«Адмирал москитов»

В июльский день 1500 года одиннадцатилетний Фер­нандо Колон, младший сын Адмирала, гулял со своим братом Диего во внутреннем дворике гранадской Альхамбры. В тени стрельчатых аркад собралась большая и теплая компания — среди них было много людей, по­бывавших в Индиях. Объедая сочные ягоды с виноград­ных кистей, сотрапезники обсуждали всякие и разные дела. Дошла очередь и до Адмирала, и Фернандо уловил такие слова: их высочества и Адмирал виновны в том, что нам приходится здесь прозябать, платят нам мало. Тут эти бездельники заметили братьев и подняли крик: «Глядите, вот сыновья Адмирала москитов, того самого, который открыл никчемные земли, кладбище наших надежд, источник нищеты кастильских рыцарей» (58, 260-261).

Глас народа не всегда глас божий, народ бывает вся­кий, и в данном случае юный королевский паж, дон Фер­нандо, нарвался на тех подонков, о которых Адмирал отзывался как о людях, недостойных воды святого кре­щения.

Кстати говоря, выдающиеся испанские колумбоведы М. Серрано-и-Сане и А. Бальестерос-и-Беретта полагают, что голодранцы, которые накинулись на сыновей Адми­рала, поминали не москитов, а насекомых более гнусных, вероятно вшей, и что Фернандо Колон благолепия ради внес поправку в бранный оборот, который ему довелось услышать...

Фернандо Колон сознательно уделил в главе о прискорбных событиях 1500 года так много места гранадскому эпизоду. Уши их высочеств в 1499 и в 1500 годах были открыты для наветов на Адмирала, а в кочующие королевские резиденции непрерывно поступали доносы на «Адмирала москитов».

«Многие мятежники, — писал Фернандо Колон, — либо посылали письма с Эспаньолы, либо добирались са­ми до Кастилии и непрерывно поставляли ложную ин­формацию Католическим Королям и их советникам и чернили Адмирала и его братьев, говоря, что они люди архижестокие и не способны управлять островом, да и к тому же еще иноземцы и захребетники... Клеветники утверждали, будто в случае, если их высочества не примут должных мер, совершится полнейшая безурядица в той стороне, и коли не погибнет все от зловредного управле­ния, сам Адмирал поднимет мятеж и перекинется к дру­гому государю в поисках помощи, ибо он мнит, что все в Индиях принадлежит только ему, поскольку эти земли он открыл по собственному почину и собственными тру­дами. А дабы наилучшим для себя образом сие осуще­ствить, он скрывает истинные богатства страны и не дозволяет, чтобы индейцы служили христианам, и пре­пятствует их обращению в нашу веру, и, потакая их праздности, тем самым привлекает этот люд на свою сто­рону, и все это делает для того, чтобы как можно боль­ше навредить их высочествам».

Наветы эти были ложны, но подобная ложь для Фонсеки и королевской четы была дороже любой правды. Верноподданные их высочеств, добрые христиане и чисто­кровные кастильцы, обвиняли иноземца Адмирала в из­мене. Проверить доносчиков было трудно, да и в этом не было необходимости. Вряд ли их высочества сомневались в лояльности Адмирала, Однако столь опасные подозре­ния уже сами по себе оправдывали смещение правителя Индий.

Все прочие обвинения лишь подтверждали и обосно­вывали необходимость такой меры.

Любопытно вот что: самой собой разумеется, что Ад­мирал не радел об индейцах и не «поощрял их к празд­ности», ведь именно он в 1496 году ввел принудительную золотую повинность, а в 1498 году провел первые репартимьенто. Но в сравнении с утеснителями из стана Ролдана Адмирал казался добрым гением аборигенов, и, об­виняя его в потворстве язычникам, доносчики не учитывали, что их оценки послужат для грядущих поко­лений неплохой аттестацией для первого вице-короля Индий.

Королевская чета и Фонсека не торопились с реши­тельными мерами. Смута на Эспаньоле не прекращалась, непрерывно поступали новые сведения о развернувшихся там событиях, и постепенно все слабее и слабее станови­лись позиции Адмирала. Бросается в глаза следующее событие. Еще в мае 1499 года королевская чета назначила Командора Франсиско Бобадилью судьей-ревизором и приняла решение направить его на Эспаньолу. Но Бобадилья отбыл к месту назначения год с лишним спустя и прибыл в Санто-Доминго 25 августа 1500 года.

В Мадриде 21 мая 1499 года Бобадилья получил пер­вую серию верительных грамот и инструкций. Патент, в котором указаны были полномочия судьи-ревизора, вы­держан был в крайне неопределенных тонах, но зато ин­струкции вменяли Бобадилье в обязанность немедленно по прибытии взять под контроль все крепости, здания, корабли, конюшни, скотные дворы и склады провианта. Тогда же, в мае 1499 года, Бобадилья получил бланки, скрепленные королевскими подписями, причем ему дано было право распоряжаться ими по своему усмотрению.

Весной 1500 года до королевского двора дошли вести о новых беспорядках на Эспаньоле. Поражение Адмира­ла в борьбе с Ролданом окончательно подорвало позиции правителя Эспаньолы. Новые указы и распоряжения ко­ролевской четы, подготовленные Фонсекой, по существу, наделяли судью-ревизора прерогативами наместника.

Королева ясно дала понять, что Адмирала решено отстранить. Когда 15 ролдановцев прибыли в Кастилию со своими рабами, Изабелла велела немедленно освобо­дить невольников и во всеуслышание заявила: «Кто дал право Колумбу раздавать моих вассалов кому бы то ни было?» Рабов освободили и отправили на Эспаньолу, где они вскоре розданы были плантаторам-поселенцам. Гнев ее высочества излился как нельзя более своевременно. Год и три года назад она бы не стала за подобные безде­лицы осуждать Адмирала, но в 1500 году, когда вопрос о его смещении был решен, Изабелла нашла нужным все­народно унизить своего вице-короля.

Франсиско Бобадилья был фигурой случайной, этого командора духовно-рыцарского ордена Калатравы извлек из небытия Фонсека. Пора выдающихся правителей прошла, опыт показал, что на ключевых постах в заморские владениях нужно держать не Адмиралов, а более или менее расторопных чиновников.

С миссией Бобадильи связаны весьма необычные мероприятия короны. Судья-ревизор был обязан расплатить­ся со всеми, кому Адмирал задолжал жалованье, и объ­явить колонистам, что их высочества разрешают свободно добывать золото и значительно уменьшают подати и от­числения в пользу казны. Это были сугубо временные меры, принятые с одной лишь целью — расположить ко­лонистов в пользу короны. Год спустя королевская чета вернулась к прежней своекорыстной политике. При этом всю вину за опубликование распоряжений о разных воль­ностях их высочества возложили на Бобадилью, заявив, что «он действовал, не имея на то наших полно­мочий».

Жертвой фарисейских приемов королевской четы ста­ли, таким образом, и Адмирал, и Бобадилья, и колонисты, но летом 1500 года, когда готовился лишь первый акт великой трагикомедии, финал ее был ясен только главным режиссерам — Изабелле, Фердинанду и Фонсеке.