Политика великих держав по отношению к войне за независимость в Латинской Америке

Война за независимость в Латинской Америке была одним из величайших исторических событий XIX в. Она разрушила колониальную систему европейских держав, которой был уже нанесен ощутительный удар созданием Соединенных Штатов Америки, на огромной территории двух континентов и на острове Гаити. За небольшим исключением в новых государ­ствах сразу же был установлен республиканский строй в то время, когда монархи Европы всеми средствами изгоняли из своих стран «республиканского беса». Они хотели затушить об­жигавшие их угли, которые оставила повсюду французская ре­волюция. А в Западном полушарии горел новый революционный пожар. Поэтому, несмотря на дальность расстояний, отделявших великие державы от Америки, они не могли отнестись равнодуш­но к шедшей там войне, как не могли быть спокойны и США, расширявшие тогда свою экспансию в Западном полушарии.

Когда началось восстание негров Гаити, а затем восстание в испанских колониях, Европа переживала эпоху бурных собы­тий. Великая французская революция, а затем наполеоновские войны ломали старые государственные установления и старые государственные границы. Страны, недавно бывшие союзниками, становились противниками или начинали между собой войну. Наполеон бесславно проиграл кампанию в борьбе с Гаити, но он успешно действовал против своих многочисленных врагов в Европе.

В 1807 г. победа Наполеона при Фридланде вынудила Россию заключить Тильзитский мир. Для России важнейшим условием этого мира было обязательство соблюдать правила континен­тальной блокады ^[1] и объявить войну Англии.

В том же 1807 г. в Фонтенбло между Францией и Испанией был подписан договор о разделе Португалии. Возникший в это время конфликт между испанским королем Карлом IV и его сыном Фердинандом, в пользу которого отец отрекся от престо­ла, дал Наполеону возможность осуществить давно задуманный план полного подчинения Испании. Весной 1808 г. под предлогом урегулирования разногласий в испанском царствующем доме французский император вызвал Карла и Фердинанда в Байону и задержал их там как пленников. Королем Испании стал брат Наполеона Жозеф Бонапарт. В страну вступили французские войска.

Насколько легко удалось Наполеону справиться с трусливы­ми испанскими Бурбонами, настолько непосильной оказалась для него задача покорения испанского народа, который поднялся на героическую борьбу с французскими захватчиками. Труд­ности, возникшие у Наполеона в Испании, вдохновляли русских противников Тильзитского мира. Континентальная блокада и разрыв с Англией подрывали хозяйство России. Конфликт с Анг­лией являлся вынужденным и невыгодным результатом союзз с Францией[2].

Англичане, прорывая блокаду, вели контрабандную торговлю с Европой, одновременно направив свои усилия на приобрете­ние новых рынков за морями. Неоценимым подспорьем для них стала открывшаяся возможность торговли с Испанской Амери­кой, где началось восстание против метрополии и одновременно рушилась созданная испанцами непроходимая таможенная стена.

Посадив на испанский престол Жозефа, Наполеон послал своих агентов в Испанскую Америку. Он хотел склонить ее жи­телей к признанию нового порядка на полуострове, положить начало французскому господству в испанских колониях. Желая скрыть свои истинные цели, Наполеон включил в составленную для Жозефа конституцию (июль 1808 г.) ряд статей, предусмат­ривавших введение в Испанской Америке некоторых либераль­ных законов.

Однако действия Наполеона не встретили поддержки у на­селения. Не смогли выполнить возложенную на них задачу и посланные в Западное полушарие наполеоновские агенты. По­давляющая часть жителей испанских колоний вовсе не была склонна обрести нового заморского господина, тем более, что сложившаяся ситуация вселяла надежду на завоевание незави­симости. Своеобразие этой ситуации состояло в том, что движе­ние за независимость в заморских колониях Испании вначале скрывалось за лозунгом преданности Фердинанду VII. Это да­вало повод отказываться от повиновения старым и вновь при­сылаемым из Испании чиновникам и офицерам, поскольку пер­вые были назначены отрекшимся от престола Карлом IV, которого обвиняли в измене, а вторые — уже после пленения Фердинанда Наполеоном. В колониях начали создаваться соб­ственные органы управления — формально до будущего освобо­ждения Фердинанда из плена. Как только эти органы управле­ния почувствовали свою силу, от их преданности плененному монарху не осталось и следа.

Так как население испанских колоний в Америке недвусмыс­ленно высказалось против Наполеона и его ставленника Жозефа, французский император резко изменил свою тактику. Смысл его новой политики заключался в том, чтобы своим сочувствием борьбе испанских колоний за независимость снискать их распо­ложение, обеспечив тем самым себе политическое влияние на них и получив торговые привилегии в случае успеха. Одновре­менно такая политика должна была, по замыслу Наполеона, нанести удар главной сопернице Франции, преградив англича­нам проникновение в Испанскую Америку. Англия, с одной сто­роны, была союзницей Испании в войне с Наполеоном, а с дру­гой стороны, использовала восстание испанских колоний, чтобы приобрести там для себя новые рынки.

Наполеон, играя роль сторонника независимости испанских колоний, стремился сделать континентальную блокаду мертвой петлей для английской торговли. Но значительное превосходство английского флота приводило к тому, что действия Наполеона в Латинской Америке сводились к безрезультатным махинациям его агентов и дипломатов, а действия Англии увенчались ощути­мым успехом.

Внешняя торговля была жизненно необходима восставшим колониям. Только продавая производимые продукты, они могли приобретать необходимое им оружие, боеприпасы, амуницию, а также некоторые предметы первой необходимости, производ­ство которых в колониях было в свое время запрещено испанца­ми. Для Англии Испанская Америка становилась все расширяю­щимся рынком сбыта промышленных товаров и местом самых различных торговых операций.

Однако торговля с Испанской Америкой имела для Англии одно слабое место. Испаноамериканцы расплачивались за анг­лийские товары в значительной мере так называемыми колони­альными товарами. Последние представляли собой большую ценность. Но куда англичане могли сбыть их? А кому было про­дать товары, закупленные в собственных колониях и в Бразилии (с которой был заключен исключительно выгодный для Англии договор в 1810 г.)? Английский рынок не мог поглотить такого обильного ввоза колониальной продукции. Оставалась контра­бандная торговля с континентом. Но на всем побережье Европы, от городов Северной Германии до портов Италии, стояли тамо­женные посты, конфискующие любой груз, заподозренный в при­надлежности англичанам. Ни одна из подвластных Наполеону стран не осмеливалась открыто нарушить его волю. И все же англичане нашли путь к сбыту колониальных товаров на конти­ненте Европы. Этот путь лежал через Россию.

Со времени Тильзитского мира отношения между Россией и Францией сильно осложнились и все говорило о неизбежном раз­рыве. После установления Англией торговых связей с Испанской Америкой упорство Наполеона в поддержании континентальной блокады стало рассматриваться в широких кругах русского общества как ничем не оправданное и приносящее вред глав­ным образом России. Правительство Александра I, вынужден­ное считаться с экономическими интересами страны, пыта­лось, не выходя, правда, из рамок союзных отношений, ос­паривать перед Наполеоном целесообразность континенталь­ной блокады.

За дипломатическими демаршами Санкт-Петербурга обна­руживались более или менее явные действия. Россия к 1810 г. все чаще нарушала условия континентальной блокады. Именно в Россию, а через нее в страны Центральной Европы текли то­вары, вывозимые англичанами из колониальных стран. Дошло до того, что эти товары были представлены даже на Лейпцигской ярмарке 1810 г. При этом привезены они были туда русскими купцами. Россия и сама потребляла колониальную продукцию. Хлопок и красители были остро необходимы для быстро разви­вавшейся текстильной промышленности. Большим спросом поль­зовались кофе, какао, сахар и аптекарские товары. Несмотря на все трудности, поступление в Россию таких колониальных това­ров, как сахар и хлопок, за время блокады возросло.

Для увеличения ввоза колониальных товаров Россия заклю­чила в 1810 г. торговое соглашение с Бразилией, активизировала торговые связи с Соединенными Штатами. Размеры русской тор­говли — в обход континентальной блокады — к осени 1810 г. стали столь значительными, что Наполеон лично обращался к царю, настаивая на ее пресечении. Французское правительство мотивировало свое требование тем, что колонии Франции, произ­водящие колониальные товары, были отрезаны от нее англий­ским флотом. Следовательно, указанные товары могли поступать из английских или же из испанских колоний, которые «должны рассматриваться как вражеские». Подобная идея, как и другие, высказываемые во Франции в связи с континентальной блока­дой, не встречали поддержки у русского правительства. Как раз в это время Россия решилась снять с себя часть обременяющего страну груза континентальной блокады, тем более что правилам ее не следовала строго и сама Франция.

В декабре 1810 г. Александр I утвердил «Положение о тор­говле на 1811 г.», вводившее новый таможенный тариф. Этот та­риф ущемлял торговые интересы Франции, одновременно разре­шая ввоз в Россию всех видов колониальных товаров, которые доставлялись в страну в значительной мере англичанами. По континентальной блокаде был нанесен ощутимый удар.

Россия, хозяйственное положение которой в результате кон­тинентальной блокады испытывало все большие трудности, су­дорожно искала торговых клиентов. И она обратила свое вни­мание на восставшие испанские колонии. Пример Англии говорил об огромных возможностях и выгодах торговли с Испанской Америкой. В создавшихся условиях Россия не могла их упу­стить, Русским дипломатическим и торговым представителям в США и Бразилии были даны инструкции установить контакты о представителями восставших колоний и привлечь их «перспек­тивой льготных условий, с которыми они, возможно, здесь встре­тятся в деле признания их нового политического существования, а особенно тех льготных условий, на которые они уже могут рассчитывать, — в пользу торговли, независимо от формы власти, какой они будут управляться».

Александр I санкционировал обсуждение вопроса об уста­новлении указанных связей в высшем учреждении империи — Государственном совете. Был составлен проект указа «Об от­крытии русских портов для кораблей из Латинской Америки». Однако на заседании Государственного совета в октябре 1811 г. было решено повременить с этим указом, пока правительства восставших колоний «не утвердятся прочным образом». Алек­сандр I согласился с большинством Государственного совета.

Обстоятельства, помешавшие русскому правительству уста­новить официальные торговые отношения с восставшими испан­скими колониями, носили политический характер. Они оказались сильнее тех, которые толкали к сближению. Будучи союзницей Наполеона, Россия уже шла к разрыву с ним. Но разрыв еще не был решен окончательно. В этих условиях устанавливать пря­мые торговые связи с восставшими испанскими колониями, которые Наполеон предлагал считать вражескими, было делом весьма щекотливым. В то же время предвидение неизбежного столкновения с Францией заставляло считать испанцев союзни­ками в назревавшей войне с Наполеоном. Испанцы же не только не собирались утверждать независимость восставших колоний, но делали все, чтобы восстановить там свою власть. Англия, тор­гуя с восставшими колониями, признавала над ними испанский суверенитет. Кроме того, борьба патриотов Испанской Америки не обещала скорой победы.

Условия, в которых оказалась Россия в результате заключе­ния франко-русского союза, толкали ее к установлению контак­тов с возникающими государствами Испанской Америки. В этот период Россия была единственной державой, где в высших офи­циальных кругах серьезно рассматривался вопрос о признании независимости этих государств и велась подготовка к его осуще­ствлению. В Англии этого не могло случиться из-за союзных от­ношений с Испанией и вытекавших отсюда надежд на ослабле­ние испанской запретительной торговой политики. Франция не шла дальше обещаний помогать патриотам Испанской Америки и признать независимость их стран. Однако эти обещания не могли рассматриваться серьезно, поскольку связывались, кроме всего прочего, с условием порвать необходимые для патриотов торговые связи с Англией. Остальные европейские державы были слишком далеки от проблем американского континента.

Португальский двор, находившийся по соседству от восстав­ших колоний — в Бразилии, строил планы захвата бывших ис­панских владений. В 1811 г. он предпринял, правда неудавшуюся, попытку присоединить к Бразилии Уругвай («Восточный берег»). Соединенные Штаты воспользовались восстанием в Испанской Америке, чтобы овладеть пограничными территория­ми бывших испанских колоний. Им было выгодно утверждать, что Испания фактически утратила свою власть над указанными территориями, одновременно не признавая их независимости. Именно такой линии и придерживалось правительство в Ва­шингтоне, захватив в 1810 г. Западную, а весной 1812 г. — Вос­точную Флориду (откуда американские войска были выведены в связи с начавшейся в июне войной между США и Англией).

В 1812 г. испанские кортесы, находившиеся в не занятом французами Кадисе, приняли конституцию, объявляющую о ра­венстве прав жителей испанских колоний в Америке с жителями метрополии. Этим делалась попытка приостановить развитие освободительного движения в колониях, которое не удавалось подавить силой. Однако такой мерой уже нельзя было смирить патриотов. Борьба в Испанской Америке продолжалась. Начав­шаяся война между Англией и США приостановила территори­альную экспансию последних в направлении прилегающих к ним восставших испанских колоний. Но эта же война и продолжав­шаяся континентальная блокада, сокращавшие английские рынки, толкали Англию на расширение установившихся торго­вых связей с испанскими колониями. Вторжение наполеоновской армии в Россию в июне 1812 г. и начавшаяся Отечественная война русского народа против французских захватчиков лишили Санкт-Петербург и Париж участия в политической и дипломати­ческой игре вокруг вопроса о восставших испанских колониях.

Европейская война длилась до 1815 г., оставляя вопрос о вос­ставших испанских колониях в том положении, в каком он стоял перед великими державами в 1812 г. В 1815 г. в Испании, после первого поражения Наполеона, был восстановлен у власти Фер­динанд VII. Его политика в колониях, как и в метрополии, сводилась к насильственному восстановлению старых порядков. В Испанскую Америку была направлена большая военная экспе­диция во главе с генералом Пабло Морильо. Ему удалось на­нести испаноамериканским патриотам ряд поражений в Вене­суэле и Колумбии.

Победившие Наполеона страны Европы сделали главным принципом своей внешней политики так называемый легитимизм, в котором нашли свое выражение клерикально-монархические идеология и политика, служившие поддержанию монархической власти и подавлению свободомыслия и революционного движе­ния. Защите легитимизма должен был служить Священный союз, заключенный монархами континентальной Европы 26 сентября 1815 г. Его подписали Александр I, Франц I Австрийский и Фридрих Вильгельм Прусский. Позже к нему присоединились все короли Европы (кроме папы римского и турецкого султана). Англия не подписала акта о Священном союзе, но принц-регент Георг выразил свое сочувствие его идеям, а английский каби­нет солидаризировался с его политикой. Четверной союз (Англия, Пруссия, Австрия, Россия), завершивший войну против Напо­леона (ноябрь 1815 г.), предусматривал длительную оккупацию Франции.

Урегулирование европейских дел на целый год отвлекало внимание победителей от событий в Испанской Америке. К 1816 г. испаноамериканские патриоты вновь взяли инициативу в свои руки, тесня экспедиционные войска Морильо. Тогда же для Испании появились новые осложнения в Америке: войска португальского короля, находившиеся в Бразилии, в декабре 1816 г. вновь оккупировали «Восточный берег», который уже су­мел завоевать свою независимость, но все еще рассматривался Испанией как неотторжимая собственность. B декабре 1817 г. Соединенные Штаты оккупировали Восточную Флориду. Ока­завшись в столь трудном положении, Испания обратилась за по­мощью к державам Четверного союза, прося их о посредничестве и ссылаясь на нарушение ее «легитимных» прав патриотами Испанской Америки, Соединенными Штатами и Португалией.

Россия поддерживала с США традиционно дружественные отношения, помогавшие ей в соперничестве с Англией. Послед­няя недавно проиграла войну Соединенным Штатам. Поэтому две главные державы Европы недвусмысленно заявили Испании о необходимости уступить американцам Восточную Флориду, не провоцируя их на военный конфликт, в котором Мадрид навер­няка потерпит поражение. Мадрид, связанный войной с коло­ниями и конфликтом с Португалией, был вынужден согласиться на эту уступку, боясь нападения США. По договору 1819 г., за­ключенному между Испанией и США, Восточная Флорида пере­ходила во владение Соединенных Штатов. По существу США расширили свою территорию не за счет Испании, которая фак­тически уже не могла удержать за собой колонии, а за счет бу­дущей независимой Мексики.

Державы приняли предложение Испании о посредничестве в конфликте ее с Португалией. Переговоры об этом тянулись до конца 1819 г., не принеся никаких результатов. Испания и Пор­тугалия, каждая по-своему, препятствовали разрешению спора между ними: Португалия желала сохранить за собой «Восточ­ный берег»; Испания выдвигала претензии, которые она была неспособна отстоять собственными силами и которые не устраи­вали посредников, особенно Англию. В частности, мадридское правительство намеревалось восстановить в Уругвае запрети­тельную торговую политику. С этим никак не мог согласиться лондонский кабинет.

Испания хотела, чтобы страны-посредники силой навязали восставшим колониям условия, выработанные в Европе. Однако общие внешнеполитические разногласия держав Священного союза и поставленный Англией ультиматум об отказе участво­вать в посредничестве, если оно будет предусматривать примене­ние силы, мешали выполнению за.мыслов Мадрида, тем более, что по существу только Англия могла, располагая мощным фло­том, оказать Испании желаемую военную помощь.

Попытка России поддержать дух Испании продажей несколь­ких военных кораблей (1817 г.) потерпела провал. Желая за­работать на стремлении Испании подавить силой восстание в колониях, царское правительство, взяв большие деньги, продало испанцам недоброкачественные корабли. Это лишь подорвало престиж мадридского двора, не усилив испанский флот.

Не надеясь получить военную помощь для подавления вос­стания в колониях, Испания весной 1819 г. отказалась от посред­ничества великих держав и решила действовать самостоятельно и только силой. В Мадриде намеревались послать в Испанскую Америку уже давно готовившуюся в Кадисе новую, еще большую военную экспедицию, чем была отправлена с Морильо. Но летом в Испании началась страшная эпидемия желтой лихорадки, рас­пространившаяся на большую часть страны, дезорганизовавшая всю экспедиционную армию, вызвавшая в войсках массовое де­зертирство. Об отправке экспедиции в этих условиях не прихо­дилось и думать.

Успешная борьба патриотов и специфические международные условия 1817—1819 гг. сделали бесплодными все ухищрения Испании найти союзников в войне с колониями. Вопрос о кол­лективном посредничестве держав Четверного союза между Ис­панией и ее воставшими колониями (возникший в связи с посред­ничеством тех же держав в испано-португальском споре) ока­зался неразрешенным. Полтора года переговоров не дала никаких результатов.

Страны, прямо заинтересованные в делах Испанской Аме­рики — Испания и Англия, — преследовали различные цели. Первая хотела силой оружия (своего и других держав) вновь подчинить себе колонии, сохранить запретительную торговую политику. Вторая была против применения силы, не желая вос­становления таможенного барьера вокруг Испанской Америки, от торговли с которой получала большие выгоды, особенно ощу­тительные в период трудностей, переживаемых тогда английской экономикой. Отсутствие точек соприкосновения в позициях Анг­лии и Испании определяло невозможность достижения соглаше­ния по вопросу о посредничестве европейских держав.

Россия, Франция, Австрия и Пруссия в вопросе о восставших испанских колониях исходили из своих европейских и.нтересоз. Судьбы собственно Испанской Америки волновали их мало. В деле посредничества их занимали в конечном счете взаимоот­ношения с Англией и Испанией, стремление сохранить статус-кзо в Европе.

Все европейские державы считали события в испанских коло­ниях разрушительными для дела легитимизма, а патриотов — мятежниками против власти «законного суверена». В этом отно­шении они были единодушны. Но не было достаточных стимулов, чтобы ради торжества этого принципа державы объединились для крестового похода.

События в Испанской Америке непосредственно задевали мо­нархию в Испании. Поэтому последняя посылала туда свои войска, расходовала средства, искала союзников, не переставая взывала к легитимизму. Для других держав Испанская Америка была слишком далека, чтобы мысль об угрозе происходившей там революции для Европы выходила за пределы теоретических рассуждений. В рассматриваемый период, несмотря на известные успехи патриотов, их победа была еще не вполне очевидна, по крайней мере не очень близка. Кроме того, идти до конца в по­литике легитимизма значило возвратить испанские колонии к прежнему режиму, их полной изоляции, а это принесло бы прямой ущерб Англии в ее торговле с Испанской Америкой; Рос­сии— в ее связях с Калифорнией, которая граничила с Русской Америкой; Франции — в ее возрождающемся стремлении вновь вступить в конкурентную борьбу с Англией, в частности в Аме­рике; другим державам — в торговле с Испанской Америкой. Все понимали, что насильственное восстановление власти испан­ского короля вызовет отчаянное сопротивление патриотов, кото­рые доказали свою боеспособность в длительной и жестокой борьбе. Торговые интересы и сила сопротивления патриотов определили политику настойчивых советов объявить свободу торговли и провести либеральные реформы в колониях, советоз, которые давались Испании всеми правительствами держав Чет­верного союза.

Иначе говоря, восста.новление в полной мере «законных» прав испанского короля в Западном полушарии ни для кого не представляло выгод. Ради чего же было снаряжать эскадры, посылать войска, тратить средства, идти на риск трудной войны, ослаблять свои позиции в Европе, осложнять здесь свои и без того очень запутанные отношения? К тому же у континентальных держав не было ни лишних денег, ни лишних кораблей, особенно для предприятия, не отвечавшего их непосредственным инте­ресам.

Легитимизм как реальная политика был в то время непри­меним в отношении Латинской Америки и служил лишь пищей для дипломатических документов. К нему часто аппелировали в России. Ссылки на легитимизм, на «общие принципы» помогали русскому правительству оправдывать свое активное участие в международных делах. Ради этого, в частности, Александр I так рьяно ухватился за идею создания Священного союза.

В январе 1820 г. в Испании вспыхнула революция. Испано­американские патриоты первое время надеялись, что революци­онная Испания признает независимость своих бывших колоний в Америке. Начались переговоры между Морильо и вождем ве­несуэльских патриотов Боливаром, между патриотами Буэнос-Айреса и представителями Мадрида. Державы Священного союза наблюдали за тем, как действовала конституционная Испания в вопросе о колониях, и выжидали определять к нему свое окончательное отношение. Однако за два года революции Испания ничего не предприняла для разрешения колониальной проблемы. Война в Испанской Америке возобновилась с новой силой при явном перевесе на стороне патриотов. Англию, кото­рая расширила свою торговлю с испанскими колониями, создав­шееся положение очень устраивало. Ослабление связей Испании с ее колониями давало англичанам возможность для более тес­ных и выгодных контактов с ними.

В это время в Соединенных Штатах решили признать неза­висимость восставших колоний. (Президент Монро заявил об этом в конгрессе 8 марта 1822 г.[3]. Сделанный шаг отвечал инте­ресам американских торговцев, так как шире открывал перед ними рынки Испанской Америки, одновременно нанося удар по английской торговле с нею, поскольку эта торговля велась в зна­чительной мере как контрабандная (во всяком случае, с фор­мальной точки зрения, особенно в глазах Мадрида). Безопас­ность для США подобных действий вытекала из абсолютной неспособности Испании к какой-нибудь серьезной ответной мере, занятости держав Европы своими осложнившимися делами в связи с «революциями в Испании, Португалии и Италии. Побу-, ждаемое заинтересованными торговыми кругами, победами патриотов и нежеланием отстать от США, английское правитель­ство само подготавливало почву к признанию независимости новых государств в Испанской Америки, когда это будет сочтено необходимым, своевременным и удобным. Инициатива США в этом деле не вызывала протеста, неизбежно ускоряя в то же время решение Англии.

Признавая независимость стран Латинской Америки, прави­тельство Соединенных Штатов преследовало корыстные цели (главным образов их интересовала торговля с новыми страна­ми). Но независимо от расчетов и субъективных взглядов аме­риканских государственных деятелей сделанный ими шаг послу­жил в некоторой мере упрочению независимости стран Латин­ской Америки, подчеркнув для европейских держав фактическое существование этой независимости, нанеся непоправимый удар дипломатической изоляции новых государств.

Осенью 1822 г. державы Священного союза решили начать интервенцию в революционную Испанию. Осуществлять ее поручили Франции, которая к этому времени стала членом этого союза. Испания оказалась неподготовленной к отражению напа­дения. Интервенция, предпринятая французами в апреле 1823 г., к ноябрю завершилась оккупацией страны. Фердинанд VII, вы­рвавшись из-под контроля революционных кортесов, приступил к восстановлению старых порядков. Для колоний он вновь из­брал политику подавления. Но так как сил у испанских реакцио­неров не было, они, ссылаясь на «общие интересы» в деле тор­жества легитимизма в Западном полушарии, опять обратились к державам Четверного союза с просьбой о посредничестве.

Мадрид под видом посредничества надеялся получить воен­ную помощь, в которой ему было отказано в 1817—1819 гг. Но для получения такой помощи обстоятельства теперь были еще менее благоприятными. Англия явно готовилась признать неза­висимость испанских колоний, видя, как много от такого призна­ния выиграли США. Реакционное французское правительство было целиком предано принципу легитимизма, но торговые ин­тересы и стремление не отстать далеко от Англии и США в уста­новлении прочных экономических связей с Испанской Америкой и Бразилией, добившейся к этому времени независимости, тол­кало его на компромисс. Он заключался в том, чтобы, следуя политике легитимизма, сдерживать насколько возможно Англию от признания независимости испанских колоний, исподволь под­готавливая почву для открытого или замаскированного призна­ния этой независимости вслед за Англией, если она сделает этот шаг. Россия, Австрия и Пруссия были бы рады восстановлению «легитимной» власти Фердинанда VII в колониях (все они при этом оговаривали необходимость реформ, вводящих свободу тор­говли и дающих колониям самоуправление), но не собирались идти против Англии, которая по-прежнему выступала за отказ посредников от применения силы.

Следуя избранной линии, французское правительство вына­шивало план установления в испанских колониях монархических режимов. Этот план долж.на была, по идее, осуществить Испа­ния, отправив в Америку испанских принцев в качестве суве­ренных правителей, лишь номинально связанных с испанской монархией. Так был бы утвержден в Испанской Америке прин­цип легитимизма, и одновременно образовавшиеся там незави­симые государства неизбежно бы открыли свои порты для тор­говли с иностранцами. Миссию по доставке принцев в Америку и помощи для утверждения их в новых владениях Франция пред­полагала взять на себя.

Французский план не встретил поддержки со стороны парт­неров Парижа по Священному союзу, понимавших, что насаж­дение монархий в Новом Свете связано с подавлением в колони­ях установленных республиканских правительств. Против фран­цузского плана резко выступили в России, боясь осложнений Англией. Последняя хотела, чтобы в Испанской Америке, как ч в Бразилии, были созданы монархии, но она, отстаивая свои торговые интересы, не могла допустить вмешательства других держав в дела восставших колоний. Об этом в Лондоне открыто заявили еще в момент французского вторжения в Испанию. Анг­личане предполагали, что Франция, подавив испанскую револю­цию, по просьбе Фердинанда VII или по своей инициативе смо­жет, используя победу, наложить руку на испанские колонии. Выполнение задуманного французами плана в случае удачи да­вало бы им несомненные преимущества в деле оказания влияния на страны Нового Света.

Французский план, как форма одного из предполагаемых ре­шений вопроса об испанских колониях, не стал даже предметом более или менее серьезного обсуждения держав, тем более, что в своей тупой ограниченности испанский двор не шел ни на ка­кие уступки. Он не соглашался на отправку принцев в Испан­скую Америку ни под английским, ни под французским покро­вительством.

В это время французские войска закончили военные операции в Испании и какая-то их часть могла бы быть при желании по­слана Парижем в Америку, о чем строились предположения в тогдашней мировой прессе. Английский премьер Каннинг для выяснения этого вопроса вызвал к себе французского посла Полиньяка, сговорившись заранее с американским послом о со­вместной линии поведения (республиканские Соединенные Шта­ты не очень устраивало насаждение монархического легитимизма в Америке, и главным образом появление там новых торговых конкурентов). После встречи Каннинга с Полиньяком (октябрь 1823 г.) был составлен меморандум, в котором французский по­сол от имени своего правительства заявил, что «Франция счита­ет абсолютно безнадежным привести Испанскую Америку з состояние ее прежней зависимости от Испании, что со своей стороны Франция не имеет какого-либо намерения или желания воспользоваться настоящим положением колоний или настоя­щим положением Франции в отношении Испании, чтобы приоб­рести для себя какую-нибудь часть испанских владений в Америке или добиться каких-либо исключительных преиму­ществ».

С одной стороны, французское правительство было не в вос­торге от сделанного Полиньяком заявления: не потому, что у Парижа было какое-то намерение осуществить одно из указан­ных действий, а потому, что в таком заявлении была заинтере­сована Англия и это по существу отнимало у Парижа инициати­ву в вопросе об испанских колониях. С другой стороны, этим за­явлением французское правительство открывало себе дорогу на случай признания независимости стран Испанской Америки, од­новременно сдерживая своей покладистостью Англию от немед­ленных мер. Поэтому Париж санкционировал заявление Полиньяка.

В Лондоне было опубликовано сообщение, что в 16 городов Испанской Америки будут посланы консулы и вице-консулы, а также сообщение о немедленном отъезде трех торговых агентов. Под предлогом негритянских волнений в Британской Вест-Индии на отправлявшиеся туда военные корабли были посажены три полка солдат.

Видя решительность Англии и пассивность держав Священ­ного союза, Соединенные Штаты со своей стороны предприняли важный дипломатический маневр.

2 декабря 1823 г. президент США Монро обратился к кон­грессу с посланием, получившим позже название «доктрины Монро». Смысл его сводился к следующему: 1) американский континент не должен рассматриваться европейскими государст­вами в качестве объекта дальнейшей колонизации; 2) всякая попытка со стороны европейских государств вмешаться в дела американского континента, в частности в дела новых государств, с целью установления своей политической системы или своего политического господства, будет рассматриваться как угроза Соединенным Штатам; 3) США не намерены вмешиваться в де­ла Европы и в дела американских колоний европейских госу­дарств.

Главной причиной появления доктрины Монро было стрем­ление буржуазии Севера Соединенных Штатов Америки к завое­ванию латиноамериканского рынка и стремление рабовладельцев Юга к захвату соседних территорий для укрепления своего по­литического влияния и распространения на эти территории экстенсивного рабовладельческого хозяйства. После захвата Фло­риды освобождение испанских колоний было необходимой пред­посылкой осуществления экспансионистских планов США. Поэтому американское правительство и выступило с деклараци­ей, которая не одобряла возможности вмешательства европей­ских держав в дела восставших испанских колоний. Последние, после полного освобождения, представлялись Вашингтону их собственным полем деятельности. Конкретные условия, при ко­торых США выступили с доктриной Монро,— подавление Свя­щенным союзом революции в Испании, предполагаемая интер­венция Франции в дела Испанской Америки — придали прогрес­сивное значение содержащимся в ней принципам, на что указы­вал К. Маркс[4], хотя в основе ее лежало экспансионистское на­чало.

Соединенные Штаты не располагали ни вооруженными сила­ми, ни флотом, способными помешать интервенции, если бы она действительно стала фактом. Будучи односторонней деклараци­ей американского президента, не закрепленной к тому же зако­нодательным путем, доктрина Монро не имела юридической силы ни в области внутреннего, ни в области международного права. Последующая история полностью доказала неспособность и не­желание США помогать латиноамериканским государствам.

Выступая с доктриной Монро, США использовали в своих интересах выгодную международную ситуацию, сложившуюся в результате побед, одержанных народами Латинской Америки над Испанией и Португалией, разброд в Священном союзе, дру­жественные русско-американские отношения и противодействие французским планам со стороны Англии. Чтобы оставить за со­бой свободу рук, обеспечить именно для себя новые рынки, Бе­лый Дом уклонился от проекта английского министра иностран­ных дел Каннинга, который предлагал совместное выступление США и Англии со специальной декларацией, направленной на предотвращение возможной интервенции Священного союза в дела бывших испанских колоний.

Посланием Монро от 2 декабря 1823 г. Соединенные Штаты заявили претензию быть единоличными выразителями интересов стран американского континента. Доктрина прямо касалась стран Латинской Америки, но подготавливая ее к опубликова­нию, американское правительство ни с одной из этих стран даже не консультировалось.

В доктрине Монро под формулой «Америка для американцев» сразу же отчетливо проступала формула «Америка для северо-американцев», а точнее — «Америка для господствующих клас­сов Соединенных Штатов». Вскоре эта доктрина стала основным идеологическим оружием американских экспансионистов в их захватнической политике по отношению к государствам Латинской Америки.

Опубликование послания Монро стимулировало Англию к признанию независимости испанских колоний. Английское пра­вительство получило возможность шантажировать державы Свя­щенного союза, ссылаясь на позицию США, и мистифицировать их, сохраняя первое время выгодное молчание относительно вы­сказываемых подозрений, что послание стимулировано Англией. Таким образом было легко создать впечатление единого англо-американского фронта. Но англичанам вовсе не выгодно было оставаться только в роли скрытой опоры Соединенных Штатов, так как это давало последним возможность выглядеть смелее и решительнее, а следовательно, присваивать себе славу защитни­ка независимости стран Латинской Америки. Поэтому, исполь­зуя доктрину Монро против держав Священного союза, Лондон решил одновременно сделать шаги, которые показали бы само­стоятельность английской политики и снизили бы притягатель­ность деклараций Монро для патриотов Латинской Америки.

Первым таким шагом была санкция на отъезд в Испанскую Америку ранее назначенных консулов, отбывших в первой поло­вине января 1824 г. 30 февраля 1824 г. открылась сессия парла­мента, где во время дебатов поднимался вопрос о необходимости для Англии скорейшего признания независимости стран Испан­ской Америки. Там же шла речь о том, что не США, а Англия первая высказалась против возможной интервенции в Испанскую Америку со стороны Франции или какой-нибудь другой держа­вы, что именно она препятствует дипломатическому вмешатель­ству Священного союза в спор между Испанией и ее колониями.

К дальнейшим шагам Англию стимулировала несомненная и окончательная победа испаноамериканских патриотов. В сраже­ниях при Хунине и Аякучо (1824 г.) испанские войска в Америке были полностью разгромлены. На всем американском континен­те развевалось знамя свободы, добытой в тяжелой, кровопролит­ной и героической борьбе. В Колумбии и Мексике думали уже о помощи патриотам Кубы и Пуэрто-Рико, где еще сохранялась власть Испании. Участь испанских войск, блокированных в Верх­нем Перу, Сан-Хуан-де-Улуа и Кальяо, была решена. Их при­сутствие в Америке еще символизировало «твердость» Испании в защите «законных прав» (уже давно ей не принадлежавших). Но такая твердость уже не могла служить козырем в каких-либо переговорах с патриотами. Наоборот, она лишь укрепляла их намерение не идти ни на какие компромиссы с Испанией.

31 декабря 1824 г. Каннингом была подписана нота, адресо­ванная в Мадрид (и разосланная в другие европейские столи­цы). В ней говорилось, что в связи с нежеланием Фердинанда VII внять совету и признать независимость колоний, в связи с полу­чением сведений, убеждающих в безнадежности попыток Испании восстановить свою власть в колониях, в связи с затруднения­ми для торговли, возникающими от непризнания новых госу­дарств, укрепивших свое положение, английское правительство решило признать их независимость.

После объявления Англией о своем решении, особенно после поражения испанских войск при Аякучо, не должно было оста­ваться сомнений, что вопрос об испанских колониях в Америке практически совершенно снимается с повестки дня европейской политики. Патриоты доказали, что они законные вершители су­деб своих стран, обладающие всеми прерогативами суверенных прав. Сторонники монархического легитимизма — правительства держав Священного союза — потерпели поражение после, ка­залось, столь большой удачи в Испании. Но доктрина легитимизма могла еще служить правительствам держав Священного со­юза в Европе. Именно поэтому они упорствовали в политике непризнания независимости стран Испанской Америки, несмотря на неспособность помешать этой независимости. Иначе доктрина легитимности теряла свою безусловность.

Революция, задушенная в Европе, жила, развивалась и побе­дила в Испанской Америке. Это подрывало теорию и практику легитимизма, сколько бы ни упорствовали державы Священ­ного союза в политике непризнания, тем более, что патриоты не подчинялись власти короля, которая была возвращена ему в 1823 г. силами этого союза. Отстаивая свою свободу, поддержи­вая своими успехами дух европейских революционеров, патрио­ты Испанской Америки выполняли историческую задачу даль­нейшей расчистки почвы для развития передового для того вре­мени общественного строя — капитализма. Они осуществляли ту же работу, которую в Новом Свете начала американская бур­жуазная революция, создавая Соединенные Штаты Америки, и которую в Старом Свете решительно проделала французская революция.

Государства, ранее вступившие на капиталистический путь развития и далее других продвинувшиеся по этому пути, были заинтересованы в расширении своих экономических связей со странами — потребителями промышленных изделий, странами, обладающими большими запасами всевозможного сырья, тропи­ческими продуктами. Восставшие испанские колонии, освободив­шись от гнета Испании, должны были стать как раз такими странами. США и Англия в интересах расширения и закрепле­ния своих экономических связей с Испанской Америкой, установ­ленных в годы войны колоний за независимость, а также стиму­лируемые взаимной конкуренцией, с течением времени оказались перед необходимостью признать независимость молодых госу­дарств. Степень экономической заинтересованности, наличие или отсутствие сдерживающих политических мотивов, условия меж­дународной обстановки и очевидные успехи патриотов в войне определили сроки осуществления признания независимости вос­ставших колоний, о котором было объявлено в Вашингтоне в 1822 г., а в Лондоне в 1824 г. и к которому исподволь готовилась Франция.

При безусловной победе патриотов Испанской Америки, при­знании их независимости Англией и полной апатии, бессилии и политическом маразме правительства Фердинанда VII отъезд Александра I на юг страны и вооруженное восстание 14 декабря 1825 г. привели к тому, что вопрос о бывших колониях Испа­нии ушел из поля зрения русской дипломатии и больше не фигу­рировал в политике России. А когда он возник вновь, то это был уже вопрос об отношениях с самостоятельными, независимыми государствами.

Победа реакции всегда временна и частична. Лагерь реакции не бывает по-настоящему прочен; его дипломатия и оружие мо­гут отсрочить победу прогресса, но не могут предотвратить ее. Когда наступила эпоха капитализма, последний должен был победить феодальный строй, и он его победил, несмотря на все преграды и трудности. Важную роль в этом процессе сыграла война за независимость в Латинской Америке.

---