Основные направления этноэкологии американской арктики

Этноэкологические исследования в американской Арктике очень молоды: их история насчитывает не более трех десятилетий. Еще в 1955 г. в первой программной статье по проблемам экологии Арктики известная исследовательница культур эскимосов и алеу­тов М. Лэптис отмечала: «Хотя почти каждый, кто писал о куль­туре эскимосов, восхищался... ее адаптацией к среде обитания, практически никто за последние годы не изучал детально "какие-либо экологические проблемы, связанные с эскимосами. [Поэто­му]... обзор имеющихся экологических публикаций по эскимос­ской культуре... может быть сделан очень быстро»¹.

В этой фразе, разумеется, содержалась известная доля преуве­личения ². И все же первый специальный проект по изучению экологии американских эскимосов действительно относится толь­ко к середине 50-х годов (программа Роберта Спенсера «Эколо­гия человека в арктической части Аляски», финансировавшаяся в 1953—1955 гг. Арктическим институтом Северной Америки ³). С этого времени мы, видимо, можем говорить о появлении «арк­тической этноэкологии»⁴ как самостоятельного научного на­правления.

В истории этноэкологического изучения американской Аркти­ки отчетливо выделяются пять достаточно независимых источни­ков развития. Хронологически первый из них был связан с осу­ществлением Проекта Chariot (букв, «колесница») — научной программы Комиссии по атомной энергии США, нацеленной на мирное использование ядерных взрывов для строительства кана­лов, искусственных гаваней и т. п. В 1958 г. для первого такого экспериментального взрыва был выбран участок у мыса Томпсон на северо-западном побережье Аляски, к югу от мыса Хоуп⁵. Вскоре выяснилось, однако, что как предложенный для экспери­мента район, так и выбранный тип среды обитания (арктическая тундра) относятся к числу наименее изученных с географиче­ской, экологической и историко-культурной точек зрения. Поэто­му в 1959—1962 гг. около сотни ученых различных специально­стей работали в арктической Аляске по заданию Комиссии по атомной энергии США⁶. Ядерный взрыв у мыса Томпсон в ито­ге так и не был произведен (в том числе благодаря активным протестам коренного населения); но в рамках проекта Chariot родилась первая школа арктической этноэкологии, оказавшая огромное влияние на все ее дальнейшее развитие.

Становление этого направления связано с именем канадского ученого Дона Фута (1931—1969) — активного участника проекта Chariot, продолжавшего полевые этноэкологические исследования в различных районах американского Севера вплоть до своей тра­гической гибели в 1969 г.⁷ Хотя сам Д. Фут называл себя «гео­графом человека» (human geographer),' а свой подход — «изуче­нием географии человека в Арктике», объектом его анализа яв­лялись современные и традиционные системы жизнеобеспечения коренных обитателей Арктики. Поэтому грань между этногра­фией и географией в понимании Д. Фута была очень условной, а многие использованные им приемы и методы носили чисто эт­нографический характер.

Д. Фут был убежденным сторонником системного анализа жизнедеятельности человека в Арктике. Его подход ориентиро­вался на создание сложных экологических «моделей», вклю­чающих в качестве главных компонентов три независимые «подсистемы» — физическую (физико-географические компоненты ландшафта), биологическую (промысловые ресурсы) и социо­культурную (все аспекты системы жизнеобеспечения человече­ских коллективов) ⁸. Совершенно независимо от основоположни­ков так называемой новой экологии (А. Вайда, Р. Раппопорт и др.) ⁹ и, по-видимому, даже несколько раньше их Д. Фут на­звал главной задачей «географии человека» в Арктике количест­венный анализ функциональных связей между этими подсисте­мами, а его главным методом — изучение потока энергии от «физической» среды через популяции промысловых животных и растений к человеческому коллективу ¹⁰.

Гораздо более важен, на мой взгляд, прямой вклад Д. Фута в методику этноэкологических исследований. Он был первым, кто подчеркнул важность исторического изучения аборигенных сис­тем жизнеобеспечения и использования для их реконструкции литературных и архивных источников, устной традиции местно­го населения¹¹. Этот подход он блестяще продемонстрировал в своей оставшейся неопубликованной диссертации «Географиче­ские исследования и использование ресурсов в северо-западной арктической Аляске до 1855 г.»¹², где, помимо подробнейшего обзора источников, дал количественную реконструкцию систем жизнеобеспечения трех групп аляскинских эскимосов на середи­ну XIX в. Неудивительно, что диссертация Д. Фута остается од­ной из наиболее цитируемых работ по экологии эскимосов вплоть до настоящего времени.

Д. Фут был пионером и в использовании других методов сбо­ра материалов, получивших в дальнейшем весьма широкое рас­пространение. Он первым стал применять как источник в этно­экологических исследованиях местную эскимосскую топонимику и судовые журналы американских китобойных судов конца XIX — начала XX в., собирать эскимосскую охотничью стати­стику, вести непосредственные наблюдения за популяциями про­мысловых животных (ранее этим интересовались только биоло­ги) . Ему принадлежат первые расчеты пищевой ценности и ка­лорийности основных объектов добычи эскимосских охотников ¹³. Фактически от работ Д. Фута берут начало сразу два направле­ния арктической этноэкологии: историческое (точнее — этноисторическое, поскольку оно ставит своей целью реконструкцию традиционных систем жизнеобеспечения и образа жизни абори­генов по источникам и устной традиции¹⁴) и экономическое (анализ современных, смешанных форм жизнеобеспечения жите­лей Арктики) ¹⁵. Оба они за последние два десятилетия получи­ли быстрое развитие.

Вторым источником становления арктической этноэкологии послужили работы археологов в различных районах американ­ской Арктики, а точнее — накопленный опыт интерпретации археологических материалов. С конца 50-х годов при объяснении истории локальных вариантов древнеэскимосских культур амери­канские археологи начали все активнее использовать экологиче­ские данные, в первую очередь — свидетельства прежних изме­нений климата Арктики¹⁶. Такой поворот произошел главным образом благодаря началу широкого радиоуглеродного датирова­ния и успехам палеогеографии и климатологии, заложившим ос­нову для достоверных палеоклиматических реконструкций. В 60-е и особенно в 70-е годы «экологическая интерпретация» стала ведущей в археологии американской Арктики, вытеснив преобладавшие ранее концепции однонаправленной эволюции эскимосских культур, которые объясняли их развитие миграция­ми, вытеснениями в новые места обитания, культурными контак­тами с другими народностями и т. п.¹⁷

Попытки археологов опереться на экологические данные по­требовали выработки новых понятийных моделей и специального терминологического аппарата. И здесь американские археологи не просто воспользовались уже известными понятиями типа «жизнеобеспечение», «адаптация», «система расселения» (settle­ment pattern), но предложили их оригинальную интерпретацию. Появились и новые термины: «тип адаптации» и «северный при­морский тип адаптации» (Northern maritime adaptation), «до­исторические модели жизнеобеспечения», «стратегии добычи» (hunting или procurement strategies), «система пространственно­го освоения среды» (весьма приблизительный эквивалент терми­на subsistence-settlement system) и другие, в которых археологи вкладывают не только культурное, но и этническое содержание.

Понятен глубокий интерес археологов к главной теме арк­тической этноэкологии — реконструкции традиционных систем жизнеобеспечения коренных обитателей Арктики. За последние два десятилетия ими опубликовано большое число работ чисто этнографических или «этноархеологических» по методу исследо­ваний ⁾⁸. Именно археологи выступили инициаторами несколь­ких крупных международных симпозиумов: «Доисторические приморские адаптации в циркумполярной зоне» (IX Междуна­родный конгресс антропологических и этнологических наук, Чи­каго, 1973), «Морская мегафауна: добыча и использование круп­ных морских животных в аборигенных обществах» (XI конгресс, Ванкувер, 1983), «Эскимосская культура туле — антропологиче­ская ретроспектива» (Оттава, 1977) и других, имевших в целом этноэкологическую ориентацию ¹⁹. Наконец, экологическое изу­чение традиционных культур в ряде районов Арктики активно стимулировалось многолетними раскопками археологов или фи­нансировалось в рамках археологических проектов. Особенно это относится к островам Алеутского архипелага, восточному побе­режью п-ова Лабрадор, побережью и внутренней части северо-западной Аляски²⁰.

Третий источник арктической этноэкологии появился неожи­данно в конце 60-х годов. Вначале он лежал вне процессов внутреннего развития науки и был связан с политическим дви­жением коренного населения американской Арктики, отстаивав­шего свои права на землю (так называемые Native Land Claims). В текстах многих судебных исков и договоров, заключенных ас­социациями коренных жителей Аляски и канадского Севера с правительствами и местными властями в конце 60-х — начале 70-х родов, постоянно фигурировал термин subsistence, который в данном контексте чаще всего обозначал использование мест­ным населением охотничье-промысловых ресурсов для собствен­ного потребления. Однако его применение поначалу вызвало множество проблем, так как в юридической практике не было ясности в том, что считать «потребительским жизнеобеспечени­ем» и кто имеет преимущественные права на использование местных промысловых ресурсов²¹.

Возникновение на рубеже 60—70-х годов региональных объ­единений (корпораций) коренного населения Аляски и Канады поставило понятие «жизнеобеспечение» (subsistence) в центр экономических, политических и духовных чаяний коренных обитателей американского Севера. Появился даже новый тер­мин — «ценности жизнеобеспечения» (subsistence values), кото­рый включил весь комплекс методов, воззрений и норм, связы­вающих аборигенов Арктики со средой обитания и ее ресурсами. Резко возрос интерес к национальным традициям природополь­зования, экологическому опыту местных культур. Со второй по­ловины 70-х годов региональные объединения американских эскимосов, алеутов и индейцев стали финансировать специаль­ные программы по изучению и фиксации своего экологического наследия, в которых активно участвуют профессиональные этно­графы и археологи ²².

Эти программы включают: наблюдения за современными формами природопользования различных этнических групп аме­риканского Севера; запись рассказов представителей старшего поколения о прежних традициях жизнеобеспечения (включая проведение специально собираемых с этой целью конференций «старейшин» местных общин); сплошное археологическое обсле­дование территорий, принадлежащих аборигенным корпорациям, с тщательной фиксацией всех культурных памятников, вплоть до самых поздних охотничьих стоянок середины XX в. (Cultural Resources Programme) и т. д.²³ Результаты их относительно мало известны в академических кругах, поскольку публикуются в виде специальных отчетов или в малотиражных изданиях на средства местных корпораций и соответствующих государствен­ных учреждений²⁴. Существует несколько периодических изда­ний (в основном региональных или общественно-политических), которые финансируются корпорациями коренного населения и регулярно печатают материалы этноэкологического содержа­ния ²⁵. Но все это, говоря словами американского этнографа Э. Берча, лишь «верхушка айсберга», слабое отражение широ­кой волны экологических исследований, которая охватила сейчас практически все районы американского Севера²⁶. Указанные работы уже принесли огромный объем новой информации, кото­рая совершенно изменила прежний академический облик аркти­ческой этноэкологии, придав ей не только прикладное, но и ценностно-идеологическое звучание.

Быстро растущий интерес к проблемам местных форм и тра­диций жизнеобеспечения в 70-е годы привлек внимание к ним различных государственных ведомств и научных центров США и Канады, занятых охраной природных ресурсов (game manage­ment). В конце 70-х годов они фактически стали четвертым ис­точником развития арктической этноэкологии. Наиболее активно в этой области действуют: Служба национальных парков США, Департамент охоты и рыболовства штата Аляска, Университет штата Аляска, Лаборатория морских млекопитающих Нацио­нальной океанографической и атмосферной службы США и др. Хотя главным объектом их интереса служат особо ценные или редкие виды промысловых животных (дикие олени карибу, грен­ландский и серый киты, водоплавающая дичь, тихоокеанские лососи и т. п.), эти организации также активно финансируют программы по изучению аборигенных систем жизнеобеспече­ния и традиций природопользования²⁷. Большим достоинством таких программ являются их комплексный, междисциплинарный характер (наряду с биологами в них участвуют или их консуль­тируют профессиональные антропологи), обилие цифровой информации, постоянная обновляемость публикуемых статисти­ческих материалов. О размахе таких исследований дают пред­ставление специальные библиографии по проблемам «жизне­обеспечения», изданные в последние годы ²⁸.

Таким образом, две черты определили облик арктической этноэкологии почти с самого момента ее становления — этноисторическая ориентация и прикладная направленность, имеющая сейчас особое ценностно-идеологическое звучание в свете дви­жения коренного населения американского Севера за свои пра­ва. В общем потоке публикаций доля исследований, которые стимулируются теоретическими поисками в рамках самой этно­графической науки, относительно невелика. Этим изучение этно­экологии коренного населения американской Арктики заметно отличается от аналогичных изысканий в других регионах — сре­ди индейцев Центральной и Южной Америки, бушменов Южной Африки, папуасов Новой Гвинеи, австралийских аборигенов, которые также активно развивались в 60—70-е годы. В Арк­тике такие академические исследования — их можно считать пятым источником развития арктической этноэкологии — посвя­щены опять-таки преимущественно аборигенным традициям и опыту природопользования или таким специфическим проблемам, как инфантицид, территориальная и социальная организация охотничьих коллективов, исторические варианты адаптивных стратегий и их отражение в письменных и иных источниках, современные формы смешанной промысловой экономики и т. п.²⁹

В настоящее время этноэкология американской Арктики — активная быстро развивающаяся область этнографических и прикладных исследований, насчитывающая уже сотни специаль­ных публикаций, десятки монографий и защищенных докторских диссертаций. Статьи по арктической этноэкологии печатаются всеми зарубежными антропологическими журналами и в боль­шом числе смежных изданий. В 70-е годы этноэкология была одним из ведущих направлений в этнографическом изучении американского Севера, в которое внесли свой вклад многие наши зарубежные коллеги-американисты. Тем большее значение при­обретают для нас критическое осмысление накопленного ими опыта и использование его при описании традиционных и со­временных культур обитателей северных районов СССР.

1. Lantis М. Problems of human ecology in the North American Arctic 11 Arct. Res. Arct. Inst. North Amer. Spec. Publ. 1955. N 2. P. 195.
2. Назову лишь некоторые более ранние публикации, в которых рассматри­вались различные аспекты экологии традиционных культур американско­го Севера: Steensby Н. P. An anthropogeographical study of the origin of Eskimo culture//Medd. Gronland. 1917. V. 53; Ekblaw E. The ecological re­lations of the polar Eskimo//Ecology. 1921. V. 2, N 2; Idem. The material response of the polar Eskimo to their far Arctic environment//Ann. Assoc. Amer. Geogr. 1927. V. 17, N 24; 1928. V. 18, N 1; Weyer E. M. The Eskimos: Their environment and folkways. New Haven, 1932; Mikkelsen E. The East Greenlanders possibilities of existence, their production and consumption// Medd. Gr0nland. 1944. V. 134, N 2; Larsen H., Rainey F. Ipiutak and the Arctic whale hunting culture // Anthropol. Pap. Amer. Mus. Natxir. Hist. 1948. V. 42; Solecki R. Archeology and ecology on the Arctic Slope of Ala­ska // Annual Report of the Smithsonian Institution for 1950. Wash., 1951; Bank T. Botanical and ethnobotanical studies in the Aleutian Islands. I. Aleutian vegetation and Aleut culture // Pap. Mich. Acad. Sci. 1952. V. 37; Idem. Ecology of prehistoric Aleutian village sites // Ecology. 1953. V. 34, N 2.
3. Ее итогом стала известная монография: Spencer R. The North Alaskan Es­kimo: A study in ecology and society //Bur. Amer. Ethnol. 1959. Bull. 171.
4. Я употребляю здесь термин «этноэкология» как синоним «этнической эко­логии» и «экологической антропологии», не останавливаясь специально на смысловом различии этих трех понятий. О несколько иной трактовке термина ethnoecology в зарубежной антропологии см.: Fowler С. Ethnoecology//Hardesty D. Ecological anthropology. N. Y., 1977. P. 215—244.
5. Environment of the Cape Thompson region, Alaska/Ed. N. Wilimovski, J. Wolfe. Oak Ridge. 1966. P. III.
6. Результатом этих исследований стала энциклопедическая сводка: Envi­ronment of the Cape Thompson region, Alaska.
7. Краткую биографию Д. Фута см.: Baird. P. D. Don Charles Foote (1931— 1969) // Arctic. 1969. V. 22, N 2, P. 168.
8. Основные результаты исследований Д. Фута ввиду его преждевременной смерти остались неопубликованными. Краткое изложение его концепции см.: Foote D. An Eskimo sea-mammal and caribou hunting economy: human ecology in terms of energy//VIII Intern. Congr. of Anthropol. and Ethnol. Sci. Tokyo, 1970. V. III. P. 262—264.
9. Об этом направлении этноэкологических исследований см. подробнее: Vayda А. P., Rappaport R. Ecology cultural and non-cultural//Introduction to cultural anthropology/Ed. J. A. Clifton. Boston, 1968; Vayda A. P. On the «new ecology» paradigm // Amer. Anthropol. 1976. V. 78, N 3.
10. Foote D. An Eskimo sea-mammal... P. 263; Foote D., Greer-Wootten B. ManEnvironment interactions in an Eskimo hunting system. Wash., 1966. P. 3..
11. В американской этнографии этот подход получил название «этноисторического». О вкладе в него Д. Фута см.: Ван Стоун Дж. Этноисторические исследования на Аляске: обзор//Традиционные культуры Северной Си­бири п Северной Америки. М., 1981. С. 216—217.
12. Foote D. Exploration and resource utilization in Northwestern Arctic Alaska before 1855: Ph. D. diss. Montreal, 1965. 400 p.
13. Foote D. Exploration... P. 350—363; Idem. The East coast of Baffin Island,. NWT: An area economic survey. 1966. Ottawa, 1967. P. 139—152.
14. Burch E. S. The traditional Eskimo hunter of Point Hope. Alaska: 1£00— 1875. S. 1., 1981; Ellana L. Bering strait insular Eskimo: a diachronic study of economy and population structure // Alaska Dep. Fish and Game: Div. Subsistence. Techn. Pap. 1983. N 73; Hall E. S. Kangiguksuk: a cultural re­construction of a sixteenth century Eskimo site in Northern Alaska // Arct. Anthropol. 1971. V. VIII, N 1; Taylor J. G. Labrador Eskimo settlements of the early contact period// Nat. Mus. Canada: Publ. Ethnol. 1974. N 9; Van Stone J. Ingalik contact ecology: an etlmohistory of the Lower-Middle Yukon,. 1790—1935//Fieldiana: Anthropol. 1979. V. 71.
15. Burch E. S. Subsistence production in Kivalina, Alaska: a twenty-year per­spective // Alaska Dep. Fish and Game. Div. Subsistence. Techn. Pap. 1985. N 128; Burgess S. The St. Lawrence islanders of Northwestern Cape: patterns of resource utilization: Ph. D. diss. Fairbanks, 1974; Elberg N., Hyman J.,. Hyman K., Salisbury R. F. Not by bread alone: the use of subsistence re­sources among James Bay Cree. Montreal, 1975; Kemp W. The flow of ener­gy in a hunting society//Sci. Amer. 1971. V. 225, N 3; Riewe R. The utili­zation of wildlife in the Jones Sound region by the Grise Fiord Inuit //' Truelove Lowland, Devon Island, Canada: A high Arctic ecosystem/Ed. L. S. Bliss. Edmonton, 1977.
16. Campbell J. M. Cultural succession at Anaktuvuk Pass, Arctic Alaska//' Prehistoric cultural relations between Arctic and Temperate zones of North America. Montreal, 1962; Harp E. Ecological continuity on the Barren Grounds // Polar Notes. 1959. N 1; Giddings J. The archaeology of Bering. Strait 11 Curr. Anthropol. 1960. V. 1, N 2; Knuth E. The Paleo-Eskimo cultu­re of North-east Greenland elucidated by three new sites 11 Amer. Antiquity. 1954. V. 19, N 4.
17. Bockstoce J. A prehistoric population change in the Bering Strait region// Polar Rec. 1973. V. 16, N 105; Idem. The archaeology of Cape Nome, Alaska. Philadelphia. 1979; Fitzhugh W. Environmental archaeology and cultural systems in Hamilton Inlet, Labrador // Smithsonian Contrib. Anthropol. 1972. N 16; Idem. Environmental factors in the evolution of Dorset culture: a mar­ginal proposal for Hudson Bay//Eastern Arctic prehistory: Paleoeskimo problems/Ed. M. S. Maxwell. Salt Lake City, 1976; McGhee R. Speculations on climatic change and Thule culture development//Folk. 1969/1970. V. 11/ 12; Idem. Climatic change and the development of the Canadian Arctic cul­tural traditions // Climatic changes in Arctic areas during the last 10.000 years/Ed. Y. Vasari et al. Oulu, 1972; Schledermann P. The effect of climatic/ecological changes on the style of Thule culture winter dwellings // Arct. and Alp. Res. 1976. V. 8, N 1. Популярное изложение некоторых эко­логических концепций американских археологов см.: Айгнер Дж. Первые арктические поселения в Северной Америке // В мире науки. 1986. № 1.
18. ¹⁸ Amsden С. W. Hard times: a case study from Northern Alaska and implica­tions for Arctic prehistory 11 Thule Eskimo culture: An anthropological per­spective/Ed. A. McCartney. Ottawa, 1979; Anderson D. et al. Kuuvamiut sub­sistence: Traditional Eskimo life in the latter twentieth century. Wash., 1977; Binford L. R. Nunamiut ethnoarchaeology. N. Y., 1978; Idem. Dimen­sional analysis of behavior and site structure: learning from an Eskimo hun­ting stand //Amer. Antiquity. 1978. V. 43, N 2: Campbell J. M. Aboriginal human overkill of game populations: examples from Interior Northern Alaska // Archaeological essays in honor of Irving B. Rouse/Ed. R. Dunnel, E. Hall. The Hague, 1978; Dumond D. A chronology of native Alaskan sub­sistence systems//Alaska native culture and history/Ed. Y. Kotani, W. B. Workman. Osaka, 1980. (Senri Ethnol. Stud.; № 4); Jarvenpa R., Brumbach H. J. Ethnoarchaeological perspectives on an Athapaskan Moose kill II Arctic. 1983. V. 36, N 2 etc.
19. prehistoric maritime adaptations of the Circumpolar zone/Ed. W. Fitzhugh. The Hague, 1975; Thule Eskimo culture; Prehistoric cultural relations...; Contributions to Anthropology: the interior peoples of Northern Alaska/Ed. E. S. Hall. Ottawa, 1976. (Archaeological Survey of Canada. Pap.; N 49); Anthropological archaeology in the Americas/Ed. B. Meggers. Wash., 1968.
20. Amsden C. W. Op. cit.; Binford L. R. Nunamiut ethnoarchaeology; Idem. Dimensional analysis...; Fitzhugh W. Environmental archaeology...; Idem. Preliminary report on the Torngat archaeological project // Arctic. 1980. V. 33, N 3; Kaplan S. Neo-Eskimo occupations of the Northern Labrador coast // Ibid.; Laughlin W. Eskimos and Aleuts: their origin and evolution//Sci­ence. 1963. V. 142, N 3593; Idem. Aleuts: ecosystem, Holocene history and Siberian origin // Science. 1975. V. 189, N 4202; Studies in Aleutian-Kodiak prehistory, ecology and anthropology/Ed. W. Laughlin, W. G. Reeder // Arct. Anthropol. 1966. V. 3, N 2; Laughlin W., Aigner /. Aleut adaptation and evo­lution//Prehistoric maritime adaptations...; McCartney A. Maritime adapta­tions in cold archipelagoes: an analysis of environment and culture in the Aleutian and other island chains // Ibid.; Yesner D. R., Aigner J. Comparati­ve biomass estimates and prehistoric cultural ecology of the southwest Umnak region, Aleutian islands//Arct. Anthropol. 1976. V. 13, N 1; Харпер A. История алеутской популяции // Сов. этнография. 1980. № 6.
21. См. подробнее: Burch Е. S. Native claims in Alaska: an overview//Etudes/ Inuit/Studies. 1979. V. 3, N 1. P. 21—22.
22. Anderson D. et al. Kuuvamiut subsistence; Burch E. S. The traditional Eski­mo hunter...; Fitzhugh W. Indian and Eskimo/Inuit settlement history in Labrador: an archaeological view//Our footprints are everywhere/Ed. C. Brice-Bennett. Nain, 1977; Report: Inuit land use and occupancy project: 3 v./ Ed. M. R. Freeman. Ottawa, 1976; Nelson R. K. et al. Tracks in the wildland: a portrayal of Koyukon and Nunamiut subsistence. Fairbanks, 1978.
23. Carnahan I. W. Cross island: Inupiat cultural continuum. Anchorage, 1979; Libbey D., Hall E. S. Cultural resources in the Mid-Beaufort sea region. S. 1., 1981; Lowenstein T. Some aspects of sea ice subsistence hunting in Point Hope, Alaska, S. 1., 1981; Native livelihood and dependence: A study of land use values through time. Anchorage, 1979; The traditional land-use invento­ry for the Mid-Beaufort sea. Barrow, 1980. V. 1; Schneider W., Pedersen S., Libbey D. The Barrow-Atkasook report: A study of land-use values through time. Anchorage, 1980; Silook R. Seevookuk: stories the old people told on St. Lawrence island. Anchorage, 1976; Spearman G. Land use values through time in the Anaktuvuk Pass area. Fairbanks. 1979.
24. Burch E. S. The ethnography of Northern North America: a guide to recent research 11 Arct. Anthropol. 1979. V. 16, N 1. P. 82.
25. Tundra Times (Anchorage); Native Press (Yellowknife); Inuit Today (Otta­wa) ; Alaska Native News (Anchorage); The Arctic Policy Review (Ancho­rage); Inuttituut (Ottawa) etc.
26. Burch E. S. The ethnography.. P. 82, 89—91.
27. Durham iF. Recent trends in bowhead whaling by Eskimos in the Western Arctic with emphasis on utilization. Wash., 1979; Freeman M. R. Studies in maritime hunting. II: An analysis of walrus hunting and utilization: Southampton island, NWT, 1970 // Folk. 1974/1975. V. 16/17; Ellana L. Bering Strait insular Eskimos..., Marquette WBraham H. Gray whale distribution and catch by Alaskan Eskimos: a replacement for the bowhead whale? // Arctic. 1982. V. 35, N 2; Mitchell E., Reeves R. The Alaska bowhead problem: a commentary // Arctic. 1980. V. 33, N 4; Patterson A., Ahwinona C. Use and. dependence upon walrus in the Bering Strait and Norton Sound area. Ancho­rage, 1980; Prevett J. P. et al. Waterfowl kill by Cree hunters of the Hudson Bay lowland, Ontario // Arctic. 1983. V. 32, N 2; Worl R. A synopsis of Ala­ska native subsistence economies and projections of research needs. Ancho­rage, 1982.
28. A bibliography on Alaskan subsistence/Comp. M. Tuten, J. Eckhardt. Ancho­rage, 1977; Alaska subsistence bibliography/Comp. P. O’Brien McMillan. Anchorage, 1982; Regional subsistence bibliography/Comp. D. Andersen. S. 1. V. I: North Slope. 1982; У. II: Interior. 1982; V. Ill: Northwest, 1984. (Alaska Dep. Fish and Game. Div. Subsistence. Techn. Pap.; N 1, 2, 94).
29. Balikci A. Female infanticide on the Arctic coast // Man. 1967. V. 2, N 4; Idem. The Netsilik Eskimos: adaptive processes 11 Lee R., DeVore I. Man the hunter. Chicago, 1968; Damas D. Environment, history and Central Eskimo society // Nad. Mus. Canada Bull. 1969. N 230; Freeman M. An ecological study of mobility and settlement patterns among the Belcher Island Eski­mo // Arctic. 1967. V. 20, N 3; Idem. A social and ecological analysis of sy­stematic female infanticide among the Netsilik Eskimos // Amer. Anthropol. 1971. V. 73, N 5; Nelson R. Ii. Hunters of the northern ice. Chicago. 1969; Idem. Hunters of the northern forest: Designs for survival among the Ala­skan Kutchin. Chicago; L., 1973; Idem. Athapaskan subsistence adaptations in Alaska // Alaska native culture...; Ray D. Nineteenth century settlement and subsistence patterns in Bering Strait // Arct. Anthropol. 1964. V. 2, N 2; Smith J. Economic uncertainity in an «Original affluent society»: caribou and Caribou-eater Chipewyan adaptive strategy//Arct. Anthropol. 1978. V. 15,. N 1; Boreal forest adaptations: The Northern Algonkians/Ed. A. T. Steegmann. N. Y., 1983; Takashi Irimoto. Chipewyan ecology: Group structure and caribou hunting system // Senri Ethnol. Stud. 1981. N 8; Van Stone J. Atha­paskan adaptations: Hunters and fishermen of the Subarctic forest. Chicago.. 1974 etc.