Ювелирное искусство муисков

Из данных исторических источников известно, что племена муисков после нашествия враждебных племен (пианче, мусо и колима) потеряли террито­рии, примыкающие к берегам реки Магдалены (современные департамен­ты Кундинамарка и Бояка), оказались полностью лишенными источников золотодобычи на принадлежащих им землях, вследствие чего они были вынуждены получать его путем меновой торговли с дружественными племенами поинов и япорохе, а также путем военных экспедиций против враждебных племен, которые жили с западной стороны области, занима­емой муисками.

Несмотря на отсутствие источников добычи золота в своей стране, муиски успешно развивали металлургическую промышленность. Основные ее центры находились в царстве Гуатавита, как об этом сообщают хроники и дневники времен конкисты, а также в районе Паска, где в последние годы было обнаружено большое число золотых ювелирных изделий и сделаны находки, свидетельствующие о существовании в этом районе значительной по масштабам обработки золота. Среди этих нахо­док — тигли, наковальни, мехи и другие принадлежности труда металлур­гов.

Наиболее интересный экспонат Музея Золота Банка Республики, изображающий церемонию на плоте, которая, согласно преданиям, пери­одически совершалась на озере Гуатавита, был обнаружен именно в этой местности.

Индейские ювелиры Альтиплано (Горного района) широко использова­ли медь, часто совершенно не смешивая ее с золотом. Богатые залежи меди имеются на всем протяжении Восточных Кордильер и частично в Центральных Кордильерах. Большая часть этих залежей была индейцам известна. Среди наиболее богатых медью местностей различные историче­ские источники упоминают Короморо (кантон Чарала), реку Сутамарчан, Вилья-де-Леива, территорию, заселенную индейцами мусо, долину Сан-Бартоломе, район обитания индейцев Колима, Токаиму, Ла-Пальму, Ибагуэ и Марикиту.

Мотивы ювелирного искусства

Ювелирное искусство муисков отличалось большой выразительностью. Коллекция золотых изделий, извлеченных из индейских захоронений, представляет собой замечательный документальный источник для изуче­ния жизни индейцев. Монах Педро Симон утверждает, что из золота и серебра туземцы изготовляли фигуры заклинателей, курящих «табак или йопу», жернова для размалывания маиса, метательное оружие, луки, фигурки животных и другие предметы.

Церемония на озере Гуатавита

Широкой известностью пользуется церемония, происходившая на озере Гуатавита, которая дала начало знаменитой легенде об эльдорадо. Наследник царя, взойдя на престол, должен был немедленно отправиться к священному озеру, чтобы принести в жертву племенным богам золотой песок, украшения и другие вещи. Как новоявленный монарх, так и со­провождающие его высокопоставленные сановники участвовали на этом торжестве, надев на себя золотые короны, браслеты, чагуалы (нагрудни­ки), серьги, а также украшения из перьев разнообразной яркой расцветки.

Благодаря хронисту начала XVII века Хуану Родригесу Фрейле мы располагаем красочным описанием церемонии на озере Гуатавита, изоби­лующим деталями, заимствованными из устного рассказа племянника царя, носившего то же имя, что и озеро, и бывшего касиком округи в то время, когда знаменитый колумбийский хронист писал свое сочинение. Приводим ниже некоторые отрывки из этого описания, в которых автор упоминает о ювелирных изделиях, используемых туземными монархами в связи с подобными праздниками. Эти упоминания помогут при определе­нии некоторых предметов, найденных на той же самой территории.

«Церемония состояла в том, что на этом озере из тростника строился большой плот, который украшали как только могли; на плот ставили четыре жаровни, в которых сжигалось большое количество моке, то есть местного благовония, а также скипидара, смешанного со многими иными ароматичными веществами.

В то время озеро было круглым, очень большим и таким глубоким, что в нем мог бы плавать корабль с низкой осадкой. По берегам озера скоплялись несметные толпы мужчин и женщин в украшениях из перьев, чагуалы и в золотых коронах. Вокруг разводилось множество огней; и в то время, когда благовония начинали жечь на плоту, их сжигали также на земле в таком количестве, что дым мог даже затмить дневной свет.

В этот момент наследника раздевали донага, кожу его намазывали клейкой землей и осыпали его золотым песком и золотым порошком так, что он оказывался полностью покрыт слоем золота. Затем помещали на плот, на котором он находился стоя, а у его ног складывали гору золота и изумрудов, которые жертвовались божеству. Вместе с ним на плот всходили из числа его подданных четыре наиболее знатных касика, наряженные в украшения из перьев, золотые короны, браслеты, нагрудни­ки и серьги. Они также были обнажены, и у каждого из них имелось собственное подношение богам.

Как только плот отплывал от берега, начинали звучать музыкальные инструменты и крики толпы заполняли долины и горы. И этот шум продолжался до тех пор, пока плот не достигал середины озера, откуда с помощью флага подавался сигнал к молчанию.

Индеец, покрытый золотом, совершал свое жертвоприношение, бросая в воду все имевшееся при нем золото, а сопровождающие его касики делали то же самое; закончив эти действия, они опускали флаг, который был поднят все время, пока шло жертвоприношение. И когда плот направлялся к берегу, вновь начинались крики, игра на волынках и фаготах, а также танцы и пляски на их манер. Такова была церемония, во время которой наследник признавался в качестве господина и князя»[1].

Этот же автор повествует о том, что в храме, находившемся на зем­ле старого касика Убакэ, который был отобран при жизни хрониста священником Франсиско Лоренсо, прибегшим для этого к тысяче уловок и хитростей, было найдено большое число различных ювелирных изделий.

«...Он нашел четыре котла, полные небольших сантильо, изображав­ших людей, фигурок птиц, стрел и других изображений, причем все это было из золота. И хотя отец Франсиско Лоренсо заявил о присвоении золотых вещей на три тысячи песо, каковые и предъявил, молва гласит о более чем шести тысячах песо»[2].

Помимо религиозной символики и эстетической ценности золото имело для индейцев значение и в других отношениях: короны из золота водружались на головы вождей, символизировали их гражданскую и религиозную власть. Эти же предметы сами по себе были выражением власти и воли касиков до такой степени, что, переместившись в какой-либо район своих владений без этих атрибутов, они не могли рассчитывать на повиновение со стороны своих подданных. Выше процитированный хронист, рассказывая о политических противоречиях между правителем Боготы и касиком Гуатавиты, пишет:

«...Гуатавита[3] встревожился и немедленно приказал своим военачаль­никам собрать две тысячи воинов для охраны своей персоны и предупре­дить их о том, чтобы они находились в полной боевой готовности. Кроме того, он послал двух кэмэ, которые, как я уже говорил, являются скороходами, хотя на этот раз они выполняли обязанности послов, снабдил их двумя золотыми коронами, которые считались у них знаками власти и царской принадлежностью. Эти послы были направлены к Боготе, чтобы они предстали перед ним на третий день в сопровождении военачальников»[4].

Церемония, описанная на предыдущих страницах, организовывалась с целью отправления культа племенных богов, в частности тех, которые обитали в глубине озера. Согласно древней легенде, Гуатавита был раньше одним из самых могучих и богатых муискских касиков, пользовав­шихся плодородием земли и особенно искусством его подданных в деле обработки золота. Их изделия завоевали большую известность во всех провинциях расселения муисков. Случилось так, что главная жена касика Гуатавиты была обвинена в супружеской неверности. Предполагаемая преступница была приговорена оскорбленным князем и его помощником к позорному наказанию. Подавленная жестокой формой мести и не в си­лах вынести позора, она схватила в объятия свою малолетнюю дочь и, вырвавшись из окружения, убежала к озеру, и его холодные воды вскоре поглотили несчастную мать и ее дочь. Узнав о разыгравшейся трагедии, касик, сожалея о своем чересчур жестоком решении, приказал верховно­му жрецу, жившему на берегу священного озера, опуститься на дно, найти тела несчастных и с помощью магии вернуть их к жизни. Однако все попытки выполнить приказ правителя оказались тщетными. Осветив дно факелами, жрец увидел, что жена касика венчается с жившим в озере драконом, выевшим глаза у девочки, лежащей неподвижно. С тех пор озеро Гуатавита стало ареной особых ритуалов и церемоний почитания жены касика, которая время от времени появлялась на волнах и через жрецов, охраняющих эту святыню, возвещала о добрых и дурных событиях, ожидавших племя.

Широко известные легенды об эльдорадо, о золотых дарах вышли за пределы границ муисков и достигли далеких пределов Центральных Анд, земель Инки, где ее услышали солдаты конкистадора Себастьяна де Белалкасара. Она послужила поводом для похода на север, в земли Южной Колумбии.

Легенды, ставшие побудительной причиной многочисленных экспеди­ций в разных районах Америки, возникли еще в начале XVI века, то есть еще до того, как отряды Гонсало Хименеса де Кесады вышли к реке Магдалена, и до того, как воинственно настроенные солдаты Белалкасара достигли отрогов Центрального Колумбийского массива. Хуан Фриеде связывает возникновение этих легенд с первыми сообщениями об откры­тии огромных богатств в Перу, которые потрясли воображение испанских колонистов, осевших на Антильских островах в ожидании новых возмож­ностей для вылазок в континентальные земли Америки. Фриеде в связи с этим пишет:

«Тайна, какой Эрнандо Писарро окружил свою поездку в Испанию с добычей, полученной в результате смерти Атауальпы, его отказ от захода в порт Санто-Доминго и от выхода на землю даже в порту Ягуана вызва­ли еще больший взлет фантазии конкистадоров. Столь неодолимым было стремление к походам, что сразу на почве немногих и неточных ге­ографических данных той эпохи возникла легенда о «Дорадо», чудесной стране, расположенной где-то между Перу и Рио-Плата и способной помочь им немедленно покончить с бедностью. Даже сам Королевский Совет не сомневается в подлинности этого «Дорадо»... и заявляет, что в «соответствии с широтами и высотами» оно находится в «местности, расположенной напротив островов Куба и Пуэрто-Рико, если отправиться от этого острова строго на юг». Королевский Совет, не колеблясь, готов дать разрешение на организацию экспедиции численностью в четыреста человек для поисков «Дорадо» после того, как будут проведены «много­численные беседы с лоцманами». Однако «Совет по делам Индий» эту экспедицию запретил»[5].

Даже сегодня люди, живущие близ озера Гуатавита и других озер, придерживаются фантастических поверий о существовании гигантских змей, которых время от времени можно увидеть в образе чудовищ на озере. Мы лично встретились с этими поверьями среди крестьян поселка Пуэбло-Вьехо, расположенного на берегах озера Тота, а также тех, которые живут в окрестностях озера Педропало[6].

М. Триана, изучавший культуру чибча, рассматривая легенду о Бачуэ, также приводит подобные легенды.

«Роль дракона или змеи как хозяина озер выступает в ряде второсте­пенных легенд и продолжает существовать в народном воображении в течение четырех веков христианской цивилизации в качестве неумирающе­го реликта нации. Убежденность современного крестьянина в том, что в озере имеются уснувшие чудовища, которых можно разбудить громким криком и чей ответ, звучащий эхом в горах, стоящих вокруг озера, напоминает голос оракула, есть не что иное, как невольное обращение к водяному божеству, персонифицированному предками в образе матери Бачуэ и вещей жены касика Гуатавиты»[7].

В первые же годы после завоевания Нового Королевства[8] испанская корона заключила соглашения со многими колонистами об осушении озера. И в наши дни эта жемчужина природы, овеянная легендами, уходящими в глубь мифологии чибча и народные поверья современности, продолжает оставаться объектом беспочвенных спекулятивных расчетов многих авантюристов. Первым в середине XVI века осушение озера предложил провести хронист Педро Сьеса де Леон. В своем труде «Война салинас» он пишет следующее: «В этой провинции Богота имеется огромное озеро, и если Ваше Величество приказали бы осушить его, то Вы добыли бы там большое количество золота и изумрудов, которые в древности были брошены туда индейцами»[9].

22 сентября 1562 года было подписано соглашение с Антонио де Сепульведой, согласно которому следовало осушить озеро и добыть в пользу подписавших сторон огромные богатства, покоящиеся в его глу­бине.

В разъяснительных статьях соглашения особо оговаривалась цель «добычи золота, серебра и жемчуга, которые имеются в озере Гуатавита, входящем в состав Нового Королевства, а также в горе, находящейся рядом с селением Гуатавита, где, как говорят, был уака или храм».

Антонио де Сепульведе разрешалось получить на Зеленом Мысу: «100 заступов со стальными наконечниками, 50 стальных полос, 200 мотыг, 100 мачете, садовых ножей и каменотесных молотков, 6 кинталей[10] железа, один кинталь стали, 6 кинталей специального оборудования, 50 буров. Разрешение на вывоз рабов и лодок-каноэ из Картахены. Срок действия привилегий — 8 лет»[11].

В свою очередь Сепульведа обязывался внести в казну сумму в пятьсот дукатов, а также четвертую часть добытых богатств, если их стоимость не превысит пятьдесят тысяч песо; «если же будет добыто больше — то половину».

Антонио де Альседо сообщает, что некий Эрнан Перес был первым, кто серьезно попытался исследовать озера с целью поисков богатств.

«Провинция и озеро, находящееся в ней, имеют одно название. Озеро славится огромными богатствами, которые бросали в него индейцы в знак поклонения ему, в результате чего испанцы получили большую выгоду. Озеро находится среди почти отвесно стоящих скал, представляя собою как бы чашу, окружностью в одну лигу. Оно очень глубокое, вода прозрачная и чистая, потому что все, что бросают в него, оно вновь выбрасывает на берег, где индейцы имели раньше свои знаменитые храмы. Эрнан Перес де Кесада был первым, кто попытался немного спустить воду из озера, и он сразу обнаружил драгоценности на сорок песо.

Немного спустя то же самое предпринял Антонио де Сепульведа, который получил гораздо большую выгоду, а также очень дорогой изумруд. Подобная операция повторялась затем несколько раз, и она всегда приносила доход. Озеро находится в пятнадцати лигах к востоку от Токаимы»[12].

Кроме Гуатавиты и другие озера считались местом жительства бо­жеств и оборотней и поэтому пользовались почитанием и поклонением. В их числе озера Сиеча, Фукене; оба они считаются обителью бога Фо; затем идут озера Игуаке, Теусаки, Тота, Чисака и так называемый Колодец Донато.

Все они пережили судьбу озера Гуатавита и стали объектом жадности и стяжательства искателей драгоценностей, которые начиная со времен завоевания Колумбии европейцами вторгаются в эти святыни обуреваемые лихорадкой поиска богатств. Многие из них нашли здесь бедность и даже смерть. Так, озеро Сиеча было обследовано неким Матосом еще в колониальный период, а затем в 1870 году Энрике Урданетой и Хорхе Кровтером.

Они погибли в подкопе, который рыли с целью отвести воду из озера. В 1880 году попытку осушения озера Тота (после изучения структуры его дна) сделал Мигэль Триана. В последние годы современные предпринимате­ли намерились в поисках источников золота нарушить священный покой озера Гуатавита. Однако сегодня священные озера охраняются законом, который предусматривает сохранение и защиту исторического наследия нации.

Сокровища правителей и жрецов

Монах Педро Симон, самый выдающийся из наших хронистов XVII века, касаясь темы сокровищ, найденных испанцами во владениях касика Тунхи, пишет:

«Среди иных драгоценностей, которые помогли обнаружить разум и жадность, фигурировало великое множество ожерелий, состоявших из зеленых, позолоченных, белых и голубых бусин, выделанных из кости и камешков, нанизанных вперемежку на нить из чистого золота. Кавалеры и знать носили эти бусы во время своих праздников и военных походов, надевая их на запястья, грудь и шею, точно так же, как делают наши испанки, от которых этому научились индианки. Хотя их предки и имели обычай носить их, но тогда это касалось только мужчин, также как сейчас бусы носят только женщины. Солдаты обыскали находящиеся на дворцовой территории касика некоторые хижины, где Тунха хранил все оружие и боеприпасы, которые он собрал, думая начать войну против Боготы. Среди этого оружия и боеприпасов имелись пластины и диадемы, изготовленные из высокопробного золота, их носили наиболее храбрые военачальники, надевая на голову или вешая на грудь. При этом некоторые пластины были таких больших размеров, что служили в качестве панциря, защищающего от ударов копий»[13].

Во время прихода испанцев муиски имели свои гарнизоны вдоль границы, в частности в районах Фоска, Тибакуй и Сипкон. Здесь они построили специальные крепости и бдительно следили за передвижением своих противников, прежде всего племен сутагао и панче. Начальников таких крепостей называли «куэча», что означает «храбрый». Им предо­ставляли особые привилегии в качестве компенсации за опасность, ко­торой они подвергались при исполнении своих обязанностей.

В отношении куэча Симон пишет следующее: «...крупные телом, храбрые, ловкие, решительные и бдительные. Как лучшим солдатам, им платили жалованье вперед. Они всегда ходили стриженые; нос, губы и уши просверливались, и сквозь отверстия в ушах продевались сложенные в несколько рядов тонкие нити из чистейшего золота. Сквозь отверстия в носу и губах нити также продевались, но не сразу, а лишь после того, как воину удавалось убить врагов-панче; и сколько панче он убивал, столько нитей подвешивалось на его нос и губы... в соответствии с деяниями правитель чтил каждого из них и часто награждал их, назначая касиками отдельных селений, если в них не было законного наследника»[14].

Жрецы племени носили отличительные знаки. Часто это были украше­ния из золота, о которых упоминают хронисты и изображения которых можно видеть на керамических антропоморфных фигурах, обнаруженных при археологических раскопках в различных районах бывшего ареала расселения муисков. Наиболее интересное указание по этому вопросу заключено в груде Варгаса Мачуки.

«У них имелись жрецы, в некоторых местностях это были самые знатные люди; они надевали митры и тиары, их сейчас находят во - множестве, особенно в Новой Испании, но сделаны они не из кованого золота, как те, огромные, что были найдены в храме в Новом Королев­стве Гранады доктором Антонио Гонсалесом... и которые он, как замечательные и великолепные вещи, направил нашему Королю, добавив несколько нагрудных украшений из того же самого высокопробного золота, на которых были нарисованы всякие идолы в разных позах»[15].