Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Миф и местная история

Майкл Э. Смит ::: Тула и Чичен-Ица. Задаём ли мы правильные вопросы?

Аборигенные исторические сообщения периода конкисты вряд ли сохранили достоверную информацию о событиях раннего постклассического или эпиклассического периодов. Сохранившиеся рассказы о тольтеках, ица (до Майяпана), Топильцине Кецалькоатле, Туле и Чичен-Ице больше относятся к мифам, чем к истории. Месоамериканисты слишком уж доверчиво относятся к местным историческим источникам; это пример того, что Дэвид Фишер (1970: 58-61) назвал «заблуждением о несуществующем образе». Отсутствие критической точки зрения мешает нашему пониманию Тулы и Чичен-Ицы. Многие учёные используют неестественно долгую аборигенную историческую цепочку в тщетной надежде извлечь какие-либо исторические «лакомые кусочки» из легендарных источников по тольтекам, ица и другим мифическим группам. Наоборот, скорее всего исторические хронологии здесь намного короче, с надёжной «глубиной» времени не более одного или двух веков. Поскольку многие месоамериканисты игнорируют историографические проблемы с местными историческими источниками периода конкисты, возможно, будет полезно вкратце охарактеризовать эту тему здесь.

Ацтекские истории и юкатанские записи Чилам Балам являются наиболее релевантными источниками касательно Тулы и Чичен-Ицы. У этих устных традиций колониального периода доиспанские корни. После испанской конкисты они были записаны в прозе, а в центральной Мексике – в пиктографических кодексах. Создание объективных записей актуальных исторических событий с хронологической точностью не входило в задачи индейских исторических традиций, тоже касается и колониальных записей. Вместо этого доиспанские исторические традиции служили целям легитимации политий, народов и династий, а также прославлению достижений царей и предков (Boone 2000; Hassig 2001; Marcus 1992; Nicholson 197). Письменные версии данных традиций были выполнены под специфические нужды того времени, когда их записывали, в частности для легитимации политий, сообществ и династий в глазах испанской администрации и для осмысления колониального мира, который был выстроен после перевернувшей всё вверх дном испанской конкисты (Gillespie 1989; Gunsenheimer 2003; Hassig 2001; Restall 1997; Townsend 2003; Wood 1998).

Следует учесть устную природу местных исторических традиций эпохи конкисты. Тексты Чилам Балам были впервые записаны по прошествии 100-300 лет после конкисты, а затем их копировали и делали копии копий множество раз. Несмотря на то, что они основаны на индейских традициях, сохранившиеся тексты были подвержены значительному испанскому влиянию (Farriss 1984: 247-247; Gunsenheimer n.d., 2003; Restall 1997: 276-282; Roys 1967). Многие учёные считают, что вряд ли в этих сообщениях сохранилась ценная историческая информация о Чичен-Ице (Bricker 1981: 6-8; Edmonson 1982: xi-xx; Gunsenheimer 2003; Lincoln 1999).

Нам известно значительно больше о центральномексиканской аборигенной истории как до так и после испанской конкисты. История здесь была устным жанром с привлечением рисованных книг – в основном это были анналы с непрерывным счётом лет (Boone 2000: 177-237) – мнемоническим устройством, которое помогало писцу или историку вести рассказ (Calnek 1978; Navarrete 2000b; Nicholson 1971). Ни одна из исторических рисованных книг не датируется временем ранее испанской конкисты, вполне вероятно, что доколумбовые политии всё же хранили такие исторические записи для подтверждения легитимности своих царей (Boone 2000; Hassig 2001; Nicholson 1971).

Во время раннего колониального периода местные сообщества изготовляли несколько видов рисованной истории – счёты лет и карты с исторической информацией (Boone 2000) – для того, чтобы доказать свою древность и легитимность в испанских судах (Leibsohn 1994; Wood 1998). Необходимость в рисованных историях была столь велика, что была создана мастерская по изготовлению «кодекса по запросу», где создавали похожие на доиспанские рисованные карты для древних титулов центральномексиканским сообществам; многие из сохранившихся ныне известны под названием «Кодексы Течиалойан» (Noguez 1999a, 1999b; Wood 1989). В связке с изготовлением рисованных историй, устные предания и рисованные хроники были записаны в прозе на испанском и науатле. Исследование Сьюзан Гиллеспи (1989) показало, что многие такие «исторические» рассказы являются смесью исторических и мифических событий и персонажей и сделано это было для осмысления колониального контекста Новой Испании.

Практически все учёные соглашаются с тем, что достоверность ацтекских исторических хроник уменьшается по мере увеличения их возраста (Boone 2000; Davies 1977, 1980; Nicholson 1971). Исторические традиции начинают повествования с тольтеков и Толлана, затем переключаются на миграцию из Астлана, после чего идёт перечисление династических историй отдельных политий (наиболее полно описаны мешики из Теночтитлана). Флорескано указывает на то, что аборигенные источники:

            «…являются примером исторических рассказов, в которых реальные людские дела смешаны с мифическими и легендарными историями. Таким образом, чем древнее история, тем меньше в ней людских дел и больше присутствия мифа: Теотиуакан – священный город; Тула – мифическое царство; Топильцин-Кецалькоатль – легендарный персонаж с первичными характеристиками, он примерный жрец, культурный герой и мудрый правитель». (Florescano 1774: 48)

У учёных выделяются 4 мнения об исторической ценности ацтекских исторических хроник: 1) высокая степень доверчивости предполагает, что в аборигенных исторических записях содержится точная информация, надо только подобрать правильную интерпретацию (Carrasco 1971; Jimenez Moreno 1954-15; Kirchhoff 1761); 2) применение подробных историографических методов совместно с ключевыми допущениями допускают наличие в ацтекских хрониках некоторой правдивой информации о Туле, Толлане и Топильцине Кецалькоатле (Davies 1977; Nicholson 2001, 2002; H. J. Prem 1999); 3) применение подробных историографических методов и существенный критический подход указывают на то, что события раннего постклассического периода (и определённо эпиклассического периода) так далеки от времени написания сохранившихся документов, что по ним нельзя делать заслуживающей доверия исторической реконструкции событий (Gillespie, this volume; см. также Gillespie 1991; Graulich 1988; Olivier 2003; M. E. Smith 1984, 1992, 2003~30 -31); 4) утверждение о том, что в аборигенных историях нет полезной исторической информации (Price 1980). Первое и четвёртое мнение являются крайними точками зрения, которые в дальнейшем нас не касаются; важным вопросом является различие между вторым и третьим мнением[1].

Сопоставимые случаи устной политической истории указывают на то, что такие хроники редко когда имеют долгую историю, в таком случае подтверждается третье мнение. Джозеф Миллер (1980) показал, что у многих африканских устных традиций 2 хронологические стадии. Самые ранние события, те, что произошли задолго до рассказа или записи истории, он классифицировал как «несуществующее прошлое». В африканских традициях несуществующее прошлое обычно содержит мифы о творении, затем мифы о происхождении и потом «мифы о перемещении» (рассказы о миграциях к родине группы). Тольтекские (миф о творении) и ацтекские истории (миф о происхождении и о перемещении) подходят под эту категорию. События, которые произошли не так давно указаны как «настоящее прошлое»; здесь зафиксированы разнообразные события и эпизоды, которые больше связаны с местом происхождения исторического документа.

Обсуждая компаративную роль социальной памяти, Фентресс и Викхэм (1992) сделали следующее наблюдение по устной истории:

            «Она показывает, что чувствует и во что верит группа, нежели что было в прошлом. Игнорирование этого отличия может привести к катастрофическим результатам (стр. 78)… Как правило, устные традиции соединяют в себе мифологию, генеалогию и нарративную (повествовательную) историю, а не держат их по отдельности. Это означает, что перечень царей чаще всего соединён с историями о мифологических предках, а миф о происхождении клана включён в рассказы о племенных перемещениях». (Fentress and Wickham 1992: 82)

Книга Дэвида Хениджа (1974) «The Chronology of Oral Tradition» (см. также Henige 1971) является стандартным трудом по историографии хронологических статусов устной политической истории. Он сравнивает рассказы (в частности перечни царей) Старого Света и выискивает принципы интерпретации. Есть традиции, когда события имеют «телескопический» характер – т.е. когда длительная цепочка событий ужимается в короткий промежуток времени. Однако чаще встречаются «удлинённые» различными процессами традиции. Некоторые из них определённо можно применить к ацтекским аборигенным традициям, в т.ч. эвгемеризма (интерпретация мифа как исторического рассказа; сюда подходит рассказ о Топильцине Кецалькоатле), откровенной фабрикации (скорее всего это случилось после печально известного сжигания Ицкоатлем исторических книг) и генеалогического паразитизма – присоединение недавних династий к древним для увеличения своего престижа (так называемое тольтекское происхождение ацтеков и других постклассических месоамериканских династий). Джойс Маркус (1992: 143-152, 261-302) обсуждает примеры этих практик в ацтекских аборигенных историях, а Прем (1984) указывает на дополнительные хронологические затруднения в ацтекских документах. По всей Африке и во многих других регионах возникновение колониального правления, сопровождавшееся потерей местного суверенитета, вылилось в быстрое создание длинных исторических записей для установления местной легитимности (для получения выгод от захватчиков) посредством указания на древность. По многим аспектам ацтекские аборигенные истории как раз подходят под определённые Хэниджем модели (1971; 1974; 1982), Миллер (1979; 1980) и др. авторов (например, Hemmingsen n.d.; Vansina 1985; Goody 2000: 47-62).

Хэнидж (1974: 190-191) приходит к выводу, что во многих случаях устная политическая история не сохранила той достоверной хронологической информации, которой свыше ста лет с момента записи устной традиции. Ответственной за это силой является политическая природа династических устных историй. Устные традиции «в основном видятся и используются как политические символы, и как весь набор политического символизма, они служат специфическим нуждам в определённое время – в основном целям легитимации. В таких обстоятельствах содержание устных традиций по мере необходимости постоянно претерпевает изменения» (Henige 1974: 6). Примеры этого известны в разных ранних политических исторических традиций во всех частях мира. Историк Ларс Хеммингсен, например, утверждает, что «датская легендарная история была сформирована в XII и начале XIII вв. из смеси устных традиций и письменных источников для удовлетворения нужд датской элиты» (Hemmingsen n.d.: 57); данная цитата взята у Карла Андерсона (n.d.: 113). Андерсон (n.d..), однако, учёл многие заключения Хеммингсена и использовал те же источники, сделав вывод о природе общества и культуры в ранней Скандинавии. В Новой Зеландии подробное историографическое исследование Д. Р. Симмонса (1976) показало, что устные традиции маори были приняты без критики и по ним была выстроена историческая цепочка событий с хронологией длиннее гарантированного периода.

В Месопотамии поучительные параллели можно найти в перечне шумерских царей. Первое время учёные были сфокусированы на составлении хронологических и тематических деталей. Историки предположили, что это были относительно прямые записи существовавших царей и практик, вместо принятия того факта, что это было записано многие столетия спустя описанных событий (Jacobsen 1939). Последующие учёные, однако, указали на многочисленные несоответствия и маловероятные события, и приписали специфическую идеологическую роль этой традиции поздним правителям (Finkelstein 1979: 59-63; Michalowski 1983); см. также Ван де Миерооп (1999). Многое из записанное греческим историком Геродотом было из устной истории (Murray 2002, впервые опубликовано в 1987) и было указано, что полагаться на список царей для определения дат и обсуждения ранних героических событий, например, троянской войны не стоит, т.к. это приведёт к несоответствию действительности и неточностям (Burkert 1995).

Антрополог Дональд Браун (1988) опубликовал самое подробное компаративное исследование по древним историческим традициям. По одному из его основных выводов общества с более открытой системой социальной стратификации склонны к формированию исторических традиций, на которые можно положиться, в то время, как общества с более закрытой системой стратификации практически всегда формируют мифологизированные официальные исторические хроники. Он подтвердил свой аргумент детальными межкультурными (например, Китай с Индией) и межвременными сравнениями (например, Ренессанс со Средневековой Европой и классическую Грецию с гомеровской), всё это подкрепил теоретическим изучением природы исторического сознания и его связей с классовой структурой, правительством, идеологией и другими социальными институтами и практиками. В брауновской компаративной схеме месоамериканские сообщества явно соответствуют системам с закрытой стратификацией (Carrasco and Broda 1976; Chase and Chase 1992). Поэтому неудивительно, что по шкале эмпирической достоверности исторических традиций (от мифологических до эмпирически надёжных сообщений) месоамериканские аборигенные истории расположены ближе к мифологическому полюсу.

Учитывая, что мы знаем в каком контексте создавались аборигенные истории Юкатана и центральной Мексики, а также результаты компаративных исследований Хениджа и других учёных, просто неразумно настаивать на том, что эти традиции могут обеспечить нас исторической информацией по Туле или Чичен-Ице. Правда, лишь несколько авторов в этом сборнике пользуются этими данными без критического подхода, но многие месоамериканисты продолжают применять исторические цепочки из книг Чилам Балама к Чичен-Ице (Ball 1986; Boot 1997; Coe and Koontz 2002: 154; Milbrath and Peraza Lope 2003: 33-40; Miram 1999; Schele and Mathews 1998: 258-2603 Villa Rojas 1984), а ацтекские аборигенные истории к Туле (Beekman and Christensen 2003; Coe and Koontz 2002: 154; Mastache et al. 2002: 74-75, 104, 303; Nicholson 2002; H. J. Prem 1999; Ringle 1994: 210-211). Присутствие ица в Чичен-Ице и Топильцина Кецалькоатля с его тольтеками в Толлане больше соответствует мифу, нежели истории (Gillespie 1989; Graulich 1988, 2002).

Месоамериканистам следует прислушаться к воззванию Питера Р. Шмидта к археологам, где говорится об «отделении дословных и поверхностных трактовок устной традиции» (Schmidt 1990: 270). Сообщая об африканской истории и археологии, Шмидт показывает, как исследование и научное понимание ряда тем сдерживается применением упрощённых и неверных корреляций между археологией и устной историей. Учёные сегодня принимают ревизионистские интерпретации документов, например, перечень шумерских царей (Kuhrt 1795: 30-31), и теперь настало время для месоамериканистов признать мифологическую природу аборигенных историй колониального периода, по крайней мере, для ранних периодов. Продолжение использования этих некорректных сообщений в качестве «исторических» рассказов имеет весьма губительные последствия для нашего понимания Тулы, Чичен-Ицы и их возможной связи друг с другом (Henige 2004).



[1] Недавний обмен мнениями между Г.Б. Николсоном и Мишелем Гролишем в «Nahua Newsletter» представил нам сжатое пояснение о концептуальных, методологических и эмпирических различиях между этими позициями (Nahua Newsletter, vols. 33 and 34. 2002). Потом я сделал краткое изложение некоторых из своих компаративных исследований по устной истории (M. E. Smith 2003d) и эта статья была решительно раскритикована Оффнером (2004), назвавшим меня «нигилистом». Африканист Дэвид Хенидж также вступил в перепалку (Henige 2004), поддерживая некоторые из моих воззрений на историографию. Гиллеспи (в этом сборнике) рассматривает научные подходы, которые можно использовать для изучения аборигенных исторических хроник о Туле и тольтеках. Среди других хороших толкований этой темы см. Джонса (1995: 307-324) и Оливера (2003: 126-135), где обсуждаются противоположные термины «историчности» и «мифологичности».