Появление производящего хозяйства в Центральных Андах
Процесс становления производящей экономики в Центральных Андах изучен еще недостаточно, во всяком случае гораздо хуже, чем в Мезоамерике. Более или менее подробно он прослежен только на тихоокеанском побережье Перу.
Перуанское побережье представляет собой узкую полоску, ограниченную с северо-востока горными цепями Анд. Сейчас климат здесь засушливый, дождей почти не бывает, и жизнь сосредоточена в долинах небольших рек, сбегающих с гор к океану. Участки побережья между долинами — это настоящие пустыни. Однако есть основания думать, что по крайней мере до III тысячелетия до н. э. здесь было больше влаги и растительность была более обильной.
По всему побережью встречаются так называемые «ломасы» — места, где скудная растительность — лишайники, мхи, некоторые корнеплоды, кустарники и такие засухоустойчивые растения, как мимоза, существует за счет конденсирующейся атмосферной влаги. Обычно такая влага в виде туманов или очень редких дождей появляется здесь зимой (в июне — августе) и в исключительных случаях летом. Помимо этого источниками воды на побережье служат естественные и искусственные колодцы. В древности здесь были и ручьи, пересохшие русла которых часто прослеживаются в непосредственной близости от древних поселений. Предки основных культурных растений на побережье отсутствуют.
Именно археологические материалы побережья легли в основу «третьей модели неолитической революции», выделяемой В. М. Массоном[1]. Она «характеризуется формированием преимущественно земледельческой экономики в условиях большой роли рыболовства или зверобойного промысла (морской охоты), обусловивших раннее развитие оседлости. Этот фактор первоначально влияет благоприятно на зарождение земледелия, а затем, обеспечивая устойчивое поступление продуктов питания, тормозит полную победу экономики нового типа»[2].
Автором была предложена другая трактовка процесса «неолитической революции» на перуанском побережье, предполагавшая вторичный, а потому убыстренный характер перехода к земледелию. При этом распространение кукурузы связывалось с влиянием Чавина — высокоразвитой культуры горных районов севера Перу[3]. Последние годы принесли много новых данных, позволяющих проверить обе концепции.
Побережье Перу было заселено, по-видимому, не позже XII тысячелетия до н. э.[4], но более или менее изученные памятники относятся ко времени не ранее VIII тысячелетия до н. э. Наиболее ранние даты, полученные с поселений, расположенных близ «ломас», — 7750±200 (Gif.—864) и 7200±200 (Gak.—1599) гг. до н. э.[5] Типичными памятниками этого времени являются группы поселений Пампа Колорада на юге побережья в Палома в долине р. Чилька.
Памятники этого периода представляют собой постоянные поселки, состоящие из хижин, количество которых Ф. Энжель исчисляет от трех-пяти до 1000 в одном поселке[6]. Последняя цифра, вероятно, включает и разновременные жилища.
Хозяйственная деятельность создателей этих поселков сводилась прежде всего к собиранию морских моллюсков. О рыболовстве сведений, нет. Если оно и было, то носило, скорее всего, вспомогательный характер. Вероятно, собирали и растительную пишу. Правда, на памятниках этого периода остатков употребляющихся в пищу растений не обнаружено, но обращает внимание находка терочных камней (grinding stones). Не исключено, что использовалась тыква (вероятно, дикая). Собирательство дополнялось охотой, хотя и в довольно ограниченных масштабах. На нее указывают находки костей диких животных и каменных наконечников метательных орудий. Не исключено, что наряду с оседлыми собирателями на перуанском побережье обитали и племена бродячих: охотников-собирателей, как предполагал Э. Ланнинг[7]. Т. Паттерсон, специально занимавшийся этими вопросами на материале Центрального побережья, считает, что оседлость в этот период определялась близостью сезонных источников пищи[8]. Таким образом, появление здесь оседлости не связано непосредственно с рыболовством и зверобойным промыслом, как об этом говорятся в определении «третьей модели неолитической революции».
Где-то с рубежа V—IV тысячелетия до н. э. начинается новый этап развития населения побережья. Памятники этого времени лучше всего представлены в центральной и южной частях побережья: стоянка Чилька I, могильник Кабеса Ларга и др.[9] По своему облику поселения несколько отличаются от поселений предшествующего периода. Раскопанная в Чильке I постройка дает представление о конструкции углубленных в землю жилищ с перекрытием типа чума из связок тростника и китовых костей.
Основой хозяйства продолжает оставаться прибрежное собирательство не только моллюсков, но и морских млекопитающих, случайно выброшенных на сушу. Собирательство дополнялось охотой и рыболовством. В памятниках этого времени обнаружены гарпуны, рыболовные крючки, сети и наконечники метательных орудий. В верхних слоях встречаются шкуры ламы. Наряду с появлением рыболовства этот этап качественно отличает и появление домашних растений: прежде всего двух видов фасоли (Phaseolus vulgaris, Phaseolus lunatus) и, может быть, батата. Тыква-горлянка (Lagenaria siceraria) употреблялась в основном в качестве сосудов и поплавков для сетей. Использовались и дикие растения, среди которых особенно важную роль играло хунко (Cyperus sp).
Таким образом, в IV тысячелетии до н. э. у жителей перуанского побережья начинают складываться первые навыки возделывания растений — одна из важнейших предпосылок для перехода к земледелию. Одновременно они гораздо шире эксплуатируют морские ресурсы, развивая рыболовство и, возможно, морскую охоту. Именно на морских ресурсах продолжает базироваться их экономика.
С середины III тысячелетия до н. э. на всем протяжении побережья появляются памятники следующего этапа, когда культура докерамического периода достигает наивысшего расцвета. Эталонные памятники этого времени — Уака-Приета на севере, Рио-Секо и Асиа I в центре побережья. В них появляются большие много комнатные дома из камня и глины, хотя в некоторых случаях (Уака-Приета) встречаются и полуземлянки со стенами, выложенными камнями. В жилом комплексе поселения Эль-Параисо найдено специальное культовое сооружение. Вероятно, в конце этого типа был выстроен храм на поселении Лас-Альдас и именно с этим временем связано появление на побережье предметов искусства.
Прибрежное население продолжало заниматься собирательством: в культурном слое поселений найдено множество раковин. Находки рыболовных крючков, остатков сетей и костей рыб говорят об интенсивном рыболовстве. Кости морских птиц и животных в сочетании с копьями, пращами, дротиками и копьеметалками указывают на прибрежную охоту. Кости наземных животных немногочисленны.
Увеличился ассортимент культурных растений[10]. Характерной чертой этого времени является распространение хлопчатника (Cossypium barbadense), который употреблялся для изготовления сетей и других текстильных изделий. Для этих же целей продолжали использовать и волокно диких растений. Возделывалась фасоль. Появилась еще одна разновидность бобов (Canavalia sp) и две новые разновидности тыквы (Cucurbita ficifolia и Cucurbita moschata). Возможно, в это же время были одомашнены ачира (Canna edulis), перец (Capsicum sinence) И некоторые фрукты (Lucuma bifera и Bunchosia armeniaca). Употреблялись и дикорастущие растения.
Таким образом, экономика жителей побережья этого времени носит комплексный характер. Ведущее место в ней продолжает занимать добыча продуктов моря, заметно возрастает роль морской охоты и рыболовства наряду с традиционным собирательством, отходящим на второй план. Морской промысел дополняется собиранием и возделыванием ряда растений. Но, хотя возделывание растений складывалось и развивалось в течение почти двух с половиной тысячелетий, оно все это время оставалось лишь вспомогательной отраслью хозяйства.
Прогрессивное развитие экономики, базирующейся преимущественно на морском промысле, привело в конце III — начале II тысячелетия до н. э. к заметному подъему культуры населения перуанского побережья. В то же время совершенствование навыков возделывания растений создало определенные предпосылки перехода к земледелию как основе хозяйства. Однако отсутствие на побережье достаточно продуктивного растения не позволяло совершить такой переход. В этих условиях только совершенствование развивающегося морского промысла при практически безграничных пищевых ресурсах океана могло привести к дальнейшему прогрессу в экономике. Близкий путь экономического развития можно наблюдать на примерах развития экономики индейцев северо-западного побережья Северной Америки и древнего населения Японии.
Сходная структура хозяйства сохраняется на памятниках перуанского побережья и в следующий период, после того как здесь во второй четверти — середине II тысячелетия до и. э. появляется керамика. Она возникает на побережье, по-видимому, совершенно самостоятельно, без влияния со стороны. Возможно, прототипами глиняной посуды послужили сосуды из тыквы, употреблявшиеся здесь уже давно. Во второй половине II — на рубеже I тысячелетия до н. э. в древностях побережья, прежде всего в керамике, прослеживается сильное влияние высокоразвитой горной культуры Чавин. Нужно отметить, что раннекерамические памятники изучены гораздо хуже докерамических. Отсюда — большие различия в интерпретации этого периода разными исследователями.
Примерно в одно время, с появлением керамики население перуанского побережья знакомится с кукурузой. Раньше всего это событие произошло на стыке северного и центрального районов побережья. Э. Ланнинг датирует его здесь еще концом докерамического периода[11]. В Центральном районе кукуруза распространяется в середине II тысячелетня до н. э., на юге — в конце этого тысячелетия, а на севере—не ранее рубежа II—I тысячелетия до н. э. Таким образом, несмотря на раннее появление кукурузы на отдельных памятниках, начало ее применения в качестве основного продукта питания хронологически совпадает с распространением в этой части Перу влияния культуры Чавин.
Несомненно, что жители перуанского побережья смогли быстро освоить этот высокопродуктивный злак лишь потому, что у них уже были традиции и навыки возделывания растений, сложившиеся как часть хозяйственного комплекса предшествующей эпохи. Но в конкретной ситуации, сложившейся в то время на побережье, такое событие означало не просто развитие традиций той эпохи, а переход населения на качественно иной путь развития, хотя внешне и нет значительных различий между памятниками конца II тысячелетия до н. э. и предшествующего времени. Они сформируются позже. Освоение кукурузы знаменовало собой переориентацию всей экономики на земледелие как основу хозяйства. Морской промысел начал терять свои позиции, переходя на положение вспомогательной отрасли. Однако нет никаких данных, подтверждающих тезис о его тормозящей роли на этом этапе, содержащийся в определении «третьей модели неолитической революции».
К сожалению, именно памятники конца II —начала I тысячелетия до н. э. очень слабо изучены археологически. Ясно только, что уже во второй половине I тысячелетия до н. э. на побережье существовали развитые земледельческие культуры (Салинар, Пуэрто Моорин, Серро-де-Тринидад, Паракас), на базе которых на рубеже нашей эры складываются такие древнеперуанские цивилизации, как Мочика и Наска.
Та огромная роль, которую сыграла кукуруза в качестве основной продовольственной культуры, естественно, очень остро ставит вопрос об источнике ее распространения на перуанском побережье. Если до недавнего времени он решался на основе связей, прослеживаемых между Мезоамерикой и Центральными Андами (цепочка культур: Ла-Виктория в Гватемале, Чоррера в Эквадоре, Чавин в Перу), то последние открытия в горной части Перу заставляют шире взглянуть на эту проблему[12], хотя работы в этом районе начались относительно недавно и результаты их еще очень разрозненны.
На севере горного Перу материалы многослойного поселения Котос показали, что кукуруза появляется здесь в период, связанный с влиянием и, может быть, даже вторжением на поселение носителей культуры; Чавин (этап Котос — Чавин), Не исключено, что первое знакомство с этим злаком произошло еще на предшествующем этапе (Котос — Котос), но во всяком случае не ранее конца II тысячелетия до н. э.[13]
Очень интересны результаты раскопок Т. Линча в пещере Гитарреро в долине Кальехон-де-Уайлас, где в слое Гитарреро II им были найдены остатки фасоли обыкновенной (Phaseolus vulgaris) и, возможно, лимской (Phaseolus lunatus)[14]. Верхняя часть слоя имеет даты 5625±220 (Gx 1860) и 5730±280 (Gx 1861) гг. до н. э., а нижняя — 8525±300 (Gx 1780) и 8585±290 (Gx 1778) гг. до н. э. Таким образом, можно полагать, что фасоль появилась здесь в VIII—VII тысячелетиях до н. э„ а, говоря осторожнее, не позже начала VI тысячелетия до н. э., т.е. на два тысячелетия раньше, чем на побережье.
Комплексные археолого-ботанические исследования Р. Мак-Нейша в центральной части горного Перу близ г. Аякучо[15] показали, что культурные растения появляются здесь, вероятно, в фазе Хайва (середина VII —середина VI тысячелетия до н. э.). В соответствующих слоях были найдены зерна ачиоте, плоды тыквенного дерева, тыква-горлянка и, может быть, перец. Возможно, что к этому же времени относятся и первые свидетельства доместикации ламы и морской свинки. Материалы следующей фазы — Пики (середины VI — конец V тысячелетия до н. э.) — уже определенно говорят о возделывании растений. Их ассортимент расширяется, включая еще одну разновидность тыквы. Фаза Чиуа (конец V—начало III тысячелетия до н. э.), примерно синхронная памятникам типа Чилька на побережье, знаменуется появлением кукурузы вместе с хлопком, фасолью обыкновенной и некоторыми фруктами. Этот основной набор культурных растений встречен и позже, в фазе Качи (вторая четверть III — начало II тысячелетия до н. э.), примерно синхронной памятникам типа Уака-Приета.
Открытия в горном Перу показывают, что здесь находился свой центр становления производящего хозяйства, более древний, чем прибрежный. На этой территории, разделенной горными хребтами на ряд изолированных районов, возможно, существовали микроочаги, где эти процессы протекали по-разному. Так, вполне вероятно, что в Северных горах (Кальехон-де-Уайлас, долины рек Мараньон и Уальяга), отрезанных водоразделами от Центрального горного района, изучаемые процессы шли другим путем и другими темпами. Очевидно, совсем особняком стоят совершенно не исследованные в этом отношении Южные горы — область перуанской и боливийской Пуны, куда еще Н. И. Вавилов помещал центр одомашнивания картофеля и коки. Здесь же, видимо, следует искать основной центр доместикации ламы и возникновения андского скотоводства, локализованного Н. И. Вавиловым в пределах всего перуанского очага. Аналогичный полицентризм складывания производящей экономики в пределах большого очага ярко выражен и в Мезоамерике, где было несколько таких микроочагов, в каждом из которых появились одно-два важных культурных растения и ряд менее значительных[16].
Последние открытия в горном Перу подкрепляют тезис о том, что на побережье появление земледелия в качестве основной формы хозяйства носило вторичный характер. Конкретные пути проникновения сюда кукурузы, соотношение роли мезоамериканского и центральноандского очагов ее доместикации в этом процессе и многие другие проблемы остаются пока нерешенными. Одна из таких проблем — появление животноводства в Центральных Андах.
«Неолитическая революция» на побережье первоначально шла по пути совершенствования комплексного хозяйства с упором на развитие морского промысла. Этот путь в конкретных условиях Данного района потенциально вел к созданию продуктивной экономики. Однако с появлением здесь высокопродуктивного злака — кукурузы — происходит переориентация хозяйства на использование земледелия в качестве ведущей отрасли. Она стала возможной только ввиду того, что в предшествующую эпоху возделывание растений уже существовало в качестве вспомогательной отрасли. В резкой хозяйственной переориентации — специфика «неолитической революции» на перуанском побережье, в ней — вторичность, привнесенность сюда земледельческой экономики, хотя ее предпосылки формировались здесь совершенно самостоятельно.
Общая картина «неолитической революции» на побережье Перу говорит о том, что выделение этого процесса в «третью модель» наряду с аналогичными процессами в Мезоамерике и на Ближнем Востоке таксономически неправомерно. В двух последних районах прослеживается классический путь становления земледельческой и земледельческо-скотоводческой экономики на базе непосредственного перехода от высокоразвитого собирательства и охоты. Главное звено этого процесса — доместикация основного пищевого растения здесь же на месте в рамках хозяйственного уклада предшествующей эпохи. Это звено определило первичный, независимый характер изучаемых процессов в данных районах. Разница между ними сводится к различиям в комбинациях исходных и производных элементов хозяйственной структуры. На побережье Перу «неолитическая революция», напротив, имеет четко выраженный вторичный характер с привнесением основного пищевого растения со стороны. Поэтому ее можно сопоставлять с соответствующими процессами лишь в таких же вторичных земледельческих очагах.
[1] Массон В. М. Проблема неолитической революции; Тезисы докладов на заседаниях, посвященных итогам полевых исследований
[2] Там же, с. 111.
[3] Башилов В. А. Связи древних цивилизаций Нового Света.— В кн.: Археология Старого и Нового Света. М., 1966, с. 278, 284; Он же. Древние цивилизации Перу и Боливии. М., 1972, с. 191, 192; Он же. Общие закономерности я специфика «неолитической революции» в Перу. — В кн.: Древние культуры Сибири и Тихоокеанского бассейна. Новосибирск, 1979.
[4] Patterson Th. С, Lanning Е. P. Changing settlement pattern on Central Peruvian coast. Nawpa Pacha, 2.
[5] Engel F, New Facts about Pre-Columbian Life in the Andean Lomas.— Curr. Anihropol., 1973, vol. 14, N 3, p. 272.
[6] Ibid., p. 273, 274.
[7] Lanning E. A Preagricultural Occupation on the
[8] Patterson Th. C. Central Peru: Its Population and Economy.— Archaeol., 1971, vol. 24, N 4, p. 318, 319.
[9] Сводку сведение о памятниках этого и следующего периодов см.: Березкин Ю. Е. Начало земледелия на перуанском побережье.— СА, 1969, № 1.
[10] Перечень растений, использовавшихся в это время см.: Totals M. A. The ethnobotany of pre-Columbian Peru.—Viking Fund Publications in Anthropology. 1961, N 30, p. 138—141.
[11] Lanning E. P. Peru before the Incas, N. Y„ 1967, p. 88; Moseleu M. E., Willey G. R. Aspero,
[12] О происхождении андской кукурузы и древнейших ее находках на побережье см.: Bonavia D., Grobman A. El origen
[13] Башилов В. А. Древние цивилизации: Перу и Боливии, с 29, 36.
[14] Kaplan L., Lynch Th., Smith С. Е. Early Cultivated Beans (Phaseolus vulgaris). from an Intermontane Peruvian Valley.—Science, 1973, vol. 179, N 4068,. p. 76.
[15] Mac-Neish R. S. First Annual Report of the Ayacucho Archaeological-Botanical Project.
[16] О соотношении мезоамериканского и андского земледельческих очагов см.: Башилов В. А. Появление культурных: растений в древнейших земледельческих, центрах Америки.— Латинская Америка, 1980. № 5.
Источник - Археология Старого и Нового Света, изд-во "Наука", М., 1982
Материал прислал - Стюфляев М.