Переговоры

Трудящиеся массы Перу утешались и вдохновлялись тем, что крохотное государство Манко в Вилькабамбе продолжало суще­ствовать. Бартоломе де Вега признавал, что «сердца большинства из них — там, с Инкой, и так будет до самой их смерти».

Когда Сайри-Тупак поддался на уговоры испанцев и со­вершил свое величавое и трогательное шествие по оккупиро­ванному Перу, стало казаться, что был уничтожен последний осколок империи инков. Но успех испанской дипломатии был кратковременным, потому что молодой Инка Сайри-Тупак внезапно умер в своих земельных владениях в долине Юкай. Ему было всего лишь немногим более двадцати лет, и прошло меньше чем три года со времени его появления на террито­рии Перу из цитадели в горах Вилькабамбы. Он был торже­ственно похоронен в монастыре Санто-Доминго, бывшем хра­ме Солнца Кориканча.

Смерть Сайри-Тупака явилась для испанцев двойным уда­ром. Они остались без Инки, который мог бы возглавить ин­дейскую общину в Куско. Ведь прекрасная вдова Инки Мария Куси Уаркай не достигла еще двадцати лет, а его единствен­ным ребенком была малолетняя девочка Беатрис Клара Койя. Но значительно более серьезным было осознание того, что их попытка проникнуть в Вилькабамбу потерпела полный провал. Предполагалось, что обладание Инкой автоматически приведет к обладанию управляемыми им территориями. Теперь стало ясно, что самостоятельное государство индейцев было очень даже живо и находилось действительно в более умелых руках, чем когда бы то ни было со времени смерти Манко. Как толь­ко Сайри-Тупак уехал, его старший брат Титу Куси Юпанки принял бразды правления Вилькабамбой.

Титу Куси, чье имя означало великодушный и счастливый, был сыном Манко от жены, которая не являлась его родной койей. Его вступление на престол оказалось еще одним при­мером системы избирательной преемственности инков. Инки никогда не придавали такого большого значения праву перво­родства и законности в выборе нового правителя, как европей­цы. Инкам важнее были способности, так что было обычным делом, если более способный, но менее законный сын вытес­нял первого избранника. Обычно состарившийся Инка сам вы­бирал своего преемника, и Титу Куси утверждал, что после уда­ра ножом Манко прожил достаточно долго, чтобы назвать та­ковым его. Это утверждение не соответствовало действитель­ности: малолетний Сайри-Тупак был, без сомнения, законным преемником Манко и признавался таковым в течение двена­дцати лет регентства. И все же кажется вероятным, что Сайри-Тупак был признан неполноценным. Регенты и военачальни­ки решили, что Титу Куси будет лучше поддерживать традиции Манко как партизанского вождя и непримиримого врага ис­панцев. Поэтому они не препятствовали Сайри-Тупаку, когда этот захотел явиться миру и вести жизнь, полную комфорта, в испанском Перу, а сами позаботились о сохранении в Вилькабамбе королевских регалий: головного убора в виде темно-красной бахромы. Они также использовали Сайри-Тупака как подопытного кролика, чтобы проверить позицию испанцев после окончания гражданских войн.

Что касается законности его прав, как Титу Куси объяснил испанскому посланнику Диего Родригесу де Фигероа, то для них это имеет второстепенное значение. Он был Инкой и вер­ховным жрецом де-факто; он «вступил во владение и был при­знан другими инками; они все повиновались ему, и если бы у него не было прав, они бы не делали этого». Этим своим за­мечанием Титу Куси молчаливо признавал, что он правит больше благодаря своим достоинствам, нежели согласно строгим нормам преемственности. На самом деле он оттеснил еще од­ного младшего брата по имени Тупак Амару, который прихо­дился родным братом Сайри-Тупаку и был сыном Манко и его койи. По словам Муруа, Сайри-Тупак назначил своим закон­ным преемником этого Тупака Амару. Но Титу Куси, «его не­законнорожденный брат — из-за того, что он был старше, а Тупак Амару был ребенком, — узурпировал королевский трон и монарший титул и стал выдавать себя за правителя. Он сде­лал Тупака Амару священнослужителем и приказал ему оста­ваться хранителем тела их отца в Вилькабамбе». Сармьенто де Гамбоа писал: «Титу Куси Юпанки — не законный сын Инки Манко, а ублюдок и самозванец. Индейцы считают, что дру­гой сын, Тупак Амару, — законный; но он еще не способен править, и индейцы зовут его «ути» (бессильный)».

Заявление испанцев о незаконности рождения и узурпации власти были сделаны из-за разочарования от провала их поли­тики. Нравилось им это или нет, но теперь в Вилькабамбе во­царился талантливый правитель. Испанским властям было не­ясно, что делать с этой новой ситуацией в государстве инков. Некоторые хотели вновь прибегнуть к политике выманивания Инки из его убежища; другие высказывались за еще одну во­енную экспедицию, несмотря на то что память о провале экс­педиций Родриго Оргоньеса и Гонсало Писарро была еще жи­ва. Поэтому в последующие годы политика испанцев колеба­лась между дипломатическими уговорами и бряцанием оружи­ем в зависимости от степени энергичности местных или вице-королевских властей в каждый конкретный момент.

Первой реакцией на смерть Сайри-Тупака было найти коз­ла отпущения. Было явно подозрительно, что марионеточный правитель туземцев вдруг внезапно умер в таком раннем возрас­те. Вождь племени каньяри в долине Юкай Франсиско Чильче был заключен под стражу по подозрению в том, что он отравил Инку, так как он был с ним в то время, когда тот умер. Все это очень напоминало арест Чалкучимы по подозрению в отравлении Тупака Уальпы. Но Чильче избежал судьбы Чалкучимы и был освобожден спустя год, когда против него не нашлось ни­каких улик. Согласно другой версии Сайри-Тупака убили по наущению воинствующих активистов Вилькабамбы, чтобы на­казать его за коллаборационизм и дать возможность Титу Куси вступить на престол. Такое могло быть, и, возможно, делалось без ведома Титу Куси или без его одобрения. И все же есть еще одна версия, согласно которой Инку устранили сын Паулью Дон Карлос Инка и его друг Алонсо Титу Атаучи. Вражда между Ман­ко и Паулью продолжилась между их потомками, и появление Сайри-Тупака в Куско, без сомнения, затмило авторитет преды­дущих вождей индейской общины города.

Титу Куси, вероятно, был невиновен в смерти своего брата. Позже он писал: «Как только я узнал о его смерти, я глубоко опечалился, думая, что испанцы убили его точно так же, как и моего отца». Мудрый коррехидор Куско Поло де Ондегардо не­медленно отправил посольство к Титу Куси, чтобы уверить его в том, что его брат умер естественной смертью. Новый Инка принял это объяснение и написал, что это положило конец его подозрениям относительно предательства испанцев. Двумя по­сланцами Поло де Ондегардо были Хуан де Бетансос и секре­тарь-метис по имени Мартин Пандо. Бетансос, муж любовни­цы Писарро Анхелины Аньяс Юпанки и знаток жизни и обы­чаев индейцев, стремился повторить свой успех, который он имел на переговорах с Сайри-Тупаком. Но Титу Куси отпра­вил его назад с пустыми руками. Будучи талантливым прави­телем, Титу Куси, однако, знал, как важно окружить себя хо­рошими людьми. Поэтому он уговорил Мартина Пандо остать­ся с ним в качестве его секретаря, доверенного лица и совет­ника, на каком посту он и оставался до конца своей жизни. Вероятно, большой заслугой Пандо явилось то искусство, с ко­торым Титу Куси находил общий язык с испанцами в течение последующих лет.

Никакие новые инициативы не были предприняты, пока в апреле следующего, 1561 года в Перу не прибыл новый вице-король Дон Диего Лопес де Суньига, граф Ньева. Он послал людей с предложением условий, схожих с теми, которые вы­двигал Каньете. Титу Куси ответил, что если его наградят «не­которыми из огромного количества земель» его отца, которые сейчас находятся в собственности короля, то он будет совер­шенно готов удовольствоваться этим. Этот неопределенный, но многообещающий ответ взбодрил королевского казначея Гарсию де Мело. Он предложил неплохое и дешевое решение проблемы поиска земель для нового Инки: сыну Титу Куси Киспе Титу следует жениться на юной дочери и единствен­ной наследнице Сайри-Тупака. Благодаря этому в руки Инке попадут земли вокруг Оропесы в долине Юкай, а испанские власти будут освобождены от щекотливой проблемы поиска другого поместья для Титу Куси. Гарсия де Мело совершил путешествие в Вилькабамбу, чтобы лично доставить это пред­ложение, и присовокупил к нему просьбу к Инке допустить на принадлежащие ему территории христианских миссионе­ров. Инка полагал, что сначала следует вести переговоры о мире. Миссионеры и прочие приложения к испанской циви­лизации могли прийти и позже.

Переговоры были прерваны смертью вице-короля графа Ньева в феврале 1564 года. Этот старый распутник стал жерт­вой либо ревнивого мужа, либо сердечного приступа в своем пользовавшемся дурной славой любовном гнездышке в Сурко в окрестностях Лимы. Следующий испанский правитель в Перу больше времени посвящал управлению страной. Им стал ли­цензиат Лопе Гарсия де Кастро, честный, но нерешительный человек. Он прибыл в Лиму в сентябре 1564 года, чтобы вы­полнять обязанности генерал-губернатора и президента Сове­та до тех пор, пока не будет назначен следующий вице-король. Он привез с собой королевское предписание выманить Титу Куси из Вилькабамбы и предоставить ему соответствующий до­ход, предварительно убедившись, что он является внуком Уайна-Капака.

Таким образом, в начале 1565 года новый президент Гарсия де Кастро отправил Гарсию де Мело в Вилькабамбу с письмами к Инке. Приманкой в переговорах все еще служили поместья, унаследованные дочерью Сайри-Тупака Беатрис. Увлекшись, Кастро предложил эти земли наследникам дочери Сайри-Тупа­ка и сына Титу Куси в наследственное владение. Он также был готов добавить к этому «два города с индейцами, которые не платят арендной платы», и некоторое количество «индейцев, принадлежащих собору и монастырю Куско», которые перешли во владение короны и «стоили не более 400 песо в год». Что-то, конечно, должно было перепасть младшему брату Титу Ку­си Тупаку Амару, чтобы застраховаться от повторения манев­ра Титу Куси, который захватил бразды правления, как только его брат уехал.

В апреле 1565 года Титу Куси отправил нескольких индей­цев в Лиму с требованием немедленной платы наличными, чтобы покрыть расходы, связанные с выходом на территорию Перу, оккупированную испанцами. Президент Кастро сообщал: Инка попросил сделать так, чтобы «ему не пришлось прийти в Лиму, где ему придется растратить свое состояние, а потом оказаться вынужденным продавать свое платье, как это было с его братом Сайри-Тупаком». Он говорит, что Сайри-Тупак по­тратил свыше 10 тысяч песо на то, чтобы явиться в этот город, а также на приобретение двух кувшинов и золотой вазы, кото­рые он подарил маркизу Каньете и которые, как говорят, сто­или 5 тысяч песо. «Я ему ответил, что ему не обязательно да­рить мне что-либо... А чтобы доставить ему удовольствие, я по­слал ему отрез парчи и узорчатой ткани и одел его слуг за свой счет».

К сожалению, казначей Гарсия де Мело не оставил ника­ких описаний своих поездок в Вилькабамбу. Но теперь власти Куско решили отправить свое собственное посольство, и их посланник Диего Родригес де Фигероа написал восхитительно подробный отчет о своем путешествии. С точки зрения дипло­матии миссия Родригеса, как оказалось, достигла некоторого успеха в уже продолжающихся переговорах. Индейцы, которые двумя неделями раньше находились с Кастро в Лиме, возвра­тились с «восемью ярдами желтой парчи» и письмами, излага­ющими предложение губернатора, в то время как 14 мая Род­ригес уже был у Титу Куси. Родригес обсудил эти предложения с Инкой. Было достигнуто соглашение, что Титу Куси либо останется там, где и был, и примет гарнизон испанских коло­нистов в Вилькабамбе, либо в течение двух лет он появится на территории Перу и поселится рядом с Куско или Уамангой, оставив испанского коррехидора управлять Вилькабамбой.

Родригес доложил о благоприятном приеме своему начальству в Куско. В это время в городе случайно оказался один из самых выдающихся юристов в Перу Хуан де Матьенсо. Он приехал в Перу несколькими годами раньше, а до этого в течение многих лет преподавал на юридическом факультете университета в Вальядолиде. Он был судьей Аудиенсии в Чаркасе и прибыл в Кус­ко с целью провести расследование поведения его коррехидора. У Матьенсо было много идей относительно управления Перу и проживающими там туземцами. Он считал, что с ними следует обращаться гуманно, но твердо. Он был заинтригован отчетами Родригеса из Вилькабамбы и решил лично поехать и провести «встречу на высшем уровне», встретившись с Инкой.

Эта встреча была должным образом организована и про­изошла в середине июля 1565 года на мосту Чукичака, в том месте, где путешественник пересекает реку Урубамба, чтобы попасть в Вилькабамбу. Группа испанцев, включая Родригеса, Гарсию де Мело и священника, осталась на туземном берегу реки в качестве заложников. Затем Инка пересек мост вместе со своей свитой, и он и Матьенсо отошли в сторону, чтобы побеседовать вдвоем. Каждый был полностью вооружен: Титу Куси своим традиционным индейским оружием, а Матьенсо мечом и аркебузой. Инка предпочел не садиться, и двое муж­чин разговаривали стоя около трех часов. Титу Куси принялся перечислять горькие оскорбления, которые вынудили его отца Манко поднять восстание, и объяснил, почему бедность района Вилькабамбы заставила его последователей вторгаться на территорию Перу, оккупированную испанцами. Затем он пред­ставил на рассмотрение испанцам два документа. В одном из­лагались условия, на которых он был согласен мирно сдаться, а в другом был подробно перечислен весь ущерб, нанесенный ему и его отцу.

Он согласился допустить испанского коррехидора и священ никое на свою территорию, а самому жить в Куско со своим сыном Киспе Титу, который должен был пройти обряд креще­ния. В свою очередь, его сын должен был жениться на Беат рис Кларе Койе и унаследовать ее поместья, при этом сам Титу Куси будет забирать себе 5 тысяч песо ежегодно на протяжении всей своей жизни. Инка также должен был получить во владение два города, Качана и Канора, и сохранить за собой города, которыми он на тот момент правил, в качестве энкомьенды. Он должен был незамедлительно начать получать еже­годную ренту, пользоваться всеми привилегиями и титулами, соответствующими его рангу; а также ему гарантировалось полное помилование. Титу Куси уверил Матьенсо, что «он совершил эту поездку с воодушевлением, чтобы избежать многих несчастий, которые могли бы быть в результате войны». И судья ушел после этой встречи, убежденный в том, что «он действительно желает мира». Матьенсо был готов незамедлительно принять условия Инки, особенно после того, как его привели в смятение картина Вилькабамбы по ту сторону реки. Было бы очень трудно совершить нападение на эту территорию, сильно мешал бы плохой климат, жара.

Переговоры были оправданны с военной точки зрения как для испанцев, так и для инков. Набеги индейцев на дорогу Куско — Хауха, которые почти прекратились во время регент­ства Сайри-Тупака, были возобновлены его братом. При Сайри-Тупаке был момент, когда предпринимались какие-то действия. Это случилось после поражения восстания поселенцем под предводительством Франсиско Эрнандеса Хирона, когда некоторое количество мятежников-беглецов присоединились к индейцам в Вилькабамбе и стали помогать им планировать свои вылазки. Одно нападение на подвесной мост через реку Апуримак закончилось боем с милиционным отрядом Уаманги. Этот взрыв активности в 1555 году побудил маркиза де Каньете начать вести переговоры, результатом которых было появление на территории Перу Сайри-Тупака. Рейды индейцев Титу Куси стали учащаться, пока они не стали совершаться в окрестно­стях Уаманги и Хаухи, а это теперь подхлестнуло к действиям Гарсию де Кастро.

Сам Титу Куси вспоминал: «После одной вылазки я при­вел с собой в свои владения свыше 500 индейцев из различных мест». Бернабе Кобо описывал, насколько серьезной стала си­туация с точки зрения испанцев. По его словам, Титу Куси «принялся причинять христианам вред, насколько это было в его силах. Он совершал нападения на долину Юкай и многие другие места, уводил в Вилькабамбу столько индейцев, сколь­ко ему удавалось захватить, и убивал путешественников. В результате этого в районе Куско или Уаманги не осталось ни од­ного безопасного места, и нельзя было путешествовать с места на место без сопровождения». В своем интервью Диего Родригесу в мае 1565 года Титу Куси отрицал, что он досаждал ис­панцам. Он утверждал, что «первым его указанием индейцам, когда бы они ни совершали свой набег, было не трогать ни 1 церквей, ни крестов... Он также сказал, что ни монахи, ни священнослужители, ни солдаты в Перу не могли пожаловаться на то, что хотя бы один из них был убит, хотя он не раз мог сделать это. Он с легкостью мог бы убить двух монахов-августинцев и двух других испанцев, которые были заперты в доме в Курауаси, а также многих других испанцев в других местах в разное время». Родригес оспорил некоторые заявления Инки Ц относительно его невиновности и сказал, что он своими глазами видел, как грабили церкви, а также «сказал ему, что в Амайбамбе видел обломки креста, который [индейцы] использовали на дрова для приготовления мяса ламы». В 1564 году действия Титу Куси приобрели еще более угрожающий характер для испанцев. Кастро писал, что он подозревает Инку в способствовании разжиганию восстаний в Чили, Тукумане, а также среди племен хури и диагита, «которые яв­ляются почти его соседями». Но 5 декабря 1564 года сын одного из энкомендеро в районе Хаухи прискакал, задыхаясь, в Лиму с гораздо более опасной новостью. Энкомендеро Фелипе де Сеговия Бальдерабано Брисеньо сообщал Гарсии де Ка­стро, что он наткнулся на подпольное предприятие по произ­водству туземного оружия в одном из находящихся на отшибе зданий. Один из его янакона, искусный плотник Дон Кристобаль Кальябальяури, выдал заговор.

Непокорные вожди заметили, что испанцы были наибо­лее уязвимы во время празднеств Страстной недели. Плот­ник донес, что они планировали «поднять восстание и убить как можно больше испанцев в ночь следующего Великого чет­верга [1565 год], в то время, когда по улицам идут празднич­ные шествия. К нападению готовы уже столько индейских во­инов, что на каждого испанца их наберется свыше четырехсот... Только в одной этой долине [долине Хаухи] они собрали свы­ше 30 тысяч пик и боевых топоров, более 10 тысяч луков со стрелами, а также много алебард и мечей. Все мы, плотники этого поместья, занимаемся изготовлением пик и боевых то­поров... Курака [местные вожди] говорят, что все мы без ис­ключения должны одновременно выйти — и сделать это очень тихо — на улицы и площади, по которым будут проходить про­цессии, чтобы напасть на вас со стремительной жестокостью, как мужчины, исполненные решимости перебить своих врагов или погибнуть в бою. Не сомневайтесь в том, что это им с лег­костью удастся, так как вы будете не готовы к этому и не воо­ружены в эту ночь, занятые бичеванием друг друга».

Кастро пришел в ужас от этой новости о готовящемся заго­воре. Он незамедлительно приказал коррехидору этого района Хуану де ла Рейнаге провести тщательное расследование. Рейнага обнаружил около 800 пик и большое количество боевых топоров и другого оружия, а также огромные запасы продо­вольствия, большая часть которого была уже готова к немед­ленному потреблению. Еще 2 тысячи древков для пик уже бы­ли уничтожены. Заговорщики явно поддерживали связь с Титу Куси. Это выяснилось в ходе расследования, которое предпри­нял другой энкомендеро, Гомес де Каравантес, когда была най­дена карта с изображенными на ней путями отхода из Хаухи в Вилькабамбу. Гарсия де Кастро писал королю, что обнару­жение пик «наполняет тех, <...> кто знает о них, ужасом». Во­время открыв заговор, Кастро понял, что ему удалось предо­твратить кровавую бойню, «так как прежде, чем ее удалось бы остановить, большая часть индейцев погибла бы». Люди Каст­ро арестовали главного местного вождя, брата могущественно­го Дона Фелипе, Гуакра Пукара, которого король незадолго до этого удостоил герба и пенсии. Но сочувствующие ему мо­нахи-августинцы ночью освободили его, и он скрылся, чтобы обратиться с ходатайством о своем деле к перепуганному губер­натору. Он утверждал, что найденные пики изготовлялись для того, чтобы они послужили неожиданным приятным сюрпри­зом для испанцев, воюющих в Чили. Кастро не убедило это находчивое объяснение, но он не выдал своих чувств и обращался с ним очень хорошо, выжидая до тех пор, пока не пой­мает других вождей и не узнает у них, для чего были сделаны эти пики.

Кастро был прав, когда испугался, обнаружив производство пик, так как это было наилучшее оружие против несущегося в атаку коня. Арауканы в Южном Чили обнаружили это и полу­чили возможность отражать с его помощью испанское вторже­ние в свою страну. Находясь в такой тревоге, Кастро писал королю: «В этом королевстве была допущена большая неосмот­рительность. Индейцам позволено иметь коней, кобыл и арке­бузы; многие из них умеют очень хорошо ездить верхом и стре­лять из аркебузы». Он приказал, чтобы у индейцев конфиско­вали всех лошадей или испанское оружие с возмещением вла­дельцам их стоимости.

Мятеж в Хаухе был, очевидно, частью согласованного восста­ния с ответвлениями в Куско, Чаркасе и Северном Перу. Город­ской совет и коррехидор Куско боялись, что заговор там был уже в действии. В Тукумане, к юго-востоку от Чаркаса, местные ин­дейцы окружили испанского губернатора Франсиско де Агирре, и считалось, что его убили. В Северном Перу, в труднодоступном краю индейцев-бракоморо, где река Мараньон поворачивает на восток и впадает в бассейн Амазонки, лесные индейцы уничто­жили новое испанское поселение под названием Вальядолид и убили его вице-губернатора Франсиско Меркадо.

Подъем национального духа носил не только военный ха­рактер. По всей территории Перу испанские миссионеры об­наруживали тревожащие признаки возрождения туземных ве­рований. Во время конкисты религия была распространена на всей империи инков, но она процветала на различных уровнях. Главенствовала официальная религия, совпадающая с обоже­ствлением самого Инки. Существовало поклонение Солнцу, Луне, звездам и грому; богу-создателю Виракоче; Инке как сы­ну Солнца; мумиям и изображениям его предков королевско­го рода, а также священным горам и пещерам из легенд, со­зданных инками. Существовало официальное духовенство, во главе которого стоял Вильяк Уму, в главных городах имелись храмы, монастыри, мамакона, которым полагалась десятая часть всей произведенной продукции и стад каждой сельско­хозяйственной общины. Ниже этой имперской религии мно­гие племена, которые были поглощены империей инков, все еще крепко держались за божества своих племен. Такой свя­тыней был Пачакамак. Атауальпа унизил его жреца в Кахамарке и попустительствовал осквернению его испанцами. Во вре­мя второго восстания Манко в 1538—1539 годах Инка завоевал преданность индейцев-кончукос, которые воевали во имя сво­его бога Катекиля. Племя уанка не пошло за ним, и поэтому он разрушил их святыню Уари Уилька.

На более низком уровне простые люди в Перу были вовле­чены в мир духов и суеверий. Почти любое обстоятельство — сдвоенный кукурузный початок, сон, несчастный случай — представляло собой явление сверхъестественное. Каждая дерев­ня была окружена массой «уака» (божеств): деревьями, источ­никами, скалами, пещерами, которые имели магическую зна­чимость. В каждом доме было свое «канопа», или домашнее божество, представлявшее собой какой-нибудь предмет, поме­щенный в нишу на стене или аккуратно завернутый в ткань. Индейцы коллекционировали талисманы в виде необычных предметов совсем как современные школьники. Они соблю­дали соответствующие обряды в своей повседневной жизни, брызгая чичей или колой во время пахоты; они произносили молитвы при переправе через реки, делали жертвоприношения, когда это было необходимо, и всегда оставляли какой-нибудь предмет на грудах камней, которые до сих пор можно обнару­жить на вершине каждого перевала. Всю жизнь они благого­вели перед своими стариками колдунами, которые предсказы­вали будущее по внутренностям животных или по облакам, и страшно боялись черной магии, заклятий, которые могли вы­звать боль или любовь в выбранных жертвах. Сами инки при всей своей искушенности разделяли эти страхи: по приказу Атауальпы уничтожалось все, до чего он дотрагивался, чтобы предотвратить попадание такой вещи в руки колдунов. Реше­ние Сайри-Тупака покинуть Вилькабамбу отложилось на годы благодаря пророчествам его прорицателей.

Завоевание испанцами Перу совершалось под христианским знаменем. Папа Александр VI уступил право завоевания «за­падных Америк» королю Испании при условии, что он примет меры к обращению их в христианство. Контракт между испан­ской короной и Франсиско Писарро от 26 июля 1529 года пре­дусматривал, что в экспедицию Писарро войдут миссионеры, предложенные королем. И Писарро взял с собой нескольких миссионеров из разных духовных орденов. В первой поездке с ним было шестеро монахов-доминиканцев, хотя в Кахамарке присутствовал только Винсенте де Вальверде. Беналькасар, когда присоединился к Писарро на острове Пуна, привез не­скольких бенедиктинцев, включая Франсиско де Бобадилью. В первые годы завоевательного похода францисканцы тоже посылали своих монахов, в их числе был Маркое де Ниса и Ходоко Рике. При распределении земельных владений Писарро также включал обязательство со стороны каждого энкомендеро иметь у себя священника.

Духовные ордена вскоре основали монастыри в главных го­родах: Куско, Лиме, Кито, Уаманге и других, и работа по об­ращению в новую веру началась. Но в тридцатые и сороковые годы ей мешали гражданские войны, недостаток подходящих священников (многие из самых лучших священников отправи­лись в Мексику), равнодушие многих энкомендеро (которые утверждали священников больше по их способности собирать дань, нежели по их миссионерскому рвению) и нехристианское поведение наиболее жестоких конкистадоров. Духовные пасты­ри обычно были образцовыми людьми, глубоко озабоченными благосостоянием индейцев. Винсенте де Вальверде был добро­совестным епископом Куско до самой своей смерти в 1541 го­ду. Спустя два года, чтобы управлять этой новой епархией, в город вступил брат Херонимо де Лоайса, первый епископ горо­да Лос-Рейес (Лимы). На этом посту он пробыл не одно деся­тилетие сначала как епископ, потом как архиепископ и стал заметной фигурой в делах Перу. Во главе третьей епархии, Ки­то, в 1549 году сначала встал Гарсия Диас Ариас, который на­ходился во дворце Писарро, когда того убили. Из религиозных орденов вышло много хороших людей, но самыми выдающи­мися были монахи-доминиканцы брат Томас де Сан Мартин и брат Доминик де Санто Томас, а также монах-францисканец брат Ходоко Рике, который ввез в страну первые семена пше­ницы и обучил индейцев в Кито европейским приемам веде­ния сельского хозяйства.

Перуанцы приняли христианство удивительно хорошо. Они толпами приходили на обряд крещения, даже если они поч­ти ничего не понимали из приблизительного перевода испан­ских проповедей. Они без труда поменяли официальную рели­гию инков на католицизм. Поразительные военные успехи ис­панцев были зримым доказательством достижений их бога, и индейцы с готовностью поверили, что именно божественное вмешательство спасло людей Эрнандо Писарро во время оса­ды Куско. В двух официальных религиях было много схожего: священники, монастыри, храмы и церковная десятина. В обе­их широко праздновались религиозные праздники, что так лю­били индейцы, хотя они и не могли понять, почему христиан­ские священники лишали свои празднества красок, не одобряя традиционное распитие спиртного и пляски. Обе религии так­же предусматривали наличие священников, которые регистрировали рождения, браки и смерти внутри общины, давали пер­сональные наставления и выслушивали исповедь. Поэтому во время распространения веры в Перу не было мучеников.

Хотя официальная религия инков и была быстро вытесне­на, более простые, более укоренившиеся суеверия невозмож­но было истребить так же легко. Они продолжали жить, на­ходясь вне поля зрения испанских священников. Было поч­ти невозможно христианским властям знать, какие природные объекты имели религиозное значение, или распознать тайное колдовство или спрятанные талисманы. Этот основной культ упоминался на заседании первого Совета перуанской церкви в Лиме в 1551 году. Но это собрание было больше озабочено тем, чтобы отрегулировать процедуру наставления на путь ис­тинный, крещения и управления послушной туземной паствой. Только в период правления Титу Куси, в 1565 году, приблизи­тельно в то же самое время, когда в Хаухе был обнаружен склад пик, церковь серьезно встревожилась тем, насколько живы бы­ли пережитки язычества. Это случилось отчасти потому, что священники стали ближе узнавать своих прихожан и были вы­нуждены учить язык кечуа. Но причина была также и в возрож­дении туземных религий, которое, очевидно, инспирировалось из государства Инки в Вилькабамбе.

Мессианское движение, главный праздник которого назы­вался Таки-Онкой, тайно вело свои проповеди по всей террито­рии Перу. Во главе этого движения стояла загадочная личность по имени Хуан Чокне, или Чоно, а проповеди читали тарпунта, или жрецы, инков. Движение не пыталось полностью возродить религию инков. Но жрецы собрали то, что осталось от древних божеств, и делали им жертвоприношения кукурузой и чичей на деревенских площадях посреди плясок и криков. Кристобаль де Молина из Куско упомянул некоего Луиса де Оливера, викария Паринакочаса, который внезапно нагрянул во время праздно­вания Таки-Онкоя. Католические священники предпринимали немедленные меры к подавлению этих языческих ритуалов, но им было очень трудно бороться с вновь возрожденными куль­тами, поклонением грудам камней на вершинах гор, мумиям и с жертвоприношениями в виде мяса лам. Искоренение этого идолопоклонства было серьезной заботой церковников в течение всей второй половины этого века. Мысль о том, что вершиной повстанческих заговоров был переворот в религии, приводила в ужас Гарсию де Кастро. Она заставляла его с вдвое большим нетерпением стремиться к переговорам с Титу Куси и пытаться достичь диалога с Инкой: если Инка станет христианином, воз­рождение язычества, очевидно, потеряет своего вдохновителя.

Титу Куси также имел причины, чтобы желать избежать войны. Хотя в его государстве была хорошо отлажена система обороны, были прекрасно организованы внутренние коммуника­ции и народное ополчение, он знал, что в Вилькабамбе не хватает людей и государство не сможет противостоять целенаправленному вторжению испанцев. Поэтому он принимал всерьез всякое бряцание оружием со стороны испанцев. В 1564 году с некоторым количеством индейцев плохо обошлись в энкомьенде некоего Нуньо де Мендосы на реке Акобамба, и они сбежали в Вилькабамбу. Коррехидор Куско Хуан Куэнка написал Титу Куси решительное письмо, в котором требовал их возвращения, «или он начнет самую жестокую войну». Титу Куси при­делал вежливый ответ, но привел в боевую готовность своих воинов и сторожевые посты, а сам отправился понаблюдать, нет ли движения испанских войск по высокогорной дороге. Последовал рейд, из которого он вернулся с пятью сотнями индейцев, и Куэнка прислал подобострастное письмо, в котором, по словам Титу Куси, «он умолял меня не помнить старые обиды». В своей второй беседе с Диего Родригесом 15 марта 1565 года Титу Куси сказал, что ему известно о том, что Мартин Уртадо де Арбьето просил разрешения напасть на Вилькабамбу в то время, когда еще был граф де Ньева, и действительно совершил несколько вылазок в сторону Амайбамбы. Пока Родригес был с Инкой, индейские посланники вернулись из Лимы с письмами от Кастро. В одном письме содержалась угроза: если Инка немедленно не примет предложенные ему условия, командующий уполномочен силой проложить себе дорогу и войти в Вилькабамбу и начать войну по поручению граждан Куско. Другие письма сообщали об аресте «вождей Хаухи и всего королевства» за организацию тайных складов оружия и о желании муниципальных властей Куско и Уаманги начать войну. «Инка и его военачальники восприняли новости мужественно. Инка встал и объявил, что они не боятся испанцев». Но, несмотря на всю свою внешнюю храбрость, Инка не хотел, чтобы испанцы бросили ему вызов в ответ на его блеф. На самом деле в это самое время в пути уже находилось письмо от Кастро к королю со словами: «Я решительно намерен заставить горожан Куско и Уаманги выбросить его оттуда и заселить ту территорию, которую он удерживает».

Поэтому, во время переговоров с Хуаном де Матьенсо, Диего Родригесом де Фигероа и Гарсией де Кастро, Титу Куси всячески выражал свою готовность к уступкам. Эти представители испанских властей, которые переоценили степень могущества Инки, поверили его заверениям в том, что их дипломатическая миссия заставила его отказаться он насильственных действий. «Инка распустил свою тайную организацию, кото­рая, по его утверждению, действует на территории всей стра­ны, имея целью напасть на испанцев и изгнать их из нее. Он вернул часть индейцев, убежавших из испанских поместий и нашедших у него убежище. И он воздержался от нападения на мост через реку Апуримак с целью захвата груза золотых слит­ков, который переправляли по нему».

Краеугольным камнем любого договора между испанцами и инками должен был стать брак сына Титу Куси Киспе Титу с дочерью Сайри-Тупака Беатрис, которая была на год млад­ше своего двоюродного брата. Беатрис Клара Койя родилась в 1558 году, вскоре после того как ее родители поселились в до­лине Юкай. Когда ее отец умер, ее овдовевшая мать Мария Куси Уаркай осталась очень бедной. Вице-король граф де Ньева назначил различных испанцев управлять огромными поме­стьями Сайри-Тупака от имени его наследницы; эти опеку­ны получали большие деньги за свою работу; но вдова Инки ничего от них не получала. В августе 1563 года, когда дочери Сайри-Тупака Беатрис было пять лет, ее отдали на попечение францисканских монахинь в монастырь Сайта-Клара, а вскоре после этого ее мать Мария Куси Уаркай получила дружескую поддержку от одного из самых богатых горожан Куско Ариаса Мальдонадо. Молодая вдова стала жить в доме Мальдонадо и вскоре почувствовала себя настолько уверенно, что забрала свою дочь из монастыря и привезла ее к себе.

Вскоре стало известно, что братья Мальдонадо имели коры­стный интерес, оказывая гостеприимство обедневшим прин­цессам. У одного из них, скорее всего у Ариаса, родились две дочери от прекрасной и пылкой Марии Куси Уаркай. Но у братьев Мальдонадо были также планы и относительно Беат­рис, которая в конце концов станет одной из самых богатых наследниц в Куско. У Ариаса Мальдонадо был младший брат по имени Кристобаль, который уже нажил себе грязную репу­тацию соблазнителя. Теперь он решил обручить восьмилетнюю принцессу со своим братом Кристобалем и устроить так, что­бы молодой человек вступил в половую связь с маленькой де­вочкой с целью придать дополнительную вескость своим при­тязаниям. Кастро в панике написал королю письмо. «Я опа­саюсь, что он [Ариас Мальдонадо] может выдать ее замуж за своего брата Кристобаля Мальдонадо. И я думаю, что это уже сделано... Они говорят мне, что он находится с ней в интим­ных отношениях, но мне неизвестно, так ли это. Этому чело­веку нельзя позволить заполучить земли, находящиеся в собственности девочки. Ведь его брат владеет землями Эрнандо Писарро, и тогда они станут такими могущественными, что никто не сможет противостоять им в Куско». Кастро приказал, чтобы девочку вернули в монастырь немедленно, и учредил расследование обстоятельств дела. К февралю следующего года стало известно самое худшее: «Когда она находилась во власти Ариаса, как выяснилось в ходе следствия, он выдал ее замуж за своего брата», церемония обручения состоялась в 1566 году. Братья Мальдонадо зашли слишком далеко. Изнасилование этой малолетней принцессы было издевкой над деликатными переговорами с Инкой. Архиепископ Лимы написал, что оскорбление дочери Инки «возмутило индейцев, родственников Сайри-Тупака, а еще больше Инку, который стал его преем­ником». Кастро арестовал братьев Мальдонадо за тайную под­готовку к мятежу. Беатрис поспешно вернули в монастырь Санта-Клара, а ее поместья были вверены попечению уважае­мого горожанина Атилано де Анайя. 15 февраля 1567 года король Филипп издал в Мадриде указ, повелевая председателю Аудиенсии Ла-Платы «выяснить, что случилось, <...> осуществить правосудие и сообщить» ему. Но в преамбуле этого ука­за уже содержалось утверждение: «Нас проинформировали, что дочь Инки, восьми- или девятилетняя девочка, <...> будто бы была выдана замуж за Кристобаля Мальдонадо».

Перспектива женить Киспе Титу на Беатрис Кларе Койе очень нравилась Титу Куси. Его очень задевало, что его младший брат Тупак Амару имел более веские права на трон ин­ков, чем он, так как тот был сыном Инки Манко и его сест­ры-королевы. Он был очень озабочен тем, чтобы Киспе Титу стал его преемником, и шансы мальчика неизмеримо возрас­тали, если бы тот женился на наследнице законных детей Манко Сайри-Тупака и Куси Уаркай.

Поэтому Титу Куси продолжал переговоры с президентом Кастро до самого момента подписания формального мирного договора, которое состоялось 24 августа 1566 года на берегу реки Акобамба в Вилькабамбе. Инку сопровождал его главнокомандующий Ямки Майта, военачальник Римачи Юпанки (тот, которой захватил убийц Манко) и другие военачальники, а также его секретарь и переводчик Мартин Пандо. Из испанцев на церемонии подписания присутствовали казначей Гарсия де Мело, священник Франсиско де лас Вередас и Диего Родригес де Фигероа.

Условия договора были удивительно благоприятными для Инки. Киспе Титу должен был жениться на Беатрис после своего обращения в христианство и получить поместья ее отца. При этом его единственным опекуном становился Титу Куси. С этих поместий Инка должен был получать ежегодный доход в размере 3500 песо. Но что самое важное, ему было позво­лено оставаться в Вилькабамбе и владеть в своей энкомьенде «индейцами, которые сейчас есть у него там во множестве». Титу Куси настоял на том, чтобы те индейцы, которые убежа­ли от своих хозяев с целью найти убежище в Вилькабамбе, по­лучили разрешение остаться у него после того, как он выпла­тил компенсацию за них предыдущим энкомендеро. Не считая этого, ни испанцы, ни инки не должны были принимать бег­лецов из владений друг друга. В свою очередь Титу Куси со­гласился принять миссионеров и испанского коррехидора, ко­торым должен был стать симпатизирующий ему Диего Родригес де Фигероа. Он также согласился не причинять в дальнейшем ущерба испанской территории. Если он или лю­бой из его военачальников возобновил бы вооруженные набе­ги, «против них незамедлительно началась бы война без вся­кого предупреждения». Этот договор был ратифицирован в Лиме 14 октября 1566 года президентом Кастро. Документ был привезен назад к Инке, который «одобрил его, согласился на его условия и подписал его».

Президент Кастро был доволен своим достижением и пола­гал, что на его счету вскоре будет дипломатическая победа. В ноябре 1566 года он отослал копию договора в Акобамбе ко­ролю Филиппу и попросил разрешения папы на брак Киспе Титу с его двоюродной сестрой Беатрис. Он также предложил, чтобы первым коррехидором Вилькабамбы с жалованьем в раз­мере 1500 песо стал Родригес де Фигероа. Так как «хотя Род­ригес и не является ровней Гарсии де Мело по социальному положению, он очень хорошо себя зарекомендовал в этом деле, ибо он пришел к Инке и находился там среди его индейцев, когда они были в состоянии войны, в ходе которой он преодо­лел много трудностей». Поэтому Родригес де Фигероа возвра­тился в Вилькабамбу, чтобы вступить в свою новую должность.

9 июля 1567 года Инка снова утвердил договор в Акобамбе. Он совершил ряд ритуалов, посвященных Солнцу, а затем «положил руку на землю и поклялся навечно хранить мир, о котором они заключили договор с Гарсией де Мело и Диего Родригесом де Фигероа...». Затем Инка приветствовал Диего Родригеса де Фи­героа в качестве коррехидора и судьи и подарил ему жезл в знак покорности испанской королевской власти. Он объявил, чт«по своей доброй воле и без принуждения, не требуя награды, вру­чает себя могуществу и силе королей Испании». Он даже пытал­ся вынудить своих братьев Тупака Амару, Капака Тупака Юпанки и Тупака Уальпу выразить свое подчинение испанской коро­не и поклялся, что, если они откажутся сделать это, «он своими руками отправит их на тот свет, заколов копьем». А если он на­рушит свое слово, испанцы могут немедленно начинать войну против него за счет поместьев его сына. Новый коррехидор Ди­его Родригес де Фигероа позднее описывал, как он провел цере­монию, напоминавшую церемонию вступления Писарро во вла­дение городом Куско. «Инка взял жезл из моих рук и поцеловал его и коснулся им своего лба, объявив, что с этого самого момен­та и навсегда он будет верен королям Кастилии. В ознаменова­ние этого события я воздвиг на холме виселицу и завладел этой виселицей, сделав на ней два надреза ножом». Виселица пред­ставляла собой традиционный позорный столб, вкопанный для того, чтобы «к нему можно было бы ставить преступников, над которыми вышеназванный Родригес будет вершить суд именем его величества». Титу Куси также согласился «выступить в поход со всеми своими воинами в полном вооружении, если того по­требует служба его величеству».

Ратифицированный Акобамбский договор стал немедлен­но претворяться в жизнь. Первые миссионеры перешли Апу-римак и вступили на территорию инков с новым коррехидо­ром. Это были священники из собора в Куско Антонио де Ве­ра и Франсиско де лас Вередас. Они быстро обучили Киспе Титу и окрестили его менее чем через две недели после цере­монии ратификации. Об этом сохранилась запись: «В церкви города Карко провинции Вилькабамба я, Антонио де Вера, объявляю, что 20 июля 1567 года я крестил Дона Фелипе Кис­пе Титу, сына Инки Титу Куси Юпанки и Чимбо Оклья Койи. Крестными отцами были Франсиско де лас Вередас и Диего Родригес де Фигероа». Обряд крещения был согласованным предварительным шагом перед бракосочетанием Киспе Титу и воспитанной в монастыре Беатрис. Поэтому сам Титу Куси «привел своего сына в церковь и передал его для получения святого крещения». Также Титу Куси выступил перед Родри­гесом де Фигероа с заявлением с целью подтвердить свои соб­ственные притязания на пост правителя; «так что власть, ко­торой он в настоящее время обладает, будет переходить его прямому наследнику».

После таких двух успехов президент Гарсия де Кастро почув­ствовал, что кое-что действительно было достигнуто. В сентябре 1567 года он написал королю, признаваясь, что уклончивое по­ведение Титу Куси беспокоило его. «Он так возомнил о себе, что я думал, он никогда не покинет своего укрытия, так как, почти заключив договор, он пошел против меня». Теперь, однако, Инка принял испанских миссионеров и коррехидора, дал окрестить своего сына и совершил формальный акт подчинения. Вскоре он последует за своим братом на территорию Перу, занятую испан­цами. Кастро хвастался: «Если бы нам пришлось добиваться его выхода при помощи военной силы, это невозможно было бы сде­лать за 40 тысяч песо», а король написал на полях письма: «Пре­красно выполнено». Спустя три месяца президент все еще писал: «Ваше Величество оценит огромную услугу, оказанную Вашему Величеству, состоящую в привлечении Инки на службу Ваше­му Величеству». Король Филипп сделал все, что от него требова­лось, но на это ушло время. В августе 1568 года он написал сво­ему послу в Риме, повелев ему испросить разрешения у папы на брак Фелипе Киспе Титу и Беатрис, «которые являются детьми четырех братьев и сестер, которые вступили в брак согласно сво­ему обычаю, будучи язычниками». Король подчеркнул для папы ту огромную выгоду, которую получит церковь и государство в случае брака этих двоюродных брата и сестры королевской семьи инков. 2 января 1569 года король Филипп совершил формальную ратификацию договора между лицензиатом Кастро и Инкой Титу Куси. Папа выдал необходимое разрешение, и разные докумен­ты были отправлены в Перу со следующим вице-королем Франсиско де Толедо.

Кастро слишком рано начал себя поздравлять с успехом. Титу Куси так и не покинул Вилькабамбу, а Диего Родригес де Фигероа не вернулся, чтобы устроиться на постоянное житель­ство в этой провинции. К тому времени, когда Кастро передал управление Перу в руки своего преемника в конце 1569 го­да, Титу Куси был далек, как никогда, от намерения покинуть свое убежище. Не было никакой ссоры. Инка послал дружес­кое прощальное письмо человеку, с которым он пять лет вел переговоры. Он благодарил Кастро за милости, которые тот ему оказывал, и писал о том, как он сожалеет, что тот собирает­ся передать управление Перу другому лицу. Спустя несколько месяцев Инка продиктовал свое знаменитое повествование и мягко объявил, что он «полностью ратифицировал» мирный договор, заключенный в Акобамбе. На самом деле он прожил десять лет, ведя переговоры с испанскими властями. Он вос­крешал их ожидания и сдерживал их армии ежегодными уп­ражнениями в изъявлении дипломатической или религиозной доброй воли. Но в 1570 году он так же прочно сидел в Вилькабамбе, как и в то время, когда умер Сайри-Тупак.