Рецензия на книгу Graber von Ancon, Peru (MAVA. B.17) München, 1983

Graber von Ancon, Peru. Nach den Arbeiten von W. Reiss/A. Stubel, M. Uhle, R. Ravines, G. R. Willey und C. Huapaya dargestellt von P. Kaulicke (Materialien zur Allgemeinen und Vergleichenden Archaologie, Bd 7). München, 1983. 117 S., 81 Abb.

Рецензируемая книга — один из выпусков издаваемой Г. Мюллером-Карпе серии реферативно-обобщающих работ по мировой археологии. Появление этого многотом­ного издания обусловлено ростом числа первичных публикаций и труднодоступностью многих старых работ, изданных очень небольшим тиражом. Реферативные обзоры старых материалов особенно полезны в тех случаях, когда на соответствую­щих памятниках независимо друг от друга работали разные специалисты. Таков древнеперуанский могильник на берегу бухты Анкон. С 1875 г. по настоящее время его копали более десятка археологов-профессионалов (не говоря о дилетантах и просто грабителях), вскрывших не менее 3000 (а по некоторым оценкам, до 40 000) погребений, самые ранние из которых относятся к началу VII в. н. э., а самые поздние — к эпохе инков. Однако до сих пор нет ответа на многие важ­ные вопросы, которые при подобном размахе исследований давно могли бы быть решены. Низкая научная отдача от деятельности вот уже более ста лет посещаю­щих Анкон экспедиций связана не с профессиональной подготовкой работавших там археологов (даже первые исследования В. Райса и А. Штюбеля, публикация результатов которых впервые «привлекла внимание научных кругов Европы к раскопкам древностей Центральных Анд» [1, с. 5], были проведены в целом на удовлетворительном для своего времени уровне), а с отсутствием у них точных целей. Раскопки либо велись ради общего изучения культуры Древнего Перу — близость могильника к столице во многом определяла выбор места — либо имели спасательный характер; в некоторых случаях главным мотивом было желание просто пополнить музейные коллекции.

Бухта Анкон расположена на пустынном побережье в 42 км севернее Лимы между долинами речек Чильон и Чанкай. Сейчас здесь находится популярный курорт. В доколумбово время, начиная по крайней мере с III тыс. до н. э., хо­зяйство местных жителей в основном было связано с морем. Из-за скудости пресных источников ни значительных полей, ни крупных поселений в окрестностях Анкона быть не могло. Не заметно и попыток провести канал из Чильона или Чанкая или использовать в широких масштабах подпочвенные воды, сажая растения в специальных выемках, как это делалось в других местах побережья. Остатки поселений III—I тыс. до н. э. обнаружены вдоль берега бухты, связанных с ними захоронении почти не найдено. Могильник Анкон, относящийся к более поздней эпохе, удален от береговой линии на несколько сот метров и простирается при­мерно на 2 км с севера на юг и на 1 км с запада на восток. На этой территории встречаются остатки разновременных поселений. Материалы ряда периодов из них представлены в погребениях, но они совершенно не исследованы.

Западногерманский археолог П. Каулике (сейчас постоянно живущий и рабо­тающий в Перу) рассматривает только публикации, относящиеся к могильнику. Он пользуется разработанной Дж. Роу и его калифорнийскими коллегами хронологи­ческой шкалой, делящей историю Центральных Анд с момента появления на по­бережье керамики (около 1800 г. до н. э.) на три «горизонта» и два «промежуточ­ных периода» (а также «начальный период», предшествующий «раннему горизон­ту»). Вначале горизонты понимались как эпохи быстрого распространения на большей части Центральных Анд определенных керамических стилей, но посколь­ку соответствующие находки оказались не вполне одновременными в разных райо­нах, периоды Дж. Роу превратились в условные таксоны, позволяющие соотносить, памятники и культуры независимо от оценки их возраста в абсолютных цифрах.

Захоронения в могильнике Анкон производились начиная с этапа 1 В среднего горизонта (СГ), в позднем промежуточном периоде (ППП) и в позднем горизонте (ПГ), т. е. в инкское время. Благодаря большому количеству радиоуглеродных дат, начало СГ можно довольно уверенно датировать концом VI в. н. э. Инки завоева­ли центральные области Перуанского побережья в третьей четверти XV в. Абсо­лютный возраст этапов, промежуточных между этими датами, определяется при­близительно. Весь СГ делится на четыре этапа, причем первые два — на половины А и В. В ППП выделено восемь этапов, но для центрального побережья соответ­ствующая шкала разработана недостаточно, поэтому практически могилы Анкона, удается отнести лишь к ранней (этапы 1—3) или поздней (этапы 4—8) поре ППП. Поздний горизонт дробно не расчленен.

Первые захоронения в Анконе (СГ 1 В) связаны с завершающей эпохой в раз­витии культуры лима. В течение нескольких предшествующих столетий она гос­подствовала в четырех долинах центрального побережья Перу: Чанкай, Чильон, Римак (здесь находилось ее крупнейшее поселение Кахамаркилья, остатки которого сейчас почти уничтожены пригородами перуанской столицы) и Лурин. Судя по распределению поселений разных типов (в том числе крупных с монументальной архитектурой), культуре лима могло соответствовать раннее государство, подобное; существовавшему в тот же период на северном побережье у создателей культуры мочика, или небольшие протогосударства, возглавляемые вождями, возможно объеди­ненные на каком-то этапе вокруг одного центра. В период СГ 1 в культуре лима заметны внешние, главным образом южные влияния. Керамика этапа СГ 1 В с чертами, заимствованными от сосудов стилей наска 9 (южное побережье), окрос и чакипампа (район города Аякучо в горах) относится к стилю ньеверия.

Погребения периода СГ 1 В в Анконе, как и в других могильниках лимы, со­вершены в простых прямоугольных ямах, положение погребенного — вытянуто, на животе, головой на юг. Вытянутое положение типично и для культур северного побережья Перу (мочика, гальинасо, салинар), но вентральная позиция костяка специфична исключительно для лимы. На южном побережье в культурах паракас и наска умерших хоронили в положении сидя, завернутыми в ткань. В Анконе в период СГ 1 В впервые на центральном побережье появляются отдельные сидя­чие захоронения. Покойники завернуты в тканевый «кокон» и снабжены несколько более богатым инвентарем.

С начала периода 2 этот новый тип захоронений становится единственным. Тканевые «коконы» увенчаны ложной головой, обращенной лицом на север. По крайней мере в одном случае внутри был обнаружен не скелет, а расчлененные кости, т. е. захоронение было вторичным. Могильные ямы более глубокие, чем в СГ 1 В, и имеют подбой. Хотя среди инвентаря еще встречаются сосуды, вы­полненные в традициях лимы, в целом керамический комплекс меняется. Он пред­ставлен бедно орнаментированными сосудами стиля театино, распространенного в периоды СГ 2, 3 от долины Уауры на севере до Чильон на юге, и великолепной парадной керамикой стиля пачакамак. Центром ее распространения являлось одно­именное городище в долине Лурин (следующей на юг от долины Римака), где. видимо, в период СГ 2 А был основан храм, позднее (в ППП и особенно при инках) приобретший значение панперуанского святилища. Сосуды стиля пачакамак: украшены изображениями божеств, почитавшихся в этом центре. Продолжала ли оставаться политическим ядром центрального побережья Кахамаркилья, или же эта роль перешла к Пачакамаку, не известно.

Выяснено, что с переходом от СГ 1 В к СГ 1 А на центральном побережье меняются изобразительный стиль и (частично) керамический комплекс. Приводи­мые П. Каулике материалы свидетельствуют и об одновременном изменении по­гребального обряда. К сожалению, эволюция культуры по материалам поселений для этого времени плохо изучена, и это не позволяет твердо решить, относятся ли комплексы СГ 2 к позднему этапу культуры лима (мнение, высказанное в начале 70-х гг. В. А. Башиловым [1. с. 137—142], или (к чему склоняется автор рецензии) мы вправе говорить о новой самостоятельной культуре пачакамак.

Судя по материалам Анкона, культура пачакамак (или, следуя В. А. Башило­ву. поздняя лима) продолжает существовать в период СГ 3. В это время сюжетные изображения на керамике и тканях постепенно схематизируются, ухудшается ка­чество их исполнения. Появляются сосуды с рельефным декором в стиле касма [2, с. 29, 30], вероятно привезенные с севера, где между долинами Санты и Супе находились основные центры их производства. Заметных изменений в погребаль­ном обряде не наблюдается.

На рубеже периодов СГ 3—4 плавная эволюция культуры вновь прерывается. Могильные ямы устраиваются теперь без подбоя. У «коконов» мумий не всегда имеется ложная голова. Становятся обычными крайне редкие ранее коллективные захоронения (до 16 человек в одной яме). В составе инвентаря меньше сосудов неместного производства и металла. Из разнородных северных (касма), южных (пачакамак) и местных по происхождению элементов начинает формироваться новый керамический стиль, легший в основу более позднего стиля чанкай. Для него типичны сосуды с более или менее шарообразным туловом, вздутием на горле и парой ручек-ушек на тулове или между горлом и плечиками, украшенные иног­да штампованным (как в касме), чаще расписным, несложным, в основном, гео­метрическим орнаментом. Глиняные антропоморфные фигурки продолжают тради­цию периодов СГ 2—3, но, по-видимому, их больше. Мумии по-прежнему ориенти­рованы лицом на север, глаза у личин ромбической формы.

Культура соответствующего времени до сих пор не получила наименования и вообще четко не выявлена, принято говорить о «локальных стилях» конца средне­го горизонта в той пли иной долине. «Локальный стиль» Анкона этапа СГ 4 на­поминает материалы из погребений, раскопанных в Пачакамаке, но близкие ана­логии ему можно найти по всему центральному и югу северного побережий. Синкретический характер керамической традиции не позволяет ориентироваться в проведении культурных границ на форму и орнаментацию сосудов, а остальные древности этого времени в долинах перуанского побережья, лежащих между Чимботе и Лимой, изучены плохо.

Материалы ранней поры позднего промежуточного периода (ППП 1—3) отли­чаются от последующих (ППП 4—8) тем, что сосуды окрашены тремя цветами (черный, белый, красный), а не двумя (черный и белый). В ППП 1—3 ложная го­лова «коконов» снова становится обязательной, но сделана иначе, чем в СГ 2—4, а с этапа ПП 4 этот обряд полностью исчезает. В ППП 4—8 и позже (при инках) «коконы» мумий обернуты в сеть. В ППП сходит на нет практика коллек­тивных захоронений. В остальном прослеживается плавное развитие культуры от этапа СГ 4, приводящее на этапе ППП 4 к сложению классической культуры чан­кай с главными центрами распространения в окружающих Анкон с севера и юга долинах Чанкай и Чильон.

Со времени ППП 3 в Анконе встречаются «коконы» с останками сразу не­скольких человек, но изображающие (пока антропоморфная форма вообще сохра­няется), как обычно, одно существо. В ППП и при инках в погребениях чаще ста­ли помещать сосуды с пищей — растительной, а также креветками, рыбой и мясом морских свинок. Среди растений больше всего кукурузы, затем идет маниок, на третьем месте — арахис. Обычны также остатки батата, фасоли, фруктов, тыкв. Наиболее вероятно, что продукты земледелия обитатели бухты Анкон выменивали на рыбу и другие дары моря, а не выращивали на собственных участках. Во всяком случае, среди заупокойных приношений встречаются зерна киноа, клубни ульюку и листья коки — видов, растущих только в горах или (кока) предгорьях.

В инкское время (ПГ) принципиальных изменений по сравнению с поздним чанкаем не происходит, хотя какие-то тенденции, может быть, не замечены, по­скольку погребения этого периода в Анконе документированы особенно плохо. Со­суды конца XV — начала XVI в. демонстрируют, как и повсюду на побережье, син­тез черт местного стиля (в данном случае чанкая), чиму (северное побережье) и инкской керамики.

В большинстве раскопанных в Анконе могил основную массу инвентаря со­ставляют тканые, а не керамические изделия. Нередки также поделки из дерева и кованые предметы из меди и серебра; крупных литых бронзовых орудий как будто не найдено, хотя они известны по находкам в могильниках ППП и ПГ в Чанкае, Чильоне, Римаке и других долинах. Большинство орнаментированных тканых предметов — это сумочки, пояса и другие мелкие вещи с геометрическим и зооморфным декором, но встречаются и полотнища со сложнейшими сюжетными изображениями. Чтобы разобраться в эволюции изображений на тканях Анкона, П. Каулике предпринял особое исследование, которое планирует завершить в 1987 г.; в данной книге эта тема не затрагивается. Ясно лишь, что изображения СГ 2 и ППП (они полнее всего представлены в публикации) различны. Первые через культуры пачакамак и уари в конечной итоге восходят к иконографии куль­туры тиауанако на Боливийском плоскогорье. Генезис вторых не ясен; во всяком случае с невыразительными сюжетными изображениями на керамике чанкай они имеют сравнительно мало общего. Ближе всего к иконографии тканей чавкай стоит искусство чиму, но оно само включает много элементов неясного происхождения [3, с. 50-66].

В погребальном инвентаре центрального побережья представлены своеобразные тканые щитки, прикрепленные к вертикальным палочкам, наиболее характерные типы которых (со схематичным изображением антропоморфного божества) дати­руются этапом СГ 4. Их может быть до 13 в одной могиле. Ранние их типы в виде нитяных крестов внешне удивительно напоминают «цикури» — магические кресты западномексиканских уичоль, призванные преграждать путь духам [4, рис. 6]. Назначение щитков в перуанских захоронениях не известно.

Все сказанное выше представляет в основном изложение первой части книги П. Каулике, которая, несомненно, станет неоценимым руководством для всякого, кто предпримет попытку разобраться в исключительно сложной культурной исто­рии центрального побережья Перу на протяжении предшествовавшего конкисте тысячелетия. Очень важно выделение основных рубежей, отделяющих комплексы этапов 1 В (культура лима), 2—3 (культура пачакамак) и более поздние. Можно ли материалы СГ 4 и ППП 1—3 относить к культуре чанкай, как связанные с ее ранними этапами, или их следует рассматривать особо, по данным одного лишь Анкона, решить невозможно, но во всяком случае они ближе чанкаю (ППП 4—8), чем пачакамаку.

Вторая половина книги посвящена рассмотрению данных могильника Анкон, проливающих свет на социально-экономические отношения в соответствующие эпо­хи. В сравнении с огромным числом раскопанных погребений объем доступной нам здесь информации скромен, что вызвано главным образом методическим несовер­шенством раскопок, но в какой-то мере и спецификой памятника. Перед нами мо­гильник, вероятно, сравнительно однородной в социальном отношении группы лю­дей, жившей на небольших поселениях вдали от политических центров и занимав­шихся в основном рыболовством. Наиболее характерная особенность погребений всех периодов и особенно поздних (с СГ 3) — преобладание в женских погребе­ниях прядильно-ткацких инструментов (плетеные коробочки с набором веретенец, мотков пряжи и т. п.), а в мужских — орудий рыбной ловли (особенно медных крючков и кочадыков для плетения сетей) при полном или почти полном отсут­ствии орудий, связанных с обработкой земли.

Возможно, впрочем, что связь между занятиями населения Анкона и составом инвентаря в захоронениях была менее прямолинейной, чем это кажется П. Каули­ке. Во всяком случае желательно сравнение с каким-нибудь могильником, в кото­ром захоронены заведомо земледельцы. Хорошо известно, что умершие обычно на­деляются инвентарем, исходя из их предполагаемых потребностей не в загробном мире, а по пути туда, и что род занятий человека при жизни определяет состав инвентаря лишь опосредованно. Например, камаюра в верховьях Шингу до сих пор кладут в женские захоронения веретенца, но вовсе не для того, чтобы члены пле­мени переселившись на тот свет, продолжали там прясть. Считается, что по пути через лес покойницы подвергнутся нападению мифических птиц, отбиться от которых они могут только веретенцами [5, с. 133]. Весьма вероятно, что загробный мир древних жителей перуанского побережья лежал за океаном [2, с. 111] и что поэтому даже люди, занимавшиеся земледелием, нуждались после смерти не в землекопалках, а в рыболовных крючках.

То же касается деревянных весов с коромыслицами, встречающихся в Анконе это крайней мере в период СГ 4 и известных также по находкам в других могильниках на центральном и южном побережье Перу. Как бы ни употреблялись весы их владельцами (высказаны предположения, что они служили при разнооб­разных торгово-обменных операциях, либо преимущественно для взвешивания пря­жи), включаться в погребальный инвентарь они могли по какой-то совершенно осо­бой причине.

Погребения всех периодов в Анконе демонстрируют такие различия в инвента­ре, которые можно объяснить разным социальным статусом умерших. В более бо­гатых захоронениях встречается керамика неместного изготовления (расписная из Пачакамака— этап СГ 2, штампованная с сюжетными изображениями из более северных долин — СГ 3, 4) и крупные раковины Strombus и Spondylus, приво­зившиеся из Эквадора (их особенно много в могилах СГ 2 А). В культуре лима (СГ 1 В) в рядовых захоронениях никогда не встречаются парадные сосуды с дву­мя вертикальными горлышками и ручкой-мостиком. Погребение по новому для центрального побережья обряду (сидя внутри «кокона») в период СГ 1 В также нельзя отнести к рядовым. В одном из коллективных захоронений этапа СГ 4 лишь один из 13 «коконов» имел ложную голову; скорее всего данный признак был связан с более высоким статусом этого покойника по сравнению с остальными. В целом, однако, масштаб социальных различий, отраженных в погребальном ин­вентаре Анкона, недостаточно выявлен. Богатство захоронений — понятие относи­тельное. Чтобы оценить статус отдельного погребения, необходимо хорошо представ­лять весь спектр возможных различий в количестве и характере инвентаря, пред­ставленный в данной культуре. Для Анкона и центрального побережья вообще таких сведений нет.

Особенно трудно определить подлинное значение внешне простых, но трудо­емких по изготовлению тканей. Расчеты показывают, что для выработки 17 м² неорнаментированной материи, в которую было обернуто наделенное некоторыми «престижными» предметами (раковина Spondylus), но в целом не особенно выдаю­щееся женское (судя по коробочке с прядильными инструментами) захоронение инкского времени, потребовалось более 1000 человеко-часов [2, с. 49; 6, с. 13—22]. Видимо, умершая занимала какой-то пост в местной иерархии, но оставалась ли она по своему положению ближе к женам рыбаков или к высокопоставленным жрицам в Пачакамаке, не ясно. Опубликованные материалы разобраться в подоб­ных вопросах не позволяют, и остается только надеяться, что хранящиеся в пе­руанских музеях коллекции из Анкона документированы достаточно хорошо, чтобы проследить по ним социально-имущественные градации.

Материалы Анкона дают немало для изучения религиозных представлений древних перуанцев. Правда, местная керамика лишена сложных ритуально-мифо­логических сцен, а большие композиции на тканях пока не поддаются интерпрета­ции, зато интересны сами «коконы»: все имеющие антропоморфные коконы и ли­чины лишены индивидуальных признаков и явно изображают не конкретных умерших, а предков, к сонму которых те присоединялись. По всей видимости, скончавшиеся члены родов и линиджей (айлью) отождествлялись с их основате­лями (мифическими или мифологизированными), поэтому в одном «коконе» могли быть запеленуты остатки сразу нескольких человек. По наблюдению П. Каулике, у многих мумий личины замотаны тканью. Автор книги полагает, что повязку сни­мали во время ежегодных обрядов, когда предков извлекали из-под земли и демонстрировали народу. Такого рода «праздники воплощения предков» типичны для андских индейцев, хотя прямыми археологическими доказательствами периодиче­ского вскрытия могил в Анконе мы не располагаем.

Многие найденные в Анконе предметы отражают ритуалы и представления, общие для всех индейцев Центральных Анд. Таковы упоминавшиеся эквадорские раковины, употреблявшиеся прежде всего в обрядах, связанных с культом плодо­родия и воды; листья коки, которые жевали в ходе любых ритуалов; ожерелья из лекарственных семян Nectandra, как и листья коки, представлявшие стандартную форму жертвоприношений.

Как и другие выпуски серии, издаваемой Г. Мюллером-Карпе, книга П. Каулике прежде всего систематизация сведений более ранних публикаций. Возможно, поэто­му автор не счел нужным привести какие-либо статистические подсчеты, ибо большая (неопубликованная) часть материала в них все равно бы не нашла отра­жения. Поскольку, однако, выводы об определенных тенденциях в распределении материала по периодам все равно делаются, хорошо было бы знать величину вы­борок, на которых они основаны. Это касается, например, вопроса о погребениях с оружием, которые вообще в Анконе (как и во всех перуанских культурах, кроме викуса) редки, но становятся многочисленнее на этапе СГ 4. В могилах того же времени обнаружены «штандарты» из перьев, металла и тканей на деревянных древках, которые, может быть, были воинскими эмблемами. Этап СГ 4 был време­нем культурных изменений, связанных, вероятно, с гибелью одних политических образований и появлением других, и в этом смысле рост числа погребений, с ору­жием знаменателен.

Вместе с П. Каулике мы не можем не пожалеть о той огромной информации, которая утрачена безвозвратно из-за несовершенства раскопок в Анконе. Материа­лы этого могильника остаются многообещающим полем деятельности для будущего исследователя, но оправдают затраченные усилия лишь того специалиста, который, немного перефразируя Р. Коллингвуда, станет заниматься не памятником, а пробле­мой. Одной из нерешенных (и даже не поставленных) проблем перуанской архео­логии является выявление реальных культурных и политических общностей (а не керамических стилей), существовавших на юге северного и севере центрального по­бережья во второй половине СГ и начале ППП. Как показывают, например, иссле­дования в долине Касмы в эту эпоху численность населения достигла здесь мак­симума, за которым последовал резкий спад [2, с. 29]. Создается впечатление, что в отношении политической организации и экономического потенциала местные куль­туры в конце СГ находились по крайней мере на столь же высоком уровне, как всем известная наска, но из-за отсутствия привлекательных для коллекционеров памятников изобразительного искусства не вызвали должного интереса. Хотя мо­гильник Анкон расположен на крайнем юге рассматриваемой территории, его даль­нейшее изучение в силу массовости накопленных материалов может привести к важным историческим выводам.

Ю. Е. Березкин

ЛИТЕРАТУРА

1. Башилов В. А. Древние цивилизации Перу и Боливии. М.: Наука, 1972.
2. Березкин Ю. Е. Мочика. Цивилизация индейцев Северного побережья Перу в I—VII вв. Л.: Наука, 1983.
3. Березкин Ю. Е. Культурная преемственность на северном побережье Перу в V—XV вв.— СЭ, 19S4, № 2.
4. Furst Р. Т. House of Darkness and House of Light: Sacred functions of West Mexi­can funerary art.- In: Death and the Afterlife in Pre-Columbian America. Wash., 1975.
5. Villas Boas O., Xingu C. The Indians, their Myths. N. Y., 1973.
6. Stothert К. E. Preparing a Mummy Bundle, Note on a Late Burial from Аncon. Peru.— Nawpa Pacha, 1978, № 16.

Источник – «Советская Археология», № 3, 1987. Изд-во «Наука», Институт археологии РАН, Москва