Появление производящего хозяйства в Центральных Андах

Процесс становления производящей экономики в Центральных Андах изучен еще недостаточно, во всяком случае гораздо хуже, чем в Мезоамерике. Более или менее подробно он прослежен только на тихоокеан­ском побережье Перу.

Перуанское побережье представляет собой узкую полоску, ограни­ченную с северо-востока горными цепями Анд. Сейчас климат здесь за­сушливый, дождей почти не бывает, и жизнь сосредоточена в долинах не­больших рек, сбегающих с гор к океану. Участки побережья между до­линами — это настоящие пустыни. Однако есть основания думать, что по крайней мере до III тысячелетия до н. э. здесь было больше влаги и растительность была более обильной.

По всему побережью встречаются так называемые «ломасы» — ме­ста, где скудная растительность — лишайники, мхи, некоторые корнепло­ды, кустарники и такие засухоустойчивые растения, как мимоза, суще­ствует за счет конденсирующейся атмосферной влаги. Обычно такая вла­га в виде туманов или очень редких дождей появляется здесь зимой (в июне — августе) и в исключительных случаях летом. Помимо этого источниками воды на побережье служат естественные и искусственные колодцы. В древности здесь были и ручьи, пересохшие русла которых ча­сто прослеживаются в непосредственной близости от древних поселений. Предки основных культурных растений на побережье отсутствуют.

Именно археологические материалы побережья легли в основу «тре­тьей модели неолитической революции», выделяемой В. М. Массоном[1]. Она «характеризуется формированием преимущественно земледельче­ской экономики в условиях большой роли рыболовства или зверобойно­го промысла (морской охоты), обусловивших раннее развитие оседлости. Этот фактор первоначально влияет благоприятно на зарождение земле­делия, а затем, обеспечивая устойчивое поступление продуктов питания, тормозит полную победу экономики нового типа»[2].

Автором была предложена другая трактовка процесса «неолитиче­ской революции» на перуанском побережье, предполагавшая вторичный, а потому убыстренный характер перехода к земледелию. При этом рас­пространение кукурузы связывалось с влиянием Чавина — высокоразви­той культуры горных районов севера Перу[3]. Последние годы принесли много новых данных, позволяющих проверить обе концепции.

Побережье Перу было заселено, по-видимому, не позже XII тысяче­летия до н. э.[4], но более или менее изученные памятники относятся ко времени не ранее VIII тысячелетия до н. э. Наиболее ранние даты, по­лученные с поселений, расположенных близ «ломас», — 7750±200 (Gif.—864) и 7200±200 (Gak.—1599) гг. до н. э.[5] Типичными памятниками этого времени являются группы поселений Пампа Колорада на юге побережья в Палома в долине р. Чилька.

Памятники этого периода представляют собой постоянные поселки, состоящие из хижин, количество которых Ф. Энжель исчисляет от трех-пяти до 1000 в одном поселке[6]. Последняя цифра, вероятно, включает и разновременные жилища.

Хозяйственная деятельность создателей этих поселков сводилась прежде всего к собиранию морских моллюсков. О рыболовстве сведений, нет. Если оно и было, то носило, скорее всего, вспомогательный харак­тер. Вероятно, собирали и растительную пишу. Правда, на памятниках этого периода остатков употребляющихся в пищу растений не обнаруже­но, но обращает внимание находка терочных камней (grinding stones). Не исключено, что использовалась тыква (вероятно, дикая). Собира­тельство дополнялось охотой, хотя и в довольно ограниченных масшта­бах. На нее указывают находки костей диких животных и каменных на­конечников метательных орудий. Не исключено, что наряду с оседлыми собирателями на перуанском побережье обитали и племена бродячих: охотников-собирателей, как предполагал Э. Ланнинг[7]. Т. Паттерсон, специально занимавшийся этими вопросами на материале Центрально­го побережья, считает, что оседлость в этот период определялась близо­стью сезонных источников пищи[8]. Таким образом, появление здесь осед­лости не связано непосредственно с рыболовством и зверобойным про­мыслом, как об этом говорятся в определении «третьей модели неолити­ческой революции».

Где-то с рубежа V—IV тысячелетия до н. э. начинается новый этап развития населения побережья. Памятники этого времени лучше всего представлены в центральной и южной частях побережья: стоянка Чиль­ка I, могильник Кабеса Ларга и др.[9] По своему облику поселения не­сколько отличаются от поселений предшествующего периода. Раскопан­ная в Чильке I постройка дает представление о конструкции углублен­ных в землю жилищ с перекрытием типа чума из связок тростника и ки­товых костей.

Основой хозяйства продолжает оставаться прибрежное собиратель­ство не только моллюсков, но и морских млекопитающих, случайно вы­брошенных на сушу. Собирательство дополнялось охотой и рыболовст­вом. В памятниках этого времени обнаружены гарпуны, рыболовные крючки, сети и наконечники метательных орудий. В верхних слоях встре­чаются шкуры ламы. Наряду с появлением рыболовства этот этап каче­ственно отличает и появление домашних растений: прежде всего двух видов фасоли (Phaseolus vulgaris, Phaseolus lunatus) и, может быть, батата. Тыква-горлянка (Lagenaria siceraria) употреблялась в основном в качестве сосудов и поплавков для сетей. Использовались и дикие рас­тения, среди которых особенно важную роль играло хунко (Cyperus sp).

Таким образом, в IV тысячелетии до н. э. у жителей перуанского по­бережья начинают складываться первые навыки возделывания расте­ний — одна из важнейших предпосылок для перехода к земледелию. Од­новременно они гораздо шире эксплуатируют морские ресурсы, развивая рыболовство и, возможно, морскую охоту. Именно на морских ресурсах продолжает базироваться их экономика.

С середины III тысячелетия до н. э. на всем протяжении побережья появляются памятники следующего этапа, когда культура докерамического периода достигает наивысшего расцвета. Эталонные памятники этого времени — Уака-Приета на севере, Рио-Секо и Асиа I в центре по­бережья. В них появляются большие много комнатные дома из камня и глины, хотя в некоторых случаях (Уака-Приета) встречаются и полу­землянки со стенами, выложенными камнями. В жилом комплексе посе­ления Эль-Параисо найдено специальное культовое сооружение. Вероят­но, в конце этого типа был выстроен храм на поселении Лас-Альдас и именно с этим временем связано появление на побережье предметов ис­кусства.

Прибрежное население продолжало заниматься собирательством: в культурном слое поселений найдено множество раковин. Находки рыбо­ловных крючков, остатков сетей и костей рыб говорят об интенсивном рыболовстве. Кости морских птиц и животных в сочетании с копьями, пращами, дротиками и копьеметалками указывают на прибрежную охо­ту. Кости наземных животных немногочисленны.

Увеличился ассортимент культурных растений[10]. Характерной чер­той этого времени является распространение хлопчатника (Cossypium barbadense), который употреблялся для изготовления сетей и других текстильных изделий. Для этих же целей продолжали использовать и волокно диких растений. Возделывалась фасоль. Появилась еще одна разновидность бобов (Canavalia sp) и две новые разновидности тыквы (Cucurbita ficifolia и Cucurbita moschata). Возможно, в это же время были одомашнены ачира (Canna edulis), перец (Capsicum sinence) И некоторые фрукты (Lucuma bifera и Bunchosia armeniaca). Употребля­лись и дикорастущие растения.

Таким образом, экономика жителей побережья этого времени носит комплексный характер. Ведущее место в ней продолжает занимать до­быча продуктов моря, заметно возрастает роль морской охоты и рыбо­ловства наряду с традиционным собирательством, отходящим на вто­рой план. Морской промысел дополняется собиранием и возделыванием ряда растений. Но, хотя возделывание растений складывалось и разви­валось в течение почти двух с половиной тысячелетий, оно все это время оставалось лишь вспомогательной отраслью хозяйства.

Прогрессивное развитие экономики, базирующейся преимуществен­но на морском промысле, привело в конце III — начале II тысячелетия до н. э. к заметному подъему культуры населения перуанского побе­режья. В то же время совершенствование навыков возделывания рас­тений создало определенные предпосылки перехода к земледелию как основе хозяйства. Однако отсутствие на побережье достаточно продук­тивного растения не позволяло совершить такой переход. В этих услови­ях только совершенствование развивающегося морского промысла при практически безграничных пищевых ресурсах океана могло привести к дальнейшему прогрессу в экономике. Близкий путь экономического раз­вития можно наблюдать на примерах развития экономики индейцев северо-западного побережья Северной Америки и древнего населения Японии.

Сходная структура хозяйства сохраняется на памятниках перуанско­го побережья и в следующий период, после того как здесь во второй чет­верти — середине II тысячелетия до и. э. появляется керамика. Она воз­никает на побережье, по-видимому, совершенно самостоятельно, без влияния со стороны. Возможно, прототипами глиняной посуды послужи­ли сосуды из тыквы, употреблявшиеся здесь уже давно. Во второй поло­вине II — на рубеже I тысячелетия до н. э. в древностях побережья, прежде всего в керамике, прослеживается сильное влияние высокоразви­той горной культуры Чавин. Нужно отметить, что раннекерамические памятники изучены гораздо хуже докерамических. Отсюда — большие различия в интерпретации этого периода разными исследователями.

Примерно в одно время, с появлением керамики население перуан­ского побережья знакомится с кукурузой. Раньше всего это событие про­изошло на стыке северного и центрального районов побережья. Э. Ланнинг датирует его здесь еще концом докерамического периода[11]. В Цен­тральном районе кукуруза распространяется в середине II тысячелетня до н. э., на юге — в конце этого тысячелетия, а на севере—не ранее рубе­жа II—I тысячелетия до н. э. Таким образом, несмотря на раннее появ­ление кукурузы на отдельных памятниках, начало ее применения в ка­честве основного продукта питания хронологически совпадает с распро­странением в этой части Перу влияния культуры Чавин.

Несомненно, что жители перуанского побережья смогли быстро ос­воить этот высокопродуктивный злак лишь потому, что у них уже были традиции и навыки возделывания растений, сложившиеся как часть хо­зяйственного комплекса предшествующей эпохи. Но в конкретной ситуа­ции, сложившейся в то время на побережье, такое событие означало не просто развитие традиций той эпохи, а переход населения на качествен­но иной путь развития, хотя внешне и нет значительных различий между памятниками конца II тысячелетия до н. э. и предшествующего времени. Они сформируются позже. Освоение кукурузы знаменовало собой пе­реориентацию всей экономики на земледелие как основу хозяйства. Морской промысел начал терять свои позиции, переходя на положение вспомогательной отрасли. Однако нет никаких данных, подтверждающих тезис о его тормозящей роли на этом этапе, содержащийся в определе­нии «третьей модели неолитической революции».

К сожалению, именно памятники конца II —начала I тысячелетия до н. э. очень слабо изучены археологически. Ясно только, что уже во вто­рой половине I тысячелетия до н. э. на побережье существовали разви­тые земледельческие культуры (Салинар, Пуэрто Моорин, Серро-де-Тринидад, Паракас), на базе которых на рубеже нашей эры складываются такие древнеперуанские цивилизации, как Мочика и Наска.

Та огромная роль, которую сыграла кукуруза в качестве основной продовольственной культуры, естественно, очень остро ставит вопрос об источнике ее распространения на перуанском побережье. Если до не­давнего времени он решался на основе связей, прослеживаемых между Мезоамерикой и Центральными Андами (цепочка культур: Ла-Виктория в Гватемале, Чоррера в Эквадоре, Чавин в Перу), то последние открытия в горной части Перу заставляют шире взглянуть на эту пробле­му[12], хотя работы в этом районе начались относительно недавно и ре­зультаты их еще очень разрозненны.

На севере горного Перу материалы многослойного поселения Котос показали, что кукуруза появляется здесь в период, связанный с влияни­ем и, может быть, даже вторжением на поселение носителей культуры; Чавин (этап Котос — Чавин), Не исключено, что первое знакомство с этим злаком произошло еще на предшествующем этапе (Котос — Ко­тос), но во всяком случае не ранее конца II тысячелетия до н. э.[13]

Очень интересны результаты раскопок Т. Линча в пещере Гитарреро в долине Кальехон-де-Уайлас, где в слое Гитарреро II им были найде­ны остатки фасоли обыкновенной (Phaseolus vulgaris) и, возможно, лимской (Phaseolus lunatus)[14]. Верхняя часть слоя имеет даты 5625±220 (Gx 1860) и 5730±280 (Gx 1861) гг. до н. э., а нижняя — 8525±300 (Gx 1780) и 8585±290 (Gx 1778) гг. до н. э. Таким образом, мож­но полагать, что фасоль появилась здесь в VIII—VII тысячелетиях до н. э„ а, говоря осторожнее, не позже начала VI тысячелетия до н. э., т.е. на два тысячелетия раньше, чем на побережье.

Комплексные археолого-ботанические исследования Р. Мак-Нейша в центральной части горного Перу близ г. Аякучо[15] показали, что куль­турные растения появляются здесь, вероятно, в фазе Хайва (середина VII —середина VI тысячелетия до н. э.). В соответствующих слоях были найдены зерна ачиоте, плоды тыквенного дерева, тыква-горлянка и, мо­жет быть, перец. Возможно, что к этому же времени относятся и первые свидетельства доместикации ламы и морской свинки. Материалы сле­дующей фазы — Пики (середины VI — конец V тысячелетия до н. э.) — уже определенно говорят о возделывании растений. Их ассортимент рас­ширяется, включая еще одну разновидность тыквы. Фаза Чиуа (конец V—начало III тысячелетия до н. э.), примерно синхронная памятникам типа Чилька на побережье, знаменуется появлением кукурузы вместе с хлопком, фасолью обыкновенной и некоторыми фруктами. Этот основ­ной набор культурных растений встречен и позже, в фазе Качи (вторая четверть III — начало II тысячелетия до н. э.), примерно синхронной па­мятникам типа Уака-Приета.

Открытия в горном Перу показывают, что здесь находился свой центр становления производящего хозяйства, более древний, чем прибрежный. На этой территории, разделенной горными хребтами на ряд изолирован­ных районов, возможно, существовали микроочаги, где эти процессы протекали по-разному. Так, вполне вероятно, что в Северных горах (Кальехон-де-Уайлас, долины рек Мараньон и Уальяга), отрезанных водоразделами от Центрального горного района, изучаемые процессы шли другим путем и другими темпами. Очевидно, совсем особняком сто­ят совершенно не исследованные в этом отношении Южные горы — об­ласть перуанской и боливийской Пуны, куда еще Н. И. Вавилов поме­щал центр одомашнивания картофеля и коки. Здесь же, видимо, следу­ет искать основной центр доместикации ламы и возникновения андского скотоводства, локализованного Н. И. Вавиловым в пределах всего перу­анского очага. Аналогичный полицентризм складывания производящей экономики в пределах большого очага ярко выражен и в Мезоамерике, где было несколько таких микроочагов, в каждом из которых появились одно-два важных культурных растения и ряд менее значительных[16].

Последние открытия в горном Перу подкрепляют тезис о том, что на побережье появление земледелия в качестве основной формы хозяйства носило вторичный характер. Конкретные пути проникновения сюда ку­курузы, соотношение роли мезоамериканского и центральноандского очагов ее доместикации в этом процессе и многие другие проблемы ос­таются пока нерешенными. Одна из таких проблем — появление живот­новодства в Центральных Андах.

«Неолитическая революция» на побережье первоначально шла по пу­ти совершенствования комплексного хозяйства с упором на развитие морского промысла. Этот путь в конкретных условиях Данного района потенциально вел к созданию продуктивной экономики. Однако с появ­лением здесь высокопродуктивного злака — кукурузы — происходит пе­реориентация хозяйства на использование земледелия в качестве ведущей отрасли. Она стала возможной только ввиду того, что в предшест­вующую эпоху возделывание растений уже существовало в качестве вспомогательной отрасли. В резкой хозяйственной переориентации — специфика «неолитической революции» на перуанском побережье, в ней — вторичность, привнесенность сюда земледельческой экономики, хотя ее предпосылки формировались здесь совершенно самостоятельно.

Общая картина «неолитической революции» на побережье Перу го­ворит о том, что выделение этого процесса в «третью модель» наряду с аналогичными процессами в Мезоамерике и на Ближнем Востоке таксономически неправомерно. В двух последних районах прослеживается классический путь становления земледельческой и земледельческо-скотоводческой экономики на базе непосредственного перехода от высоко­развитого собирательства и охоты. Главное звено этого процесса — до­местикация основного пищевого растения здесь же на месте в рамках хозяйственного уклада предшествующей эпохи. Это звено определило первичный, независимый характер изучаемых процессов в данных райо­нах. Разница между ними сводится к различиям в комбинациях исходных и производных элементов хозяйственной структуры. На побережье Перу «неолитическая революция», напротив, имеет четко выраженный вторичный характер с привнесением основного пищевого растения со сто­роны. Поэтому ее можно сопоставлять с соответствующими процессами лишь в таких же вторичных земледельческих очагах.

[1] Массон В. М. Проблема неолитической революции; Тезисы докладов на заседа­ниях, посвященных итогам полевых ис­следований 1967 г. М, 1968; Он же. По­селение Джейтун: (проблема становле­ния производящей экономики). — МИА, 1971, № 180.

[2] Там же, с. 111.

[3] Башилов В. А. Связи древних цивили­заций Нового Света.— В кн.: Археоло­гия Старого и Нового Света. М., 1966, с. 278, 284; Он же. Древние цивилиза­ции Перу и Боливии. М., 1972, с. 191, 192; Он же. Общие закономерности я специфика «неолитической революции» в Перу. — В кн.: Древние культуры Си­бири и Тихоокеанского бассейна. Новосибирск, 1979.

[4] Patterson Th. С, Lanning Е. P. Chan­ging settlement pattern on Central Peru­vian coast. Nawpa Pacha, 2. Berkley. 1964, p. 113.

[5] Engel F, New Facts about Pre-Columbi­an Life in the Andean Lomas.— Curr. Anihropol., 1973, vol. 14, N 3, p. 272.

[6] Ibid., p. 273, 274.

[7] Lanning E. A Preagricultural Occupation on the Central Coast of Peru.—Amer. Antiq., 1963, vol. 28, N 3; Idem. Early Man in Peru.—Sci. Amer., 1965, vol. 213, N 4.

[8] Patterson Th. C. Central Peru: Its Popu­lation and Economy.— Archaeol., 1971, vol. 24, N 4, p. 318, 319.

[9] Сводку сведение о памятниках этого и следующего периодов см.: Березкин Ю. Е. Начало земледелия на перуан­ском побережье.— СА, 1969, № 1.

[10] Перечень растений, использовавшихся в это время см.: Totals M. A. The ethnobotany of pre-Columbian Peru.—Viking Fund Publications in Anthropology. 1961, N 30, p. 138—141.

[11] Lanning E. P. Peru before the Incas, N. Y„ 1967, p. 88; Moseleu M. E., Willey G. R. Aspero, Peru: A Reexamination of the Site and its Implications.— Amer. Antiq.. 1973, vol. 38, N 4, p. 462, 463. В последней работе разбирается соот­ношение находки отдельных кукуруз­ных початков и всего хозяйственного комплекса докерамического поселения Асперо.

[12] О происхождении андской кукурузы и древнейших ее находках на побережье см.: Bonavia D., Grobman A. El origen del maiz andino.— In: Estudios Amencanistas I/Ed. R. Hartmann, U. Oberem. St Augustin: Homenaje a H. Trimborn, 1978.

[13] Башилов В. А. Древние цивилизации: Перу и Боливии, с 29, 36.

[14] Kaplan L., Lynch Th., Smith С. Е. Early Cultivated Beans (Phaseolus vulgaris). from an Intermontane Peruvian Val­ley.—Science, 1973, vol. 179, N 4068,. p. 76.

[15] Mac-Neish R. S. First Annual Report of the Ayacucho Archaeological-Botanical Project. Andover (Mass.), 1969; Mac-Neish R. S., Nelken-Terner A., Garcla-Cook A. Second Annual Report of the Ayacucho Archaeological-Botanical Pro­ject. Andover (Mass.), 1970. Все даты; привозятся по последней публикации.

[16] О соотношении мезоамериканского и андского земледельческих очагов см.: Башилов В. А. Появление культурных: растений в древнейших земледельческих, центрах Америки.— Латинская Амери­ка, 1980. № 5.

Источник - Археология Старого и Нового Света, изд-во "Наука", М., 1982

Материал прислал - Стюфляев М.