Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Штурм и оборона

Хосефина Олива де Коль ::: Сопротивление индейцев испанским конкистадорам

В день, когда колониальная идеология будет полностью изжита, это сопротивление займет место в ряду самых благородных подвигов, какие только знало человечество.

Лоретта Сежурне

 

Испанцы атакуют город при поддержке тысячных отрядов покоренных индейцев, которых они называют «дружественными»; с суши Теночтитлан осаждают конница и пехота, со стороны озера его обстреливают двенадцать бригантин.

Подробности этого длительного сражения рассказа­ны самими его участниками. Правда, рассказаны по-разному. Чтобы выявить эту разницу, дадим слово представителям обоих противоборствовавших лагерей: с одной стороны, Кортесу, а с другой — мексиканцам. Свидетельства информаторов Саагуна потрясают до глубины души. Вместе с тем они глубоко поэтичны.

Кортес рассказывает:

«...Каждый день шли бои, и бригантины сжигали вокруг города все дома, какие могли. ... Залпами и ата­ками конницы мы нанесли им большой урон... Мы вклинились в их ряды и разбили множество челноков, убили и потопили множество врагам, и это было сделано превосходно, надо было это видеть... Иной раз мы делали вид, что бежим, а сами поворачивали коней на них и всегда захватывали добрую дюжину этих дерзких воинов; благодаря этому, а также многочислен­ным засадам, которые мы им устраивали, они все время оказывались в трудном положении. И поистине радостно было лицезреть все это. Но каким бы чувствительным ни был урон, они продолжали нас пре­следовать до тех пор, пока мы не покидали пределы города... Выстрелами из пушек, арбалетов и аркебуз мы убили их огромное множество и думали, что они вот-вот запросят у нас мира, на который мы уповали как на спасение...

Я долго медлил, не решаясь проникнуть в центр города: во-первых, потому, что хотел подождать, не откажется ли противник от своего намерения, не дрогнет ли он, и, во-вторых, это было очень рискованно, ибо они были очень сплочены, сильны и полны реши­мости умереть.

Как только я прибыл к Мосту печали, я увидел, что испанцы и многие из наших друзей обращены в бегство, а враги, как псы, набрасываются на них... И атакующих было столько, что, убивая испанцев, они сами падали с ними в воду, а по каналу уже подхо­дили вражеские лодки и захватывали живых испанцев... В это время испанцы в беспорядке отступали по плотине, и поскольку была она маленькой и узкой... ибо сделали ее такой нарочно, и по ней двигались также многие из наших друзей, то пройти было очень затруднительно, так что у врагов было предостаточно времени, чтобы подплыть с одной и с другой стороны и захватить или убить любого...

...Видя в жителях этого города такую непокор­ность и столь великую готовность умереть, какой ни в одном народе нет, я не знал, какие меры принять против них, дабы избегнуть нам стольких опасностей и трудностей, не истребляя их и не разрушая город, потому что это был красивейший город в мире. Не помогли и мои слова о том, что мы не снимем осады, и что бригантины не прекратят боевых действий... и что на всей земле никто не придет им на помощь, и что им негде взять маиса, мяса, фруктов, воды и другого провианта. И чем больше мы им об этих вещах тол­ковали, тем менее видели в них слабость: напротив, в бою и во всех маневрах они проявляли больше отваги, чем когда-либо. И я, видя, что наши переговоры имеют подобный итог и что мы уже более сорока пяти дней ведем осаду, решил прибегнуть к одному средству, дабы обезопасить нас и еще больше по­теснить наших врагов, а средство это было сле­дующим: при продвижении по улицам города разрушать все дома, от одного конца до другого... Таким образом, продвигаясь с каждым шагом вперед, мы должны были оставлять за собой развалины... И с этого момента мы начали разрушать дома, тщательно засыпать все отвоеванные нами каналы, и, так как в тот день нас было более пятидесяти тысяч воинов, сделать удалось многое...

Поскольку мы уже засыпали много каналов и заделали много опасных проходов, я решил выступить ночью, в третью стражу, и причинить им по воз­можности больший урон. Бригантины вышли перед рассветом, а я с двенадцатью или пятнадцатью кон­никами и некоторым числом пехотинцев и наших друзей внезапно вступил в город, послав вперед лазутчиков, ко­торые подали нам сигнал, что можно выходить. И мы увидели перед собой огромную толпу людей. Это были бедняки, которые отправились отыскивать себе пропитание, большинство из них не имело оружия, и главным образом это были женщины и дети. Мы на­несли им такой урон во всех местах, где можно было свободно передвигаться по городу, что число пленных и убитых перевалило за восемь сотен. Бригантины также захватили много народу и челноки, с которых ловили рыбу, и враги понесли большие потери.

...В другой день поутру мы сожгли дома прави­теля города, то был юноша осьмнадцати лет, которого звали Гуатимуцин92, и он был вторым правителем после гибели Монтесумы; эти дома индейцы превратили в сильные укрепления, потому что были они очень велики, прочны и окружены водою...

В тот день по одну и другую сторону главной улицы мы только и делали, что сжигали и разрушали дома, и это было поистине горестное зрелище, но, поскольку нам не оставалось ничего другого, мы вы­нуждены продолжать наши действия. Жители города, видя столь великие разрушения, кричали нашим друзь­ям, чтобы те перестали жечь и разрушать, ибо они заставят их все выстроить заново, если победят, а в противном случае им придется все восстанавливать для нас; и я молил бога, чтобы сбылось последнее...

В другой день я послал Педро де Альварадо, чтобы он со своими людьми совершил вылазку в той части большого квартала, какая находилась в руках против­ника и насчитывала более тысячи домов. Я же с людьми из нашего лагеря выступил с другой стороны пешим порядком, потому что на конях мы не могли бы получить там никакого преимущества. И мы атаковали противни­ка с таким упорством, что отвоевали весь этот квартал и перебили столько врагов, что число, убитых и пленных превысило двенадцать тысяч душ.

...Таким образом, будучи окружены и стиснуты со всех сторон, они могли перемещаться, лишь ступая по трупам либо по крышам уцелевших домов, и вследст­вие этого негде им было взять ни стрел, ни копий, ни камней, чтобы обороняться от нас, а с нами шли наши друзья с мечами и щитами. Столько врагов погибло на воде и на суше, что, когда подсчитали, оказалось, что в тот день было убито и взято в плен более сорока тысяч человек. А вокруг раздавались крики и плач детей и женщин, и не было человека, у которого не дрогнуло бы сердце...

Одна из причин, отчего несколькими днями ранее я воздерживался от такого штурма города, заключается в том, что, если бы мы тогда пошли на приступ, они бросили бы все, что имели, в воду, и даже если бы того не сделали, то наши друзья похитили бы все, что нашли, и по этой причине я опасался, что Вашему Величеству досталась бы лишь малая толика тех огром­ных сокровищ, которые находились в городе и которые я ранее приготовил для Вашего Величества... И посколь­ку было уже поздно, и мы не могли переносить зло­вонный запах трупов, которые много дней пролежали на тех улицах, мы вернулись в наш лагерь.

...Когда мы собрались все вместе и бригантины встали наготове позади домов на сваях, где находились враги, я приказал, чтобы после условного выстрела солдаты вошли в ту небольшую часть, которая еще не завоевана, и сбросили врагов в воду, где их уже поджидали бригантины; и наказал я им, чтобы они искали Гуатимуцина и постарались бы захватить его живым, ибо тогда бы война закончилась.

...Враги ходили по мертвецам, а иные бросались в воду и пытались спастись вплавь, и некоторые тонули в этом большом озере... Горестно было смотреть на это и невозможно вообразить их страдания... Столько на­роду погибло у них из-за соленой воды, которую они пили, из-за голода и ужасного смрада — ведь у них погибло более пятидесяти тысяч человек. Трупы умер­ших они, не желая, чтобы мы прознали про их нужду, не бросали в воду, где на них могли бы наткнуться бригантины, и не выносили за пределы своего стана, чтобы мы не увидели их... На улицах, где они нахо­дились, мы нашли горы трупов, и невозможно было поставить ногу, чтобы не наступить на мертвеца...

Бригантины неожиданно вошли в озеро и врезались в середину флотилии челноков, а воины, что находи­лись в них, уже не решались сражаться. И тут господь надоумил капитана одной бригантины по имени Гарси-Ольгин погнаться за лодкой, в которой, как ему пока­залось, ехали знатные люди. На носу бригантины стояли двое или трое арбалетчиков, и, когда они прицелились в тех, что ехали в лодке, оттуда подали знак, чтобы они не стреляли, поскольку в лодке едет важный гос­подин. И тогда солдаты быстро спрыгнули туда и зах­ватили Гуатимуцина, правителя Такубы, и других пред­водителей, которые ехали с ними. Затем капитан Гарси-Ольгин привез их в то место, где я находился, на берег озера. Я предложил Гуатимуцину сесть, не выка­зав никакой суровости, он приблизился ко мне и сказал на своем языке, что он делал все, что было в его силах, дабы защитить себя и своих сограждан, пока не очутился в таком положении, и что теперь я волен сделать с ним все, что хочу. И он положил руку на мой кинжал, прося, чтобы я убил его. Я же при­ободрил его, сказав, что ему нечего опасаться. Вот так, когда этот сеньор был пленен, и кончилась война. А завершилась она по милости божией во вторник, в день святого Ипполита, то бишь 13 августа 1521 года.

Таким образом, со дня, когда город был осажден, что случилось 30 мая указанного года, до победы прошло семьдесят пять дней...»93

А теперь предоставим слово информаторам Саагуна:

«И через два дня, когда бригантины, прибывшие пе­ред этим, изгнали лодки [индейцев], они соединились и заняли позиции у берега, рядом с деревушкой Но­ноуалько.

Потом испанцы переправились на сушу и продолжи­ли свой путь по узким дорогам, что ведут к центру города. И там, куда приходили испанцы, индейцы замолкали, и никого из людей уже не было видно.

А на следующий день они появились снова и под­вели свои бригантины к берегу... Испанцы окружили большое число мексиканцев.

И после их прибытия в Ноноуалько началась битва. С обеих сторон погибали люди, все враги были ранены стрелами, все мексиканцы тоже; целый день до вечера не стихала битва.

И было три вождя, три великих вождя, которые не показали неприятелю спину, которые с презрением от­носились к врагам и не щадили себя. Первого звали Цойектин, второго — Темокцин и третьего — Цилакацин. Этот последний, великий вождь, человек огромной отваги, был вооружен тремя большими круглыми кам­нями, из которых складывают стены... Один камень он держал в руке, а два других лежали на его щите. После он еще преследовал испанцев, подстерегал их на воде, убивал их... Цилакацин был из племени отоми и носил титул касика... и волосы у него были как у всех отоми; он презирал своих врагов, даже испанцев, наводивших на всех ужас, и, завидев Цилакацина, враги прятались. Испанцы стремились убить его стрелой или из огнестрельного оружия, но Цилакацин маски­ровался, чтобы не быть узнанным.

Мексиканские воины, когда враги дошли до кварта­ла Тлальуакан, бросились на землю, упали ничком и затаились. Они сидели в засаде, ожидая часа, когда прозвучит приказ к атаке.

И когда раздался клич: «Эй, мексиканцы, вперед!», Экацин, отоми, бросился на врагов, схватился с ними, крича: «Воины Тлателолько, вперед! Нам ли бояться этих дикарей? Пусть подойдут поближе!» И тут же повалил на землю одного испанца, сбил его с ног...

И когда испанцы увидели это, они сделались словно хмельные. Большое число пленных было захвачено, много народу было убито... Многих испанцев и индейцев сбрасывали в воду.

И дорога сделалась скользкой, по ней невозможно было уже пройти, все скользили и падали. Пленных приходилось тащить волоком.

...Повсюду воины были настороже, повсюду шли бои. Дозорные не смыкали глаз, потому что вокруг нас рыскали люди из Сочимилько на своих лодках.

С обеих сторон были пленные, с обеих сторон были убитые. И весь народ испытывал большие муки, многие умирали от голода, и уже не было у них хорошей, чистой воды, и пили они соленую воду. Многие умерли от этого, а многие — от дизентерии. Люди ели ящериц, ласточек и зеленые листья маисовых початков, а также водоросли... Ели они цветки лилий, известку и оленью кожу: жарили ее, пекли, тушили и так ели... И траву они ели, и камни...

Не было большего страдания, чем их страдание; они находились в жестоком кольце, все больше людей погибало от голода, и враги постепенно сжимали коль­цо.

Однажды четверо всадников ворвались на рынок, преследуя воинов [мексиканских] и нанося им удары пиками. Многие погибли. В неудержимом натиске обру­шились они на рынок. Потом они отступили, и наши воины атаковали их и преследовали по пятам. В этот же самый момент враги предали храм огню. И когда они подожгли его, огонь сразу же запылал, высоко взметнулся в небо и осветил все вокруг. А мексиканцы, увидев, что храм горит, начали плакать и утешать друг друга сквозь слезы. И долго еще шли бои на большой площади Тлателолько.

Мексиканские воины укрывались за стенами, и все дома... окружавшие рынок, были превращены в барри­кады.

Был там один известный воин по имени Ашокецин, который преследовал своих врагов, отбивал у них пленных, заставлял противника повернуть назад. Этот воин погиб, его убили стрелой, она попала ему в грудь и пронзила сердце...

[Испанцам] трудно было достичь своей цели... Они не могли преодолеть линию обороны тлателольков, которые находились по другую сторону канала и метали оттуда дротики и камни. Враги не могли захватить ни один проход, ни один мост.

Наши враги закупоривали каналы, но как только они уходили, мы снова вытаскивали камни. Когда рассветало, все было снова так же, как накануне. Война продолжалась, им так тяжело было продви­гаться вперед... каналы были для них как неприступ­ные стены...

Люди, которые находились в челноках, метали от­туда дротики, всеми силами оказывали сопротивление врагу, не теряя времени даром... Дротики с зазубрен­ными концами обрушивались на врагов, как дождь, летели по ветру стрелы.

[Испанцы совершали частые вылазки в неприятель­ский лагерь.] Они проникали туда незамеченными. Они одевались, как индейцы, и сбивали с толку своим обликом.

А однажды испанцы попытались засыпать пруд под названием Тлаишкуипан, который им очень мешал. Они бросали в него камни, деревья, колонны, пилястры, двери, глиняные кирпичи... Было много шуму, и вокруг носились столбы пыли... Они хотели ограбить людей, которые в тесноте ютились на улице, что вела в Тепеякак.

И когда мексиканские воины увидели, что пытаются сделать враги, они решили ответить тем, что было в их силах. И они незаметно подплыли на челноке, встали на якорь, а сами, ничем не привлекая внимания, спря­тались. Затем подошла вторая лодка, так же бесшумно, а за ней еще две.

Тут поднялись два воина-орла и два воина-тигра... Вслед за ними воин-ягуар и еще один воин-орел94. Они гребли изо всех сил, лодка почти летела... После того как они выехали, послышались звуки труб... И когда наши враги увидели их, они бросились бежать, но многие попадали в воду, захлебнулись и утонули. Другие с трудом выбрались на берег и были все мокрые и шатались от изнеможения...

...На пятый день, когда рассвело, испанцы снова решили атаковать, и все, кто нас окружал, начали наступление. Они взяли нас в кольцо, и уже никто не мог оттуда выскользнуть. Люди сталкивались, давили друг друга, и многие погибли в давке. А когда враги уже почти настигли одну нашу женщину, она плеснула им в глаза водой, и вода ослепила наших врагов.

...Испанцы проникли в тельпучкалли, большое зда­ние, в котором живут юноши, получающие особое воспитание. Они поднялись на крышу... И один великий вождь по имени Уицильуацин держал оборону на кры­ше тельпучкалли. Он был еще могуч, как скала, и лю­ди повиновались ему. Испанцы били их, рубили, кололи, убивали...»95