Правление Каррансы

К весне 1916 г. большая часть Мексики приняла Кар­рансу в качестве временного президента, и, хотя Вилья и Сапата еще не сложили оружия, положение в стране можно было назвать почти мирным. Люди начали задавать себе вопрос, что сделано за годы гражданской войны и ка­ков был ее внутренний смысл.

При поверхностной оценке могло показаться, что про­изошла перемена к худшему. Один правящий класс был свергнут другим. Вместо диасовских губернаторов и хефес политикос появилась новая каста лидеров. Над всей стра­ной господствовала армия с пятьюстами генералами и сот­ней тысяч солдат. Большая часть страны фактически рас­палась на ряд независимых суверенных княжеств, упра­вляемых вожаками, которыми когда-то руководила искрен­няя ненависть к тирании. Было несколько администрато­ров, пытавшихся вводить реформы. Сальвадор Альварадо, которого Карранса послал управлять Юкатаном, органи­зовал производителей пеньки в кооператив и, воспользо­вавшись недостатком пеньки на мировом рынке, сумел втрое повысить взимаемую с иностранных потребителей цену на пеньку. Губернатор Пуэблы объявил неграмот­ность уголовным преступлением, но не принимал никаких мер, чтобы обеспечить население Пуэблы школами. Аграр­ный закон Каррансы, уполномочивший военных главарей распределять землю, явился обильным источником беспо­рядков. Некоторые военные выступали в качестве аграрных реформаторов, организовывали подчиненных в крестьян­ские союзы или в частные армии и оставляли себе значи­тельную часть земли, взятой ими из асиенд. Другие, подоб­но Гвадалупе Санчесу в Вера Крус, продавали свои услу­ги помещикам и убивали крестьян, требовавших земли. И в том и в другом случае крестьянам доставалось мало. И та и другая тактика были двумя различными способа­ми использования революции для частного обогащения. В Тампико генерал Пелаэс состоял на службе у иностран­ных нефтяных магнатов, которые, вместо того чтобы пла­тить введенные Каррансой налоги, давали субсидии ме­стному бандиту, умевшему не подпускать к ним агентов федерального правительства.

Не обладая ни престижем генерала, ни способностями государственного деятеля, Карранса не умел вводить по­рядок, Федеральное правительство управляло немногим лучше, чем местные главари. Карранса быстро отстранил от себя способных и честных людей. Только министр фи­нансов Луис Кабрера придавал еще правительству внешне приличный вид. Обрегон же, как только окончилась вой­на, ушел в частную жизнь. Даже в Федеральном округе генералы грабили дома и расстреливали мирных жителей. Для выражения наиболее заметной деятельности чиновни­ков конституционалистского правительства был введен новый глагол «каррансеар», означавший «красть». Кар­ранса бездеятельно возглавлял администрацию, о которой впоследствии не без основания писали как о самой про­дажной администрации в истории страны.

Однако мексиканская революция не была так бесплод­на, как это могло показаться. Неуловимо, но глубоко она изменила дух нации. Она пробудила новые надежды и чая­ния, настойчиво требовавшие осуществления. Никогда больше индейская Мексика не примирится с привилегиро­ванным положением креола и иностранца, как бы часто ее ни предавали продажные лидеры. Аграрная реформа, направленная против землевладельцев, защита рабочего класса от промышленников и национального суверенитета от иностранного капитализма — таковы были нужды Мек­сики, и только правительство, которое признавало их, мог­ло рассчитывать остаться у власти.

Осенью 1916 г. Карранса приказал созвать конгресс, который внес бы в конституцию изменения, сделавшиеся необходимыми в результате революции. Из состава кон­гресса, собравшегося в декабре в Керетаро, были исклю­чены все противники «первого начальника»; отсутствовали сапатисты, вильисты, сторонники учредительного собрания, и казалось, что все решения конгресса будут продиктованы Каррансой. В представлении самого Каррансы изменения, которые следовало внести в конституцию, сводились глав­ным образом к расширению полномочий исполнительной власти. Его проект содержал туманные намеки на социаль­ные реформы. Карранса созвал конгресс отчасти для того, чтобы его имя, подобно имени Хуареса, вошло в историю в связи с изданием кодекса законов, а отчасти для того, чтобы узаконить свои диктаторские замашки. Однако в со­ставе конгресса имелась более радикальная группа, руково­димая генералом Франсиско Мухика и вдохновляемая отцом проекта аграрной реформы Андресом Молина Энрикесом. За спиной Мухики стоял влиятельный генерал Альваро-Обрегон. В последние две-три недели января, незадолго до роспуска конгресса, Мухика добился принятия двух знаменитых статей, 27 и 123, которые совершенно измени­ли характер конституции.

Статья 27, дававшая новое определение имущественных прав, была попыткой уничтожить одним ударом два наибо­лее пагубных последствия диктатуры Диаса — отчуждение индейских общинных земель (эхидос) и приобретение иностранцами рудников и нефтяных полей. Она отрицала абсолютное право частной собственности, которое подчер­кивал либерализм, и вместо того заявляла, что частная собственность подчинена общественному благополучию. Она заимствовала кое-что у социалистического учения, но в то же время являлась возвратом к индейским и испан­ским традициям, отказом от которых был закон Лердо и законодательство диктатуры Диаса. Она принимала за норму не коммунальное, а скорее индивидуальное исполь­зование и занятие земли, но утверждала право государства регулировать и ограничивать имущественные права. Нация объявлялась собственником всех земель и вод и имела пра­во экспроприировать собственников за выкуп. Воспреща­лось отчуждение национальной собственности на воду и недра, хотя частные лица могли получать концессии на их разработку. Все земли эхидос, отчужденные со времени издания закона Лердо, подлежали возврату прежним вла­дельцам, а если этого было недостаточно для обеспечения нужд деревень, разрешалось экспроприировать дополни­тельно земли из соседних частных владений. Эхидос, ста­новившиеся отныне неотчуждаемыми, были объявлены ком­мунальной собственностью деревень, хотя время от време­ни, по индейским обычаям, они делились на участки, раз­дававшиеся крестьянам в личное пользование.

Статья 123 была направлена на защиту интересов на­емных рабочих в промышленности и сельском хозяйстве. Принимая капиталистическую систему, она сочетала все методы защиты рабочих от эксплоатации, принятые или проповедуемые в наиболее передовых капиталистических странах. Конституция «даровала» рабочим восьми­часовой рабочий день, минимум заработной платы, запре­щение детского труда, пеонажа и системы хозяйских лавок (tienda de raya), постройку предпринимателями домов и школ, участие рабочих в прибылях, компенсацию за увечья и за увольнения без уважительной причины, арбитражные суды для улаживания промышленных конфликтов и право на организацию профессиональных союзов.

Другие статьи конституции в еще более решительной форме подтверждали антиклерикальное законодательство Реформы. Подобно Хуаресу, руководители революции бы­ли большей частью верующими католиками; но политиче­ская деятельность церкви, поддержка, которую она оказы­вала Диасу и Уэрте, вновь показали необходимость суро­вого ограничения ее власти. Было возобновлено запреще­ние церкви владеть имуществом, фактически отмененное при Диасе. Даже церковные здания объявлялись теперь собственностью нации. Священники должны были регист­рироваться у гражданских властей, и им было запрещено организовывать политические партии или контролировать начальные школы. Религиозные церемонии разрешалось со­вершать только в стенах церквей. Священникам-иностранцам служить запрещалось, а законодательным собраниям штатов было предоставлено право ограничивать число свя­щенников на своих территориях.

Конституция 1917 г., подобно большинству мексикан­ских конституций, фиксировала не факты, а стремления. Но, в отличие от конституций 1824 и 1857 гг., она обещала не только систему демократического правления и гарантии гражданской свободы, но также конкретные экономические рефоомы, действительно соответствовавшие нуждам мекси­канского народа. Всякая попытка провести эту конститу­цию в жизнь неминуемо вызовет жестокую борьбу. Церковь и землевладельцы будут всеми силами проти­виться ей. Иностранцы, владельцы рудников и нефтяных промыслов, которым статья 27 грозила лишениями прав, приобретенных при Диасе, будут осуждать ее, как санкцию на конфискацию их имущества, и обращаться к своим правительствам за помощью. Многие пункты ста­тьи 123 останутся мертвой буквой, пока мексиканская про­мышленность не вырастет и не станет более производи­тельной. Тем не менее то обстоятельство, что идеалы ре­волюции были теперь записаны в основной закон страны, имело некоторое положительное значение. История Мекси­ки следующего поколения будет историей долгой борьбы за осуществление этих идеалов.

Этой борьбе предстояло начаться только в 1920 г. Карранса принял реформаторские статьи, выработанные конгрессом, но отнюдь не собирался проводить их в жизнь. В марте 1917 г. он вступил на пост президента и, пренеб­регая обещаниями реформ, которые ему пришлось дагь во время гражданской войны, начал управлять Мексикой в ду­хе диасовского сенатора. Революция, по мнению Каррансы, была закончена.

Карранса энергично утверждал национальную собствен­ность на общественные земли, отчужденные при Диасе; было отобрано более 30 млн. акров этих земель. Но кре­стьяне так и не получили обещанную им землю. В 1916 г. местные власти были лишены права распределять участки. Аграрная реформа должна была проводиться исключи­тельно Национальной аграрной комиссией. За время пре­бывания Каррансы на посту президента эта организация роздала 48 тыс. семьям 450 тыс. акров. Рабочий класс был предан подобным же образом. В 1916 г. поток бумажных денег, выпущенных конституционалистами, и вызванное им падение реальной заработной платы вызвали всеобщую забастовку в Федеральном округе. Карранса ответил на нее закрытием «Каса дель обреро мундиаль», арестом руко­водителей забастовки и обещанием расстрелять всех бас­тующих. Федеральное правительство ничего не делало для осуществления 123 статьи конституции. Правительства не­которых штатов назначили арбитражные бюро, но поста­новлением верховного суда Каррансы решения этих бюро были лишены всякой принудительной силы. Луис Моронес был приговорен к смерти (позже смертный приговор заме­нили тюремным заключением). Другой из наиболее способ­ных руководителей рабочего класса, Хосе Барраган Эрнан­дес, был убит в Тампико каррансистскими чиновниками.

Пламя гражданской войны еще не угасло. Еще расстре­ливали вильистов и сапатистов. Вилья продолжал совер­шать набеги на Чигуагуа. Фелипе Анхелес в 1918 г., после двух лет изгнания, вернулся в Мексику, был пойман с несколькими товарищами в горах Чигуагуа и расстрелян. До 1919 г. все попытки поймать Сапату оставались безуспешны­ми. В конце концов с помощью обмана удалось совершить то, чего не могли совершить открыто. Полковник армии Пабло Гонсалеса, Хесус Гуахардо, сообщил Сапате, что он хочет присоединиться к нему со своим полком. Чтобы доказать искренность своего намерения, Гуахардо напал на другой отряд войск Гонсалеса в Хона-Катепеке, взял его солдат в плен и расстрелял. После этой убедительной демонстрации Сапата согласился встретиться с Гуахардо на асиеиде Сан Хуан Чинамека. Сапата прибыл туда с десятью спут­никами. Под звуки рога их впустили в асиенду, а потом убили. За этот «подвиг» Гонсалес наградил Гуахардо 50 тыс. песо и генеральским чином. Тело Сапаты было уве­зено в Куаутлу. Чтобы проститься с ним, туда пришли ты­сячи крестьян.

После гибели Сапаты его отряды начали разваливаться. Некоторые из его сторонников подчинились правительству, а другие, подобно Диасу Сото-и-Гаме, скрылись. Сам Са­пата стал легендарным героем. Когда-то его считали луч­шим наездником в Морелосе, и теперь многие верили, что он разъезжает еще на своем черном коне по сьеррам, бес­смертный и непобедимый, готовый опять притти на помощь крестьянам Юга, как только он им понадобится. Певцы южных деревень пели бесчисленные корридос, прославляв­шие его подвиги, а некоторые фразы из его прокламаций, например: «Южане, лучше умереть стоя, чем жить на коле­нях!», почитались, как изречения из священного пи­сания.

В годы правления Каррансы медленно возобновлялась нормальная мирная деятельность. Бумажные деньги в конце концов совершенно обесценились, и золото и серебро снова стали единственным средством обмена. Промышленность начала оживать, хотя заработная плата была теперь еще ниже, чем при Диасе. По Мексике пронеслась охватившая весь мир эпидемия инфлуэнцы и в сочетании с револю­цией сократила ее население на 1250 тыс. чел. Но если в Мексике водворялся мир, это был мир истощения и разо­чарования, и если она терпела режим Каррансы, то только потому, что он не мог быть вечным. Лозунг «никакого переизбрания» так часто провозглашался в ходе револю­ции, что даже Карранса не смел нарушить его. Когда же настало время избрать преемника Каррансы, никто не мог соперничать с Обрегоном. Его считали предназначенным судьбой освободителем, который проведет в жизнь все обе­щания революции.

В мае 1918 г, губернатор Коагуилы созвал в Сальтильо съезд рабочих лидеров для создания рабочей организации под контролем Каррансы. Дорожные расходы делегатов оплачивались правительством. Однако Луис Моронес, при­сутствовавший на съезде в качестве делегата от Федераль­ного округа, перехитрил правительство и использовал его щедрость для других целей. На съезде была создана на­циональная федерация профсоюзов «Confederación Regional Obrera Mexicana», Обычно известная под названием КРОМ. КРОМ была организована на базе цеховых сою­зов, по образцу Американской федерации труда; созда­ние такой организации являлось отказом от туманных акархо-синдикалистских доктрин, распространенных до тех по о среди мексиканских рабочих лидеров. Секретарем КРОМ стал Моронес, а деятельность ее контролировалась тайной «группой действия» из восемнадцати членов, кото­рые все были союзниками Морснеса. На следующий год «группа действия» выступила на арену политической борь­бы, организовав «мексиканскую рабочую партию», цель ко­торой заключалась в поддержке кандидатуры Обрегона на пост президента.

Однако избрание Обрегона не прошло мирно. Карран­са не имел намерения отказаться от власти. Вынужденный признать правило «никакого переизбрания», он решил по­садить на свое место марионеточного президента. Его кандидатом был некий Игнасио-Бонильяс, мексиканский посол в Вашингтоне, известный в Мексике под именем «мистер Бонильяс». Действительное избирательное право, во имя которого Мадеро сверг Диаса, а Карранса — Уэрту, все еще было мифом, и Карранса мог без труда обеспечить Бонильясу большинство голосов на выборах. Обрегонисты использовали как повод к восстанию вмешательство Кар­рансы во внутренние дела Соноры, губернатором которой был друг Обрегона Адольфо де ла Уэрта. В Соноре про­изошла забастовка железнодорожников, и Карранса наме­ревался послать для ее подавления федеральные войска. Тог­да Сонора провозгласила себя независимой от федерально­го правительства. А в апреле 1920 г. де ла Уэрта в союге с Кальесом опубликовал план Агуа Приета, призывавшим к устранению Каррансы и назначению до выборов времен­ного президента. Обрегон оставался тем временем в Федеральном округе. Под угрозой ареста он бежал иг скрылся в Герреро.

Восстание было просто демонстрацией. Сонорская ар­мия стала продвигаться вдоль тихоокеанского побережья, постепенно собирая силы, а военные главари всей страны поспешно примыкали к будущим победителям. Даже Паб­ло Гонсалес, которого Карранса осыпал своими милостями, покинул его и высказался за Обрегона. В мае Карранса решил бежать. С небольшим отрядом, в сопровождении немногих сохранивших ему верность друзей, он поездом уехал из столицы в Вера Крус, захватив с собой из мек­сиканского казначейства 5 млн. песо золотом и серебром. Командовавший гарнизоном Вера Крус Гвадалупе Санчес торжественно поклялся ему в верности. Но когда поезд Каррансы дошел до гор Пуэблы, Санчес напал на него. Карранса с несколькими спутниками верхом скрылся на север в надежде добраться до Тампико. Один из местных главарей Родольфо Эррера вызвался служить ему провод­ником. Эррера довел Каррансу до Тласкалантонго, далекой индейской деревни, лепящейся по склону горы, и предо­ставил ему ночлег в деревянной хижине, пообещав охра­нять его ночью. Когда Карранса заснул, Эррера убил его, а потом объявил его спутникам, что Карранса покончил жизнь самоубийством.

Тем временем революционная армия вступила в столи­цу, и Адольфо де ла Уэрта был объявлен временным пре­зидентом. Его недолго просуществовавшее правительство ликвидировало последние вспышки революции ^[1]. Последние сапатисты согласились сложить оружие после того, как правительство обещало предоставить в их владение захва­ченные ими в Морелосе земли. Таким образом, Морелос был первой областью Мексики, добившейся проведения в жизнь аграрной реформы. В июне восстали Пабло Гонса­лес и Хесус Гуахардо. Гуахардо был расстрелян, а Гонса­лес вынужден отправиться в изгнание. Когда в ноябре 1920 г. Обрегон стал президентом, всякое сопротивление правительству было подавлено, и провинция была подчи­нена центральной власти.