Предисловие

В „Кратком курсе истории ВКП(б)“ дана классическая ха­рактеристика различных форм общественного строя в исто­рическом развитии человеческого общества. Основу каждой из этих форм составляет определенная экономическая струк­тура общества, определенный тип производственных отно­шений.

„Истории известны пять основных типов производ­ственных отношений: первобытно-общинный, рабовладель­ческий, феодальный, капиталистический, социалистиче­ский".[1]

На заре своего исторического развития человеческое об­щество проходит стадию первобытно-общинных отношений, первобытно-общинного строя, который характеризуется от­сутствием частной собственности на средства производства, отсутствием классов, господством общего и совместного труда всех членов общества. В. И. Ленин в лекциях о госу­дарстве указывал на то, что „вначале мы имеем общество без классов — первоначальное патриархальное, первобытное общество, в котором не было аристократов".[2]

Классическое определение сущности этого „патриархаль­ного, первобытного общества” мы находим в „Кратком курсе истории ВКП(б)“. „При первобытно-общинном строе основой производственных отношений является общественная соб­ственность на средства производства. Это в основном соот­ветствует характеру производительных сил в этот период. Каменные орудия и появившиеся потом лук и стрелы исклю­чали возможность борьбы с силами природы и хищными животными в одиночку. Чтобы собрать плоды в лесу, нало­вить рыбу в воде, построить какое-либо жилище, люди вы­нуждены работать сообща, если они не хотят стать жертвой голодной смерти, хищных животных или соседних обществ. Общий труд ведет к общей собственности на средства производства, равно как на продукты производства. Здесь не имеют еще понятия о частной собственности на средства производства, если не считать личной собственности на не­которые орудия производства, являющиеся вместе с тем орудиями защиты от хищных зверей. Здесь нет эксплуатации, нет классов".[3]

В историческом развитии в недрах этого строя заро­ждаются и крепнут элементы нового общественного устрой­ства. Развитие производительных сил в результате усовер­шенствования производства средств существования, развитие обмена, появление частной собственности на движимое иму­щество, являющееся объектом этого обмена, и сосредоточе­ние ее в руках немногих, подрывали основы первобытно-об­щинных отношений и создавали условия для возникновения нового способа производства, основанного на рабстве. Рожде­ние этого нового общественного строя было вполне законо­мерным явлением. „Рабовладельческий строй в условиях раз­лагающегося первобытно-общинного строя есть вполне по­нятное и закономерное явление, так как он означает шаг вперед в сравнении с первобытно-общинным строем".[4] По­явление рабства „даже для рабов,—пишет Энгельс, — было прогрессом: военнопленные, из которых они по преимуще­ству набирались, сохраняли теперь, по крайней мере, жизнь, тогда как прежде их убивали".[5]

Автор настоящей работы ставит своей задачей показать на конкретном материале индейского общества как и в силу каких причин в недрах первобытно-общинного строя, в усло­виях которого живут индейцы, возникает рабство, становя­щееся могильщиком этого строя, показать, что рабство воз­никает не только на основе перехода к скотоводству и земле­делию, но и на основе рыболовства, что решающее значение имеет не сама по себе данная отрасль производства, а уро­вень развития производительных сил.

Тотемный столб. Квакиютль. Алерт-Бей, 1930 г.. (Фото автора.)

Рабство у индейских племен Североамериканского мате­рика возникает на довольно ранней ступени их экономиче­ского развития, и это обстоятельство полностью подтверждает положение Энгельса, указывающее на то, что рабство может появиться на такой стадии производства, „на которой народ живет охотой и рыболовством, скотоводством и в лучшем случае земледелием... На этой стадии разделение труда развито еще очень слабо и ограничивается дальнейшим рас­ширением существующего в семье естественно-возникшего разделения труда. Поэтому общественное расчленение огра­ничивается лишь расширением семьи: патриархальные главы семьи, подчиненные им члены семьи и наконец рабы".[6] Орудиями про­изводства индейцев еще являются каменные топоры, ножи и скребки, луки и стрелы, нет еще металличе­ских орудий труда. Собственность на угодия носит еще в основном общественный характер, но наличие оживленного обмена и частной соб­ственности на движимое имущество подрывают основания коллективизма в труде и распределении. Рабы в этом обществе еще не являются основным производящим классом, свободные индейцы трудятся на ряду с рабами.

В данном случае мы, несомненно, имеем раннюю ступень рабовла­дельческого строя, связанную еще с патриархальными отношениями в обществе. Это та ступень рабства, которую Маркс и Энгельс называли рабством патриархальным. В „Капи­тале" Маркс писал: „Здесь нам нет надобности подробнее останавли­ваться на собственно рабовладельче­ском хозяйстве, которое тоже про­ходит ряд ступеней от патриар­хальной системы, рассчитываю­щей преимущественно на собствен­ное потребление, до собственно плантаторской системы, работающей на мировой рынок".[7] Маркс и Эн­гельс указывают на существование трех форм рабства — рабства патри­архального, рабства античного и раб­ства плантационного, представляю­щих собою различные стадии в раз­витии рабовладельческого строя.

На последовательность этих этапов Маркс указывает в связи с нали­чием влияния торговли на развитие общества. „В античном мире, — чи­таем мы в „Капитале" — влияние торговли и развитие купеческого капитала постоянно имеет своим результатом рабовладельческое хозяйство; иногда же, в зависимости от исходного пункта, оно приводит только к превращению патриархальной си­стемы рабства, направленной на производство непосредствен­ных жизненных средств, в рабовладельческую систему, на­правленную на производство прибавочной стоимости".[8] Таким образом Маркс определяет историческую закономерность патриархального рабства как первой ступени рабовладельче­ского строя. Выводы Маркса основаны на глубоком изучении всей существовавшей в его время научной литературы, ка­сающейся первобытно-общинных отношений, и, в особенно­сти, литературы о греческом и римском обществах, и на ана­лизе значительного уже фактического материала о рабстве, отраженного в этой литературе. Патриархальное рабство ха­рактерно и для гомеровской Греции и для римской familia, о которой Энгельс писал: „Слово familia (семья) первона­чально означает не идеал современного филистера, состоящий из сентиментальности и домашней грызни; у римлян оно первоначально даже не относится к супругам и их детям, а только к рабам. Famulus значит домашний раб, a familia—все рабы, принадлежащие одному человеку".[9]

Накопленный за последнее время трудами многих иссле­дователей огромный фактический материал о племенах и на­родах, живущих еще в условиях первобытно-общинного строя, со всей убедительностью показывает, что патриархальная форма рабства является всемирно распространенным явле­нием и закономерным переходным этапом от первобытно-общинного строя к классовому обществу и подтверждает ге­ниальный тезис марксизма-ленинизма, гласящий, что первым классовым делением общества было деление на рабов и ра­бовладельцев. На повсеместную распространенность рабства указывал В. И. Ленин, когда говорил, что на смену патри­архальному обществу пришло „общество, основанное на раб­стве, общество рабовладельческое. Через это прошла вся современная, цивилизованная Европа — рабство было вполне господствующим 2 тысячи лет тому назад. Через это прошло громадное большинство народов остальных частей света".[10] И действительно, рабство было отмечено у народов Сибири, у племен Китая и Индии в раннюю эпоху их развития; оно является признанным институтом у ряда африканских пле­мен; на американском материке оно встречается у ряда индейских племен: у немепу, команчей, ирокезов, криков и у племен северо-западного побережья. У ирокезов и криков оно появилось незадолго до появления европейцев на мате­рике или даже уже после того, как была открыта Америка, в эпоху военной мощи их конфедерации. Агрессивный характер военного могущества индейских федераций был одним из важнейших факторов в развитии у них рабства. Уже са­мый факт возникновения союзов племен был отрицанием ро­довой организации. „Союз племен,—пишет об этом Энгельс,— означает уже начало ее (родовой организации.— Ю. П.) раз­рушения, как мы это увидим и как это уже сказалось в по­пытках порабощать другие племена".[11] В этом порабощении Энгельс видит разрушительный элемент конфедерации. В пе­риод расцвета лиги ирокезов у них появились рабы, которые стали им необходимы для ведения хозяйственных работ в связи с тем, что сами ирокезы были постоянно заняты в военных походах против соседних индейских племен.

Тотемный столб у могилы вождя одного из родов квакиютль. Алерт Бей. 1930 г. (Фото автора.)

Такой же пример мы имеем в конфедерации криков, где в силу тех же причин, в условиях разлагающегося материн­ского рода, появляются рабы. Интересно то, что в XVII в. после, ввоза рабов-негров для плантационных работ на юг североамериканского материка, крики стали приобретать себе в довольно больших количествах черных рабов.

Но рабство имело место не у всех индейских племен. Об этом, в частности, свидетельствует и факт широко рас­пространенной среди индейских племен практики скальпиро­вания врагов. Как правило, индейцы, не знавшие института рабства, своих пленников убивали или усыновляли. Именно на этой стадии развития находилось большинство северо­американских индейцев ко времени открытия материка индей­цами. „Черноногие,—свидетельствует Grinnell,—не щадили никого из своих врагов, убивая мужчин, женщин и детей." [12] Так же поступали и охотничьи племена прерий, воинствен­ные сиу, ожибвеи, чипевеи и др. Основываясь на данных относительно этих племен, Энгельс писал: „Для человека на низшей стадии варварства раб был бесполезен. Поэтому аме­риканские индейцы поступали с освобожденными врагами иначе, чем это было на высшей ступени. Мужчин они уби­вали или же принимали как братьев в племя победителей; женщин они брали в жены или, иначе говоря, также прини­мали их в число членов своего племени, вместе с их уце­левшими детьми. Рабочая сила человека на этой ступени еще не дает заметного избытка над расходами по ее содержа­нию".[13]

Появление рабства сопровождается также изменением в психологии индейца, воспитанной равенством родового строя. Отношение индейцев к рабству различно на различных эта­пах его развития. У индейцев шаста, живущих на севере Калифорнии, рабы держались только в отдельных случаях. Практика эта рассматривалась не особенно благосклонно, и на людей, имевших рабов, смотрели свысока. У племен же северо-западного побережья обладание рабами считалось по­четным и являлось признаком богатства и знатности индейца. Обзор характера рабства у отдельных индейских племен показывает, что само патриархальное рабство в своем раз­витии проходит ряд последовательных ступеней от слабых, случайных форм порабощения до наследственного рабства.

Первоначальные зародышевые формы порабощения, как это мы видим у некоторых индейских племен, отличаются случайностью и слабостью закрепления пленника в рабстве. Например, у племени немепу военнопленные раньше иногда брались в рабство, но оставались на положении рабов лишь в течение некоторого периода; по ознакомлении пленников с жизнью и языком племени их захватившего, они станови­лись членами его либо через брак, либо через усыновление. Часто по истечении некоторого, времени пленников отпускали к себе на родину. Характерен термин, которым обозначались рабы у этого племени, watxwayamtas, что в переводе озна­чает „тот, которого можно посылать сердитым голосом".

У ирокезов, криков и материковых селиш рабство было пожизненным, а у индейцев северо-западного побережья оно развилось уже в наследственный институт. Здесь патриар­хальное рабство достигло своего предельного развития. Оно существовало в условиях отживающего родового строя у пле­мен, занимавшихся рыболовством. Анализу этой среды, в ко­торой развилось наследственное патриархальное рабство, по­священа данная работа.