Текайеуацин

Мечта слова

Вот, о друзья, стремленье слова,
вот мечта его — слушайте, люди:
нас весна возрождает к жизни,
нас бодрит маис золотистый
и обвивает своим опереньем.
Верим в истинность,
в подлинность верим
душ и сердец друзей!

Дружба

Как цветок душистый,
как перо кецаля трепетна ты, дружба:
опереньем цапли в праздник ты вплелась.
Наша песня — птица, птица-бубенец.
Как прекрасно вы, певцы, поете,
сидя за цветочною оградой,
под навесом из цветущих веток.

Шайакамачану

Кто восседает там, на священном троне?
Тот, чье жилище из водяного моха.
Трелит-поет владыка Шайакамачан.
Жизнь его одурманил цветок заката.
К небу он рокот песни своей возносит.
Славен громовой песнею Тлапальтекуцин.
Песня его прекрасна: пьянит-дурманит;
среди цветов — дрожащий цветок какао.

Призрачная радость

предадимся же веселью, други!
обнявшись возрадуемся сердцем!
Вот идем мы по земле — как будто
никогда наш путь не оборвется.
К дальнему жилищу солнца
тянутся цветок и песня.
Kак недолго на земле живем мы!
Покидает нас обитель тайны.
Есть ли радость там? Цела ли дружба?
Нет, увы! Лишь на земле, при жизни знаем мы и узнаем друг друга.

Состязание песнопевцев

«Ты куда, о певец, направляешься?
Приготовь барабан свой,
украшенный опереньем кецалевым
и цветами пылающее золотистыми,
услади самых знатных и доблестных!:
ягуаров, орлов благороднейших».

«Вот певец к барабанам нисходит в святилище,
вот он звуки вознес, угощающий песнями жизнедателя.
А в ответ голос птицы-бубенчика;
изливайся цветами,
дари нас священными песнями.

Слышу, слышу тебя,
о поящая трелями жизнедателя.
А в ответ голос птицы-бубенчика:
изливайся цветами,
дари нас цветущими песнями.

Переливами перьев струятся слова твои да изумрудами,
лишь Айокуан и Куэцпальцин поют тем же голосом,
а они-то воистину знались с творцом-жизнедателем.

Поступают подобно и самые знатные,
услаждая узорами и благовоньями,
опереньем кецалевым жизнедателя.
Может, примет творец подношение.
Может, в песне одной жизни истина».

«Пусть случайным, пусть кратким присутствием
мое сердце порадуют благороднейшие и знатнейшие,
в драгоценных каменьях, в ожерельях сияющих.
Как цветы, переплел бы я здесь состязателей доблести,
повязал бы их песнями в барабанов святилище.

Сюда созвал вас я, повелитель Текайеуацин.
Здесь, в Уэшоцинко, наизнатнейшим, вам состязаться.

Вас, благородных, здесь собираю,
точно цветы для гирлянды».
«Дивные песни с чудо-цветами —
это посланцы скрытого неба:
их только портит наше искусство.
Так говорю вам я, чичимека Текайеуапин.
Эй. веселитесь!

Пусть ваша дружба буйно прольется ливнем душисто-белых соцветий
и в оперенье белое цапли ало вплетется цветок ароматный,
наизнатнейших тонко пьянящий.
Ваши ли слышу чистые трели или бубенчик-дрозд запевает?
Все, за цветочной сидя оградой, песнь возносите!»

«Ты, жизнедателя птица-бубенчик, песню соткала:
хлынул родник твой, лишь просияли лучи рассвета.
Так просит сердце цветов лучистых, о жизнедатель,
тобою с неба пролитых наземь».

«Что с тобой, мое сердце?
Ах, напрасно пришли мы,
на земле проросли мы напрасно!
Как увядший цветок я исчезну?
Навсегда мое имя исчезнет?
Ничего на земле не оставлю?
Лишь цветы, только песни!
Что с тобой, мое сердце?
Ах, напрасно пришли мы,
на земле проросли мы напрасно».

«Возвеселимся, други! Обнявшись, возликуем!
Вот по земле мы с вами идем вечной цветущей,
и нет конца цветущим песням нашим:
они всегда струятся в жилище жизнедателя».

«На недолгое время ты, земля, нам даешься.
В отнимающий жизни тайный край мы уходим.
Разве там по-другому? Есть ли радость в том мире?
Существует ли дружба? Или нам на земле лишь
суждено знать друг друга??»

«Я песнь услышал и слышу снова.
Цветов гирлянду сплетает флейтой Айокуан знатный.
А отвечает, а отвечает, в цветах скрываясь, Киауацин,
правивший Айапанки.

«Где обитаешь, бог-жизнедатель?
Певец, все время тебя ищу я и, сам печальный,
тебя надеюсь, мой бог, потешить.
Здесь, среди белых и ароматных цветов,
разливших благоуханье,
по яркопестрым весенним далям
я посылаю тебе услады своих напевов».

«Придя в Тлашкалу, вы здесь поете под звуки флейты.
Цветы вы сами, и песни ваши благоуханны, благоуханны.
И Шикотенкатль, владыка славного Тисатлана, упьется ими,
и ждущий слова небес, как будто цветка в гирлянду, Камашочицин».

«Благороднейшие мужи,
пришлые в твою обитель отовсюду,
сидя на ковре цветочном,
сотканном тебе в подарок,
бог небес, к тебе возносят
песен дивные соцветья.

Всеми красками соцветий
под раскаты барабанов
растеклись благоуханьем,
с благовонными цветами
тонкие смешались перья.

На зеленеющей ветке
птица-бубенчик поет.
Ты ей, певец, отвечаешь,
радуя слух ягуаров с орлами».

«Дождь лепестков хлынул наземь —
и начинается пляс.
Возле обители бога, други, кого мы все ждем?
Сердце кому отдаем мы,
в небо его вознося с нашею песней?»

«Слушайте: вот заструилась песня из сердца небес.
Ангелы ей отвечают легкими звуками флейт».

«Я Куаутенкос, не унять мои страданья.
Барабан мой перевит одной печалью.
Разве в песнях и сердцах живешь ты,
слово правды?
Есть ли что-нибудь, не знающее тлена?
Есть ли что-нибудь, избегнувшее краха:
Здесь живем мы и страдаем здесь, о други.

Там представ, я повторил бы все до слова.
Я пришел сюда открыть вам сердце.
Я сказал, и вы скажите, други».

«Пришел на состязанье я, бубенцов кователь.
Я песню со слезами своей души мешаю:
совсем цветов не стало,
совсем иссякли песни в моем унылом доме.

Живем мы, еле живы,
под гнетом наших бед сгибаясь,
и я, Мотенеуацин,
скорбящим словом песни
взываю к нашим знатным и нашим благородным:
тебе, о Теполоуатль,
подле меня сидящий,
тебе, орел, откроюсь
в священном этом месте:
совсем цветов не стало,
совсем иссякли песни
в моем унылом доме».

«Мне послышалась песня священного леса,
и увидел я около вид зацветавших птицу цвета небес,
птицу цвета огня и маиса —
это был благороднейший Моненкауцин».

«О други милые, сидящие по кругу,
под пышной зеленью в цветах благоуханных,
ступайте рвать цветы на луговинах,
и да услышу я, и да услышу,
как флейту вы заставите смеяться
в святилище священных барабанов
на состязанье,
как наши знатные и доблестные братья
среди цветов играют
на изукрашенных лазурью барабанах,
в них ударяя».

«Вот послушайте:
заклекотала-запела среди листьев,
золотым бубенцом затрясла-зазвенела,
тонкой трелью, чудо-птица,
достойнейший Моненкауцин.
Вот крыла распростер и, взлетая, над нами воспаряет.
Цветы пробились, венчики раскрылись;
под оком священным жизнедателя
зовет он, срывай их.
Что у тебя цветов, то и богатства.
Всех ими усладишь, кружась по саду».

«Где б ни бродил я,
где бы ни трелил,
где бы ни пел —
всюду струится ливень душистых белых цветов,
вокруг меня бабочки вьются.

Всем сюда захотелось:
здесь цветы прорастают.
Сердце к ним потянулось,
голова закружилась от душистых.
Всем сюда захотелось:
испить аромат их,
здесь разлить их дождем благовонным».

«Цветочный луг твое жилище», —
так запевает среди флажков бумажных Шайакамачан,
правя нами и опьяняя благоуханием своих цветов.
Напев прекрасный вскинул в небо Тлапальтекуцин,
белы, изысканно красивы и благовонны его цветы.
Испейте их аромата».

0 други, долго вас искал я,
за вами следом прошел по всем лугам цветущим,
а здесь застал всех вместе!
Веселитесь, о други, заводите беседы
и возрадуйтесь другу.
Я цветком самым скромным,
я цветком незаметным буду между цветами.
Неужели на праздник и меня пригласили, столь ничтожного, други?
Кто я? Только слагатель пестрых бабочек-песен.
Я велю им из сердца прорастать —
вы вкусите сердца певчего, други.

Я лечу, подлетаю, я снижаюсь и плавно опускаюсь на землю.
Вот я крылья расправил и, среди барабанов,
в их святилище, вскинул в небо синее песню.
Среди вас я, о други. Я букет составлю,
и цветы я заставлю прорасти в моих песнях.
я при вас и сложу их. Я, страдающий брат ваш,
золотистые струны натяну в своем сердце.

Наблюдаю, ничтожный, я цветов прорастанье.
Лепестками покрыта моей хижины крыша.
Что за радость из дома видеть сад и посевы!
С вами ею делюсь я.

Пей наслажденье и упивайся, о благородный Текайеуацин.
Укрась цветами свой путь — сам знаешь, живут ли дважды.
Нет! Жизнь однажды дается людям,— вещает сердце.

Колибри-птичка, я над священным порхаю древом,
колибри-птичка, я упиваюсь его цветами,
я пью их запах, и клюв мой сладок.

Ты, жизнедатель, благоуханьем цветов приманен.
Тебя в святилище барабанов мы услаждаем,
о благородный Атекпанекатль!

У барабанов, твои друзья, —
мы ждем-ожидаем тебя в весеннем твоем жилище —
Иаоминуип, Микоуапин и Айокуауцин,
благоуханье цветов вдыхая».

***

а также - “Handbook to life in the Aztec world”, Manuel Aguilar-Moreno Перевод с исп.яз. на англ.яз. Ким А. Иеренман,
пер. с англ.яз. на русс.яз. Sam (www.indiansworld.org).