Шипая

Витрины этнографических музеев, посвященные тра­диционному искусству народов отдельных континентов и областей, различаются не только стилем выставлен­ных предметов, но и материалом, из которого они сдела­ны, преобладанием в одних случаях плоскостных, а в других — объемных изображений. В мексиканской эк­спозиции главное место занимают каменная скульптура и небольшие глиняные статуэтки, народы Анд представ­лены почти исключительно своей керамикой и тканями, Западная Африка — литой бронзой, Меланезия — ярко раскрашенной причудливой деревянной скульптурой, Бразилия — головными уборами и украшениями из перь­ев. Это объясняется не только доступностью тех или иных материалов, уровнем развития технологии, но и складывавшейся на протяжении тысячелетий традицией.

Материал, из которого создавались произведения искусства у разных народов, во многом влияет на нашу оценку уровня их культур­ного развития. В частности, яркие перья индейцев хотя и привлекают внимание, по­рой воспринимаются чуть ли не как символ их культур­ной отсталости. Это одно из тех досадных проявлений европоцентризма, которые мешают нам объективно оценить достижения народов далеких стран.

По сложности изготовле­ния и художественному со­вершенству украшения из перьев ничуть не уступают произведениям искусства, созданным из иных матери­алов. У амазонских индей­цев, например, существова­ли специалисты высокого класса, умевшие менять цвет перьев по своему же­ланию, обрабатывая их спе­циальными веществами, знавшие, как сохранить яр­кость красок, чтобы они не выгорели.

Один из важнейших со­ставов для обработки перь­ев получали из ядовитых выделений кожных желез древесной лягушки, которую очень трудно поймать, так как живет она в дуплах на большой высоте от земли. Что же касается техники скрепления перьев друг с дру­гом, в результате чего получались ожерелья, браслеты, короны, нагрудные украшения, то ее трудоемкость и тщательность выполнения поразительны. В ленинград­ском Музее этнографии выставлено изображение вождя племени мундуруку в праздничном наряде из перьев. Коллекция собрана в начале XIX века русским акаде­миком Г. И. Лангсдорфом. За более чем полтора века множество людей брало предметы в руки, их упаковы­вали, перевозили и снова вынимали на свет, но даже крошечные перышки длиной 1—2 сантиметра остались на своих местах, а краски совсем не поблекли.

Помимо искусства изготовления украшений из перь­ев в Амазонии была широко распространена резьба по дереву, но о ней известно мало, и ее образцы почти не представлены в музейных экспозициях. Этот вид искус­ства был больше всего распространен у наиболее разви­тых в социально-экономическом отношении групп индей­цев, живших вдоль Амазонки. В других районах в луч­шем случае делали довольно грубые деревянные скамьи для шаманов, украшенные изображением голов птицы или животного, а во время праздников воздвигали про­стые раскрашенные столбы — типа тех, которые счита­лись символическими вместилищами духов предков у шингуано. Как уже говорилось, индейцы плодородной амазонской поймы в основном исчезли еще в раннеколо­ниальный период. В некоторых музеях Европы хранятся редчайшие резные жезлы и палицы, видимо привезен­ные из Амазонии в XVII веке и чудом сохранившиеся. Однако в употреблении подобные предметы этнографы уже не застали. Поскольку дерево во влажном грунте быстро разрушается, археологи также не могут помочь восполнить утраченное.

Единственным специалистом, которому удалось на­блюдать у амазонских индейцев культ резных деревян­ных статуй, был немец К. Ункель. Приехав в начале XX века в Бразилию, он всю жизнь посвятил изучению ко­ренного населения этой страны. Индейцы гуарани при­няли Ункеля в свое племя и дали ему новое имя — Ни- муэндажу, под которым он и вошел в науку. Большую ценность имеют наблюдения, сделанные им во время од­ной из первых его экспедиций в 1918—1919 годах к ин­дейцам племени шипая, жившим в низовьях реки Шин­гу. Примерно в те же годы шипая посетил уже упоми­навшийся нами Э. Снетлаге, но в опубликованной им статье почти ни слова нет о религиозных представлени­ях и ритуалах этого народа. Шипая вскоре вымерли от болезней или смешались с бразильскими колонистами и на нижней Амазонке больше не осталось первобытных индейцев.

Одним из ритуалов, который наблюдал Нимуэндажу, был «танец духов», приходившийся на несколько лунных ночей в сентябре. Индейцы считали, что в это время умершие возвращаются к живым, дабы танце­вать и петь вместе с ними. Об их намерениях повели­тель мертвых заранее «сообщал» шаману. Шипая вери­ли, что некогда духи являлись на праздник, так сказать, «во плоти». Среди них опаснейшим существом считался «ягуар верхнего мира». Согласно мифу, во время танца этот персонаж вышел из-под контроля шамана и рас­терзал одного за другим почти всех индейцев. Потребо­валась хитрость, чтобы его умертвить. Сходные истории о ягуаре-маске, человеке-оборотне, к которому прирос танцевальный наряд злого духа, известны у разных пле­мен, живших от Амазонки до Карибского моря. Пред­ставления о духах как первых исполнителях ритуалов способствуют сохранению традиции (отклонение от об­разца, завещанного тотемами, немыслимо).

Более важный обряд был связан у шипая с культом верховного божества Кумафари, воплощения грома и молнии. Кумафари мыслился то как человек, то как чу­довищный ягуар и являлся покровителем ритуального каннибализма, распространенного почти у всех племен, которые говорили, как и шипая, на языках тупи. После того как пленника убивали, разрезали на части и вари­ли, для божества ставили котел с мясом и напиток из маниока. Все это затем съедали и выпивали сами индей­цы. Во времена Нимуэндажу еще были живы люди, при­нимавшие в молодости участие в подобном зловещем обряде. Божественной женой Кумафари считалась Каманду — индеанка, превратившаяся в ягуариху. Но кро­ме нее Кумафари имел жен и среди женщин племени. Как бы по воле божества, этих девушек отбирал шаман, и на них было возложено выполнение различных риту­альных обязанностей.

Готовясь к празднику, индейцы вырубали из дерева идола Кумафари и других мифических персонажей, а «жены бога» их украшали. Дух Кумафари вселялся в свою статую и, если бывал недоволен работой, требовал вытесать ее заново. Во всяком случае шаман объявлял об этом, узнавая о мнении своего покровителя по изве­стным ему приметам. Статую Кумафари ставили в хи­жине шамана, который должен был просидеть около нее всю ночь, бодрствуя и не шевелясь. По-видимому, от усталости у него появлялись галлюцинации, которые он истолковывал сообразно обстановке.

Приемы, используемые шаманами шипая, для того чтобы представить отдаваемые им приказания в качестве воли божества, типичны и для других амазонских индейцев. При этом было бы ошибкой полагать, что ша­маны обманывали соплеменников. Эти люди и сами ве­рили, будто во время транса духи подают им какой-то знак. Для вызова галлюцинаций чаще всего использова­ли отвар наркотических растений, которые почитались как священные. Однако при интерпретации такого рода «указаний» шаман руководствовался опытом и практи­ческими нуждами племени, так что «воля духов» ред­ко вступала в противоречие с желаниями людей.

Неверно также представлять первобытного шамана человеком, преследующим корыстные цели, используя свое положение. В обществах, где отсутствовали матери­альные возможности для возникновения неравенства, никто не мог противопоставить собственные интересы интересам сородичей. Никакая связь с духами не спас­ла бы такого человека от осуждения коллектива и ско­рее всего от гибели, да и психологически он вряд ли мог бы сознательно пойти на подобный шаг. Другое дело народы, у которых появились более сложные формы со­циальной организации, общественное неравенство. В этом случае лица, связанные с культом, действительно могли с успехом использовать свое положение, чтобы пополнить правящий слой.

Собранные К. Нимуэндажу материалы о роли «жен божества» в обрядах шипая дают ключ к разгадке очень заинтересовавшего испанцев общественного института в государстве инков в Древнем Перу. Едва ли найдется хоть один автор XVI—XVII веков, ничего не написавший о нем. От эквадорской границы, где высадился завоева­тель Перу Писарро, и до самой инкской столицы Куско конкистадоры встречали на пути необычные здания, для которых они не смогли подобрать другого названия, кроме как «монастыри». В них жили многие тысячи женщин, которым запрещалось куда-либо уходить. На­зывали их «аклья» — «избранные». Местные власти обя­заны были повсюду искать и отбирать самых красивых девочек и отправлять их в «монастыри».

Аклья должны были блюсти свое целомудрие, по­скольку считались женами божеств. Один только Вели­кий инка и его родственники, аристократы, имели пра­во брать из числа затворниц жен и наложниц, посколь­ку инка сам считался земным воплощением божества. Надо заметить, что и у шипая настоящим мужем «жен Кумафари» был шаман. Сравнение с материалами по этому племени позволяет представить, как возник инсти­тут аклья. Тысячелетия назад, до появления в Перу го­сударств, здесь тоже существовал обычай выделять группу женщин специально для совершения религиоз­ных обрядов. Подобная практика была характерна для многих народов мира. В частности, рассказывая об ак­лья, многие испанские историки не преминули упомя­нуть для сравнения римских весталок. Но если вестал­ки и в развитом римском государстве оставались незна­чительной группой жриц, то в Андах численность аклья стала, скорее всего, расти сразу же, как только на ме­сте маленьких первобытных общин, существовавших здесь до конца IV тысячелетия до н. э., начали появ­ляться более крупные политические объединения, а за­тем и настоящие государства. Видимо, во главе подоб­ных объединений встали люди, наделенные сакральной властью. Они легко могли распоряжаться трудом «из­бранниц» в своих интересах, сохраняя видимость служ­бы богам.

К приходу испанцев лишь незначительная доля аклья была действительно занята в ритуалах или преврати­лась в наложниц инкских аристократов. Подавляющее большинство проводило время в «монастырях» за ткац­ким станком и прялкой. Господствующий слой Древне­го Перу нуждался в огромном количестве роскошной материи. Она шла на одежду знати, на украшение хра­мов и торжественно сжигалась на площадях в качестве жертвы богам. Подобные жертвоприношения не были только расточительством. Они укрепляли престиж Вели­кого инки в глазах народа, проникавшегося верой в бо­жественный характер власти даря.

Фактически аклья были если не прямо царскими ра­бынями, то по крайней мере, пользуясь терминологией советского востоковеда И. М. Дьяконова, «подневоль­ными работниками рабского типа». Попытка Великого инки с помощью грубой силы поработить огромное ко­личество людей и использовать их в своем хозяйстве могла бы столкнуться с сопротивлением. Однако те же самые действия, совершаемые в культовых целях, вос­принимались спокойно. Даже если крестьянам-общин- никам было жаль терять дочерей, они должны были выказывать радость, коль скоро не хотели быть обвинен­ными в кощунстве. Это типичный пример того, какую роль играла религия при возникновении древнейших государств.