Введение

Как и почему возникли религиозные представления - об этом написано немало. С точки зрения советских ученых методологический подход к этой проблеме определен основоположниками марксизма. Мировые религии (христианство, ислам, буддизм), исповедуемые сейчас большинством верующих, являются итогом длительного и сложного развития идеалистических представлений о мире. Все культы и верования, чье появление засвидетельствовано в исторических документах, складывались на основе уже существовавших ранее, предполагали веру человека в сверхъестественные силы, Следовательно, для того чтобы судить о причинах возникнове­ния не тех или иных отдельных вероучений, а религии, как таковой, необходимо прежде всего знать, каковы были рели­гиозные представления на самых ранних этапах их эволюции, то есть в период первобытнообщинного строя. Поскольку мы лишены возможности непосредственно изучать наших далеких предков, реконструкция их верований — задача не только актуальная, но и крайне сложная, требующая сотрудничества представителей разных исторических дисциплин.

Пытаясь представить себе жизнь людей в отдаленном прошлом, мы опираемся на данные археологии. Благодаря ей доказано, что представления о сверхъестественном зародились многие десятки тысяч лет назад. Уже неандертальцы совер­шали действия, которые были продиктованы иллюзорными представлениями о мире. Например, они собирали черепа убитых животных в пещерах, служивших примитивными свя­тилищами. При погребении вместе с умершими клали заупокойные дары, что свидетельствует о зачатках веры в загроб­ную жизнь. Значение подобных фактов трудно переоценить, но, для того чтобы понять духовный мир первобытных людей, данных археологии недостаточно, так как они слишком отры­вочны. Не менее важным источником для изучения ранних форм религии является этнография.

Наблюдения за культурой современных или существовав­ших в недавнем прошлом первобытных народов позволяют лучше, нагляднее представить жизнь наших предков. Разу­меется, даже самые отсталые племена, с которыми познакоми­лись европейцы в эпоху великих географических открытий, существенно отличались от людей конца ледниковой эпохи, не говоря о неандертальцах. Однако при всех различиях первобытные коллективы в глубокой древности и в недавнем прошлом, в приполярье и в тропиках жили в условиях одного и того же общественного строя. Наиболее типичные, общерас­пространенные черты первобытной культуры, в том числе связанные с религиозными представлениями, должны были быть присущи всем народам, находившимся на соответству­ющей ступени развития. Поэтому, описывая и изучая ритуалы, культы и верования первобытных племен, этнографы создают основу для реконструкции древнейших религиозных представ­лений, вносят свой вклад в решение проблемы происхождения религии.

Некоторые характерные особенности первобытной религии были выявлены еще во второй половине XIX века. Это ани­мизм (представление об одушевленности, личностном вопло­щении предметов и явлений окружающего мира); тотемизм (вера в фантастическое, сверхъестественное родство между группами людей и так называемыми тотемами, т. е. мифиче­скими родоначальниками видов животных, растений, реже явлений неживой природы и категорий неодушевленных пред­метов); магия (совершение определенных обрядовых действий, которые должны якобы повлечь за собой те или иные события в окружающем мире).

Однако тотемизмом, анимизмом и магией первобытная религия не исчерпывается. Эти понятия описывают отдельные стороны первобытного мышления, но не отражают всего богат­ства его содержания. Одна из главных особенностей первобыт­ной религии заключается в том, что она менее обособлена от других аспектов культуры, чем религия классовых обществ. У первобытного человека вера в сверхъестественное составляет часть целостного мировоззрения, в котором сложно перепле­тены как фантастические, так и объективно верные представ­ления о мире. Для того чтобы выразить их и передать потом­кам, первобытный человек пользовался средствами ритуала, изобразительного искусства и мифологии.

Первобытные ритуалы, обряды своеобразны. Они тесно связаны с трудовыми процессами и подчас представляют собой не что иное, как празднично оформленную трудовую деятель­ность — сбор урожая, охоту, строительство дома. В то же время любые практически необходимые действия первобытного человека хоть немного ритуализированы, сопровождаются раз­личными предписаниями и запретами религиозного характера.

Своими особенностями обладает и первобытное искусство. Оно не бывает чисто декоративным, не ограничивается удовле­творением преимущественно эстетических потребностей. Изо­бражения рассказывают о мире, каким его понимает их создатель, и потому связаны с религиозно-мифологической картиной этого мира. Они многозначны и символичны. Нако­нец, первобытные мифы — это не просто занимательные исто­рии о приключениях героев-первопредков. Мифы служили ин­струментом осмысления действительности, познания природы, накопления коллективного опыта. Если явления и предметы оказывались замеченными, осознавались человеком, они обя­зательно описывались в мифах. Поэтому, анализируя мифы, ученые выбирают самый прямой и плодотворный путь для исследования сознания, идеологии наших предков.

Этнографические исследования последних десятилетий расширили наши знания о духовном мире первобытного чело­века. Быть может, самые интересные результаты были полу­чены специалистами, работавшими среди индейцев Южной Америки — континента, который до второй мировой войны был меньше всего известен этнографам.

Вплоть до 50 — 60-х годов нашего века, а отчасти и позже, некоторые индейские племена во внутренних районах Южной Америки все еще сохраняли те верования и обычаи, которые были характерны для них в эпоху до контактов с европейцами. В послевоенный период у этих племен побывали десятки экспедиций из разных стран Америки и Европы. Их участники могли использовать все достижения этнографической науки, накопленные к тому времени, и потому были лучше подготов­лены к восприятию первобытной культуры, чем путешествен­ники XIX — начала XX века. Они владели местными языками и умели завоевать доверие индейцев, относясь к ним как к людям, чья культура определяется объективными историче­скими и природными условиями и в этом смысле не хуже и не лучше европейской. В результате беспристрастного и сочув­ственного отношения ученых к первобытным племенам Южной Америки была добыта огромная информация, благодаря которой по-новому выглядят и результаты более ранних иссле­дований.

Поскольку сообщения о работах экспедиций 50 — 80-х го­дов были опубликованы недавно, соответствующие сведения еще не вошли в обобщающие труды и справочники и известны пока лишь узкому кругу специалистов. Что же касается совет­ских читателей, то большинство из них мало знакомо и с теми этнографическими материалами, которые были собраны среди индейских племен в XIX — начале XX века, так как литература на русском языке исчерпывается двумя-тремя названиями. Задумав написать эту книгу, я стремился хоть отчасти восполнить этот пробел и рассказать об обычаях и обрядах малоизвестных народов Южной Америки.

Поставленная задача оказалась нелегкой. Во-первых, не так много читателей, имеющих достаточное представление о природе Южной Америки, ее непривычном для нас расти­тельном мире и тем более — о повседневной жизни индейцев. Всем ли, скажем, известно, что малока — это большое общин­ное жилище, порой вмещающее более сотни обитателей, уруку — ярко-красный сок кустарника, употребляемый для ритуальной раскраски лица и тела, кашири — перебродивший напиток из клубней маниока, который племена Амазонии готовят к празднику? Но обилие незнакомых терминов — не главная трудность. Сложнее примирить читателя с непривыч­ными для нас обычаями и формами ритуалов, которые могут показаться странными и идущими в разрез с современными представлениями о гуманности. Однако умолчать о них зна­чило бы идеализировать образ жизни первобытного человека и исказить историческую перспективу. Не следует забывать, что члены первобытной общины не только занимались трудо­вой деятельностью, но в течение календарного цикла порой до трети времени посвящали праздникам, обрядам и церемо­ниям. Почти непрерывно велись межплеменные войны. И религиозный фанатизм, и беспощадность к побежден­ным — явления, возникшие далеко не в эпоху древних дес­потий или в средневековье, а имевшие свою долгую пре­дысторию.

Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого (когда-то он назывался Кунсткамерой) — один из интересней­ших в Ленинграде. В нем собраны и этнографические коллек­ции из Южной Америки. Ежедневно сотни посетителей прохо­дят мимо экспозиции, не скрывая удивления от увиденного. Легко заметить, что терка, на которой женщина растирает съедобный клубень, или лук в руках индейца, бьющего рыбу, привлекают меньше внимания, чем фантастический наряд из перьев, панцирей черепах и скорлупы орехов на теле шамана и особенно ботоки — огромные деревянные диски в мочках ушей и в губе мужчины из племени ботокудо. В старинных русских описаниях индейцев Аляски похожие диски имену­ются калужками.

Интерес посетителей понятен. Рыбная ловля и приготовле­ние пищи — занятия будничные. Для того чтобы прокормить себя, люди на всей планете поступали самым простым и удоб­ным в данных условиях образом. Те или иные традиции и обычаи, получившие распространение у отдельных народов, здесь, как правило, легко объяснимы. Иное дело — сфера рели­гии, ритуала, этикета. В ней нет явных ограничений для чело­веческой фантазии, и людям другой культуры принятые формы поведения часто кажутся противоречащими здравому смыслу. Конечно, и в этой сфере ничто не беспричинно, действия чело­века в конечном счете обусловлены его хозяйственными и социальными нуждами. Но связь этанастолько опосредованна, что разгадать ее порой удается с большим трудом. Кроме того, материальные условия существования определяют лишь общий характер ритуалов, главные направления религиозной мысли, тогда как подробности и детали в каком-то смысле случайны.

Под воздействием множества разнообразных обстоятельств на протяжении долгой истории народа у людей складывалась привычка совершать обрядовые действия тем, а не иным способом, и он начинал казаться само собой разумею­щимся.

Например, все первобытные народы придавали большое значение достижению подростками зрелости, что вполне по­нятно и объяснимо. Юноша, прошедший соответствующие об­ряды (их называют ритуалами посвящения или инициации) и признанный взрослым, должен был быть внешне отмечен, дабы его статус полноправного члена племени ни у кого не вызывал сомнения. У народов, носивших одежду, о прохождении ини­циации мог, скажем, свидетельствовать особый орнамент на поясе или рубашке. Там, где из-за климатических условий одежда не получила распространения, знак наносился на тело. Это могли быть выбритые волосы на макушке, шрамы на гру­ди или деревянные вставки в ушах и в губах. Почему была выбрана именно такая форма, мы, вероятно, никогда не узнаем. Но для индейцев, усвоивших этот обычай, она стала обязательной. Еще в начале 1980-х годов мужчина без бото- ков выглядел в глазах соплеменников так же, как европеец, которому пришла бы в голову мысль выйти на городскую улицу в ночном белье.

На этом небольшом примере легко понять, насколько не­одинаковы обычаи и нормы поведения в разных культурах. Оценивая индейские верования, обряды и правила этикета, нельзя оставаться на позициях европоцентризма. Современная этнография стремится определить смысл тех или иных дейст­вий для самих аборигенов, их объективную роль в жизни обще­ства и оставляет в стороне вопрос, плохи они или хороши в свете нашей морали.

Исследуя первобытную культуру, необходимо помнить о суровых условиях, в которых жили люди, о постоянно грозив­ших им опасностях. Правда, большинство индейских племен, с которыми познакомились этнографы, были великолепно приспособлены к привычной для них обстановке и не испыты­вали серьезного недостатка в пище. Более того, наблюдения показывают, что во многих районах Южной Америки чело­век сравнительно легко обеспечивал себя всем необходи­мым и располагал большим досугом, чем житель совре­менного индустриального города. В значительной мере этот досуг использовался для совершения церемоний и ри­туалов.

Однако благополучие первобытного коллектива было непрочным. Во-первых, его в любой момент могло нарушить нападение врагов. Во-вторых, даже небольшая ошибка в хозяйственном планировании, выражаясь нашим языком, мог­ла обернуться непоправимой бедой, так как создать достаточ­ные запасы продовольствия на случай голода было невоз­можно. Сроки и способы посева, охоты, рыбной ловли, сбора лесных плодов определялись вековым опытом и неукосни­тельно соблюдались.

Не менее важным было правильно распределить хозяй­ственные и общественные обязанности между людьми разного возраста и пола. Опыт подсказывает, что мужчины могут эффективнее исполнять одну работу, женщины — другую. Подростков и стариков рациональнее использовать для иных трудовых операций, нежели людей в расцвете сил. Подобное разделение труда основывается на естественных биологиче­ских особенностях людей и обеспечивает наилучший способ эксплуатации природных ресурсов.

Правда, естественные способности влияют на распределе­ние трудовых операций внутри коллектива не прямо, как мы увидим дальше,— здесь действует сложный социальный меха­низм.

Практически у всех первобытных народов особая роль отводилась старшим мужчинам, которые, как пишет один из крупнейших советских этнографов А. И. Першиц, «в условиях как материнского, так и отцовского рода были реальными руководителями первобытных коллективов». Судя по материа­лам неандертальских погребений, такая практика сложилась по меньшей мере 50 — 60 тысяч лет назад, а быть может, и много раньше.

В вопросах, от которых зависело само существование членов племени, общество не могло позволить себе положиться на чью-либо добрую волю, понимание и сознательность. Да люди еще не сознавали экономические и социальные выгоды разделения труда, которое не было кем-то изобретено и утвер­ждено на совете старейшин, а сложилось стихийно. Традиция не могла поддерживаться иначе, как приобретя религиозную форму, поскольку страх перед сверхъестественными силами был самым надежным регулятором поведения человека. Исполнением разнообразных ритуалов вновь и вновь подчер­кивалось, что дети, подростки и женщины наделены иными правами и обязанностями, нежели взрослые мужчины и ста­рики, а значит, призваны заниматься другими делами. Те же, кто намеренно или случайно нарушал установленные правила и запреты, создавал малейшую угрозу сохранению испытан­ного веками порядка, беспощадно наказывались как оскор­бившие духов и мифических предков.

Страх перед духами, то есть перед силами природы, к воз­действию которых человек должен был приспосабливаться, порой принимал уродливые формы и заставлял людей совер­шать поступки, идущие в разрез с их подлинными интересами. Религиозный фанатизм в первобытных обществах возник из-за непонимания истинных причинно-следственных связей в окру­жающем мире. Средства, которые общество применяло, для того чтобы оградить себя от опасностей, не всегда оказывались соразмерными. Однако источник угрозы угадывался правиль­но — иного нельзя и ожидать, поскольку выжить могли лишь те группы людей, чьи действия в основном соответствовали объективным нуждам коллектива.

Неоправданно жестокое отношение к нарушителям неписа­ных законов первобытной общины облегчалось порой тем, что примерно половина ее членов была чужаками, а то и просто происходила из племени врагов. Кардинальной чертой перво­бытной культуры является экзогамия — запрет браков внутри коллектива людей, считающихся родственниками. Как и когда возникла экзогамия, — на этот счет у этнографов нет единого мнения, но объективный смысл этого явления понятен. Благо­даря ей расширялся круг брачных связей и устранялась угроза генетического вырождения.

Экзогамия предполагает, что после заключения брака один из супругов переселяется в общину другого. Если муж перехо­дит жить к жене (или, точнее, к ее родственникам), брак называется матрилокальным, если наоборот — патрилокаль­ним. Оба варианта были распространены примерно одинаково и скорее всего сосуществовали с глубокой древности. И в том, и в другом случаях женатые мужчины и замужние женщины происходили из разных, порой враждебных коллективов, а иногда далее говорили на разных языках. Чувство недоверия по отношению к иноплеменникам порой сохранялось и между супругами.

Ничто так не сплачивает людей, как совместный труд. В первобытной общияе мужья и жены заняты разными видами деятельности, и им редко приходится работать вместе. По­этому психологически мужчина, как правило, оказывается теснее связан со своими товарищами, вместе с которыми он охотится, ловит рыбу, воюет, чем с женщинами из своей семьи.

Таким образом, особенности как хозяйственной (половоз­растное разделение труда), так и социальной организации (экзогамия) способствовали тому, что у многих первобытных племен, во всяком случае у большинства южноамериканских, возникла своего рода ритуальная враждебность между полами. В ходе обрядов и церемоний, в священных преданиях и мифах стали неизменно подчеркиваться различия в статусе мужчин и женщин, осуждаться любые попытки нарушить соответствую­щие обычаи племени. Именно этой стороне индейских ритуа­лов и верований, о которой мало знает читатель, уделено в книге первоочередное внимание.

Открывшие и завоевавшие Новый Свет европейцы были людьми своей эпохи. В XV — XVI веках представление о мно­гообразии человеческих культур лишь начинало проникать в сознание наиболее передовых мыслителей. Для конкистадоров, точно так же как и для индейцев, существовала лишь одна культура — их собственная. Аборигены сплошь и рядом прини­мали невиданных чужестранцев за духов и предков, приплыв­ших к ним из другого мира. Европейцы со своей стороны считали, что индейцы находятся во власти дьявола, поскольку их религиозные представления не соответствовали требова­ниям христианства. Человеческие жертвоприношения и ритуаль­ный каннибализм, убийство нарушителей обрядовых норм и суровые испытания, которым подвергали подростков во время инициации, полигамия и праздники-оргии подкрепляли убеж­дение европейцев о господстве дьявола над душами оби­тателей новооткрытых земель. Это послужило поводом для беспощадного искоренения традиционных индейских куль­тов и истребления тех, кто упорствовал в «заблужде­ниях».

Наиболее жестокие эпизоды в истории колонизации Нового Света относятся к XVI—XVII векам. Однако борьба с «дья­вольскими» индейскими культами не закончилась после ликви­дации испанского и португальского господства в Латинской Америке. Ее и ныне продолжают вести миссионеры, причем осо­бенно активны представители протестантских церквей. Обычно они не ограничиваются наставлениями в христианском веро­учении, а требуют от индейцев не только отказа от традицион­ной религии, как таковой, но и изменения бытового поведе­ния, типа жилищ, заимствования европейской одежды и т. п. В Колумбии, например, в 50 — 60-х годах нашего века просла­вилась немецкая миссионерка София Мюллер, которой уда­лось радикально перестроить образ жизни нескольких индей­ских племен.

Деятельность проповедников, подобных Мюллер, нелегко оценить однозначно. С одной стороны, верования и обряды, о которых читатель узнает из этой книги, действительно непри­емлемы в современных условиях. Многое из того, что было оправдано и неизбежно на ранних этапах развития общества, ныне воспринимается как пережиток варварства, служит осно­ванием для пренебрежительного отношения к индейцам со стороны других групп населения латиноамериканских стран. Некоторые отказавшиеся от древних культов индейские пле­мена не только не утратили своего самосознания, но перешли на более высокую ступень национального развития. Используя современные методы политической борьбы, они требуют предоставления им широкой автономии. Таковы преж­де всего хиваро, живущие на востоке Эквадора и в сопредельном районе Перу. Всего лишь 40 лет назад о хиваро шла сомнительная слава как о последних в Аме­рике охотниках за головами, сейчас же они — убежденные протестанты.

В то же время- утрата индейскими племенами Южной Аме­рики своих древних традиций, в какой-то степени неизбежная, сопряжена с невосполнимыми потерями. Наши современники долго привыкали к мысли о том, что нет «вредных» и «полезных» животных и растений, что каждый биологический вид ценен сам по себе. Точно так же самоценна любая куль­тура, независимо от того, нравится она нам или нет. Культура индейцев — часть общечеловеческого наследия, Разумеется, речь идет не о превращении племен, обитающих в глухих угол­ках Южной Америки, в своего рода экспонаты этнографиче­ского музея. Задача ученых в том, чтобы изучить индейские обычаи, верования, ритуалы прежде, чем они исчезнут. Увековечение в памяти потомков культур малых народов, сох­ранявших до недавних пор первобытный образ жизни, — не менее важное дело, чем решение на соответствующих материа­лах чисто научных проблем.