«Кастила! Кастила!»

Февральским утром 1517 года — четверть века спустя после того, как дон Кристобал Колон, больше известный под своим итальянским именем Кристофор Колумб, впервые пристал к берегам Вест-Индии, — три небольших корабля вышли из Гаванского порта и взяли курс на запад. Флоти­лию возглавлял Франсиско Эрнандес де Кордоба, а главным лоцманом был Антон де Аламинос.

Суда были оснащены для долгого путешествия по морям и неведомым странам; трюмы были на­биты провизией, бочками с пресной водой и сна­ряжением, а для «дикарей», которые встретятся на «терра инкогнито», был прихвачен католиче­ский священник, по имени Алонзо Гонсалес, и припасены различные побрякушки, вроде стеклянных бус, вместе с самым новейшим оружием — арбалетами и широкоствольными ружьями, под названием эспинголы.

На двадцать первый день плавания матрос, дежуривший на верхушке главной мачты, возве­стил «Tierra! Tierra!» вскоре суда испанцев были окружены множеством каное с индейцами, оживленными и взволнованными неожиданным ви­зитом. Это были первые из юкатанских индейцев майя, с которыми повстречались более поздние завоеватели Мексики. (Кажется, и Колумб в 1502 году встретил нескольких майя на острове Гуанаха, в Гондурасском заливе, но он не придал этой встрече никакого значения и, во всяком слу­чае, не понял, что имеет дело с населением, совер­шенно отличным от встреченных им до тех пор). Маленькая флотилия достигла точки, находящейся на северо-восточной оконечности полуострова Юкатана. Это место мореплаватели назвали мысом Каточе, Эрнандесу де Кордоба казалось, что это слово туземцы повторяли чаще всего.

Испанцы высадились на берег и стали выпыты­вать у аборигенов, есть ли у них золото. Ведь зо­лото и было главнейшей целью морской экспеди­ции, Но у туземцев не было золота и, когда белые люди стали чересчур настойчивы в своих расспро­сах, в их взглядах появились подозрительность и недоверие. Стеклянные побрякушки не произвели на них особого впечатления. Видно, «дикари» были не такими уж дикарями; у них были свои укра­шения — из ярких перьев, из резного зеленого нефрита и раковин, которые они ценили гораздо: больше. Пришельцы объяснялись с индейцами знаками и, когда мирная беседа вскоре преврати­лась в спор, испанцы вынуждены были спешно погрузиться на свои корабли и поднять якоря.

Через несколько часов плавания вдоль берега в западном направлении они заметили селение и снова высадились. В центре этого селения испанцы с изумлением обнаружили три каменных здания, построенных по всем архитектурных правилам; это опять-таки свидетельствовало, что мореплава­тели имеют дело отнюдь не с дикарями. Внутри зданий было нечто вроде алтарей и идолы из обожженной глины. Священник Гонсалес тотчас же отслужил мессу, из которой туземцы ничего не поняли и которая их ничуть не тронула. Солдаты тоже не могли похвастаться успехом: их добычу составляли несколько деревянных шкатулок, ме­таллических (но не золотых) медальонов и диадем и несколько мелких украшений в форме рыб или птиц.

После этой неудачи испанцы целых пятнадцать дней плыли по Мексиканскому заливу в юго-за­падном направлении, идя вдоль берега, но не вы­саживаясь на него. Лишь в устье реки, где позднее был заложен город Кампече, они бросили якорь, чтобы пополнить запасы пресной воды; Бочки были уже почти наполнены, когда матросов окружило примерно полсотни индейцев в длин­ных, наподобие тоги, хлопчатобумажных одеждах. Матросы страшно удивились, услышав из уст ин­дейцев часто повторяемое: «Кастила! Кастила!».

Откуда этим индейцам известно, как называется далекая родина пришельцев? Но по всему было нидно, что настроены они мирно, так что испанцы последовали за ними в их город, где возвышалось несколько храмов, стены которых были расписаны изображениями змей и самых разных чудовищ. Затем появились и другие туземцы, одетые бед­нее. По-видимому, это были рабы. Они носили охапки сухого камыша и складывали его в кучу, как для костра. Из храмов вышли длинноволосые, в белых туниках жрецы с сосудами, в которых горели ароматические смолы; знаками они объяс­нили, что чужестранцы должны покинуть город раньше, чем потухнет костер. И испанцы сочли, что благоразумнее, подчиниться.

Солдаты капитана Эрнандеса де Кордоба сде­лали еще одну вылазку — в Порточане, (ныне Чампотон), где на восемьдесят испанцев обру­шился дождь из булыжников, и стрел. Хотя арба­леты и эспинголы были гораздо более грозным оружием, чем пращи и луки индейцев, однако ис­панцы снова вынуждены были отступить; капитан Эрнандес де Кордоба получил целую дюжину ранений, а один из его солдат, Берналь Диас дель Кастильо — позднее описавший эти и другие про­исшествия, свидетелем которых он был, — полу­чил раны от трех стрел и чуть было не простился с жизнью.

Раздраженные неудачами, которые следовали одна за другой, испанские наемники стали роптать на капитана Эрнандеса и лоцмана Аламиноса, и сочли, что в такой обстановке самое благора­зумное, будет вернуться пока что на Кубу. Здесь в рассказах участников морского похода родилось название новой земли — Юкатан, этимология ко­трого довольно причудлива юкка - растение, род­ственное маниоке, из корней которой изготовля­ется хлеб кассаве, а тале, обозначает место, где взращивается это растение. Итак, хотя по своему складу испанское, название полуострова Юкатан представляет собою первое слово, введшее в ев­ропейские языки два термина из лексики майя — юкка и тале. За этим первым... филологическим контактом последует, как мы увидим дальше, и много других.

А что же с таинственным словом кастила, от­куда оно стало известно туземцам из Кампече?

Эта загадка не разрешилась и в 1518 году, когда кубинский губернатор Диего Веласкес организо­вал новую экспедицию, снарядив четыре судна, капитанами на которых были Хуан де Грихальва, Педро де Альварадо, Алонзо де Авила и Франсиско де Монтехо. Имена этих четырех вместе с Эрнандо Кортесом связаны с открытием в Новом Свете одной из древнейших цивилизаций. Разу­меется, губернатор Веласкес отнюдь не задавался целью узнать, откуда индейцам известно слово чисто испанского звучания кастила; целью экспе­диции было все то же золото, в котором испан­ская корона испытывала постоянную нужду. Эки­пажу этих четырех кораблей удалось обнаружить новые поселения майя и — что было очень важно - нанести на карту береговую линию северо-за­падного Юкатана.

Загадку раскрыла третья экспедиция, под ко­мандой Эрнандо Кортеса. Достигнув острова Косумель, расположенного у северо-восточного бе­рега Юкатана, Кортес узнал здесь от местных вождей — касиков, что в селении, до которого два дня пути вглубь страны, живут пленниками «белые бородатые люди». Кортес решил освобо­дить этих людей. Он направил туда двоих индей­цев с письмом и стеклянными предметами в качестве выкупа, а вблизи мыса Каточе выставил маленькое судно под командой Диего де Ордаза.

Индейские посланцы выполнили доверенную им миссию. Два дня спустя они вручили письмо ис­панцу, по имени Херонимо де Агилар, который в самом деле был пленником одного из селений Юкатана. За восемь лет до этого на пути от Дариена к острову Сан-Доминго его корабль потер­пел крушение у берегов Юкатана, и он был взят индейцами в плен вместе с другими семнадцатью испанцами, среди которых были, и две женщины.. Несколько пленников были принесены в жертву идолам, остальные перемерли от разных болез­ней, и в живых остались только Херонимо де Агилар и некий Гонсало Герреро.

Когда, после целого ряда перипетий Агилар добрался, наконец, до солдат Кортеса, те сна­чала приняли его за индейца. Он был смугл ли­цом, коротко подстрижен, тело его было прикрыто чем-то вроде фартука, и на ногах, как у юкатан­ских крестьян — эспадрильи. Когда его провели к Кортесу, Агилар уселся на земле по-индейски и сказал:

- Я — испанец.

Ему дали европейскую одежду и отслужили ре­лигиозную службу; потом все собрались вокруг него на песчаном берегу, и он подробно рассказал о своих злоключениях. Тоскуя по родным местам, он часто произносил вслух название своей родины, Кастилии; от него и выучили это слово абори­гены с мыса Каточе. От Агилара Кортес почерп­нул некоторые полезные сведения, например, о том, что в глубине страны много больших посе­лений с храмами, где возвышаются громадные, статуи. Он, Агилар, был пленником в одном месте, которое с тех пор стало называться Женским мысом, ибо там был храм с множеством женских статуй.

Другой же оставшийся в живых испанец, Гонсало Герреро, отказался вернуться на родину. «Агилар, брат, — сказал он на прощание, — я женат, у меня трое детей, я выбран касиком и военачальником на случай войны. Ты возвра­щайся, если хочешь, И да хранит тебя господь-бог! А я остаюсь». Индианка же, на которой же­нился Гонсало Герреро, обратилась к Агилару с такими словами: «Уходи, раб, и молчи, больше ни слова».

Из рассказов Агилара Кортес понял, однако, что несмотря на величественные каменные храмы и громадные статуи, на Юкатане нет золота. Так что, когда Агилар вызвался быть его проводником в походе вглубь страны, где, по его словам, можно было бы найти «немножко золота», Кортес со смехом ответил: «Я пришел сюда не за такой ерундой, а затем, чтобы служить богу и королю...» Где-то на западе его ждали Мексика и Теночтитлан, «позолоченный город». Но это уже другая глава из истории конкистадорских походов.

Что касается Гонсало Герреро, — ренегата, как называли его испанцы, — то десять лет спустя, в 1527—1528 гг.. он появится в районе городов Четумаль и Бакалаль, во главе организованного им войска аборигенов и причинит испанским отря­дам Алонзо Авилы тяжелые потери. Гонсало Гер­реро с полным правом можно считать одним из крупнейших авантюристов своего века.