В НИЗОВЬЯХ ГРИХАЛЬВЫ

Для путешественника главная «реклама» штата Табаско — его природа. Впервые попавшему в этот край он кажется раем. И неудивительно, что на побережье есть городок Параисо, что означает «рай». Тропическая природа захлебы­вается от изобилия, яркости, насыщенности, щедрости. Голу­бое море, белые песчаные пляжи, черные и красные, красно-желтые и розового цвета почвы. А птицы! О них хочется сказать словами В. В. Маяковского, хотя он и не был в этом районе Мексики: «А птичка в этой печке красивей всякой меры».

Натуралиста, художника, туриста Табаско привлекает нечастым для Мексики сочетанием тропической зелени с обилием воды. Это край рек. Только две из них, Грихальва, носящая имя испанского конкистадора Хуана де Грихальвы, и Усумасинта, выносят в залив треть воды, протекающей по территории страны. Эти реки имеют самую протяженную судоходную систему (водный путь Усумасинты 500 километ­ров). Но они очень своенравны. Наводнения, особенно силь­ные во время осенних тропических циклонов, приносят бедствия местным жителям. От ураганов и наводнений часто страдают банановые плантации (Табаско — традиционный производитель бананов). Бананы были завезены сюда испан­цами, и теперь они растут почти во всех влажных районах к югу от тропика. Страна могла бы стать одним из главных поставщиков бананов на мировой рынок, если бы не серьез­ная конкуренция со стороны американских компаний, таких, как «Ю'найтед брэндз компани» (до 1970 года—«Юнайтед фрут компани»), имеющих плантации в странах Карибского бассейна и в Эквадоре.

На реке Грихальве в центре болотистой низменности Табаско стоит Вилья-Эрмоса, куда мы наконец добрались к вечеру. Город медленно остывал после сорокаградусной жары. Он был весь пропитан влагой. Скачущие по улицам и даже по холлам гостиницы лягушки могли подтвердить, что это отнюдь не самое сухое место в Мексике.

Ширина реки в черте города метров 300. Низкий цемент­ный парапет набережной с простой желтой решеткой и трех­четырехэтажные дома без особых архитектурных претензий не производили особого впечатления. Вся прелесть этого уголка заключалась в его обрамлении: в огромных деревьях, свешивающих свои ветки, унизанные ярко-красными цветами над голубовато-зеленоватой водой, в зеленом противополож­ном береге, отражающемся в зеркале реки, в малюсеньких травянистых островках, выступающих из воды, в скользящих по реке катерах и лодках. Глядя на эту картину, понимаешь, что название Вилья-Эрмоса—«красивое поселение», данное городу испанцами, основавшими его в 1596 году, вполне оправданно.

Вилья-Эрмоса — весьма патриархальный город, хотя он и выступает в роли столицы нефтяного штата. Облик горожан и приезжих крестьян, характер торговли и рекламы характе­ризуют его скорее как центр плантационного хозяйства и животноводства юга Восточного района. И все же тема нефти начинает звучать все сильнее. Как заметил англий­ский журналист Н. Льюс, «черенок неожиданного нефтяного богатства прививается здесь к корневищу невозмутимого мексиканского спокойствия».

И город и штат имеют свои большие и маленькие проблемы. Здесь, в низовьях Грихальвы и Усумасинты, пожалуй, в самых трудных условиях живут 60 тысяч индей­цев чонталь и чоли, некогда оттесненных испанскими конки­стадорами в эту болотистую местность. До деревень и поселков индейцев можно добраться лишь по воде или на вездеходе. Краешек этого мира нам удалось увидеть с борта небольшого пассажирского теплохода, отправившегося от пристани Вилья-Эрмосы в сторону Мексиканского залива.

Низкие берега, травянистые островки. В этом краю рек, ручьев и болот обитает множество водных представителей мексиканской фауны, в том числе и сумчатая водяная мышь тлакуаче, живущая только в Мексике и в Центральной Америке, до Панамы.

Над водой проносятся стайки пурпурно-алых стрекоз. На глади реки отражаются серые тучи, но дождя пока нет, а он может лить в этих местах по десять месяцев в году не переставая. Жаркое солнце подсушило холмики, на которых на высоких сваях стоят деревянные хижины, окруженные огородами. Эти холмики созданы людьми из собранного со дна болот ила. Из него же индейцы «лепят» и грядки, где выращивают бобы и кабачки. В отдельные исключительно дождливые сезоны, когда все вокруг заливается водой, не спасают даже сваи. Возникает удивительный мир иллюзорно твердой почвы, ибо растения-гидрофиты густым ковром покрывают водную гладь. Среди этой зелени время от времени можно увидеть головы коров, плывущих от одного островка из водных гиацинтов, которыми они питаются, к другому. После каждой «экскурсии» коровы возвращаются на твердую почву.

Километров через двадцать по правому борту показалась деревенька. Неподалеку от нее работала землечерпалка, извлекавшая из болота пласты ила. Тут же из стоявшего рядом грузовика несколько крестьян-индейцев чем-то посы­пали эти пласты. Ехавшие с нами на судне рабочие-механизаторы пояснили, что в ил добавляют размолотую скорлупу какао-бобов. Оказалось, что это финал в основном неудачного эксперимента, проводимого государственным Ин­ститутом по делам индейцев. Специалисты института ставили своей задачей научить индейцев производить более разнооб­разные продукты питания и в больших количествах. При этом они исходили из того, что питание индейцев — маисовые лепешки, бобы и рыба—недостаточно для нормального развития человеческого организма. Эти специалисты решили, что с помощью современных научных методов аграрного производства, удобрений, инсектицидов, семян новых расте­ний, привития чонталям навыков разведения свиней можно будет обеспечить полноценным питанием жителей этих мест.

Институт взялся за дело. Наехали агрономы, рабочие с землечерпалками и начали намывать из болотного ила новые огороды, которые передавались 600 семьям. Были посажены различные виды овощей, но они начали гибнуть от болезней. Тогда чонталей стали учить опрыскивать растения химикатами, но в результате стала гибнуть рыба. Работники института так и не смогли найти эффективных средств для улучшения почв. В конце концов приехавшим специалистам пришлось признать, что традиционно используемая индейца­ми в качестве удобрения скорлупа какао-бобов — лучшее средство для поддержания плодородия здешних почв.

Неудачной была и попытка научить чонталей разводить свиней, вернее, употреблять свинину в пищу. Согласно воззрениям этих индейцев, человек и животные состоят в особых родственных отношениях и убийство даже хищника — чрезвычайное событие. Чонтали просто не могли заколоть свинью, которую выращивали, за которой ухаживали, кото­рая становилась почти членом их семьи.

Таким образом, все нововведения Института по делам индейцев оказались неэффективными. Победу одержали традиционные методы ведения сельского хозяйства, вырабо­танные веками и единственно пригодные в этих условиях. Это свидетельствует о том, насколько неизученным остается индейский мир Мексики даже для государственного Институ­та по делам индейцев.

Вернувшись в Вилья-Эрмосу, мы стали готовиться к обратному пути. Решили направиться по шоссе Вилья-Эрмоса — Комалькалько, идущему на северо-запад, в сторону залива. Нас интересовали плантации какао. Именно о какао в Комалькалько писал журнал «Сьемпре»: «Усилия многих, доход немногих».

До появления европейцев в Америке какао культивирова­ли только в Мексике, хотя дикие родоначальники культурно­го какао распространены по всей Центральной и Южной Америке от 18° с. ш. до. 15° ю. ш. Позднее культура какао распространилась в тропические районы Азии и Африки. Однако родина какао не могла выдерживать конкуренции со стороны Бразилии и некоторых других стран, в результате чего площади под этой культурой постепенно сокращались.

Аналогичное положение сложилось и с производством бананов. Об этом напомнили .промелькнувшие за окнами машины полузаброшенные банановые плантации, над кото­рыми кружили туканы, прожорливые птицы с огромными клювами. Местные газеты писали о необходимости возрож­дения товарного производства бананов и о более эффектив­ной поддержке производителей какао. Кое-какие меры в этом направлении принимались, в частности улучшилась дорожная сеть на побережье залива. Правда, газеты не писали о главных причинах застоя в сельском хозяйстве — незавершенности аграрных реформ, что консервирует фе­одальные и полуфеодальные пережитки в социальной сфере, недостаточности внимания к решению проблемы безземель­ных и малоземельных крестьян.

Вот и плантации какао в районе Комалькалько. Между деревьями разбросаны выжженные солнцем хижины из осо­ки. Крестьяне в белых рубашках с длинными рукавами (защита от солнечных ожогов) и в сомбреро, стоя на лестнице-стремянке, шестом раздвигали кроны, что-то в них высматривая.

— Какая-нибудь напасть?

— Тля,— ответил один крестьянин.— Весь труд может загубить. То водой залило плантации, то новая беда.

Оказалось, что это крестьяне-арендаторы, переселивши­еся сюда с Мексиканского нагорья. Не имея ничего, кроме своих трудовых рук, они попали в кабалу к спекулянтам — агентам компаний по производству шоколада.

Судьба этих крестьян в некоторой мере напоминает судьбу главных действующих лиц кинофильма мексиканского режиссера Серхио Ольховича «Дом на юге», вышедшего на экраны в 70-х годах. Фильм повествует о бедных крестьянах, которым правительственные чиновники предложили пересе­литься на юг, на лучшие земли, пообещав поддержку. Но в результате она обернулась закабалением крестьян помещи­ком на этих «лучших землях» и даже репрессиями со стороны властей.

Да, не сладок труд производителей какао, но все же богатые земли Табаско влекут безземельных крестьян из других мест страны, в том числе и с далекого Северо-Запада— родины «зеленой революции». Действительно, именно на северо-западе Мексики на экспериментальных полях еще в середине 40-х годов были зафиксированы успехи генетиков и селекционеров новых сортов зерновых, приведшие к возрастанию их урожайности и явившиеся началом массового внедрения этих сортов в Мексике, а затем и в странах Южной и Юго-Восточной Азии. Это явление получило название «зеленая революция». Но как ни парадоксально, «зеленая революция» обернулась несчастьем для многих мелких крестьянских хозяйств этой зоны. Начал­ся беспрецедентный рост среднего размера ферм, в резуль­тате чего более 3/4 земледельцев лишились земли.

И вот мы стали очевидцами воздействия этого «парадок­са» на южные районы страны. Тема парадоксов Мексики была главной в наших мыслях при возвращении из штатов Табаско и Веракрус.