Цивилизация или варварская орда?

«Есть все основания предполагать, — утверждает Майкл Ко, — что у древних ольмеков существовало прочное государство». Возможно, это и так. Но каков был его характер? Когда, на каком этапе истории Тамоанчана оно появилось?

В целом возражать не приходится: скульптуры, от­ражающие зрелую пору ольмекского искусства, прослав­ляют силу и могущество правителей, их победы над врагами и тесную связь с богами. Так, на алтаре № 4 из Ла Венты изображен правитель или царь в пышном облачении. Он держит в руках длинную и толстую ве­ревку, которая, словно сетью, опутывает группу полу­голых пленников. Правда, на этих величественных из­ваяниях нет жестоких надписей в духе изречений асси­рийского деспота Ашшурбанипала: «Я вырвал языки тех воинов, нахальные уста которых говорили дерзости против... моего бога и которые против меня задумали злое... Остальных людей живьем принес я в жертву. Их изрубленные тела я скормил собакам, свиньям и волкам...»

И тем не менее можно не сомневаться, что влады­ки страны Тамоанчан тоже не брезговали никакими средствами в борьбе за укрепление своей власти (побе­доносные войны, политические интриги, выгодные бра­ки и т. д.).

На древней стеле, найденной в Альварадо (Верак­рус) мы видим изображение ольмекского правителя, горделиво возвышающегося над жалкой фигурой обна­женного пленника. Последний простирает к грозному владыке связанные руки, прося, по-видимому, о мило­сердии. Но все напрасно: победоносный царь даже не смотрит на своего поверженного врага. Участь плен­ника уже решена: его либо принесут в жертву богам, либо обратят в раба. И таких изображений встречает­ся здесь немало.

Майкл Ко считает, что первые ольмекские династии появились еще в те далекие времена, когда повсюду господствовала раннеархаическая культура — в конце второго тысячелетия до н. э. Но если учитывать время появления основных признаков государственности и ци­вилизации у ольмеков — письменности и городов, — то это важное событие, на мой взгляд, совершилось не ранее I века до н. э. Правда, Майкл Ко и Альфонсо Касо считают, что могучая империя ольмеков суще­ствовала чуть ли не на заре земледельческой эры в Но­вом Свете; при этом они ссылаются на широкое рас­пространение ольмекских изделий и ольмекоидных влияний по всей Центральной Америке. В ответ на это я мог бы сказать вслед за одним ацтекским мудрецом:

Действительно они все там были и жили.
Много следов того, что они сделали
и оставили там, мы находим до сих пор.

Но кто и когда попытался доказать точный возраст рельефов в Чалькацинго или странных варварских скульптур Сальвадора и Гватемалы? Их неправдоподоб­но раннее происхождение было постулировано заранее, без приведения каких-либо серьезных аргументов. Меж­ду тем многие специфические детали рельефа № 1 из Чалькацинго (например, капли падающего дождя) аб­солютно совпадают с изображением на лицевой сторо­не «Стелы «С» из Трес-Сапотес» (31 год до н. э.). И тем не менее многие люди, следуя какой-то непонятной тра­диции, продолжают приписывать рельефам Чалькацин­го невероятно глубокую древность.

На тихоокеанском побережье Гватемалы в Эль-Ситио недавно нашли нефритовый топор. Одна его сторона украшена искусно вырезанной маской главного боже­ства ольмеков — человека-ягуара. Другую сторону по­крывают колонки иероглифов со следами полустершейся красной краски. Эти вычурные знаки очень напоми­нают письмена некоторых монументов Каминальуйю, от­носящихся к рубежу н. э., а также «Статуэтки из Тустлы» (162 год н. э.). Это уже второй после сте­лы «С» случай, когда типично ольмекское божество встречается вместе с иероглифическими знаками I ве­ка до н. э. — начала н. э. А это означает, что зрелое ольмекское искусство существовало именно в данный отрезок времени. Но многие исследователи предпочи­тают не замечать подобного «пустяка» и вполне серьез­но говорят о разновременности изображения и надписи на одном и том же предмете. Поэтому поневоле прихо­дится продолжить скучный перечень случаев явного не­соответствия существующих представлений и реальных фактов.

Несколько лет назад в руки американских археоло­гов попала часть богатой добычи грабителей древних могил из юго-восточной Мексики. Среди остальных ве­щей особенно выделялось нагрудное украшение в ви­де большой пластины из зеленого кварцита. В центре его изображен характерный силуэт головы ольмекского человека-ягуара. На оборотной стороне видны колонки иероглифов в количестве двадцати пяти знаков и фи­гура сидящего человека. Эти письмена, хотя и похожи на майяские, но в целом гораздо ближе древнейшим надписям из Монте-Альбана. Их возраст, по определе­нию специалистов, составляет приблизительно 50— 25 лет до н. э.

Таким образом, мы опять видим изображение наибо­лее почитаемого божества ольмеков на предмете I века до н. э.

Среди руин затерявшегося в лесной чаще майяского города Вашактуна археологи обнаружили изящный ка­менный храм. Под его главной лестницей, в тайнике, вместе с изделиями мастеров майя лежала ольмекская нефритовая статуэтка, испещренная резными узорами, имитирующими татуировку. Время сооружения тайника устанавливается по стилю архитектуры и керамики. Это первые века н. э. И, следовательно, цивилизации майя и ольмеков в какой-то период сосуществовали: между ними не было большого хронологического разрыва.

Много споров в ученых кругах вызвала находка боль­шой нефритовой статуи из Лас-Лимас, Веракрус. Она изображает сидящего жреца или правителя, который держит на руках тело столь любимого ольмеками бо­жества — ребенка-ягуара. Лоб и щеки главного персо­нажа украшены сложным резным орнаментом, тоже вос­производящим, вероятно, татуировку. Статую случайно нашли дети, игравшие в лесу. Но никаких следов пре­бывания древнего человека на месте находки обнаруже­но не было. Ни малейшего обломка керамики. Ни уголь­ка или горсти золы от священных костров. Казалось, нефритовый истукан сам вынырнул из глубины земли, да так и остался наверху охранять покой лесной чащи. Кто и когда поставил его здесь? С какой целью? Майкл Ко поспешил зачислить скульптуру из Лас-Лимас в чис­ло древнейших ольмекских изваяний. Но мексиканский археолог Медельин Сениль был более осторожен в сво­их оценках. Он полагал, что нефритовую статую сделали примерно в V веке до н. э. Однако при вниматель­ном изучении орнаментов скульптуры из Лас-Лимас сразу же бросается в глаза их поразительное сходство с узорами ольмекских изваяний из Вашактуна (ста­туэтка в тайнике, под лестницей храма) и Серро де Лас-Месас (стела № 9). Оба последних предмета, как известно, относятся к первым векам н. э. Скорее всего и нефритовый жрец из Лас-Лимас появился на свет в одной из мастерских Веракруса примерно в то же са­мое время. Наконец, среди монументальных скульптур знаменитой Ла Венты есть плоский каменный алтарь с изображением головы человека в маске в виде утино­го клюва. Совершенно такие же образы «утиноголовых» жрецов или правителей встречаются у ольмеков еще дважды: монумент № 5 в Серро де Лас-Месас и «Ста­туэтка из Тустлы» (162 год н. э.). Этот список удиви­тельных совпадений и неожиданных открытий можно было бы продолжить и дальше. Но и сказанного уже вполне достаточно для того, чтобы усомниться в досто­верности существующей ныне хронологии ольмекских древностей. С другой стороны, эти факты хорошо согла­суются с той точкой зрения, согласно которой начало цивилизации в стране ольмеков приходится лишь на I век до н. э.

Итак, все образцы ольмекской иероглифической пись­менности — важнейший показатель цивилизации — относятся ко времени не ранее I века до н. э. Следо­вательно, только с этого момента и можно говорить о действительном появлении цивилизации «сыновей ягуара». Тем более что на всех упомянутых предметах с письменами изображены типично ольмекские боги и мотивы искусства. Правда, окончательное решение это­го сложнейшего вопроса — дело будущего. Нужны но­вые раскопки в Веракрусе и Табаско. Нужны новые факты, проливающие свет на происхождение и основные этапы истории ольмеков. И в немалой мере может в этом помочь успешное решение другой археологи­ческой загадки — в какой связи находились по отноше­нию друг к другу майя и ольмеки.