кардиналом, архиепископом Севильи, исповедником короля, генеральным комиссаром крестового похода и президентом Совета по Индиям[10]). Фернандо V, получив сведения об истинном положении дел, издал в 1511 году несколько указов о том, чтобы с индейцами хорошо обращались и нашли способ завезти в Америку больше негров из Гвинеи, запретив порабощать индейцев, кроме карибов, которых клеймили бы железом в грудь, чтобы их нельзя было спутать с мирными индейцами в случае побега[11].

Новые указы были повторены в 1512 и 1513 годах как результат совещаний [juntas], созванных королем в Бургосе и других местах. Дон Бартоломе де Лас-Касас постарался воспользоваться ими, чтобы покровительствовать индейцам, и очень настаивал на этом во время своего общения с губернатором Диего Веласкесом[12], с которым всегда сохранял дружбу, настолько, что был оставлен в качестве советника Хуана де Грихальвы[13], замещавшего губернатора острова в отсутствие Веласкеса. Это  несомненно очень повлияло на то, что дон Бартоломе с ещё большим рвением посвятил себя изучению права. Индейцы очень часто приглашали его как посредника, от чего он никогда не отказывался, и насколько мог, действовал в их пользу, поступая в соответствии с учением, которое прививал в проповедях. Эррера рассказывает, что индейцы из области Маики [Maycy ] отправились в 1513 году просить прощения за то, что покинули землю, когда в неё вошёл Панфило де Нарваэс[14], и в самом деле Веласкес мирно отправил их домой по просьбе священника дона Бартоломе[15].

Диего Веласкес де Куэльяр. Гравюра из книги «Antonio de Herrera y Tordesillas. Historia general de los castellanos ... », Антверпен, 1728.

В 1513 году он вышел, отправленный Веласкесом с Панфило Нарваэсом, чтобы обойти провинции Байамо [Bayamo], Куэйба [Cueyba], Каонао [Caonáo] и Камагуа [Camagua] на острове Куба. Губернатор Веласкес счёл необходимым присутствие Лас-Касаса, чтобы избежать чего-нибудь похожего на случившееся в Маики[16]. В самом деле, одного голоса дона Бартоломе было достаточно повсюду, чтобы никто не убегал, кроме того, что один касик убежал, унеся образ Девы Марии Богородицы из церкви своего селения, так как услышал, что отец Касас проявил намерение поменять этот образ на другой. Воспользовавшись этим случаем, он отправился на его поиски и решил, что не только не станет его менять, но проповедник безвозмездно уступил свой. В Каонао он усмирил одно возмущение, вызванное кастильскими солдатами, которые без причины избили индейцев[17], покинувших из-за этого страну и не возвращавшихся, пока по прошествии некоторого времени не узнали, в какой лес они убежали, и к ним не отправились сказать, что отец Касас очень опечален тем, что они не возвращались. И этого оказалось достаточно, чтобы они вернулись, ибо, как уверяет Эррера, индейцы рассматривали, любили, уважали, и подчинялись Касасу как отцу, крестному и защитнику, для которого достаточно было послать одного индейца с листком старой бумаги в руке и поручить ему, чтобы, как только он увидит других индейцев, которым должен был передать какой-нибудь приказ губернатора, он показал бы им бумагу, говоря, что это письмо отца Касаса, и сказал бы, что в нем говорится, чтобы они сделали то-то и то-то, потому что, если они этого не сделают, он разгневается; ибо опыт убедил губернатора, что тогда они немедленно исполняли всё, и наоборот, если от них требовал исполнения приказов какой-нибудь военный, так как их охватывал страх и они не верили обещаниям, которые, как видели, нарушались на каждом шагу, то вместо того, чтобы подчиниться, бросали свои дома и убегали в леса. Один молодой индеец, прозванный Адрианико [Adrianico], которого он избрал в этом случае своим посланцем, так как тот, когда он пришел, по собственному почину проявил желание, чтобы его приняли в служители Касаса, сделал это, и это послужило началом спокойствия в области Каонао, где делали только то, что в ней приказывал дон Бартоломе.

Деревня индейцев тайно, современная реконструкция. Куба, Матансас, Лагуна-де-Тесоро. Фото Dennis Cockburn.

Слава о любви, которую он имел к индейцам, приводила к волшебным итогам. Во время путешествия по названным провинциям, в которых он окрестил тысячи малышей, случилось, что к его жилищу на морском берегу подошла лодка с индейцами, которая везла испанских женщин, совершенно нагих, за исключением одной части, прикрытой листьями дерева. Одна из женщин была лет сорока, а другая примерно двадцати, они остались (как они сказали) от испанцев, которые прибыли раньше и которые погибли от рук индейцев. Касас распорядился, чтобы их быстренько одели, и без промедления женил их на двоих достойных мужчинах, которым доверял[18]. Дон Бартоломе узнал от женщин, что один касик из провинции Абана [Habana][19] имел в своей власти кастильца, который вплавь спасся от смерти, и отправил одного индейца из своего окружения с воображаемым письмом и поручение объявить касику, его содержание сводится к тому, чтобы сказать от имени отца Касаса, чтобы он привел здоровым и в безопасности этого кастильца, где бы он ни находился, и это обеспечило должный результат, и касик уверял, что другие люди из его округи много раз просили убить его, но он сопротивлялся, содержа его всё время закрытым в своём доме, чтобы избавить от угрозы смерти. Мужчина почти разучился говорить по-испански, но перенял язык и обычаи индейцев за четыре года, которые, как кажется, прожил среди них.

Во время той же экспедиции он добился, чтобы Панфило де Нарваэс отпустил на свободу некоторых касиков и других индейцев, которые, оставив свои дома и жилища вследствие военного вторжения испанцев в ту провинцию, вернулись благодаря хлопотам и обещаниям Касаса. Нарваэс сначала заключил их в тюрьму и собирался лишить жизни. Дон Бартоломе упрекнул его, что приказы губернатора Веласкеса были противоположными, и сказал, что если он совершит столь жестокую несправедливость, он отправится в Испанию, чтобы рассказать об этом королю. В конечном счете, увидев добрый исход дела, вернулись на призыв преподобного священника многочисленнейшие другие беглые индейцы[20].