Завоевание Южной Мексики

Завоевав Теночтитлан, испанцы получили господство над центральными областями Мексики. Теперь Кортесу предстояло проявить в области реорганизации ту же энер­гию и находчивость, как прежде в области разрушения В отличие от других конкистадоров, он был не только атаманом разбойников. В истории он стоит рядом с Вильгельмом Завоевателем, Цезарем и своим любимцем Александром. Он не собирался разграбить и опустошить Мексику, а затем покинуть ее. Он намеревался сделать ее испанской провинцией, с укоренившимся в ней испанским населением, которое насадит испанскую культуру среди индейцев. Беспощадный по отношению к племенам, сопро­тивлявшимся покорению, он желал умиротворить те племе­на, которые ему подчинялись, и примирить их с испанским владычеством.

Кортес покорил Теночтитлан как вольный искатель приключений, без разрешения испанского правительства. Он писал императору Карлу письма, в которых оправды­вал свои действия, и послал ему корабль, полный ацтек­ских сокровищ и диковинных зверей. Впрочем, корабль был захвачен французскими корсарами, и сокровища обогатили злейшего врага Карла, французского короля. Веласкес и его покровитель епископ Фонсека все еще надеялись, что Кортес, этот выскочка и авантюрист, будет осужден. Карл подозревал Кортеса, как любого из своих подданных, кото­рый становился чересчур сильным. Кортес был назначен губернатором Новой Испании, как окрестили новую про­винцию. Но для наблюдения за ним были посланы четыре чиновника, назначенные якобы для контроля над королев­скими финансами.

Кортес должен был удовлетворять алчность своих спутников. Они переносили лишения и опасности осады в надежде на золото, но когда Теночтитлан был, наконец, захвачен, добыча оказалась ничтожной. Ацтеки вовсе не были так богаты, как предполагали испанцы. В Мексике было много золота и серебра, но лишь немногие месторож­дения были уже открыты и разрабатывались. К тому же значительная часть сокровищ ацтеков попала на дно озера во время «печальной ночи». Разочарованные завоева­тели говорили, что Кортес присвоил сокровища себе или что ацтеки их спрятали. Еще до осады Кортес повесил главаря группы, пытавшейся его убить, простив много­численных участников заговора. Под угрозой нового вос­стания он согласился подвергнуть Кваутемока пыткам. Ноги Кваутемока поливали маслом, а затем жгли. Ква­утемок переносил муки со стоическим самообладанием и не открыл никаких тайн.

Раз золота было мало, нужно было наградить испанцев землей и трудом ее обитателей. Испанцы получили в соб­ственность поместья и рудники, принадлежавшие прежде ацтекам, и индейцев, обращенных в рабство за сопротив­ление завоевателям. Это их не удовлетворило, и Кортес нехотя принял энкомиендарную систему, которая уже при­вела к вымиранию населения островов. Индейские деревни, за исключением деревень тласкаланцев и других союзных испанцам племен, были поделены между завоевателями, но Кортес знал своих спутников и старался, чтобы про­цесс истребления местных жителей, свидетелем которого он был на Гаити и Кубе, не повторился в Мексике. По установленным им правилам, индейцы должны были рабо­тать на новых господ не более трех недель из семи. Их нельзя было увозить далеко от дома и заставлять работать на рудниках, где разрешалось использовать только рабов. Женщин и детей вообще запрещалось заставлять работать. Владельцы энкомиенд должны были быть женаты, жить в Мексике не менее восьми лет, строить церкви и забо­титься, чтобы их индейцы воспитывались в христианском духе. Им не дозволялось посещать свои индейские деревни без правительственного разрешения. Однако эти прекрас­ные в теории установления нельзя было провести в жизнь. Кортес организовал ввоз быков, овец и свиней, пшеницы, риса, сахара, плодовых деревьев и виноградных лоз и приказал владельцам энкомиенд, «энкомендерос», разводить этих животных и выращивать новые растения. Для размола кукурузы строились водяные мельницы. Де­ревни, не отданные энкомендерос, стали собственностью испанской короны и платили правительству ту же дань, что прежде ацтекам. Ими продолжали управлять касики, действовавшие теперь в качестве агентов Испании; члены семей этих касиков вступали в браки с испанцами. Дочери

Монтесумы стали женами вельмож и прародительницами испанских грандов.

Кортес решил восстановить Теночтитлан, известный отныне под именем Мехико, и обещал Карлу V, что город станет еще великолепнее, чем прежде. С этой целью он беспощадно требовал принудительного труда от индей­цев — жителей долины. Прежняя храмовая территория стала теперь центральной площадью города и главным рынком. С трех сторон ее Кортес построил дома, ряды лавок и ратушу, а на северной стороне, на месте пирами­ды Уицилопочтли, на фундаменте из разбитых идолов и обломков ацтекских храмов собирался вскоре воздвиг­нуть церковь, а затем собор. От площади к берегам озера прямыми линиями шли улицы, окаймленные построенны­ми из красного камня домами конкистадоров. Район Тлателолько был предназначен для ацтеков. Кортес назна­чил членов городского совета, собиравшегося для совещаний в его доме в Койоакане, и издал распоряжения против монополий и о регулировании цен, а также ввел строгие санитарные правила. Но, несмотря на его на­дежды, прошли века, пока Мехико достиг размеров Теночтитлана.

Кортес просил у испанского правительства миссионе­ров, особенно монахов. Он считал белое духовенство слишком склонным к наслаждениям. Индейцы привыкли требовать от своих жрецов строжайшего целомудрия, и было бы весьма некстати, если бы проповедники новой религии оказались ниже их в моральном отношении. Первая партия монахов состояла из фламандцев. Испанцы приняли их холодно и оставили в Тескоко. Но в 1524 г. из Испа­нии приехала вторая партия, которую встретили самым театральным образом. Монахи, в грубых серых одеждах прошли босиком от Вера Крус до Мехико. Когда они всту­пили в столицу, Кортес склонил перед ними колени и це­ловал их одежды. Бедность и смирение этих представителей испанского бога произвели на индейцев надлежащее впечат­ление; еще больше изумило их то, что Кортес, после того, как он не пришел на мессу, явился, чтобы подвергнуться публичному бичеванию за свой проступок. Монахи, в от­личие от многих своих собратьев, которые до них приез­жали на острова и прибывали в Мексику впоследствии, были искренне преданы задаче спасения душ, а простота и наивность их веры увеличивали их успех. Вскоре они энер­гично принялись за работу — изучали индейские языки, уничтожали идолов, разрушали пирамиды, строили церкви и монастыри и вводили моногамию у привыкших к мно­гоженству касиков. Кортес столь убедительно продемон­стрировал всемогущество христианского бога, что индей­цы стремились к обращению. Они приходили креститься в таком количестве, что монахи скоро потеряли счет про­изведенным ими крещениям и считали новообращенных сотнями тысяч и даже миллионами. Индейцы продолжали веселиться на праздниках, украшать себя цветами и пля­сать свои старые языческие пляски, но они научились петь христианские гимны и плясали уже в честь святой девы. Если не считать исчезновения человеческих жертво­приношений, то перемена была невелика. Индейцы по-прежнему молились о дожде и о хорошем урожае, измени­лись только имена их богов. Многие новообращенные пря­тали от монахов своих идолов и продолжали втайне покло­няться им наряду с изображениями святой девы.

Тем временем завоевание продолжалось. Теночтитлан был только началом. Границы известного мира так рас­ширились, что он казался бесконечным. В Америке и на Тихом океане были, без сомнения, другие, еще более бо­гатые державы. Кортес обещал Карлу V, что сделает его господином новых, еще неизвестных царств, больших, чем те, которыми он уже обладает. Как только закончи­лось покорение Теночтитлана, Кортес стал посылать своих офицеров с заданием покорить новые племена, исследовать страну и, если возможно, открыть тот морской путь в Азию, который испанцы еще надеялись найти. В эти эк­спедиции он набирал большие армии своих союзников — тласкаланцев и нахуа, которым предстояло отдавать жизнь за расширение испанской империи. Индейцы племен, при­нимавших испанское подданство, распределялись среди эн­комендерос; те племена, которые сопротивлялись покоре­нию, обращались в рабство, а всем, кто убивал испанцев, жестоко мстили. В покоренных областях основывались го­рода, становившиеся центрами испанского влияния, и туда посылались монахи для обращения индейцев в христиан­ство.

В 1521 г. Сандоваль покорил племена к югу от Вера Крус — причем сжег живьем одного касика, убившего испанца, — а Ороско прошел по берегу Тихого океана до самого Теуантепека и подчинил Испании сапотекские пле­мена. На следующий год Альварадо покорил мистеков и сапотеков на холмах внутренних областей и оставил там партию испанцев, основавших город Оахаку. Тарасканы из Мичоакана собирались послать ацтекам помощь, но под влиянием дурных предзнаменований заколебались. Кроме того, умер их касик, а наследовавший ему сын, боясь соперничества за престол, потерял драгоценное вре­мя на истребление всех своих братьев. Услышав о разру­шении Теночтитлана, тарасканы решили спастись от уча­сти ацтеков, перейдя в подданство Испании, и послали к Кортесу дары и послов. В Мичоакан был отправлен Олид. Его люди разбили тарасканских идолов и набросились на добычу, причем не давали никому пощады, не взирая на инструкции Кортеса. Они основали город на берегу Ти­хого океана, у Сакатулы, а затем покорили Колиму и, услышав о лежавшей далее к северу стране, богатой золо­том и населенной амазонками, проникли в Халиско. В Сакатуле Кортес построил корабли, на которых надеялся обследовать Тихий океан и присоединить к испанской империи недавно открытые Магелланом богатые пряно­стями острова Ост-Индйи. Тем временем гватемальские племена киче повторили ошибку Монтесумы и тарасканов и послали в Мехико посольство с богатыми дарами — золотом, жемчугами и украшениями из перьев, — и испан­цы стали мечтать о втором, еще более богатом, Теночтит­лане, лежащем за Теуантепеком. Они вспомнили рассказ, будто золота в той стране так много, что рыбаки упо­требляют его на грузила. Кортес намеревался немедленно завоевать Гватемалу, так как боялся, что его может пре­дупредить Педрариас, который все еще правил Дариеном, и, несмотря на свою старость — ему было уже под 90, — был жадным Тираном, грозой как индейцев, так и испанцев.

Однако кульминационный пункт карьеры Кортеса остался уже позади. Ему еще предстояло перенести труды и страдания, которых хватило бы нескольким обыкновен­ным людям на целую жизнь; но зависть соперников-испанцев и подозрения императора расстраивали его планы, и приобрести ему уже не пришлось ничего, кроме долгов и разочарований. Экспедиция в Гватемалу была отложена из-за волнений племени уастеков, жившего в лагунах Пануко. Кортес сам покорил и умиротворил эту область и принял ее жителей в число подданных императора. Почва ее была богата нефтью, которую позднее предстояло эксплоатировать конкистадорам другой расы, но золота в ней не было. Однако испанцы, жившие на островах, счи­тали всю Мексику сплошной сокровищницей, и в 1523 г. губернатор Ямайки Гарай повел туда армию разбойников. Разочарованные бедностью страны, испанцы грабили и пытали ее жителей. Альварадо, употребив тактику, приме­ненную Кортесом по отношению к Нарваэсу, переманил спутников Гарая к себе. Но индейцы начали восставать, и много испанцев было убито. Сандоваль, посланный Кор­тесом для восстановления порядка, подавил восстание и сжег живьем около 400 индейцев. Страдания Пануко на этом не кончились — через несколько лет испанское пра­вительство назначило губернатором этой области Нуньо де Гусмана. Этот последний, выделявшийся алчностью и жестокостью даже среди конкистадоров, систематически обращал в рабство своих новых подданных, грузил их на корабли и продавал плантаторам на острова.

Зимой 1523/24 г. из Мехико отправились две экспе­диции на покорение Гватемалы и Гондураса: Альварадо должен был пойти по побережью Тихого океана, а Олид отплыть из Вера Крус и покорить жителей побережья Караибского моря. Альварадо потратил на завоевание Гватемалы два года и был награжден должностью губер­натора этой территории, Олид же, достигнув Гондураса, поступил с Кортесом, как некогда сам Кортес поступил с Веласкесом, отказавшись признавать власть своего на­чальника. Впоследствии он был схвачен и обезглавлен друзьями Кортеса, но в то время Кортес решил сам пойти на Гондурас. Поручив управление Мексикой на время своего отсутствия чиновникам королевского казначейства, он в октябре 1524 г. отправился в путь, взяв с собой Кваутемока и нескольких других ацтекских касиков, оста­вить которых было небезопасно. Кортес уже не обладал той неукротимой физической энергией, которую проявил при осаде Теночтитлана, но воля его оставалась непре­клонной. В последующие месяцы ему понадобилась вся его выдержка. В Табаско испанцы перешли пятьдесят рек, причем через каждую им приходилось строить переправу. В северной Гватемале, где за тысячу лет до того строили свои города индейцы майя, они проходили через такие густые леса, что часто не видели, куда поставить ногу, шли по компасу и питались кореньями и ягодами. Многие из их союзников-индейцев умерли с голоду, и Кортесу донесли, что Кваутемок убеждает оставшихся в живых восстать против испанцев и перебить их. Кваутемок и дру­гие касики клялись, что они ни в чем не повинны. Тем не менее Кортес потребовал их казни, и все они были пове­шены на ветвях дерева сейбы. Затем испанцы пришли в колонию жрецов майя на озере Петен. Майя приняли их мирно и слушали проповеди о христианстве. Кортес оста­вил у них своего раненого коня. Майя кормили коня ку­рятиной и цветами, а когда он пал, поставили ему статую и поклонялись ей как богу грома и молнии. За озером Пе­тен испанцы пересекли крутую и кремнистую горную цепь Сьерра де-лос-Педерналес, где потеряли большинство ло­шадей, скатившихся в ушелья и пропасти, и спустились в новую область болот и рек, вздувшихся от ливней во вре­мя сезона дождей. Наконец, через семь месяцев после вы­хода из Мехико они достигли Гондураса и там узнали, что Олида нет в живых, так что в их путешествии не бы­ло никакой надобности. Никарагуа было уже опустошено соперниками-конкистадорами из Дариена и с Гаити. Нача­лась борьба, победителем в которой вышел Кортес. Он намеревался, невзирая на Педрариаса, пронести свое ору­жие по крайней мере до перешейка и даже пойти дальше, на южный материк, но от этих мечтаний о беспрерывных завоеваниях в духе Александра Македонского его пробу­дили вести из Мехико.

Королевский агент Саласар захватил в Мехико власть, изгнав своего главного соперника, казначея Эстраду. Кортеса и весь его отряд считали погибшими в лесах Гватемалы, и кто-то рассказывал, что видел их души в адском пламени. Саласар отслужил по Кортесу панихиду и присвоил себе все его имущество, на которое мог наложить руку. Человек, которому Кортес поручил управление своими поместьями, был схвачен, подвергнут пыткам и пове­шен. Все, кто противился власти Саласара, были заклю­чены в тюрьму или принуждены скрываться в горах. В Оахаке и других местах индейцы, которых грабили без зазрения совести, восстали, и настала очередь испанцев подвергаться пыткам и погибать на кострах. В конце кон­цов, сведения об этих событиях дошли до Кортеса. Он отправил посланца, который высадился в Вера Крус, под покровом ночи явился переодетым в Мехико и пере­дал монахам письмо Кортеса. Как только стало известно, что Кортес жив, обитатели города схватили Саласара, за­перли его в клетку, вынесли на площадь и там затравили, как дикого зверя. Когда вернулся сам Кортес, Мехико отпраздновал «фиесту»[1]. Кортес восстановил порядок и попытался загладить последствия тирании Саласара. Один из его приближенных женился на ацтекской принцессе и был послан в поездку по стране с поручением умиротво­рять индейцев и возвращать им отнятое у них имущество.

Но Саласар и его подручные своими письмами, где Кортес обвинялся во множестве преступлений — от убий­ства своей жены до намерения создать независимое коро­левство, — уже успели пробудить подозрения Карла V, и император, наполовину поверив их россказням, решил устранить Кортеса. Чтобы принять управление Новой Испанией и выслушать обвинения против Кортеса, в Ме­хико была направлена «аудиенсия» (audiencia), состояв­шая из президента и четырех «оидоров». Президентом был назначен Нуньо де Гусман, известный Совету по делам Индии лишь как человек сильной воли и способный адво­кат. Тогда Кортес решил апеллировать в Испанию, и вес­ной 1528 г., через 24 года после своего прибытия на Гаи­ти, отплыл в Европу.

Нуньо де Гусман управлял Мексикой так же, как об­ластью Пануко. С полного согласия охотно ему помогав­ших оидоров он продавал индейцев в рабство, облагал касиков тяжелой данью, похищал красивых женщин и конфисковал энкомиенды, которые Кортес роздал своим сторонникам, чтобы распределить их среди собственных друзей. Он установил слежку за портами, чтобы вести о его действиях не проникли в Испанию.

Протесты монахов игнорировались, а когда один из них в проповеди разоблачил Гусмана, его стащили с ка­федры. Индейцев, просивших монахов о защите, сажали в тюрьму и грозили им виселицей. Вновь назначенный епископ Мексики Сумаррага отлучил членов аудиенсии от церкви, а когда они не обратили на это внимания, он контрабандой переслал письмо через Атлантический океан, спрятав его в бочку с маслом. Жалобы его были поддер­жаны Альварадо, выступившим в качестве поедставителя Кортеса и первых завоевателей. В 1530 г. в Мексику была послана новая аудиенсия, под председательством епископа Рамиреса де Фуэнлеаля. Нуньо де Гусман уже пришел к выводу, что его правление будет непродолжительным и что ему следует искать власти и добычи в другом месте. Покинув своих товарищей по преступлениям, он собрал большое войско, которое финансировал, ограбив королев­ское казначейство, и отправился в ту богатую золотом и населенную только женщинами страну, которая, по слухам, лежала где-то к северу от Мичоакана. Фуэнлеаль и его товарищи предоставили Гусману заниматься своими проектами, но отправили оидоров обратно в Испанию и стали править более благопристойно.

Теперь император и его советчики решили, что управление Новой Испанией нельзя доверить никому из конки­стадоров. Пусть авантюристы завоевывают провинции; они слишком завидуют друг другу, слишком жадны к бо­гатству и власти, чтобы им можно было позволить управлять этими провинциями. Вице-королем нужно назна­чить испанского дворянина, лично известного королю. Это назначение получил Антонио де Мендоса, принадле­жавший к одной из наиболее знатных семей Испании и отличавшийся в качестве чиновника испытанной предан­ностью и проницательностью. Мендоса прибыл в Мексику в 1535 г. До того обязанности губернатора выполнял Фуэнлеаль.

Кортес, надеявшийся, что его великие заслуги будут награждены по достоинству, был в любезной форме отстранен. Его сделали маркизом и пожаловали обширные земли в Оахаке и других областях. Но в завоеванной им стране ему позволили занять лишь должность капитан-генерала. Если он хочет быть губернатором, пусть за­воюет еще одну державу. Ему было обещано управление всеми землями, которые он может открыть за свой счет на Тихом океане. Когда в 1530 г. Кортес вернулся в Ме­ксику, он не смог долго мириться с тем, что страной, гос­подином которой он когда-то был, управляет Фуэнлеаль. В то же время влияние Кортеса на индейцев вызывало зависть аудиенсии. Поссорившись с Фуэнлеалем, Кортес уехал в Куэрнаваку, где построил дворец и церковь и за­нимался производством сахара и овцеводством. В Сака­туле, Акапулько и Теуантепеке он построил корабли и послал их на север открывать новый Теночтитлан. Но многие из этих кораблей погибли, а другие были захва­чены Нуньо де Гусманом, который теперь сделался госпо­дином области Халиско. Береговая линия была исследована до самой Калифорнии, но оказалось, что там живут только дикари. В 1535 г. Кортес лично предпринял безуспешную попытку основать колонию на бесплодных берегах Ниж­ней Калифорнии. После этого он поссорился с Мендосой, которому не давало покоя его безудержное стремление от­крывать все новые и новые земли, и вернулся в Испанию в надежде добиться отставки Мендосы. Но император ре­шил, что Кортес больше ему не нужен. В дальнейшем Кортес участвовал в экспедиции против Алжира при­чем корабль его разбился, а сам он спасся вплавь и потом до самой смерти, последовавшей в 1547 г., оставался в Испании, всеми забытый и опутанный долгами. Он по­желал, чтобы его тело перевезли в Мексику и похоронили в монастыре в Койоакане.

Эпическая эра конкистадоров подходила к концу. В Америке была еще одна держава, богаче и обширнее ацтекской. В 1531 г. Франсиско Писарро во главе раз­бойничьей банды отправился из Дариена на юг и разгро­мил государство инков, набрав добычу, которая затмила славу Теночтитлана, и обращаясь со своими жертвами с таким циничным зверством, на которое Кортес был бы неспособен. Потом завоеватели поссорились при дележе добычи, и на равнинах Перу сражались между собой испанские армии. Но империя инков была последней до­бычей конкистадоров. На долю авантюристов, надеявшихся поспорить с Кортесом и Писарро, осталась неразведанной большая часть двух материков, но находили они только страны, разработка природных богатств которых была еще делом будущего. Стремительность и дерзость конкистадо­ров, их способность переносить муки и бессердечие, с каким они причиняли их другим, сменились прозаическими трудами горняка и «ранчеро», епископа и королевского чиновника.

Одним из тех, кому выпало на долю разочарование, был Нуньо де Гусман. Бежав из Мехико, он сначала от­правился в Мичоакан. Среди живших там тарасканов дей­ствовали монахи, которые крестили индейцев и строили монастыри. Захватив несколько тысяч индейцев в качестве носильщиков, Нуньо де Гусман потребовал у племенного вождя тарасканов золота. Старания вождя не дали доста­точных плодов, а посему его привязали к конскому хвосту, протащили по степи и затем сожгли. Нуньо де Гусман оправдывал этот подвиг тем, что вождь будто бы снова впал в язычество; но хотя Гусман пытал нескольких сви­детелей, он не смог добиться подтверждения своего обвине­ния. Из Мичоакана он последовал в Халиско, сжигая де­ревни и воздвигая кресты. Если индейцы принимали его мирно, их провоцировали на восстания, чтобы испанцы имели предлог поработить их. Когда они бежали, их пре­следовали, приводили обратно и проповедовали им хри­стианство. По мере того, как Гусман двигался к северу, уровень культуры туземных племен снижался, но женщи­ны казалось, становились красивее, и это подкрепляло Гусмана в убеждении, что он на пути в страну амазонок, В Тепике почти все его союзники-индейцы погибли от на­воднений и болезней. Некоторые пытались бежать, но их ловили и вешали или доводили до самоубийства. Сам Гусман заболел, и его несли на носилках. Наконец, до­стигнув Синалоа, он сдался и согласился повернуть об­ратно. Он обосновался в Халиско, где построил города Компостелу и Гвадалахару и ооганизовывал энкомиен­ды. Многие индейцы бежали из Халиско в горы Сакате­каса, другие, менее счастливые, ждали возможности вос­стать. Завоеванным им областям Гусман дал громкое на­звание Великой Испании; однако ему не удалось обмануть испанское правительство. Власти, не желавшие мешать ему, пока он мог быть полезен завоеванием какой-нибудь новой державы, в конце концов припомнили его преступ­ления и приказали ему вернуться в Мехико. Халиско и прилежащие территории были переименованы в Новую Галисию, и в 1536 г. должность их губернатора была пе­редана Пересу де ла Торре. Гусман провел два года в тюрьме в Мехико, а затем был отправлен в Испанию, где через несколько лет умер всеми забытый.

Такое же разочарование принесло испанцам завоева­ние Юкатана, последней области южной Мексики, кото­рую им оставалось покорить. В 1526 г. товарищу Кортеса Франсиско де Монтехо было разрешено завоевать Юка­тан и управлять им. Племена майя, несмотря на упадок их культуры, оказались достойными потомками людей, построивших Паленке и Чичен-Ицу. По всей Америке ис­панское завоевание не встречало более упорного сопро­тивления. Если бы майя способны были забыть свои вну­тренние раздоры, они могли бы сохранить независимость. Монтехо высадился на Юкатане и направился в глубь страны, причем сперва его принимали дружественно. Но как только он попытался установить новые порядки в стране, которую считал покоренной, и стал рассылать во все концы свои отряды, он оказался в осаде. Майя быстро собирались в лесах и окружали испанцев, грозя им го­лодной смертью. Иногда испанцы встречались с ними в открытом бою, и тогда превосходство оружия давало им победу, но майя никогда не признавали себя побежденны­ми. Раненые воины кончали жизнь самоубийством, не же­лая, чтобы их убили испанцы. В 1535 г. Монтехо отбыл за подкреплениями, и на всем Юкатане не осталось ни одного испанца. Майя отпраздновали победу возобновлением сво­их старых межплеменных конфликтов. Племя шиус, помо­гавшее испанским захватчикам, попросило у кокомов разре­шения посетить Чичен-Ицу для жертвоприношений. Когда шиус прибыли туда, кокомы подожгли дом, в котором находились шиус, и перерезали их. После этого между племенами началась война. В 1537 г. вернулся и возобно­вил наступление сын и тезка Монтехо, унаследовавший его губернаторскую должность. Несколько лет тяжелой борь­бы дали ему власть над северной оконечностью полуостро­ва, где он основал город Мериду, а майя были постепенно обращены в рабства. Монтехо сжигал живьем племенных вождей, отказывавшихся подчиниться ему. Он приказывал отрезать у пленников-мужчин руки и ноги, а женщин ве­шать или бросать в озера с грузом на шее. Отдельные об­ласти внутри страны, в том числе колония жрецов на озере Петен, оставались независимыми до конца следую­щего столетия.

Несмотря на то, что в конце концов индейцы майя бы­ли сокрушены превосходящими силами, они сохранили духовную независимость. Они не желали говорить на ис­панском языке, значительно уступавшем их языку по богат­ству словаря, и их господа были вынуждены учиться языку майя. Еще в XIX в. майя продолжали восставать против господства белых. Покорение Юкатана, где не было ни зо­лотых россыпей, ни плодородной земли,стоило испанцам больших людских потерь, чем завоевание ацтеков и инков.