Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Глава, рассказывающая о том, как начались подлинные мучения Вайры

Хесус Лара ::: Янакуна

В день свадьбы чичерия с самого раннего утра была полна народу. Женщины нарядились в новые юбки и на­кидки, висевшие до этого в укромных уголках хижин, мужчины надели праздничные брюки и пончо. Яркие краски одежд горели и переливались под туго натяну­тым брезентом, напоминая разбитую на множество осколков радугу. Женщины щеголяли в полусапожках из баданы [65], и мужчины, тяжело ступавшие в своих мас­сивных охотас [66] из бычьей кожи, выглядели рядом с ними довольно неуклюже. Зато мужчины были на ред­кость вежливы и говорили одни любезности, их медные лица под широкополыми шляпами из белой валяной шерсти озарялись радостными улыбками.

Невеста была одета в белоснежный хубон [67] и юбку цвета ясного неба, из-под которой виднелись пышные кружева нижних юбок. Ее удивительные волосы, распу­щенные по плечам, походили на роскошную мантилью, а у виска виднелся букетик флёрдоранжа.

Вайра, пользуясь предсвадебной суматохой, держа­лась подальше от доньи Элоты, горя нетерпением пови­дать свою мать, которая была в числе приглашенных. Но пока она не появлялась. Только сейчас Вайра за­метила, какая Анакила красавица. Какая у нее строй­ная талия! Какое очаровательное лицо! «Недаром тата священник...» — подумала она, но тут раздался нетер­пеливый голос хозяйки, она звала Вайру, чтобы отдать последние распоряжения.

Вот заиграла музыка, и жених с невестой, а за ними все собравшиеся двинулись к церкви, заполнив улицы селения пестрой, шумной толпой. Вайре хотелось пойти вместе со всеми, цо она боялась доньи Элоты, следившей, как тюремный надзиратель, за каждым ее шагом.

Когда свадебная процессия скрылась за углом, Вайра почувствовала себя очень одинокой и несчаст­ной... Она пошла в корраль, села на камень и запла­кала. Как судьба несправедлива к ней... Одна, совсем одна, вдали от матери, от родных, жалкая рабыня, куп­ленная за деньги... Вайра долго просидела в коррале, она не вышла оттуда и тогда, когда гости возвратились из церкви. Музыка и веселый шум, как буря, ворвались во двор... А для нее никогда не заиграет оркестр, никогда она не покинет этот постылый дом. Она на­всегда прикована к грязной метле, к закопченному кухонному очагу и тяжелым глиняным кувшинам. Всю жизнь над ней будет свистеть хозяйская плетка. Никогда не станет она невестой, никогда не поведут ее в цер­ковь в белом хубоне и юбке небесного цвета. Люди не будут радоваться ее счастью, как радуются сейчас сча­стью красавицы Анакилы... Такая прекрасная судьба может быть только у свободных женщин, а не у тех, ко­торых купили...

Охваченная горьким раздумьем, Вайра еще сидела в коррале, когда вдруг дверь со скрипом распахнулась и донья Элота бросилась на девочку. Вцепившись по своему обыкновению обеими руками в волосы Вайры, она швырнула ее на землю, выкрикивая:

- Негодная индианка! Бесовка неблагодарная!.. Я с ног сбилась, а ее нигде нет! Оказывается, она меч­тает! У-у, лентяйка!..

Вайра быстро вскочила, чтобы не измазаться в на­возе, и выбежала во двор, подгоняемая подзатыльни­ками и пинками; так она пробежала до самой кухни, где- женщины толпились вокруг огромной жаровни, готовя свадебное угощение.

- Ты что думаешь, раз свадьба, так и обед не надо варить? — продолжала отчитывать Вайру донья Эло­та. — Или ты хочешь, чтобы я встала к плите, а ты бу­дешь спать в тени?.. Пошевеливайся, падресито уже дома.

Вайра принялась стряпать. Кухня.наполнилась зву­ками веселой свадебной музыки; играли танцы, то бы­стрые и живые, то медленные и плавные. Вайра всегда любила музыку, в ее звуках она слышала и порывы ветра, и хрустальную мелодию ручья; сейчас ей каза­лось, что музыка звучит не под навесом, а в ней самой, что она переполняет ее, рвется наружу. Ей хотелось и заплакать, и закружиться в вихре танца, и куда-то бе­жать, чтобы никого не видеть...

Готовили только пожилые женщины, молодые танце­вали. Тетушка Фелиса, самая старшая из оставшихся в кухне, с жалостью посмотрела на Вайру.

- Злая у тебя хозяйка, — сказала она. — Как она тебя ругала!

- Все хозяйки такие, — проговорила другая жен­щина, подкладывая дрова в очаг.

- Это еще что!.. — ответила Вайра. — Вы бы ви­дели, как она дерется. Татай ячан! Она бьет меня пал­кой, царапает лицо, таскает за волосы..

- Сколько нам приходится терпеть! — взволнованно проговорила тетушка Томака, переворачивая тонкой па­лочкой мясо на жаровне.

- Янакуна канчах[68]... — с болью заключила тетушка Фелиса.

- Янакуна... — повторила тетушка Томака.

Вайра стала расспрашивать их о матери, но они ни­чего не могли сказать. Последнее время они не видели ее. Вайра встревожилась. Уж не заболела ли мать? Но женщины успокоили ее. Если бы что случилось, они бы узнали; дурные вести не лежат на месте, плохая но­вость сразу облетает все селение. Отчего же все-таки мать не пришла? Может быть, ей не во что одеться? Или нечего подарить молодым? А у Вайры под камнем лежат деньги. Надо отдать их матери, пусть истратит на что-нибудь полезное... Даже если она придет проверять, откуда они...

Погруженная в свои думы, Вайра готовила обед, когда увидела в дверях Ипи. Он здорово вырос, совсем взрослый парень. Вайра с интересом разглядывала его. Ради праздника он надел красное пончо с белыми, зеле­ными и черными полосами и вымыл лицо. Настоящий мужчина, просто не верится, что он был мальчишкой и когда-то слушался ее во всем.

- Тебя зовет Анакила, — с порога сказал он, не по­здоровавшись. Это прозвучало, как приказ.

- А мне какое дело? — обиженно ответила Вайра.

- Анакила хочет тебя видеть, — настойчиво, но уже более приветливо повторил Ипи. — Пойдем к ней, Вайра.

- Не хочу... — упрямилась девочка.

Тогда Ипи подошел к ней, откинул пончо на одно плечо и на глазах у смеющихся женщин подхватил Вайру на руки; покраснев от натуги, оу понес ее к моло­дым.

- Вот дьявол! Отстань, бандит! — ругалась Вайра, тщетно пытаясь вырваться.

Ипи опустил ее среди толпы, теснящейся за скамь­ями. Увидев танцующую Анакилу, Вайра сразу пере­стала сердиться. В этот момент музыка смолкла, и пары стали расходиться по своим местам.

- Пришла, моя хорошая, — с материнской нежно­стью произнесла Анакила, обнимая Вайру. — Я хочу вы­пить с тобой.

Вайра не пила ни разу в жизни. Она с изумлением взглянула на Анакилу, словно не веря своим ушам. Два старика, держа подносы с полными рюмками, обходили приглашенных. Анакила взяла две рюмки и одну из них отдала своей младшей подруге.

- Пусть у тебя будет счастливая жизнь, Вайра.

- Пусть у тебя будет еще счастливее, Анакила.

Они выпили. Вайра совсем забыла о донье Элоте.

Музыканты снова заиграли. Танцевать вышли тата Кри­сту и мать Анакилы. Сколько сдержанного достоинства было в танце тетушки Викты, сколько благородства в движениях, таких плавных и ритмичных. Как приятно было смотреть на нее! Полная благодарности, Вайра прильнула к Анакиле, обвив рукой ее талию, Анакила тихо гладила растрепанную головку девочки. Тут из толпы вышла Сабаста и направилась прямо к молодым.

- Мама Сабаста! — радостно воскликнула Анакила, вставая ей навстречу. — Мы ждали тебя.

Сабаста обняла и поздравила молодых, потом их ро­дителей и только тогда заметила Вайру. Дочь порывисто прижалась к ней, и Сабаста почувствовала, что готова расплакаться, так велико было ее счастье.

- Я пригласила ее, — торопливо пояснила Анакила.

- Спасибо тебе, ты хорошо сделала, Анакила,— по­благодарила Сабаста и, обращаясь к дочери, приба­вила:— А тебе лучше уйти. Смотри, хозяйка не рассер­дилась бы...

- Ну и пусть себе сердится! — отважно заявила Вайра.

- Нехорошо ты говоришь, дочка. Иди-ка, иди...

Но Вайра будто не слышала слов матери, у Сабасты не хватило духу прогнать ее. Вайра во все глаза смо­трела на мать. На Сабасте была много раз стиранная юбка и накидка, такая старенькая, что уже трудно было определить, какого она цвета. Бросалось в глаза, на­сколько хуже других гостей одета Сабаста. Но, несмо­тря на это, к ней относились с почтением: все помнили, что Сабаста не пожалела денег, чтобы почтить память мужа. Отец Анакилы сам принес две рюмки, чтобы чок­нуться с ней, а Максу пригласил ее на танец. Сабаста танцевала превосходно, ее тело легко и послушно дви­галось в такт музыке, ее жесты подчеркивали ритм ме­лодии.

- Как хорошо еще танцует тетя Сабаста, — заме­тила какая-то молоденькая девушка.

- Ну, это что! Вот ты бы на нее поглядела рань­ше... — вздохнув, ответил стоявший рядом мужчина. — Когда Ланчи был жив...

Вайра с гордостью смотрела на мать. Она танцевала лучше всех, даже лучше тети Викты. Внезапно перед девочкой выросла тетя Томака.

- Хозяйка очень сердится, — сообщила она. — Зовет тебя. Иди скорее.

Донья Элота стояла у плиты. Ее глаза сверкали гне­вом, а руки тряслись от ярости.

- Супайпа вачаскан! [69] Сики тхахлла [70], — закри­чала она навстречу девочке и, схватив из груды дров толстую палку, ударила Вайру по спине. — Где обед, паршивая? Падресито давно ждет, а у тебя ничего не готово!

Только что Вайра смеялась с гостями, любовалась матерью — и вот опять ругань и побои; девочка громко зарыдала. Ее плач, тонкий и пронзительный, причудливо переплетался с высокими нотами флейты, звуки которой раздавались все громче.

- Ори, подлая! Громче ори!.. — приговаривала хо­зяйка, продолжая ее бить. — Она танцует, а я должна на кухне сидеть. Тебе, грязной индейской девчонке, только со свиньями танцевать!.. — И, не стесняясь посто­ронних, донья Элота за волосы поволокла ее к хлеву. Открыв дверь, она швырнула Вайру к свиньям, которые с громким хрюканьем испуганно сбились в кучу в даль­нем углу.

- Потанцуй теперь с ними! — злобно крикнула она, захлопнула дверь и заперла ее на засов.

Вайра горько плакала, сидя на полу свинарника. Ве­селая музыка была отчетливо слышна и здесь, но она лишь увеличивала боль и обиду. Щеки Вайры были мокры от слез, судорожные рыдания разрывали грудь. Чер­ное горе, как крыло огромного кондора, накрыло ее своей тенью, и не было от него спасения. В нескольких шагах отсюда среди счастливых людей веселилась мать и даже не догадывалась о том, что случилось с ее дочерью, а если б и знала, все равно ничем не могла бы помочь. Разве в силах бедная мама защитить ее от все­могущей хозяйки?..

В полдень тетя Фелиса принесла ей поесть.

- Не хочу! Не надо мне ее еды! — крикнула Вайра и выкинула еду свиньям в кормушку.

- Зачем ты это сделала? — с упреком сказала ста­руха.— Упрямиться грешно, дитя мое.

- Ты не знаешь, тетя Фелиса, какая она! Ты ничего не знаешь...

— Не знаю, так расскажи.,.

Но Вайра снова горько зарыдала и не могла произ­нести ни слова.

- Понимаю, девочка, понимаю... И все же надо тер­петь. Может быть, когда-нибудь наша жизнь изменится...

Тетя Фелиса ушла. Наступил вечер, а Вайру так и не выпустили из свинарника. Музыканты все еще играли, но звуки веселых танцев раздирали душу девочки. Одна, совсем одна на белом свете. День свадьбы Анакилы, самый счастливый день в жизни молодой красавицы, стал самым печальным для Вайры. Анакила, стройная Анакила, сейчас танцует с гостями или сидит на ска­мейке рядом с мужем и родными, и сердце ее полно счастья. А Вайру, как животное, заперли в хлеву вместе со свиньями и птицей. И все потому, что Анакила не была рабыней, как она...

Скрип двери оборвал нить ее грустных размышлений. Вошел Ипи. Опять этот Ипи!

- Твоя мать хочет тебя видеть, Вайра...

- Что ей от меня нужно? — раздраженно спросила она, не сумев побороть охвативших ее противоречивых чувств. — Зачем она меня зовет?

- Не знаю. Но она разговаривала с твоей хозяй­кой, и та разрешила...

- Не пойду, и все. И ты ко мне лучше не подходи...

Ипи присел на корточки рядом с Вайрой и сочув­ственно посмотрел ей в лицо.

- Хотела бы я сейчас быть взрослой девушкой,— вздохнув, неожиданно проговорила Вайра. — И чтобы какой-нибудь парень похитил меня.

- Ну что ты болтаешь? Ты же совсем еще дев­чонка...

- Что хочу, то и говорю! Я больше тебя понимаю. Я знаю, зачем мужчина похищает женщину.

- Рано тебе думать об этом.

- Не притворяйся дурачком, Ипи. Лучше скажи, когда ты вырастешь, похитишь меня?

Ипи возмутился.

- Ты думаешь, мужчина станет похищать любую женщину?

- Ты подлец и трус! — с отвращением крикнула Вайра. — Убирайся!..

Она вскочила и, как когда-то в горах, влепила ему пощечину. Ипи остолбенел. Перед ним была прежняя Вайра, и он почувствовал себя мальчишкой. Он выбе­жал, не заперев двери. Вайра снова осталась одна. Сердце ее болезненно заныло. Почему она не пошла к матери? Бедная мать, такая старенькая, такая худая, такая жалкая... Вайра вышла из хлева и побежала в корраль. Там она разбросала камни, откопала свою «кассу» и переложила все деньги в кошелек, который недавно подарил ей тата священник. Потом она выско­чила во двор под навес, где продолжалось веселье. Но Сабаста уже ушла. Ушла без денег... Девочку охватило отчаяние. Музыка и танцы уже не веселили ее. Она ни­кого не хотела больше видеть: ни Анакилу, ни Ипи, ни этих возбужденных, радостных людей. Она вернулась в корраль, но тут у нее родилась одна мысль, и Вайра не стала прятать деньги в тайник.

Солнце клонилось к закату, шумный праздник затихал. Голоса постепенно умолкли. С улицы доносились звуки последних танцев и песен. Наконец наступила полная тишина. Вайра поняла, что на ночь она предоставлена самой себе: до утра о ней никто не вспомнит, — и решила отнести деньги матери. Она сможет это сделать без особого риска. Ей хорошо было известно место, где перелезала через стену жена коррехидора, а до рассвета хватит времени, чтобы сходить в родное се­ление и вернуться обратно.

Когда совсем стемнело, Вайра пошла проверить, спят ли ее хозяева. Царило такое безмолвие, что дом казался вымершим. Ободренная тишиной, Вайра дошла до ком­наты таты священника и заглянула в замочную скважину.

В комнате не раздавалось ни звука и было темно, как в могиле. Тогда Вайра направилась к спальне, от­куда доносился громкий храп. Сквозь щель в дверях, ведущих в чичерию, просачивался свет. Бес любопыт­ства подтолкнул Вайру к двери и заставил заглянуть во­внутрь. На столе среди пустых рюмок догорала свеча. На полу около скамейки неподвижно, как убитые, рас­простерлись дон Энкарно и коррехидор. Вайра чуть не рассмеялась, увидев эти туши, и решила посмотреть, нет ли денег в глиняной копилке. Но копилка была пуста. Тогда Вайра направилась в спальню. Хозяйка мощно храпела, лежа на полу. Однако ее юбки на сей раз были в порядке, из этого конечно, не следовало, что нельзя прикасаться к сумке с деньгами. Но, увы, она оказалась почти пустой: горсть медяков и несколько бумажек, Вайра забрала все. Теперь ее кошелек был набит до от­каза. Когда она вышла из спальни, огонь в чичерии уже не горел, видно, свеча погасла. Вайра ощупью пробра­лась к выходу и выскочила во двор. Сердце девочки бе­шено колотилось от чувства радости и тревоги, которое ее охватило. Пока ей везло. Она побежала к корралю. Взобраться на стену было не так-то просто, лезть при­ходилось по высоким и гладким столбам, зато спускаться было совсем легко. Вайра быстро шла по необозримым просторам спящих полей, дыша полной грудью. Тело казалось невесомым, как перышко, ноги сами несли Вайру, будто понимали ее нетерпение.

Собака, которую завела Сабаста вместо недавно сдохшего Умана, встретила девочку злобным воем. Что­бы собака ее не укусила, Вайра бросила ей платок и, пока она его терзала и рвала в клочья, Вайра успела проскользнуть в хижину.

Проснувшаяся от лая Сабаста встретила дочь совсем не так, как ожидала наивная Вайра. Никакие мольбы дочери не могли убедить ее принять деньги. Самые ра­зумные доводы не действовали. Сначала она страшно рассердилась, но, когда увидела, что гнев ее не пугает Вайру, начала плакать, умоляя сейчас же отнести деньги обратно и вернуть хозяевам. Вайра упор­ствовала, клянясь, что деньги она накопила частью из по­дарков хозяев, частью из чаевых посетителей чичерии. Перед несчастной вдовой встал мучительный вопрос. С одной стороны, здравый смысл не позволял ей верить тому, что говорила Вайра, с другой — у нее не хватало сил устоять: деньги лежали на столе, а в углу спали полу­голодные дети. Пока Вайра давала небольшие суммы, она заставляла себя верить. Есть же на свете добрые хозяева, которые делают подарки слугам. Она даже вспомнила, что, когда была маленькой и мать брала ее с собой в помещичий дом, помещик нередко совал ей в ручонку реал, а иногда и больше.

- Ты хочешь, мама, чтобы я отказывалась от денег, которые мне дают? А что тут плохого? Я их беру и со­храняю для тебя. Смотри, вот тата священник даже ко­шелек мне подарил и сказал: «Храни в нем свои реалы...»

- Так неужели ты целый кошелек набила? Что-то не верится...

- Думаешь, я ворую? Татай ячан, я не воровка! Или ты не знаешь моих хозяев? У них деньги всегда под зам­ком. Разве тут украдешь?..

Мать продолжала тихо плакать в темноте хижины, значит, она не поверила. Но Вайра не сдавалась.

- Мне все дают деньги. Дает хозяин. Дает коррехи­дор. И тата священник. И жена коррехидора. Она дает больше всех. Знаешь почему? Однажды ночью я высле­дила ее, когда она по крыше корраля пробиралась в ком­нату таты священника. Она увидела меня и говорит: «На возьми эти реалы, только никому ничего не говори».

- Вайра, ты бредишь! Подумай, что за чушь ты не­сешь!

- Честное слово, мама. Татай ячан, тата Токой ячан, Хесускристай ячан!..

Обилие клятв заронило сомнение в душу Сабасты.

- А знаешь, кто мне дает больше всех? Тата свя­щенник! Каждый вечер, прежде чем читать катехизис, он ласково разговаривает со мной, гладит меня по го­лове. «Ты очень выросла, Вайра, — говорит он. — Скоро будешь совсем взрослой девушкой...» И дает несколько реалов.

- Не может быть, Вайра! Что ты выдумываешь? Ты, верно, спятила! Господи боже мой, что она говорит!..

- Почему ты мне не веришь? Это же истинная правда. Тата священник ухаживает за мной... — сказала Вайра таким тоном, будто речь шла о самых обычных вещах.

Эти слова вывели из себя маму Сабасту. Она оттаскала Вайру за волосы, швырнула ее на постель и надавала тумаков.

- Ты лжешь! Эти деньги краденые! Ты воровка!..

Вайра не вырывалась и даже не плакала. Когда мать отпустила ее, она высыпала содержимое кошелька на постель.

- Хоть убей, но деньги я назад не возьму. Я принесла их тебе и малышам...

От шума дети проснулись, они повисли на шее у се­стры и долго не отпускали ее.

- Оставайся дома, Вайра...

- Не уходи! Живи с нами...

- Вайра! Вайра!

Когда Вайра ушла, Сабаста опять заплакала, но это были слезы благодарности. Ее дочка, такая маленькая, помогла матери, она понимает, как тяжело живется семье...

А Вайра в это время, охваченная страхом, стояла перед стеной корраля. Оказалось, с этой стороны на нее невозможно забраться. Девочка несколько раз пыталась, перелезть через стену, но срывалась. Что делать? Вайра отчаялась, она ничего не могла придумать. Мысли, как тени, проносились в ее голове. В полной растерянности Вайра уселась на камень. Вот запели петухи, предупре­ждая о приближении утра, страх Вайры усилился; он был настойчивым, неумолимым, он сковывал все тело ледяным холодом. Перед ее глазами в ночной темноте вставала беспощадная хозяйка с тяжелой палкой в руке. Этой палкой она изобьет ее, а потом сильные безжалост­ные пальцы вцепятся в волосы Вайры. И при этом хо­зяйка обязательно будет ругаться. Ах, как она ругается! Какая она злая! Потом на помощь донье Элоте придет хозяин. Вайра уже видела, как он надвигается на нее, словно огромная бесформенная глыба. А тата священ­ник будет поучать ее своим проникновенным вкрадчи­вым голосом. Нет, нет, нет! Предстать перед хозяевами? Ни за что! Ни за что на свете! Если раньше ее били так, что было больно пошевельнуться, то теперь будет еще хуже. Гораздо хуже. Возвращаться нельзя. Надо уйти, куда-нибудь уйти. Но не к матери. Ей все равно ничего не объяснишь. Надо идти в какое-то другое место и как можно скорее: уже светает…

После попоек донья Элота обычно; просыпалась поздно. Вернее, она дольше, чем всегда, позволяла себе поваляться в постели, пока не кончит кружиться голова и не пройдет боль под ложечкой. К тому же сегодня ломило все тело из-за того, что она заснула на полу. Однако проснулась она рано, ее разбудили звуки, кото­рые неслись со двора. Кудахтали куры, хлопая крыль­ями, беспокойно кричали петухи, хрюкали свиньи и пых­тели, наскакивая друг на друга, индюки. Чола не могла понять, как они выбрались из сарая и очутились под самымы окнами.

- Ленивая имилья, — проворчала донья Элота,— почему она не заперла корраль?..

В этот момент падресито закричал из своей комнаты:

- Мухи! Му-ухи! Они не дают мне спать! Му-у-хи!

Вне себя от злости донья Элота соскочила с кро­вати. Одеваться ей не пришлось, так как вечером у нее не хватило сил раздеться.

- Падресито не может спать... Опять эта прокля­тая имилья! — завопила она, вооружаясь палкой по­толще.— Вот я сейчас намну ей бока!..

- Му-ухи!.. — опять долетел стонущий голос падре­сито.

Загнав свиней и бросив корм птице, чола, размахи­вая палкой, кинулась на кухню, она помнила, что попро­сила вчера Ипи выпустить служанку. Но в кухне никого не было. Донья Элота побежала во двор, заглянула в корраль. С изумлением она увидела, что куча камней в коррале перенесена на новое место. Интересно, что это значит?.. Вайры, однако, нигде не было. Так вот оно что... Птичка улетела! Ну, нет. Догнать. Догнать немед­ленно! Чтобы служанка одержала верх? Нет, этого донья Элота не допустит... Ее громкие крики, раздавав­шиеся то в доме, то во дворе, разбудили мужа.

- Что случилось, жена, чего ты кричишь? — недо­вольно прохрипел дон Энкарно, появляясь во дворе.

- Что ты, мать, так расшумелась? — позевывая, спросил сын.

- Имилья! Наша имилья убежала!

Тут донья Элота спохватилась и открыла сумку. Сумка была пуста.

- Воровка! Она воровка! Она украла деньги из моей сумки! Сумка была набита деньгами!..

Итак, девчонка не только бежала, но и прихватила с собой деньги. Надо было немедленно пускаться в по­гоню. Чола почти бегом направилась к матери Вайры, Дон Энкарно пошел по дороге в соседнее селение. Свя­щенник разбудил псаломщика и певчих и приказал им обыскать окрестности.

Донья Элота ворвалась в хижину Сабасты, изругала бедняжку на чем свет стоит, поколотила ни в чем не по­винных ребятишек и перерыла всю хижину. Вайры ни­где не было. Когда донья Элота пошла к воротам, так и не найдя служанки, собака налетела на чолу и вы­рвала из ее пестрой юбки здоровенный клок. Взбешенная донья Элота вернулась домой не только без Вайры и без денег, но, можно сказать, без юбки. Однако, это только разожгло ее охотничий пыл. Переодевшись, она обошла все селение, опрашивая каждого встречного. Вайру, слу­жанку матери таты священника, знали все, но последние дни никто ее не видел. Убедившись, что поиски бесполезны, донья Элота почувствовала к Вайре острую не­нависть. Ей казалось, что у нее в сердце торчит большая заноза, которая мешает ей двигаться, дышать, говорить.

Усталая, вспотевшая от ходьбы по улицам, нагретым утренним солнцем, она совсем потеряла надежду найти Вайру, и только для очистки совести уже по пути до­мой обратилась с расспросами к незнакомой старухе: погонявшей осла, нагруженного большой вязанкой дров.

- Девчонка в порванной юбке и темно-зеленом платке? Растрепанная? Да, сеньора, я ее виде­ла, — отвечала индианка. — Она шла по дороге к роще...

Этого было вполне достаточно, чтобы донья Элота, чувствуя прилив новых сил, понеслась туда, где видели Вайру.

Вайра сидела в самой гуще деревьев и лакомилась сладкими рожками, наблюдая за пастушатами, которые лепили из глины игрушечных баранов. Увидев хозяйку, она оцепенела, ей показалось, что ее волосы зашеве­лились. Она не смогла молиться, даже мысленно. Как зачарованная, ничего не выражавшим взглядом, не ми­гая, смотрела Вайра на хозяйку. Чола издала торже­ствующий хриплый возглас, губы у нее побелели, но она ограничилась приказанием:

- Вставай, пурискири![71]

Вайра повиновалась. Она дрожала, словно в лихо­радке, глаза ее странно блуждали.

- Иди, вайрачаки[72].

Девочка машинально двинулась вперед. Ей казалось, что земля уходит из-под ног, а деревья шатаются, как пьяные. У нее сильно закружилась голова, й она чуть не потеряла сознание, но, справившись с собой, быстро по­шла из рощи. Когда они очутились на дороге, чола под­няла с земли большой камень.

- Когда возвращаешься из поездки, надо что-нибудь привезти домой, — сказала она, кладя камень на плечо служанки.— Неси.

Вайра схватила камень обеими руками и продол­жала путь. Во рту у нее пересохло, глаза застилала какая-то мутная пелена, будто ясное небо покрылось густыми черными тучами... Все кончено. Она возвраща­лась назад к хозяевам, сгорбившись под тяжестью камня, который был символом самого большого оскорб­ления, какое можно нанести человеку. Это был старин­ный обычай индейцев кечуа: тот, кто нес камень, пу­блично признавал себя рабом перед всем селением. Так наказывали хозяева беглых слуг, а иногда и жестокие родители — бежавших от них детей. Этим позорным на­казанием пугали влюбленных, замышлявших побег. Хо­зяйка вела Вайру по главным улицам селения. Прохожие останавливались, без тени сочувствия глядя на Вайру, из окон домов высовывались любопытные, на перекрестках собирались группы людей, с интересом об­суждавшие происшедшее.

Было около полудня, когда измученная Вайра, сги­баясь под тяжкой ношей, с трудом вошла в хозяйский двор. Дон Энкарно, воспользовавшись отсутствием су­пруги, пил с друзьями чичу в тени брезентового навеса, еще не убранного после свадьбы. Падресито с ними не было: он уехал в селение причащать больного. Донья Элота, усталая, с растрепанными волосами и раскрас­невшимся лидом, по которому струился пот, шла горделиво, как полководец, одержавший победу. Она залпом выпила стакан чичи. Певчие и псаломщик рассыпались в льстивых похвалах мудрой донье Элоте. Они-де обла­зили все окрестности и нигде не могли найти девчонку. Она такая хитрая, такая проныра, кого хочешь обведет вокруг пальца, и следов не найдешь. Но донье Элоте было не до разговоров. Она бросилась в дом за плет­кой. Это заняло несколько секунд. Когда она выскочила из дома с плетью в руке, глаза ее метали молнии.

- Ну-ка, положите ее, — приказала она.

Псаломщик подскочил к Вайре и вывернул ей руки, один из певчих ухватился за ее худые щиколотки; муж­чины подняли ее в воздух, и Вайра повисла вниз лицом. Дон Энкарно, выкрикивая ругательства, сорвал с нее юбку, а донья Элота заработала плетью. Вайра, скованная руками двух сильных мужчин, не могла ни кри­чать, ни плакать и только по тому, как вздрагивало ее тело, можно было догадаться, какой болью отзывался в ней каждый удар. Наконец дон Энкарно не выдержал.

- Татай ячан, — произнес он, — хватит. Ты засечешь ее насмерть...

Хозяйка опустила плеть, но не потому, что на нее подействовали слова мужа, — просто онемело плечо. Но тут она вспомнила о деньгах, и злость вспыхнула в ней с новой силой.

- Где деньги? Куда ты девала деньги из моей сумки?

- Не видела я никаких денег... — чуть слышно про­стонала Вайра.

Донья Элота вцепилась ей в волосы и, вырвав Вайру у мужчин, швырнула на землю. Затем она вполголоса приказала что-то псаломщику, тот побежал в дом и вер­нулся оттуда с ночным горшком. Донья Элота высыпала в мочу горсть семян учу чира [73].

- Пей, воровка! — исступленно прокричала она, под­нося горшок ко рту Вайры. Вайра с отвращением отвер­нулась, и вонючая обжигающая жидкость пролилась ей на лицо. Она вытерлась краем блузки.

- Пей, не то убью!.. — проскрежетала донья Элота, ударив ее плетью. Вайра села и взяла горшок в руки, но не выдержала и отодвинула его от рта. Плеть, свистнув, опять ударила ее. Вайра сделала несколько глотков, ее стошнило.

- Пей! - кричала озверевшая Элота, снова пуская в ход плеть: — Пей!.. Пей!..

Еще удар. Еще...

- Пей, муйюскири [74], воровка!

- Хесускристай ячан! Элота, ты убьешь ее... Хватит с нее. Оставь.

Элота как будто вняла совету мужа, бросила плеть и побежала в кухню, но оттуда она появилась с охапкой хвороста. Положив хворост около Вайры, она подожгла его и, когда Костер разгорелся, сунула в пламя ноги Вайры.

- Так в старину карали беглецов!.. — вопила она.— Не вырывайся, подлая воровка! Посмотрим, как теперь ты будешь бегать!..

- Юсний ячан!.. Ты с ума сошла!.. — закричал дон Энкарно, который не мог больше выносить этого зре­лища, и сильным ударом сбил жёну с ног.

Однако она тут же вскочила, намереваясь, как дикая кошка, вцепиться в лицо мужу. Дон Энкарно поймал ее руки и сильно сжал их. Она изо всех сил старалась вы­рваться, плевала ему в лицо и кричала:

- Кхенча! [75] Распутник! Старый развратник! Защи­щаешь эту свинью? Недаром, наверно!.. Видно, соби­раешься спать с ней!..

Дона Энкарно испугало ее бешенство. Щеки его затряслись, он отпустил Элоту и пошел со двора, бор­моча:

- Ну, убивай, если хочешь... Убивай, старая пота­скуха...

Оскорбление, как острый нож, ранило чолу в самое сердце. Она выхватила палку из костра, потушенного псаломщиком, и кинулась вслед мужу, но дон Энкарно был уже на улице. Тогда, срывая зло на Вайре, она еще несколько раз ударила лежавшую без сознания девочку и, тяжело дыша, направилась к дому.

Когда она скрылась в дверях, псаломщик притащил тутуму воды и обмыл Вайре лицо. Потом взял ее на руки, отнес в коридор и уложил на кровать. Вайра мед­ленно приходила в себя. От ее обожженных ног исходил ужасный запах.

- Карай[76], — покачав головой, прошептал псалом­щик, вернувшись во двор, когда измученная Вайра за­дремала, — мать таты священника — настоящая зло­дейка.


[65] Овечья кожа низкого качества (исп.).

[66] Индейская обувь (исп.).

[67] Жакетка (исп.).

[68] Невольницы мы (кечуа).

[69] Отродье дьявола (кечуа).

[70] Бездельница (кечуа).

[71] Беглая (кечуа).

[72] Бродяга (кечуа).

[73] Индейский перец (кечуа).

[74] Бродяга (кечуа).

[75] Проклятый (кечуа).

[76] Искаженное «карамба» — черт возьми (исп.).