Инфантицид в традиционных обществах Арктики: адаптивная стратегия или культурный механизм?

Существование в прошлом у аборигенов Арктики своеобразной половозрастной структуры й особых механизмов регулирования численности и роста популяций считается признанным фактом этнографической науки. Брачные и репродуктивные нормы, отношение к детям и старикам у народов Крайнего Севера часто ис­пользуются как пример для очень широких кросс-культурных аналогий и порой даже рассматриваются как модель для всех обществ охотников и собирателей. Более того, некоторые авторы, считают демографическое поведение традиционных групп Аркти­ки удобным источником для подкрепления различных концепций демографического развития в первобытности¹.

Однако в большинстве случаев цитируемые при этом доку­ментальные материалы ограничиваются территорией американ­ской Арктики и даже более конкретно — центральным сектором арктического побережья Канады, областью расселения эскимосов нетсилик, иглулик, медных, карибу и др. Данные по указанным группам пе только представляются порой как «типично эскимос­ские» (и тем самым прямо или косвенно распространяются на весь огромный эскимосский ареал от северо-востока Сибири до Гренландии), но и сами эскимосы оказываются как бы единст­венными или «наиболее типичными» представителями обширного круга арктических народов, обитателей полярных окраин эйкумейы. В специальной публикации я уже рассматривал па широ­ком циркумполярном фоне один из классических стереотипов «арктической демографии»: соотношение мужчин и женщин в традиционных популяциях аборигенов Арктики как вариант адаптивной стратегии в экстремальной среде обитания². Здесь мне хотелось бы подробнее остановиться на механизме, который формирует эту стратегию. По мнению большинства зарубежных антропологов, таким механизмов в прошлом было регулярное; убийство новорожденных девочек — селективный инфантицид.

Сведения о том, что эскимосы убивают новорожденных и ма­лолетних детей, в особенности девочек, появились в литературе с последних десятилетий XIX в. и прочно вошли во все класси­ческие работы по этнографии американской Арктики³. Уже в первой сводной монографии об эскимосах Э. Вейер предложил экологическое объяснение практики селективного инфантицида, связав ее с известной теорией «оптимальной плотности» А. Карр-Саундерса⁴. Впоследствии Э. Хобель использовал пример инфан­тицида у эскимосов для построения своих концепций демографи­ческого процесса в первобытности, где важную роль играло при­сущее якобы всем первобытным обществам стремление сокращать число своих непродуктивных членов путем убийства детей, ста­риков, инвалидов, больных и т. п.⁵

В 60—70-е годы интерпретация инфантицида как адаптивной (прежде всего экологической) стратегии аборигенных групп аме­риканской Арктики пользовалась большой популярностью в ант­ропологической литературе⁶. Свое наиболее яркое выражение она получила в работах Дж. Бердселла, который утверждал, что арктические и — подобно им — верхнепалеолитические охотничьи коллективы убивали до 15—50% новорожденных девочек, регу­лируя таким образом свой естественный прирост и структуру популяции ⁷.

Объяснения селективного инфантицида как адаптивной стра­тегии в условиях экстремальной среды обитания явно или неяв­но предполагали универсальность этой практики для всей Арк­тики или по крайней мере для всей территории обитания эски­мосов ⁸. Но аргументы, приводимые обычно в подтверждение, отнюдь нельзя было считать универсальными. Как и в случае с другими стереотипами «арктической демографии», дискуссия ве­лась почти исключительно на примере эскимосов центральной части канадской Арктики (в первую очередь эскимосов нетсилик) ⁹. В то же время сведения по другим аборигенным группам Крайнего Севера и особенно по народам Северной Евразии были на удивление фрагментарными. Даже самые полные сводки ци­тировали главным образом устаревшие издания, случайные упо­минания путешественников или попутные наблюдения участни­ков различных экспедиций XVIII — начала XX в.¹⁰

Между тем проблема селективного инфантицида у эскимосов могла быть проанализирована на фоне гораздо более представи­тельных материалов по другим народам Севера и прежде всего — по аборигенам сибирской Арктики. Подчеркну, что доступный массив демографической информации о традиционных группах Крайнего Севера Евразии огромен и по своему богатству намно­го превосходит имеющийся корпус данных об американских эс­кимосах. Статистический учет коренного населения Сибири был начат, как известно, еще в первые десятилетия XYII в., а арк­тических групп Европейского Севера — в XVI в. При всем несо­вершенстве сохранившегося с того времени фонда документаль­ных материалов эти источники уже не раз весьма успешно ис­пользовались для реконструкции исторической динамики чис­ленности народов Сибири, начиная с XVII в. и вплоть до настоя­щего времени¹¹.

Русские архивные документы XVII — начала XX в. содержат огромное количество ценной демографической информации, включая сведения об общей численности аборигенных групп Си­бири на разные годы, движении населения и даже различные виды подробных посемейных списков (групповых переписей) с указанием возраста многих сотен, порой тысяч людей. Этот ма­териал может быть использован при решении вопроса об универ­сальности инфантицида в аборигенных группах Крайнего Севера Евразии, который со времен сводок А. Карр-Саундерса (1922) и Л. Крживицкого (1934) в этнографической литературе специаль­но не рассматривался ¹².

Имеющиеся упоминания об инфантициде у народов Сибири, действительно, чрезвычайно скудны и касаются лишь немногих народов: чукчей, камчадалов (ительменов), юкагиров, нивхов¹³. Во всех отмеченных случаях они скорее свидетельствуют об эпи­зодичности этой практики или ее заведомо неселективном харак­тере. Современные этнографические публикации практически не прибавляют новых сведений или сводят инфантицид к убийству уродливых, деформированных детей или оставлению грудных младенцев в случае преждевременной смерти матери (данные Г. М. Василевич об эвенках ¹⁴).

В то же время ряд свидетельств имеет противоположный ха­рактер. В. Г. Богораз, например, отрицал существование селек­тивного инфантицида у чукчей¹⁵, а Иохельсон (описавший ин­фантицид у юкагиров по данным фольклора) вообще не отметил его у приморских и оленных коряков. Нет никаких упоминаний об инфантициде в более поздних специальных работах о семей­ных отношениях или обрядах, связанных с рождением детей у различных аборигенных групп северной Сибири — энцев, кетов, долган, нганасан и др.¹⁶ Напротив, приводимые примеры имен близнецов мальчиков и девочек у энцев ¹⁷ или искусственного вынашивания 7—8-месячных недоношенных младенцев у долган и эскимосов ¹⁸ явно свидетельствуют об отсутствии этого обычая у аборигенных групп Сибири, по крайней мере в случаях, обыч­ных для американских эскимосов.

В ходе моих полевых исследований среди азиатских эскимо­сов на юго-восточном побережье Чукотки (1975—1981) мне так­же не удалось найти убедительных свидетельств существования у них в конце XIX — начале XX в. регулярного селективного инфантицида. Прямые сообщения информантов, документальные источники этого времени, фольклорная и бытовая традиция эскимосов, их генеалогия, данные местной регистрации движения населения в 1920—1930 гг. не подтверждают его распростране­ния в качестве социально признанного обычая, тем более имев­шего жесткую селективную ориентацию. Правда, среди 144 за­регистрированных случаев смерти детей до 1 года в 8 эскимос­ских поселках в течение конца 1920-х — начале 1930-х годов — 65 мальчиков и 79 девочек. Но в тех населенных пунктах, где регистрация была наиболее полной (Сиреники, Имтук, Аван и Урелики), соотношение умерших мальчиков и девочек составило уже 33 : 31.

При составлении генеалогий эскимосских семей, уходящих в прошлое вплоть до второй половины XIX в., я столкнулся с не­однократными примерами выращивания грудных младенцев при усыновлении или преждевременной смерти матери, случаями доживания уродливых или физически неполноценных детей до весьма взрослого возраста. Мне удалось также записать воспоми­нания информантов об искусственном вскармливании недоно­шенных младенцев в конце XIX — начале XX в., которые пов­торяли и дополняли уже цитированные описания В. Г. Богораза. Все эти факты если и не опровергают прямо существование ин­фантицида у азиатских эскимосов, то, безусловно, свидетельству­ют о редкости или даже отсутствии подобной практики в ситуа­циях, типичных для эскимосов канадской Арктики.

Однако гораздо более обоснованно мы можем судить о суще­ствовании инфантицида у народов Крайнего Севера Сибири по статистическим источникам, которые дают нам фактическое чис­ленное соотношение мальчиков и девочек в различных абориген­ных популяциях. В табл. 1 приведены сведения по 26 традицион­ным группам Северной Евразии, использованным мной ранее для анализа традиционной половозрастной структуры¹⁹. Взятые документальные источники имеют хронологический диапазон с конца XVIII до первой трети XX в. и в целом отражают тот период исторического развития народностей Крайнего Севера Евразии, когда они находились в условиях относительно стабиль­ного состояния в составе (или сфере влияния) крупного центра­лизованного государства. В этом смысле рассматриваемые группы можно условно считать стадиально синхронными: все они явля­лись трансформированными традиционными обществами, в той или иной степени удалившимися от состояния доконтактных або­ригенных популяций. Впрочем, реальная степень аккультурации большинства из них вряд ли была заметно большей, чем у эски­мосов западной Гренландии и Лабрадора в конце XVIII в., се­верных атапасков в конце XIX в. или австралийских аборигенов на рубеже XIX и XX вв.

Выводы из табл. 1, на мой взгляд, достаточно очевидны: со­отношение мальчиков и девочек в самых младших возрастных группах у рассмотренных народностей Крайнего Севера Евразии никак не подтверждает тезис об «адаптивности» и «универсаль­ности» селективного инфантицида в Арктике, по крайней мере для XIX — начала XX в. Подчеркну, что в равной мере это от­носится как к группам, находившимся в сфере заметного и устоявшегося русского культурного влияния (кольские саами, евро­пейские ненцы, эвенки северо-запада Якутии), так и к тем на­родам Крайнего Севера, которые вплоть до начала XX в. сохра­няли традиционные формы социального устройства, семейно­брачных отношений и религиозного мировоззрения (нганасаны, лесные ненцы, оленные чукчи и др.). Некоторые бросающиеся в глаза случаи превышения численности мальчиков над девочка­ми относятся в большинстве как раз к давно христианизиро­ванным группам (эвенки, селькупы, европейские ненцы). Они связаны, очевидно, с неточным определением возраста при раз­граничении переписчиками «детей» и «подростков» ²⁰.

Но там, где мы располагаем полными посемейными списками крупных коллективов, мы можем судить о возможности и распространенности селективного инфантицида не только по обще­му соотношению полов в различных возрастных когортах. Если селективный инфантицид был реальным регулятором полового состава популяции, мы вправе ожидать в ней достоверно боль­шее число семей с преобладанием мальчиков и минимальное чис­ло семей, где были бы только девочки. Расчет такого распреде­ления семей на основе полных списков достаточно прост; при этом он даже несколько занижает реальную долю девочек, по­скольку обычно они выходили замуж и покидали родительские семьи намного раньше мальчиков.

Таблица 1. Число девочек на 100 мальчиков в аборигенных популяциях Северной Евразии по возрастным когортам

Таблица 2. Распределение семей по полу и числу детей в некоторых аборигенных группах Арктики

Данные по четырем группам Крайнего Севера Сибири — ази­атским эскимосам, чаунским чукчам, тундровым юкагирам и лес­ным ненцам — представлены в табл. 2²¹. Здесь же для сравне­ния я привожу аналогичным образом разработанные сведения по трем эскимосским популяциям американской Арктики — медным эскимосам начала XX в., эскимосам Лабрадора конца XVIII в. (1776—1777 гг.) и эскимосам восточной Гренландии в момент открытия их датской экспедицией Г. Хольма в 1884 г.²² Как из­вестно, медные эскимосы, как и их соседи эскимосы нетсилик, считаются в этнографической литературе одним из наиболее убе­дительных примеров популяции, регулировавшейся селективным инфантицидом. Напротив, у эскимосов восточной Гренландии, по свидетельству Г. Хольма, не было обычая убивать новорож­денных девочек; лишь изредка уничтожали больных, физически неполноценных младенцев или грудных детей в случае прежде­временной смерти матери и отсутствия другой кормилицы²³. Имеющиеся сведения об эскимосах Лабрадора второй половины XVIII в. также не подтверждают распространения у них практи­ки селективного инфантицида²⁴.

Как видно из табл. 2, сибирские группы при всех своих куль­турных, экологических и экономических различиях очень сходны между собой и практически не отличаются по всем выбранным показателям от эскимосов восточной Гренландии и Лабрадора. Напротив, они резко отличны от медных эскимосов как по обще­му распределению типов семей, так и особенно по числу брач­ных пар, имевших только девочек. Я могу найти этому лишь одно объяснение: отсутствие обычая селективного (направленно­го на девочек) инфантицида или его минимальное влияние на структуру аборигенных сибирских популяций.

К сожалению, до появления аналогичных подсчетов по дру­гим группам американской Арктики мы не имеем материалов для дальнейших сопоставлений. Однако уже сейчас видно, что селективный инфантицид никак нельзя считать «универсальной экологической адаптацией», тем более «продуманной стратегией освоения экстремальной арктической среды обитания», как это провозглашалось ранее ^2S. На широком циркумполярном фоне он выглядит скорее локальной культурной традицией эскимосов ка­надской Арктики, столь же своеобразной и рационально не объ­яснимой, как, например, традиционный запрет женщинам рожать в общем отапливаемом жилище у ненцев, обрекавший огромное число рожениц на смерть в зимние месяцы ²⁶.

Даже в рамках эскимосского ареала селективный инфантицид видится результатом какой-то своеобразной местной культурной эволюции ²⁷. Его отсутствие у весьма удаленных географически, но близкородственных по культуре и типу хозяйства эскимосских групп Чукотки, Гренландии и Лабрадора также подтверждает ограниченный характер подобной практики «демографического регулирования». Как справедливо отметили К. Шрайр и В. Штайгер, убийство девочек вряд ли можно назвать оптимальной фор­мой адаптации коллектива к своей среде обитания, поскольку в любом обществе «всегда можно научить женщин добывать средства к существованию, но невозможно научить мужчин ро­жать детей» ²⁸.

1. См. подробнее: Carr-Saunders A. The population problem: A study in hu­man evolution. Oxford, 1922; Hoebel E. A. The law of the primitive man. Chicago, 1961; Birdsell J. Some predictions for the Pleistocene based on equilibrium systems among recent hunter-gatherers//Man the hunter. Chi­cago, 1968; Freeman M. Not by bread alone: anthropological perspectives on optimum population//The optimum population for Britain. L.; N. Y., 1970; Douglas M. Population control in primitive groups // Brit. J. Sociol. 1966. V. 17, N 3; Divale W. Systematic population control in the Middle and Upper Palaeolithic: inferences based on contemporary hunter-gatherers //World Arcliaeol. 1972. V. 4, N 2.
2. Krupnik I. The male-female ratio in certain traditional populations of the Siberian Arctic//Etudes/Inuit/Studies. 1985. V. 9, N 1. P. 115-127.
3. Обзор этих источников см.: Weyer Е. A. The Eskimos: their environment and folkways. New Haven, 1932. P. 131 — 133; Balikci A. Female infanticide on the Arctic coast//Man. 1967. V. 2, N 4. P. 615-616; Schrire C., Stei­ger W. A matter of life and death: an investigation into the practice of fe­male infanticide in the Arctic//Man. 1974. V. 9, N 2. P. 161 — 164.
4. Weyer E. M. Op. cit. P. 134—137.
5. Hoebel E. A. Op. cit.
6. Balikci A. Female infanticide...; Idem. The Netsilik Eskimos: adaptive pro­cess//Man the hunter; Freeman M. A social and ecological analysis of sys­tematic female infanticide among the Netsilik Eskimo 11 Amer. Anthropol. 1971. V. 73, N 5; Riches D. The Netsilik Eskimo: a special case of selective female infanticide//Ethnology. 1974. V. 13, N 4.
7. Birdsell J. Some predictions... P. 236 —239, 243; Idem. Human evolution: An introduction to the new physical anthropology. Chicago, 1972. P. 354-363. Те же взгляды в рамках оолее сложной концепции развивал В. Дайвел ('Divale W. Op. cit. P. 223—227), используя в качестве модели индей­цев яномамо, но широко привлекая также данные об эскимосах (Р. 238.
8. Ср.: Weyer Е. М. Op. cit. Р. 132, 135.
9. См. подробнее: Sckrire С., Steiger W. Op. cit. P. 167; Remie С. Towards a new perspective on Netsilik Inuit female infantieide//Etudes / Inuit / Stu­dies. 1985. V. 9, N 1. P. 67—68.
10. Carr-Saunders A. Op. cit. P. 196; Krzywicki L. Primitive society and its vital statistics. L., 1934. P. 155—156.
11. Патканов С. О приросте инородческого населения Сибири: Статистиче­ские материалы для освещения вопроса о вымирании первобытных пле­мен. СПб., 1911; Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Си­бири в XVII в.//Тр. Ин-та этнографии. 1960. Т. 55; Гурвич И. С. Этниче­ская история северо-востока Сибири.//Там же. 1966. Т. 89; Васильев В. И. Проблемы формирования северосамодийских народностей. М., 1979; Эт­ническая история народов Севера. М., 1982 и др.
12. Совсем недавно краткий обзор известных литературных источников был сделан А. И. Пикой: Пика А. И. Гомеостаз в демографической истории народов Севера (XVII—XIX вв.): реальность или иллюзия // Сов. этногра­фия. 1986. № 3. С. 42.
13. Сарычев Г. Путешествие флота капитана Сарычева по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану. СПб., 1802. Ч. 2. С. 109; Стеллер Г. Описание страны Камчатки: пер. с нем. изд. 1774 // Архив Ленингр. отд-ния Ин-та этнографии. Ф. К-1. On. 1. Д. 304. Л. 349; Jochelson W. The Yukaghir and Yukaghirized Tungus. Leiden; N. Y., 1910. Pt 1. P. 105—106; Пика А. И. Указ. соч. С. 42.
14. Василевич Г. М. Эвенки: Историко-этнографические очерки. Л., 1969. С. 169-170.
15. Bogoras W. The Chukchee. Leiden; N. Y., 1904. Pt 1. P. 48; 1907. Pt. 3. P. 513.
16. Алексеенко E. А. Старинные обычаи кетов, связанные с рождением ре­бенка//Крат. сообщ. Ин-та этнографии. 1963. Вып. XXXVIII; Афанасье­ва Г. М. Демографическая характеристика авамских нганасан по источ­никам XVIII—XIX вв.//Сов. этнография. 1980. № 2; Долгих В. О. Ста­ринные обычаи энцев, связанные с рождением ребенка и выбором ему имени//Крат, сообщ. Ин-та этнографии. 1954. Вып. XX; Попов А. А. Се­мейная жизнь у долган // Сов. этнография. 1946, № 4; Он же. Нганасаны: Социальное устройство и верования. Л., 1984 и др.
17. Долгих Б. О. Старинные обычаи... С. 39.
18. Попов А. А. Семейная жизнь... С. 53; Bogoras W. Op. cit. P. 514.
19. Более полные сведения о выбранных группах и характеристику исполь­зованных статистических источников см.: Krupnik I. Op. cit. P. 117-119, 131-133.
20. Об ошибках при определении возраста в аборигенных группах Арктики см.: Schrire С., Steiger W. Op. cit. P. 167—169. Напомню, что для всех на­родностей Крайнего Севера Евразии (за исключением чукчей и азиатских эскимосов) дополнительным фактором систематической ошибки было очевидное стремление населения занижать при административном уче­те возраст мальчиков и подростков, чтобы уменьшить число трудоспо­собных и будущих ясачных плательщиков.
21. Источники статистических данных: Богораз В. Г. Дневник во время пу­тешествия и пребывания в Уныине, 1901 // Арх. АН СССР. Ф. 250/1. № 116. Л. 103—108 (эскимосы с. Унгазик, 1901, 436 человек) ;^Аргентов А. Пер­вая народная перепись чукчей, населяющих Чаванский край, 1850 // Арх. Геогр. о-ва СССР. Ф. 64/1. № 32 (чаунские оленные чукчи, 1850, 1385 че­ловек взяты первые 105 семей); Исповедная роспись за 1861 год Нижне-Колымской Спасской церкви//Гос. арх. Якутской АССР. Ф. 225/1. № 369 (алазейские ж нижнеколымские юкагиры и эвены, 1861, 386 чело­век — список получен от О. А. Мурашко); Поименный семейно-хозяйственый список Верхне-Пуровского нац. совета Пуровского р-на//Арх. Ямало-Ненецкого авт. округа. Ф. 12/1. № 128 (лесные ненцы, 1934, 505 че­ловек — список получен от А. И. Пики). Пользуюсь случаем выразить искреннюю благодарность О. А. Мурашко, А. И. Пике и В. В. Лебедеву, любезно предоставившим мне для статистической обработки копии ар­хивных списков некоторых аборигенных групп Крайнего Севера.
22. Rasmussen К. Intellectual culture of the Copper Eskimos: Report of the 5tli Thule Expedition. Copenhagen, 1932. V. 9. P. 78—85; Holm G. Ethnolo­gical sketch of the Angmassalik Eskimo: List of the inhabitants of the East coast of Greenland // The Ammassalik Eskimo / Ed. W. Thalbitzer. Copenha­gen, 1914. P. 181—202; Taylor J. G. Labrador Eskimo settlements of the early contact period//Nat. Mus. Canada. Publ. Ethnol. 1974. V. 9. P. 68—69
23. Holm G. Op. cit. P. 62.
24. Taylor J. G. Op. cit. P. 60.
25. Balikci A. Female infanticide... P. 624—625.
26. См.: Белиловский К. А. Женщина инородцев Сибири: Медико^этнографический очерк. СПб.. 1894. С. 83; Хомич Л. В. Ненцы: Историко-этногра­фические очерки. М.; JL, 1965. С. 184; Якобий А. И. Угасание инородче­ских племен Севера. СПб., 1893. С. 28.
27. Ср.: Riches D. Op. cit. P. 359—361 и особенно последнюю гипотезу о рез­ком усилении инфантицида у эскимосов нстсилик под влиянием контак­тов с европейцами в конце XIX в.: Remie С. Op. cit. Р. 72.
28. Schrire С., Steiger W. Op. cit. P. 179-180.