Бунт в Абореачи

На берегу озера, взятого в плен горами, поросшими сосновым бором, среди бледно-зеленой и ярко-изумрудной зелени лугов и кукурузных полей, собралась хунта в Або­реачи. Навес школьной крыши защищает нас от палящего солнца, а перед нами, как обычно, прямо на траве расположились индейцы. Мы опять погружаемся в уже знакомый и пугаю­щий мир глубокой древности, соприкасаемся с его, казалось бы, угасшими формами, кото­рые вдруг врываются в нашу действитель­ность, поражая своей реальностью и жизне­стойкостью Пусть мне все это представляется неправдоподоб­ным, но здесь я снова вижу как бы высеченные из камня лица, невообразимые прически, ноги цвета полированного дерева и чресла, опоясанные набедренными повязками.

Инженер вновь прибегает к своему примирительному тону и почти слово в слово повторяет то, что говорил раньше, сдаб­ривая пилюлю лицемерным профессиональным добродушием.

• Нет, господа крестьяне, нет такого правила, чтобы министерство земледелия раздавало наличными деньгами сред­ства, поступившие в общественные фонды. Но ваши требова­ния справедливы.

Поднимается старый метис. Высокий, одетый в лохмотья, он кажется великаном по сравнению со скорчившимися индейцами.

• Деньги наши,— говорит метис,— и мы не желаем, чтобы нас продолжали обманывать, как это делали раньше. За восемь лет мы подписали много бумаг. Нам это надоело. Мы никогда ничего не получали. Разве это справедливо, сеньор инженер? Так-то правительство держит свое слово? Нас интересует только одно: вернут нам наши деньги или нет?

Сознание собственного превосходства, которое, казалось, никогда не покинет инженера, вдруг исчезает.

• Я могу вам только сказать, что на этот раз мы надеемся на успех. Вот если бы решение этой проблемы зависело от нас... но мы только рядовые солдаты!

В ответ на это толпа разразилась криками, а мои перевод­чики совсем растерялись, потеряв нить страстных речей.

• Что они говорят?— спрашиваю я. Мне удается уловить только часто повторяемое слово «подпись».

Мало-помалу переводчики дают мне свои сбивчивые объяс­нения. Но это лишь отрывки спора, отдельные сегменты ги­гантского змея, извивающегося в судорогах.

• Это справедливое требование, чтобы нам дали деньги на покупку необходимых вещей...
• Недавно погибли два парня. Они вышли в поле голод­ными и наелись ядовитых грибов...
• Сколько времени мы ждали!
• Мы хотим получить деньги, и как можно скорее...
• Мы ходили в Чиуауа,— говорит молодой человек в тюр­бане и одеяле с красной каймой,— и всегда возвращались с пустыми руками. Люди впадают в отчаяние, когда мы воз­вращаемся без денег...
• Мы не хотим подписей, мы не хотим больше никаких смет на расходование наших средств. К черту все сметы!
• К чему усложнять дело! Не надо нам одеял, не надо яблонь, не надо маиса — отдайте нам наши деньги!
• Уже успели увезти все доски с нашей лесопилки, а денег за них мы не получили...
• Я поддержу ваше требование,— говорит инженер,— но я не уверен, что оно будет удовлетворено.
• Мы не верим ни одному вашему слову!
• У нас нет к вам доверия!

Старый индеец строит из камешков какое-то крошечное сооружение, а когда оно рушится, терпеливо и озабоченно начинает все с самого начала, оставаясь совершенно равнодуш­ным к разыгравшейся вокруг него буре.

На мгновение инженер бросает взгляд на кобуру своего пистолета, хотя знает, что оружие ему не потребуется. Ведь у индейцев нет даже булавки, и эта мысль его успокаивает. Голос инженера звучит теперь так уверенно и самодовольно, что становится тошно:

• Ваш рассудок помрачился от гнева. Это естественно: вы слишком долго ждали.

Депутат Альварес еще раз приходит на выручку инженеру.

• Мы, — говорит он своим мощным голосом,— из Нацио­нального индейского института, никогда вам не лгали.

Шум утихает.

• Это верно,— раздаются возгласы.— Мы доверяем инсти­туту.
• Правительство считает, что вы неправильно расходуете ваши деньги, и поэтому держит их в банке. Мы вместе с вами боролись за то, чтобы вернуть вам ваши сентаво. Это была тяжелая борьба. Но, если вы будете настаивать на возвращении денег, банк вновь откажет вам в вашей просьбе и нам придется еще раз составлять сметы. Вы будете голодать, а ваши дети не перенесут этих мучений. Прошу вас, думайте не о деньгах, а о маисе, овцах и яблонях.
• Яблони не дают дохода!
• Всему свое время! — возражает Альварес.— Вы вот боролись целых 10 лет, чтобы прогнать метиса Сапету из своего эхидо, а чего вы добились?
• Никому не нужны яблони.
• Ну, тогда подумайте о лавке,— подсказывает депутат.
• Если нам не вернут наши деньги, то пусть они совсем пропадут!— кричит старый метис.

Это вызывает бурные протесты:

• Отказывайся от собственных денег, а не от наших!
• Мы за эти деньги боролись долгие годы!
• Эти деньги священны; они принадлежат нашей деревне, нашим детям.

Буря затихает так же быстро, как и возникла. Дело кон­чается тем, что члены эхидо принимают предложение Аль­вареса.

Два последних собрания, в Тетауиче и Сеуэрачи, ничем не отличаются от тех, которые созывались в Самачике и Абореачи.

В Тетауиче идет дождь, и вода просачивается через навес, под которым укрылись собравшиеся. Индейцы, сгрудившись, сидят на корточках, закутанные в темные накидки. Астрономи­ческие цифры, которые временами доходят до их слуха, не производят никакого впечатления. Ведь эти цифры не связаны с реальной действительностью и относятся к миру несбывшихся грез; они жужжат вокруг, как мухи, не выводя собравшихся из мрачной неподвижности.

Инженер из министерства земледелия, бледный, рыхлый мужчина, извергает поток бессмысленных слов. Этот нелепый человек, взгромоздившийся на помост, как бы подчеркивает своей экстравагантностью спокойное достоинство индейцев, красоту древних обитателей сьерры, доведенных до нищеты рядом хитроумных махинаций. Все эти махинации так же недоступны пониманию индейцев, как и тот факт, что, будучи миллионерами, они умирают с голоду. Нелепыми представляют­ся индейцам и эти собрания, на которых чиновники, распоря­жающиеся их лесами, упорно отказывают им в деньгах, впер­вые накопленных за всю их долгую жизнь.