Общая характеристика источников

Все имеющиеся на сегодняшний день источники о формах земле­владения и землепользования в обществе науа до испанского завое­вания можно разделить в соответствии с исходным назначением этих документов и особенностями изложения информации на четыре основные группы, которые здесь для удобства обозначены латински­ми буквами А, В, С и D.

Самую большую группу, которая далее в тексте обозначается как группа А, составляют документы, непосредственно связанные с управ­лением и судебным делопроизводством светских и церковных вла­стей в Новой Испании (такое название получила Мексика после завоевания) первой половины XVI — начала XVII в. В эту группу включены как документы, отражающие интерес испанской короны и ее представителей в лице Королевской Аудиенсии г. Мехико, судебно-административного органа с чрезвычайно широкими пол­номочиями, и вице-короля к обычному праву, земельным ресурсам и фискальным возможностям коренных жителей Центральной Мек­сики, так и документы, связанные с деятельностью и интересами cabildos — коллегиальных административных органов, которые с се­редины XVI в. создавались в каждом городе-государстве науа по об­разу и подобию испанских средневековых муниципальных советов.

По своему характеру источники группы А достаточно разнообраз­ны и включают следующие категории:

А1) Письма (исп. cartas), а также informaciones — судебные рассле­дования определенного вопроса, которые могли проводиться по ини­циативе как властей, так и частных лиц и обычно включали в себя вопросники и ответы на них специально подобранных свидетелей, и relaciones — подробные донесения конкистадоров, испанских чи­новников центральных и местных управленческих учреждений Но­вой Испании, в первую очередь Королевской Аудиенсии г. Мехико, и католических миссионеров Карлу V и Филиппу 11, а также Коро­левскому Совету Индий — высшему судебно-административному органу по делам всех заморских владений Испании. Последние напи­саны в форме ответов на специально составленные по распоряжению монархов вопросники о традиционной социальной организации науа.

Стоит отметить, что из всех доиспанских социально-экономиче­ских институтов более всего испанских монархов, их представителей в Новой Испании и конкистадоров, получивших земельные владения за участие в завоевании Мексики, интересовали именно традицион­ные формы землевладения и землепользования, распределения зе­мельного фонда, взимания податей и несения трудовых повинностей. Основная причина повышенного интереса завоевателей ко всем этим институтам заключалась в стремлении испанской короны и частных лиц найти наиболее эффективный способ эксплуатации коренного населения и получения с него максимального дохода.

Эта проблема встала особенно остро в середине XVI в., когда в ре­зультате серии эпидемий численность коренного населения Новой Испании резко сократилась, многие поселения почти обезлюдели, а ранее обрабатываемые земли оказались заброшенными. Вследствие этого испанская корона столкнулась с необходимостью провести ра­дикальную реформу налогообложения индейцев Мексики, но для этого требовалось иметь представление о прежней податной системе, а также потенциальных источниках увеличения числа налогопла­тельщиков.

Кроме того, с первых же лет после завоевания представители короны, местные испанские власти и колонисты в равной степени претендовали на прежние владения знати науа, в первую очередь на земли Мотекусомы Шокойцина и подвластных ему правителей, рас­полагавшиеся в долине Мехико. Поэтому они стремились доказать, что эти владения являлись либо вакантными по причине смерти преж­них владельцев в ходе военных действий 1520—1521 гг. и отсутствия у них «законных» (с точки зрения испанского права) наследников, либо захваченными силой и обманом у исконных обитателей и пото­му вообще незаконными (исп. sin tituló). Наиболее показателен в этом отношении самый ранний из известных ныне документов данной ка­тегории — «Расследование, проведенное в городе Мехико по просьбе совета этого города, о том, как полезно было бы распределить неко­торые земли, прилегающие к нему, среди его жителей» (1529 г.) [Paso у Тroncoso 1939 (4): 124-136].

Цель расследования, предпринятого городским советом, в со­став которого тогда входили многие участники завоевательного по­хода Эрнандо Кортеса, заключалась в том, чтобы добиться от Карла V и Королевского Совета Индий передачи конкистадорам земель Мотекусомы Шокойоцина и его приближенных в качестве епсоmiendas. В раннеколониальный период encomienda (буквально «по­ручение») представляла собой форму вознаграждения частного липа за службу короне (в первую очередь военную) в виде передачи дан­ному лицу и его детям («на одну-две жизни») прав на пользование трудом жителей определенной территории и сбора с них податей деньгами или сельскохозяйственными продуктами и ремесленными изделиями. Для настоящей статьи ценность этого документа (поми­мо его ранней даты) заключается в том, что весьма заинтересован­ные в положительном решении дела свидетели приводили такие подробности относительно месторасположения и размеров земель, ранее принадлежавших верхушке знати мешика-теночков и их парт­нерам по Тройственному Союзу, которых нет ни в одном другом бо­лее позднем документе.

Большой интерес представляет также письмо самого главы Вто­рой Аудиенсии г. Мехико (1531—1535 гг.), епископа Санто-Доминго (совр. Доминиканская Республика) Себастьяна Рамиреса де Фуэнлеаля Карлу V, которое датируется 3 ноября 1532 г. Описывая монарху доиспанскую административно-территориальную систему, многие элементы которой в тот период еще продолжали существовать в прежнем виде, С. Рамирес Фуэнлеаль достаточно подробно говорит о формах землевладения и разделе земель, который был осуществлен мешика-теночками и их партнерами по Тройственному Союзу всего за полвека до прихода испанцев [Ramírez de Fuenleal 1870: 13: 253— 258].

Весьма насыщенным интересными деталями относительно об­щинной организации науа и распределения общинных земель явля­ется и письмо Эрнандо Кортеса Королевскому Совету Индий от 20 сентября 1538 г. [Cortés 1865: 3: 535-543].

После того как в 1542 г. были приняты т.н. «Новые законы о хоро­шем обращении с индейцами», упразднявшие encomiendas, бывшие конкистадоры стати ожесточенно протестовать против отмены дан­ного института. Некоторые из них в своей борьбе за сохранение encomiendas вновь обратились к доиспанским прецедентам. Одним из примеров такого обращения к земельной политике доиспанских пра­вителей мешика-теночков является письмо конкистадора Херонимо Лопеса Карлу V от 25 февраля 1545 г. В нем дается весьма любопыт­ное, хотя и явно тенденциозное описание распределения поселений и «провинций», осуществлявшееся Мотекусомой Шокойцином накануне испанского вторжения [López 1984: 3: 449]. Несмотря па очевидную пристрастность автора и его желание доказать, что до контакта с испанцами и у самих индейцев, по крайней мере, у меши­ка, имелся некий прототип encomiendas, гарантировавший им беспре­кословное подчинение завоеванных территорий, это свидетельство поразительным образом совпадает с тем, о чем 13 годами ранее писал монарху С. Рамирес Фуэнлеаль.

Возможно, к 30—40-м годам XVI в. также относится анонимный и не имеющий до сих пор точной датировки документ из раздела «Ко­ролевский Патронат 245» Главного Архива Индий, озаглавленный «Порядок, который имели индейцы в наследовании земель и вымороченных имений» [AGI Real Patronato 20, N.5, R.22: 266г-268г]. В этом небольшом сообщении, занимающем всего 2,5 листа, вкратце пере­числяются именно доиспанские категории земель и нормы обычного права, связанные с их использованием. Этот источник интересен тем, что, возможно, содержит первую из земельных классификаций с ис­пользованием терминологии на языке науатль. В характеристиках, ко­торые даются в нем разным категориям земельных владений, также много общего с теми, что имеются в хорошо известных и часто исполь­зуемых источниках, например в работе А. де Сориты.

Перу францисканского монаха Андреса де Ольмоса, писавшего в 30—40-х годах XVI в., приписываются два сравнительно небольших документа: «История мексиканцев по их рисункам» и «Законы, кото­рые имели индейцы Новой Испании» [Badout 1983: 197]. Андрес де Ольмос был первым из католических миссионеров, хорошо выучив­ших науатль. Он разработал метод опроса индейских информантов по специально составленным вопросникам. Известно, что он напи­сал большое количество работ о языке, доиспанской истории, соци­альной организации и духовной культуре науа, от которых за исклю­чением самой ранней грамматики науатля дошли только отдельные отрывки. Тем не менее, также известно, что его трудами широко пользовались более поздние авторы, в том числе А. де Сорита.

К сожалению, история этого небольшого манускрипта, явно ко­пии конца XVI в., судя по почерку писца и не совсем совпадающему с содержанием текста заглавию, изобилует такими лакунами, что его авторство установить с достоверностью пока невозможно. В «Исто­рии мексиканцев по их рисункам» наряду с мифами о происхожде­нии Вселенной, миграции мешика и их дальнейшей истории вплоть до прихода испанцев имеется краткое изложение норм обычного права мешика и их соседей, в том числе касающихся землепользова­ния и землевладения [García Icazbalceta 1941: 228—262]. Стоит заме­тить, что эти нормы практически совпадают с теми, что изложены во втором документе, представляющем собой подробный перечень все­возможных правонарушений и наказаний, предусмотренных за их совершение. Среди прочих в нем также упоминаются нормы, связан­ные с землевладением [Ibid: 280].

Особое место среди источников группы А занимает «Кодекс Мен­досы». Он был создан около 1541 г. индейскими художниками-писцами tlacuiloque (с соблюдением большинства доиспанских традиций передачи информации) для Карла V, которого вице-король Новой Испании Антонио де Мендоса хотел ознакомить с историей и соци­ально-экономической организацией его новых подданных [Nicholson 1992: 2]. «Кодекс Мендосы» включает три части. Первая, которую условно можно назвать исторической, рассказывает об истории мешика-теночков от основания Теночтитилана до царствования Мотекусомы Шокойоцина (1502-1520 гг.), в основном в ней освещены завоевания, совершенные тем или иным tlahtoani. Вторая посвящена территориально-экономической организации возглавляемого мешика-теночками Тройственного Союза и состоит из перечня «провин­ций» и городов, находившихся под властью Теночтитлана и его союз­ников и описания видов и количества податей, которые они платили. Третья, т.н. «этнографическая», рассказывает о жизни обитателей Теночтитлана от рождения до старости, нормах обычного права и доиспанской судебной системе, а также о военных рангах войска мешика-теночков. Кодекс снабжен глоссами на испанском языке, предпо­лагаемым автором которых был каноник Мехико Хуан Гонсалес [Nicholson 1992:2]. Для настоящей работы наибольший интерес пред­ставляют первая и вторая часть кодекса, поскольку они не только позволяют достаточно точно локализовывать местонахождение тех или иных земельных владений знати мешика-теночков, но и дают возможность реконструировать историю их возникновения.

Большинство сохранившихся документов данной категории от­носятся уже к середине и второй половине XVI в., когда после осо­бенно длительной и опустошительной эпидемии (1545—1550 гг.), по­разившей коренное население Центральной Мексики, испанские власти столкнулись с резким сокращением поступления налогов из Новой Испании и нехваткой рабочих рук для выполнения различно­го рода трудовых повинностей. В поисках выхода завоеватели вновь обратились к изучению доиспанской системы сбора налогов и трудо­вых повинностей, прежде всего на территории, ранее подконтроль­ной Тройственному Союзу. Поэтому 20 декабря 1553 г. наследный принц Филипп (будущий король Испании Филипп II) направил из Вальядолида распоряжение (исп. cédula) Королевской Аудисмсим г, Мехико собрать максимально точные и подробные сведения о преж­ней податной системе на территории Тройственного Союза.

Для этой цели Королевской Аудиенсии повелевалось опросить индейцев, переживших испанское завоевание, а также воспользо­ваться сведениями, собранными миссионерами и любыми другими лицами, хорошо знакомыми с обычаями индейцев. Принц Филипп приказал выяснить: 1) что именно платили в качестве податей Мотекусоме Шокойоцину и его предшественникам; 2) как часто и в каком количестве; 3) исчислялись ли эти подати на основе количества зем­ли, движимого имущества плательщика или были подушными; 4) кому принадлежали земли и были ли их обитатели обязаны пла­тить подати и нести повинности вследствие своего нахождения в кре­постной или вассальной зависимости от владельца или вследствие его сюзеренитета как верховного правителя всей земли (исп. por razón del señorío universal de tierra) [Scholes, Adams 1957: 20].

Как легко заметить, Филипп, а точнее — его советники, составив­шие этот документ, мыслили категориями социально-политического устройства своего общества. В той же степени это перенесение соци­ально-политических и экономических категорий позднесредневе­ковой Испании, вернее даже королевства Кастилии, монополизи­ровавшего освоение Нового Света, было свойственно чиновникам Королевской Аудиенсии г. Мехико и монахам нищенствующих рели­гиозных орденов, на которых, в первую очередь, возлагалось испол­нение распоряжения принца. В этом коренится основная трудность объективной интерпретации не только документов, появившихся в результате распоряжения принца Филиппа (1553 г.), но и практи­чески всех источников, объединенных в данную категорию. Они не­редко составлялись на основе утраченных доиспанских письменных памятников и устных показаний информаторов-индейцев (причем, как правило, занимавших важные должности в доиспанской системе управления и хорошо помнивших былые реалии), но их свидетель­ства тут же переводились на испанский язык в категориях и понятиях «Законов Семи Партид» Альфонса X Мудрого и «Законов из Торо» — основных источников права, действовавшего в Испании и ее амери­канских колониях в XVI—XVIII веках.

Естественно, исходное содержание показаний свидетелей и тра­диционных письменных памятников, которые нередко служили ори­ентирами для информантов-индейцев, серьезно искажалось. Время от времени возрождающаяся интерпретация доиспанского общества науа как «феодального» или «квазифеодального» является следстви­ем именно такого прочтения источников данной группы. Более того, развернутая формулировка вопроса, заложенная в «Семи Партидах» и воспроизводившаяся во всех вопросниках подобного рода (в том числе и в вопроснике, прилагавшемся к распоряжению от 20 декабря 1553 г.), фактически содержала в себе уже готовый ответ [Sánchez Arcilla 2004: 466]. Свидетелям, вызванным для дачи показаний, мож­но было ограничиться только заявлениями, что в действительности все происходило в точности так, как говорится в вопросе. Довольно часто они поступали именно таким образом.

Тем не менее распоряжение принца имело следствием появление целого ряда источников, содержавших немаловажные материалы по рассматриваемой здесь проблематике, среди которых, прежде всего, следует назвать: 1) «Донесение о податях, которые индейцы платили Моктесуме» (сентябрь — октябрь 1554 г.); 2) «Мнение фрая Доминго де ла Анунсиасьона о способе уплаты податей, который индейцы имели во времена язычества» (20 сентября 1554 г.); 3) «Краткое и об­щее сообщение о сеньорах Новой Испании» А. де Сориты» (1564— 1565 гг.), которое уже неоднократно упоминалось выше [Scholes, Adams 1957; Anunciación 1941: 7: 259-266].

Большой интерес представляет собой и характеристика доиспанс­кого землевладения науа в «Письме королю Васко де Пуги, судьи Ко­ролевской Аудиенсии Мехико о перерасчете податей, который он сделал в некоторые селениях», написанном 28 февраля 1564 г., т.е. почти одновременно с работой его коллеги А. де Сориты [Puga 1940: 10: 33—36]. По своей структуре и содержанию это письмо поразитель­ным образом перекликается с анонимным «Порядком, который име­ли индейцы в наследовании земель и вымороченных имений» из Главного Архива Индий.

А2) Переписи коренного населения Центральной Мексики. Выше уже говорилось об исключительной важности находки трех переписей из поселений на территории современного штата Морелос. Все три до­кумента, которые принято ныне обозначать их инвентарными номе­рами (№ 549, 550 и 551 соответственно), написаны латиницей, но на языке науатль и на бумаге из коры дерева Cordia boissien, основного материала для письма в предшествовавший завоеванию период [Cline 1993: 7].

Манускрипт № 549 представляет собой подомную перепись всех жителей поселений Куаухчичинолан и Уициллан, манускрипт № 550 —жителей Тепостлана, манускрипт № 551 — трех общин: Молотлы, Тепетенчика и Пачималько, внутренних подразделений посе­ления, название которого в документе не указано [Ibid], Тем не менее три первых поселения хорошо идентифицируются по другим пись­менным источникам. Куаухчичинолан ранее находился в составе го­рода-государства Куаунауак (совр. г. Куэрнавака, столица штата Мо­релос) в качестве «младшего» подчиненного центра [Carrasco 1976: 103]. Существующие и в настоящее время Уициллан и Тепостлан, расположенные в непосредственной близости от городов Йаутепек и Куэрнавака, упоминаются в качестве данников Теночтитлана во второй части «Кодекса Мендосы» [Anawalt, Berdan 1992:4: 54]. Кроме того, именно в Тепостлане и Йаутепеке находились некоторые зем­ли, отведенные для личных нужд правителей мешика, их детей и бли­жайших родственников [Pérez Rocha 1998: 57]. После испанского за­воевания все вышеназванные поселения вошли в состав владений Э. Кортеса. Вместе с титулом маркиза дель Валье их ему пожаловал Карл V, и по предположению П. Карраско данные переписи были со­ставлены по приказу первого вице-короля Новой Испании Антонио де Мендосы, пожелавшего узнать точную численность вассалов новоиспеченного маркиза [Carrasco 1964: 185].

Для настоящей работы исключительный интерес составляют име­ющиеся в «переписях из Морелоса» описания земельных участков, принадлежавших каждому домохозяйству. Зачастую они весьма под­робны, в них указаны не только размеры наделов, но и технология обработки земли (ирригация или перелог), выращиваемые культуры, а также предназначение участков (обеспечение нужд самой семьи или выплата податей). Любопытная подробность: хотя переписи предназначались для испанских чиновников, размеры всех наделов указаны в традиционных для науа мерах длины: maitl— «рука», около 0,222 м, и quahuitl — «деревянная палка», около 0,838 м [Cline 1993: 71]. Помимо этого в переписях из Морелоса содержатся поистине уникальные данные о составе домохозяйств местной знати и соци­ально-экономических отношениях.

Важными источниками подобного рода являются кодексы «Сан­та-Мария-де-Асунсьон» и «Кодекс Вергара», составленные около 1545 г. на территории бывшего «царства» Аколуакан [Williams 1991: 188]. Подобно переписям из Морелоса, они представляют собой переписи и одновременно земельные кадастры двух общин (науат. ílaxilacalti), которые в колониальный период были переименованы в честь новых христианских патронов — девы Марии и святого Иеро­нима — и стали называться Санта-Мария-Асунсьон Куаухтепостла и Сан-Херонимо. В доиспанский период обе общины входили в состав города-государства Тепетлаосток, который был частью «царства» Аколуакан и располагался примерно в 8 км к северо-востоку от его столицы г. Тескоко [Wiliams 1984: 104; Williams 1991:200]. Этот статус они сохранили и после Конкисты, когда Тепетлаосток стал enco­mienda — пожизненным владением конкистадора Гонсало де Саласа­ра и его сына Хуана [Williams 1991: 188].

«Кодекс Санта-Мария-де-Асунсьон» охватывает только домохо­зяйства и земельные угодья Санта-Мария-Асунсьон Куаухтепостлы, а «Кодекс Вергара» — домохозяйства и земли Сан-Херонимо. Судя по тому что нам известно о доиспанских переписях и земельных кадаст­рах из работ хронистов, оба документа по способам передачи инфор­мации о составе домохозяйств, размерах полей, качестве земли гораз­до ближе к доиспанским аналогам, чем к переписям из Морелоса, хотя были созданы по крайней мере десятилетием позже. Написан­ные латиницей, глоссы в них по большей части весьма кратки и зани­мают крайне незначительное место по сравнению с традиционными идеограммами и символами. Так, в соответствии с доиспанской тра­дицией все домохозяйства представлены графемой calli — дом, рядом в четырех или пяти колонках (в зависимости от размеров страницы) нарисованы головы — владельцы данных домохозяйств и отдельно — в виде прямоугольников — их земли [Williams 1984: 105; Williams 1991: 195].

Все сведения о поле, возрасте и семейном положении также указа­ны с помощью традиционных символов: разные прически обознача­ют мужчин и женщин, волнистые линии («морщины») на лицах — стариков, а слезы на щеках — вдов или вдовцов [Williams 1984: 105]. Традиционные символы в полной мере используются и для указания размеров полей, качества земли и статуса владельцев. Так, стрела обозначает cemmitl — меру длины, равную примерно полутора мет­рам, а участки и дома, принадлежавшие знати, выделены красными линиями [Ibid: 107, 112]. Несмотря на то что количество последних в обоих кодексах крайне невелико, оба источника дают исключительно ценный сравнительный материал о размерах наделов рядовых об­щинников, их расположении и системе эксплуатации, что позволяет выявить различия между землепользованием знати и macehualtin.

Важным источником сведений, проливающих свет на структуру общества науа восточной части Центральной Мексики, является «Перепись из Уэшоцинко». Этот документ был составлен в 1560 г. в результате протеста жителей некогда влиятельного города-госу­дарства Уэшоцинко против введения новых слишком высоких пода­тей [Prem 1974: 703]. В ответ на этот протест Королевская Аудиенсия г. Мехико распорядилась провести перепись всех жителей Уэшоцинко. Для проверки результатов переписи в Уэшоцинко был послан су­дья Диего де Мадрид. Документ состоит из двух основных разделов: 1) переписи, выполненной самими уэшоцинками в соответствии с доиспанскими принципами передачи информации и, что еще важ­нее, классификации жителей по их социальному статусу (pipiltin, или macehualtin), семейному положению и принадлежности к определен­ному территориальному подразделению Уэшоцинко, в случае со зна­тью — к тому или иному рэмиджу; 2) подомной переписи на испан­ском языке всех жителей Уэшоцинко, выполненной самим Д. де Мад­ридом с краткими, но весьма информативными замечаниями относительно форм эксплуатации macehualtin и истории их возник­новения [Ibid: 473]. К сожалению, в документе отсутствует какая- либо информация о размерах земельных наделов pipiltin Уэшоцинко.

АЗ) Документы, связанные с деятельностью коллегиальных адми­нистративных органов управления городами-государствами науа после испанского завоевания, составляют еще одну чрезвычайно интересную и насыщенную ценными сведениями категорию источников в дан­ной группе. Как уже упоминалось выше, в середине XVI в, завоева­тели во всех altepetl Центральной Мексики заменили единоличное правление династических правителей tlahtoque правлением cabildo — выборного совета, состоявшего обычно из «губернатора», двух-четырех алькальдов, а также рехидоров и майордомов (должностных лиц, ответственных за ведение общинного хозяйства) и альгвасилов, вы­полнявших полицейские функции. Все должностные лица избира­лись сроком на один год и должны были получать жалованье за службу подобно испанским чиновникам. Большая часть их рекрути­ровалась из воспитанников католических миссионеров, была обуче­на грамоте и лояльна к завоевателям. Эта реформа имела своей це­лью, с одной стороны, ослабить влияние традиционных лидеров науа, а с другой — создать группу надежных посредников между рядовыми общинниками и испанскими колониальными властями.

В соответствии с концепцией «республики индейцев» и «респуб­лики испанцев», т.е. практически автономного сосуществования за­воевателей и завоеванных, заложенной еще в Бургосских законах 1512 г., каждый cabildo обладал административной и судебной вла­стью над жителями того или иного поселения или его части, в том случае если они были чистокровными индейцами и рядовыми об­щинниками [Simpson 1982: 33—34]. Кроме того, в течение XVI- XVII веков испанские власти периодически посылали грамотных и свободно владевших несколькими языками воспитанников мис­сионеров для решения конфликтов в различных alíepetl, уповая на их знание науатля и традиционных норм.

Власть «губернаторов» и алькальдов науа была весьма ограничен­ной. Любое свое решение они обязаны были согласовывать с пред­ставителем испанских властей, постоянно следившим за их деятель­ностью, будь то коррехидор, управлявший провинциальным центром, или сам вице-король [Gibson 1964: 80]. Наиболее серьезные и затяж­ные конфликты между разными поселениями или внутри них, а так­же конфликты между поселениями и частными лицами (вне зави­симости от их расовой принадлежности), периодически возникавшие разногласия с самими испанскими властями тоже находились в ком­петенции последних [Recopilación de las leyes de los reinos de los indios 1973: 2: 221]. Тем не менее члены cabildo, недовольные вердиктом местного испанского чиновника, могли подать апелляцию в Коро­левскую Аудиенсию г. Мехико или даже самому королю.

Одним из главных «камней преткновения» был как раз земельный вопрос, так как, несмотря на катастрофическое сокращение числен­ности коренного населения после испанского завоевания, пре­тендентов на одни и те же земли по-прежнему было очень много. Города-государства Центральной Мексики, по большей части нахо­дившиеся под властью Тройственного Союза, хотели вернуть себе земли, отобранные у них правителями Теночтитлана, Тескоко и Тлакопана в ходе военной экспансии середины XV — начала XVI в. На эти же земли одновременно претендовали потомки этих правителей, бывшие конкистадоры и сам король. Проведенная Э. Кортесом сразу после завоевания реформа границ между различными alíepetl еще бо­лее способствовала последующим конфликтам, так как в целях «кон­солидации» территории каждого из них Э. Кортес объединил в одну административную единицу большие и мелкие поселения, ранее принадлежавшие к совершенно разным политическим образовани­ям, только потому, что они находились по соседству [Ramírez Calva 2005: 73].

В результате значительное место в деятельности новообразован­ных коллегиальных органов управления altepetl занимали длившиеся десятилетиями судебные тяжбы с соседями, encomenderos, и потомка­ми прежних правителей, пытавшимися вернуть себе власть или земли предков. Все этапы предварительных разбирательств и тяжб, как пра­вило, фиксировались письменно, и поэтому в настоящее время мы имеем внушительное количество судебных исков, жалоб, показаний свидетелей и прошений на имя короля, написанных на языке науатль, испанском языке или даже латыни. К этому следует добавить дела, связанные с земельными спорами среди жителей того или ино­го altepetl, которые слушались непосредственно в местном совете. Естественно, что в рамках данной работы можно было привлечь лишь некоторые их них, наиболее информативные. Важными особенно­стями документов данной категории являются постоянная отсылка к доиспанским прецедентам и опора на них при сборе свидетельских показаний и вынесении решений.

Очень интересным и ценным источником информации подоб­ного рода являются материалы, относящиеся к постклассичекому раннегосударственному образованию (науат. tlahtocayotl) Куаухтинчан, занимавшему центральную и южную части территории совре­менного штата Пуэбла. Их обнаружил Л. Рейес Гарсиа в архиве г. Куаухтинчан, сохранившего название данного раннегосудар­ственного образования [Reyes García 1978]. Значительная часть до­кументов, найденных Л. Рейсом Гарсиа, представляет собой мате­риалы судебной тяжбы о пограничных землях между Тепейакаком и Куаухтинчаном, которая разбиралась в 1546—1553 гг. в Королев­ской Аудиенсии г. Мехико [Ibid: 80-100]. Для проблематики настоя­щей работы крайне важно то, что, как и в других подобных случаях, обе стороны опирались на доконтактные нормы и прецеденты, в частности на размежевание между этими двумя городами-госу­дарствами, сделанное по приказу Ашайякатля, так как до прихода испанцев оба центра находились в составе даннической «провин­ции» Тепейакак [Reyes García 1978: 53; Anawalt, Berdan 1992: 89-90]. Они использовали показания престарелых свидетелей, родившихся до испанского завоевания.

Примером составного документа, в котором прошение на имя вице-короля Новой Испании сочетается с элементами земельного кадастра и династической истории сразу четырех городов-государств долины Мехико (Теночтитлана, Тлателолько, Ицтлапалапы и Кулуакана) и даже астрономическими расчетами, является «Кодекс Коскацина», хранящийся в настоящее время в Парижской Национальной библиотеке. Точная датировка этого документа и некоторые обстоя­тельства его создания вплоть до сегодняшнего дня остаются нерешен­ными вопросами. В настоящее время «Кодекс Коскацина» состоит из 18 листов, так как первый лист был утрачен [Valero de García 1994: 31]. Своим именем он обязан дону Хуану Луису Коскацину, индейскому алькальду «квартала» Сан-Себастьян Ацакуалько, одного из четырех основных подразделений Теночтитлана на протяжении доиспанского и раннеколониального периодов, которое находилось на северо-вос­токе города на самой границе с Тлателолько [Ibid: 41]. В 1572 г. дон Хуан Луис Коскацин подат вице-королю прошение о возвращении правнукам и внукам воинов tlahtoani мешика-теночков Ицкоатля 45 земельных участков, которыми они пользовались до тех пор, «пока примерно 15 лет назад, чуть больше или чуть меньше, наш губернатор дон Диего» «тиранически» и «с малым страхом перед Богом» присвоил их себе (Códice Cozcatzin 1994: 9v-10v], Это прошение и составляет основную часть кодекса. На 13 из 18 листов кодекса представлены за­конные владельцы земельных участков, прямые потомки 55 воинов tlahtoani мешика-теночков Ицкоатля, по большей части их правнуки (22 случая), получившие от правителя эти земельные наделы на севере долины Мехико в 1439 г. в награду за военную службу. На каждом из данных листов кодекса также указаны размеры наделов и их точное местоположение с помошью логограмм.

Что касается личности охочего до чужих земель «губернатора», то, по мнению мексиканской исследовательницы Анны Риты Вале- ро, это былдон Диего де Мендоса Имауйацин [Valero de García 1994: 41]. С 1549 по 1562 гг. он по инициативе испанцев был одновремен­но «касиком» и постоянным «губернатором» Тлателолько [López Mora 2005: 215, 228]. Однако, как отметила другая мексиканская ис­следовательница, Ребека Лопес Мора, пристально изучавшая био­графию дона Диего де Мендосы, в этом случае не совсем понятно, почему он сам и его дети Бальтасар, Гаспар и Мельчиор также фигу­рируют в этом списке пострадавших землевладельцев, правда без указания на какие-либо потери, понесенные ими. Действительно, трудно представить, каким образом и зачем дон Диего де Мендоса отнял у себя свои же земли. Учитывая, что Хуан Луис Коскацин был алькальдом одного из «кварталов» Теночтитлана, гораздо вероят­нее, что речь в его жалобе идет именно об индейском «губернаторе» Теночтитлана доне Диего де Сан Франсиско Теуэцкитицине, внуке tlahtoani Тисока, который был на этой должности с 1541 по 1554 гг. [Chimalpahin 2003: 2: 209]. Нижняя граница его пребывания в долж­ности практически совпадает со временем, указанным в прошении Хуана Луиса Коскацина, при том что дата захвата земель в докумен­те указана лишь приблизительно.

Еше одна часть «Кодекса Коскацина» (листы с 15-го по 17-й) по­священа описанию земель потомков доиспанских правителей Ицтлапалапы и Кулуакана, в частности Куитлауака, родного брата и при­емника Мотекусомы Шокойоцина, который правил в Ицтлапалапе до 1520 г. [Códice Cozcatzin 1994: 17 г.]. Все они сохранили свое при­вилегированное положение и права на земли вокруг Ицтлапалапы и подчиненные ей поселения. В данном разделе кодекса тоже указа­ны размеры и форма земельных участков, даны их топографические ориентиры и представлены генеалогические связи между владельца­ми участков. Причем значительная часть информации (топонимы, личные имена, генеалогические связи) передается с помощью тради­ционных доиспанских символов и логограмм. Все вышеперечислен­ные особенности делают «Кодекс Коскацина» одним из богатейших источников информации о землевладении среди знати мешика-теночков на протяжении более чем столетия.

А4) Документы, связанные с первыми инквизиционными процессами против индейцев, обвиненных в «идолопоклонстве» (приверженности традиционным верованиям), колдовстве, а также в нарушении норм христианской морали. В первую очередь, это описи движимого и не­движимого имущества, конфискованного церковью у осужденных. Инициатором этих процессов, проводившихся согласно всем прави­лам инквизиционных расследований в самой Испании, был глава ка­толической церкви Новой Испании францисканец Хуан де Суммарага, первый епископ, а впоследствии (с 1546 г.) и архиепископ Мехико, который ранее занимался инквизиционной деятельностью в родной Бискайе. Большинство известных процессов приходится на середину и вторую половину 30-х годов XVI в.

Именно в этот период X. де Суммарага, как и многие его собратья по францисканскому ордену, убедился в том, что первоначальное по­головное и «добровольное» обращение индейцев в католичество но­сило чрезвычайно поверхностный характер. Поэтому X, де Суммарага решил прибегнуть к карательным методам и в 1536—1539 гг. провел серию показательных инквизиционных процессов. Жертвами их ста­ли как простолюдины-macehualtin, так и представители знати науа, в частности дон Карлос Ометочцин, один из сыновей последнегодо­испанского правителя Аколуакана Несауальпилли. В ноябре 1539 г. дон Карлос был признан виновным в отступничестве от христианства и идолопоклонстве и заживо сожжен на костре [González Obregón 1910: 85].

При испанском дворе «усердие», проявленное X. де Суммарагой в случае с доном Карлосом Ометочцином, сочли чрезмерным [García Icazbalceta 1947: 3: 170—173]. Поэтому с 40-х годов XVI в. все индейцы были навсегда изъяты из ведения инквизиции. Тем не менее все дви­жимое и недвижимое имущество «идолопоклонников» и «еретиков» уже было конфисковано и распродано на публичных аукционах в поль­зу церкви, будучи предварительно детально описанным. По злой иро­нии судьбы именно весьма ранние даты этих описей, а также дотош­ность их составителей делают многие из них ценными источниками для изучения доиспанского и раннеколониального землевладения науа. В них всегда приводятся точные размеры конфискованных зе­мельных наделов, что дает возможность судить о размерах земельных участков не только наследственной знати pipiltin, но и рядовых земле­дельцев, тем самым, демонстрируя масштабы социальной стратифика­ции в обществе науа [González Obregón 1912: 37—39, 40, 78, 84].

Особняком в данной категории источников выделяется уже упо­минавшаяся выше «Карта из Остотикпака», составленная в ходе пос­ледовавшего за сожжением дона Карлоса Ометочцина земельного спора между потомками доиспанских правителей Аколуакана и но­вой общиной в Тескоцинко, созданной испанской администрацией в 1540 г. и получившей часть земель казненного. Остотикпак — сравнительно небольшое поселение на северо-востоке долины Ме­хико — издавна входил в состав «царства» Аколуакан [Cline 1966: 97]. По мнению первого исследователя этого уникального документа Г. Клайна, «Карту из Остотикпака» следует датировать 1540 г. [Cline 1966: 96].

Этот памятник (единственный из сохранившихся до наших дней) — на редкость подробный план всех земель рэмиджа правите­лей Аколуакана. Он выполнен на местной бумаге amati и первона­чально был сложен гармошкой, как и большинство доиспанских письменных памятников. Документ снабжен краткими пояснитель­ными текстами на испанском языке и в значительно большей сте­пени на языке науатль, но подавляющая часть информации в нем, как и в «Кодексе Санта-Мария-де-Асунсьон» и «Кодексе Вергара» передана с помощью доиспанских традиционных символов. К тако­вым относятся выделение полей членов правящего дома Тескоко красными линиями, использование автохтонных мер длины и пло­щади, обозначение топонимов и числительных логограммами тра­диционной письменности и само изображение земельных участков в виде длинных узких прямоугольников неправильной формы [Har­vey 1991: 165, 172-173].

«Карта из Остотикпака» включает семь разделов. Первый из них, наименее сохранившийся, представляет собой легенду карты, выпол­ненную на испанском языке. Второй — план земель сыновей Несауальпилли, которыми они владели совместно, третий — план земель, принадлежавших городу-государству Тескоко в данном районе, чет­вертый — план земель, пожалованных дону Карлосу его старшим бра­том доном Педро Тетлауэуэцкицином, и участков, на которые претен­довала созданная испанцами община в Тескоцинко. Пятый и шестой разделы — это планы участков, находившихся в личной собственности дона Карлоса Ометочцина [Cline 1966:90, 97]. В их числе упоминаются наделы, купленные им у прежних владельцев за «накидки простые и с узорами», которые в доиспанский и раннеколониальный период были основными единицами обмена между индейцами при крупных сделках [Ibid: 99, 111]. Наконец, седьмой раздел посвящен садовым де­ревьям дона Карлоса, которыми он владел в доле с испанцем Педро Вергара, предоставившим ему прививки европейских плодовых дере­вьев для получения урожая таких новых для долины Мехико садовых культур, как груши, айва, яблоки и персики [Ibid: 114].

Источники, которые в настоящей статье объединены в группу В, представляют собой документы, отражающие борьбу потомков до­испанских правителей науа за земли своих предков, которые они не­изменно описывали и, по-видимому, действительно воспринимали именно как личные наследственные владения, находившиеся в част­ной собственности их отцов, дедов и прадедов. В этом отношении их позиция очень часто не совпадала ни с позицией новых коллегиаль­ных органов управления и жителей городов-государств, в которых правили их предки, ни с точкой зрения испанских колониальных властей.

Формально испанская монархия и ее представители в Новой Ис­пании признавали права потомков прежних властителей, в первую очередь Мотекусомы Шокойоцина как верховного правителя Трой­ственного Союза, на положение и привилегии, аналогичные тем, что имели испанские дворяне того времени, в том числе и право на вла­дение землями предков. Тем не менее реальное обретение данных прав требовало постоянного представления испанским колониаль­ным властям документальных подтверждений знатного происхожде­ния и лояльности предков испанским завоевателям и зачастую деся­тилетий тяжб в испанских судебно-административных органах различного уровня — от провинциальных corregimientos до Королев­ского Совета Индий в Севилье. Законы Испании XVI в. также давали право любому подданному обращаться со своим прошением непо­средственно к самому монарху, и pipiltin колониального периода ни­когда не упускали возможности воспользоваться этим правом. Кроме того, представители знати науа колониального периода довольно быстро восприняли от испанцев практику составления письменных завещаний, и эти документы стали одними из важнейших инстру­ментов борьбы за сохранение земельных угодий в руках представите­лей определенного знатного рода на протяжении всего колониально­го периода. В результате, как и в случае с источниками группы А, в данной группе мы имеем весьма внушительное количество различ­ных документов, которые также можно разделить на нижеследующие категории.

В1) Письма-прошения на имя испанских монархов Карла V u Филип­па II. Самые ранние из них датируются началом 30-х годов XVI в. Стоит отметить, что поначалу (как впрочем, в некоторых случаях и в более поздние годы) потомки доиспанских правителей, не вла­девшие ни испанским языком, ни алфавитным письмом, прибегали к помощи посредников из числа тех испанских чиновников Коро­левской Аудиенсии, которые были благожелательно настроены по отношению к ним, либо к услугам профессиональных юристов. Од­нако уже во второй половине XVI в. в результате развернутой мисси- онерами-францисканцами программы образования детей знати науа и созданию алфавитной письменности на языке науатль на основе латиницы дети, внуки и правнуки tlahtoque Центральной Мексики смогли уже сами писать монархам, минуя посредников. Некоторые из них, получившие образование в созданной миссионерами школе Санта-Крус-де-Тлателолько, где в числе основных предметов препо­давалась классическая латынь, писали свои прошения именно на этом языке, считавшемся тогда во всех европейских странах языком общения интеллектуальной и социальной элиты.

Среди этой категории источников наибольший интерес представ­ляют «Мнение Второй Аудиенсии о прошении различных знатных лиц города Мехико императору Карлу V (18 июня 1532 г.) и три письма дона Пабло Насарео из Шалтокана, два из которых (от 11 февраля 1561 г. и 17 марта 1566 г.) адресованы самому Филиппу II, аеше одно (от 12 февраля 1566 г.) — его супруге королеве Елизавете Валуа.

Первый документ, несмотря на свой заголовок, представляет со­бой именно прошение. Оно написано от имени целой группы pipiltin Мехико. В нее входили дон Мартин Кортес Несауальтеколотль, сын Мотекусомы Шокойоцина и тескоканской «принцессы», дочери Несауальпилли, а также дон Хуан Коаиуичль, внук tlahtoani мешика-теночков Ауицотля, дон Диего Уаницин, внук Ашайякатля, дон Диего Теуэцкитицин, внук еще одного tlahtoani мешика Тисока, дон Пабло Тлакатекатль Шочикен, «губернатор» колониального Теночтитлана. и дон Эрнандо де Тапиа, сын предшественника дона Пабло на этой должности [Pérez Rocha, Tena 2000: 99-100]. Все они просят вернуть им поселения (исп. pueblos), деревни (исп. estancias) и земли (tierras), которые, по их утверждению, всецело были собственностью их отцов и дедов, а не государственных образований, в которых они правили: «de su patrimonio у по de señorío» [Ibid: 100].

Просители приводят названия поселений и земельных участков, многие из которых упоминаются в более поздних документах, то как личные имения правителей мешика, то как центры, находившиеся в даннической зависимости от Тройственного Союза. Таким обра­зом, этот документ вновь затрагивает старый вопрос о соотношении системы землевладения с территориальной организаций в ранне­государственных образованиях Центральной Мексики [Scholes, Adams 1957: 28, 33—35; Pérez Rocha, Tena 2000: 100; Anawalt, Berdan 1992: 4: 45-46, 51, 54-56, 71-73; Pérez Rocha 1998: 56-60].

Наиболее подробная информация среди данной категории источ­ников, причем именно о земельных владениях правителей мешика-теночков начиная с Уицильуитля, правившего в 1396-1416 гг., содер­жится в вышеназванных письмах-прошениях дона Пабло Насарео, прямого потомка доиспанских правителей города-государства Шалтокан, располагавшегося, подобно Теночтитлану, на острове посреди озера Шалтокан на северо-востоке долины Мехико. Этот altepetl был основан в XI в. отоми, постоянными соперниками науа в Централь­ной Мексике, и в XI—XIII веках был одним из самых сильных горо­дов-государств на северо-востоке долины Мехико. Однако в 1395 г. после длительного военного конфликта с соседним городом-госу­дарством Куаутитлан Шалтокан был разгромлен союзными войска­ми Куаутитлана и тепанеков из Аскапоцалько и навсегда утратил прежнее политическое значение [Morehart, Eisenberg 2009: 4]. Позд­нее, в XV в., Шалтокан был завоеван мешика-теночками и вплоть до Конкисты был одним из данников Теночтитлана [Codex Mendoza 1992: 3: 3v],

Согласно установленному обычаю правители мешика породни­лись с побежденными правителями Шалтокана путем междинастических браков. Дон Пабло Насарео был женат на дочери самого млад­шего из сыновей Ашайякатля Ачикацина Уицнауатля, который после крещения получил имя дон Хуан де Гарсиа Ачикаиин Ашайякатль [Nazareo 2000: 346]. Очевидно, от своего тестя дон Пабло Насарео по­лучил подробные сведения о земельных владениях правителей меши­ка, в особенности Ашайякатля, включая информацию о точных раз­мерах целого ряда земельных наделов [Ibid: 340]. Более того, формально три письма королю и королеве написаны не только от имени самого дона Пабло, но и от имени дона Хуана де Гарсиа Ачи­кацина Ашайякатля, а также жены и дочери последнего [Ibid: 233, 243, 366].

В2) Материалы судебных тяжб, возбужденных потомками до­испанских правителей с целью возвращения земельных владений предков, в первую очередь probanzas — букв, «доказательства», собрание доку­ментальных подтверждений прав на искомые земельные владения, как правило, состоящие из вопросника interrogatorio и записей отве­тов свидетелей.

Один из наиболее интересных источников из этой группы — «До­несение доньи Исабель де Моктесума». Этот источник представляет собой обширную группу взаимосвязанных документов, касающихся тяжбы, которую с 1546 по 1556 гг. вели в Королевской Аудиенсии г. Мехико бывший конкистадор Хуан Кано де Сааведра, последний из шести мужей дочери Мотекусомы Шокойоцина, Текуичпочцин, получившей при крещении новое имя донья Исабель де Моктесума, и ее сын от предыдущего брака с другим конкистадором Педро Гальего, Хуан де Андраде Моктесума [Pérez Rocha 1998: 14, 16-18]. Целью тяжбы было возвращение донье Исабель 117 больших и малых посе­лений и земельных участков, представленных в источнике как лич­ные владения (исп. heredades particulares) ее отца, и еще 39 поселений и земельных угодий, якобы составлявших личную собственность ее матери, главной супруги Мотекусомы, дочери его предшественника tlahtoani Ауицотля [Kalyuta 2008: 18]. Кроме того, в иске, поданном Хуаном Кано в Королевскую Аудиенсию г. Мехико 8 января 1548 года, значились здание, в котором размещалась сама Аудиенсия, и дворец вице-короля как сооружения, построенные на месте дворца Мотекусомы, а также золото, серебро, драгоценности и «другие ценные вещи» [Ibid: 61].

Данный источник включает в себя: I) первоначальное прошение, поданное Хуаном Кано наследному принцу Филиппу в 1546 г.; 2) рас­поряжение принца Королевской Аудиенсии г. Мехико от 26 октября 1546 г. начать расследование по вопросам, затронутым в прошении; 3) прошение Хуана Кано, адресованное судьям Королевской Аудиен­сии, вернуть его жене все движимое и недвижимое имущество ее роди­телей; 4) краткую памятную записку о личных владениях Мотекусомм и его главной супруги; 5) вопросник из 39 пунктов, касающихся закон­ности рождения доньи Исабель, обстоятельств смерти ее отца и един­ственного родного брата, но главным образом — земельных владений Мотекусомы и его жены; 6) ответы 29 свидетелей, представленные в феврале — апреле 1548 г. и затем в 1550—1553 гг., уже после смерти доньи Исабель; 6) прошения Хуана Кано-младшего, одного из трех сыновей доньи Исабель и Хуана Кано, Филиппу II рассмотреть полу­ченные показания и распоряжение короля о повторном рассмотрении дела; 7) окончательный вердикт Королевской Аудиенсии от 15 февра­ля 1569 г., в котором говорится о невозможности возвращения детям доньи Исабель искомых земель и поселений, при том что номинально донья Исабель была признана судьями Аудиенсии законной наследни­цей всего движимого и недвижимого имущества своих родителей [Kalyuta 2008: 14-15,23].

В силу длительных «путешествий» дела по канцеляриям оригинал источника был потерян. В настоящее время в Главном Архиве Индий в Севилье хранятся две неравноценные по составу копии. Первая из них, выполненная в 1560 г. по просьбе Хуана Кано, включает показа­ния всех 29 свидетелей и хранится в отделе Королевский Патронат 181. Вторая, выполненная в 1566 г. по заказу Хуана де Андраде, охва­тывает показания только 11 свидетелей и находится в отделе Коро­левский Патронат 245 [Pérez Rocha 1998: 19].

Отсутствие самой доньи Исабель де Моктесума в качестве главно­го действующего лица на процессе было связано с нормами испан­ского законодательства данного периода, допускавшего пристутствие женщины в суде только в случае отсутствия у нее супруга или совершенолетнего родственника мужского пола [Kellog 1995: 106]. Тем не менее есть основания предполагать, что данный судебный процесс не был исключительно проявлением амбиций ее последнего супруга и сыновей, поскольку в своем завещании донья Исабель говорит о тяж­бе как о своей личной инициативе и, более того, отдает распоряже­ние в случае успеха иска отдать все своим дочерям от последнего бра­ка Исабель и Каталине, что вряд ли соответствовало интересам ее мужа и тем более ее старшего сына [López de Meneses 1949:494]. Кро­ме того, все 29 свидетелей, которые были привлечены для дачи пока­заний, были чистокровными индейцами, по большей части слугами или доверенными лицами Мотекусомы Шокойцина, Ауицотля и его сына Атлишкатля, который в данном источнике указан как первый из мужей доньи Исабель [Pérez Rocha 1998: 19-25]. Как уже говори­лось, среди них был и сводный брат Мотекусомы дон Хуан Гарсиа Ачикацин Уицнауатль Ашайякатль [Nazareo 2000с: 355].

Также весьма примечательно, что почти все свидетели тем или иным образом были вовлечены в функционирование обширного хо­зяйства правителей Теночтитлана, а некоторые и в непосредственное управление экономическими ресурсами «империи» мешика [Ibid: 20—21, 24]. Трудно представить, что Хуан Кано мог найти свидетелей, столь тесно связанных с хозяйственной повседневной жизнью правя­щего дома Теночтитлана, без активного участия своей жены, которая и после испанского завоевания продолжала пользоваться большим влиянием во всех слоях общества науа. Именно показания данных свидетелей, по большей части весьма подробные и богатые уникаль­ными деталями относительно географического положения «имений» правителей мешика-теночков и системы их эксплуатации, делают «Донесение доньи Исабель де Мотекусома» исключительно ценным источником для изучения землевладения верхушки знати науа, даже с учетом того, что при переводе на испанский язык специфические аборигенные понятия и представления о собственности не могли не претерпеть серьезных искажений.

Столь же интересными и чрезвычайно информативными источни­ками (к сожалению, малоизвестными широкому кругу исследователей) являются материалы, связанные с судебными тяжбами за наследие предков сводного брата доньи Исабель дона Педро де Мотекусомы Тлакауэпанцина. По линии своей матери, доньи Марии Миауашочцин, дон Педро был потомком доиспанских правителей Толлана сере­дины XIV — начала XVI в., которых, впрочем, с равным основанием можно было назвать представителями ветви правящего дома Теноч­титлана благодаря междинастическим бракам, имевшим место на про­тяжении почти двух столетий [AGN, Vínculos у mayorazgos 256, ехр.1: 18r-18v]. Мать дона Педро была дочерью tlahtoani Толлана Иштлилкуэчаоакацина, сына Ашаяйкатля и толланской «принцессы» Мискишауалцин [Alvarado Tezozomoc 1975: 134, 138, 150-152]. Столь сложное династическое переплетение в сочетании с амбилинейным счетом родства давало дону Педро право в равной степени считать себя закон­ным наследником как правителей Теночтитлана, так и Толлана, а так­же всех их земель, что он и пытался доказать в течение почти всей сво­ей жизни, активно обращаясь к испанскому правосудию.

Вначале (около 1530 г.) не без активного содействия миссионеров дон Педро был сделан «губернатором» Толлана, т.е. фактически его правителем, хотя и с урезанными испанскими завоевателями полно­мочиями [AGN Vinculos у mayorazgos 256, exp. 1: 319г]. Однако долго продержаться ему на этом месте не удалось. В 1539 г. местная знать Толлана, считавшая всех правителей, в жилах которых текла кровь мешика, чужаками, добилась его смешения и изгнания. Примерно годом позже, пользуясь пребыванием дона Педро в Испании, состав­лявшие городской совет pipiltin Толлана во главе с новым «губернато­ром» Франсиско Астатлем захватили и распределили между собой все земли, которые ранее были отведены правителям Толлана и которые дон Педро и его мать донья Мария считали своими [Ibid: f. 78г]. Узнав об этом, дон Педро добился аудиенции у Карла V и при его под­держке начал судебный процесс против «губернатора», городского совета cabildo и жителей Толлана, который с перерывами длился 31 год (с 1541 по 1572 гг.) [Ramírez Calva 2005: 154-156].

Кроме того, в 1561 — 1652 гг. два представителя толланской знати Педро де Сантьяго и отоми Хуан Куаую предъявили свои претензии на земли Ауэуэпана и Тесокипана, входившие в число 21 поселения, из-за которых шла тяжба, доказывая, что они испокон веков принад­лежали их предкам [Ibid: 14-15].

Благодаря столь интенсивному и длительному общению с испан­скими судебными инстанциями всех уровней, дон Педро де Моктесума оставил своим потомкам огромное количество документов, на­правленных на доказательство его прав на земельные владения отца, дедов и прадедов. В декабре 1539 г, еще до своего отъезда в Испанию, дон Педро вместе с одним из сыновей последнего доиспанского пра­вителя Тлакопана доном Габриэлем Тотокиуацтли предъявил в Ко­ролевской Аудиенсии иск на некоторые из владений своего отца Мотекусомы и деда Иштлилкуэчаокацина, находившиеся на территории современных штатов Мехико, Идальго и Герреро [AGI, Real Patro­nato 245, Rl: lv-2r]. Среди них были поселения, которые позднее требовала вернуть себе донья Исабель де Моктесума [Ibid: 1 v]. Этот первый из дошедших до нас исков дона Педро, известный как «Пробанса дона Педро де Моктесумы и дона Габриэля Тотокиуацтли», сейчас хранится в Главном Архиве Индий.

Рис. 2. Судебное решение в пользу дона Педро де Моктесумы и его матери доньи Марии Миауашочцин (AGN Vínculos у Mayorazgos 256, exp. 1)

Этот небольшой документ, в составлении которого участвовали всего семь свидетелей, не идет ни в какое сравнение с необъятным томом № 256, охватывающим все материалы тяжбы между доном Педро и его матерью, с одной стороны, и городским советом Толла­на — с другой. Одна только probanca, составленная доном Педро в 1557 г., включает показания 60 свидетелей, сторонников дона Пед­ро из числа местной знати и tequitlahtoque — сборщиков податей и надзирателей за общественными работами на данных территориях. Кроме того, этот том содержит такие важные источники, как «Слова сторонников дона Педро Тлакаэупанцина» — результат первого оп­роса свидетелей, проведенного судьей-индейцем Хуаном де Тлашкалой, посланным в Толлан в сентябре 1541 г. вице-королем Новой Ис­пании для решения спора, и «Сообщение, разъяснение и иск дона Педро и его матери против жителей Толлана», составленное истцами 7 февраля 1543 г., где повествуется о заключении первого дина­стического союза между Теночтитланом и Толланом в конце XIV в. и рассказывается о первоначальном распределении земель Толлана и их наследовании в рамках шести поколений [AGN, Vínculos у may­orazgos 256, exp. 1: f. 9-13. f. 18—20г, 319r—320г]. Следует сказать, что последние два источника до сих пор не опубликованы.

Значительные интерес для исследования настоящего вопроса представляют и опубликованные Эммой Перес Роча и Рафаэлем Теной «Отрывки из тяжб доньи Исабель с индейцами Куаутитлана и его окрестностей» [Pérez Rocha, Tena 2000: 179-186]. По своему характе­ру этот документ, датируемый 1554 г., чрезвычайно похож на судеб­ные иски доньи Исабель де Моктесума и дона Педро де Моктесума Тлакауэпанцина. Истцом в данном случае формально также высту­пает потомок Мотекусомы Шокойоцина, его несовершеннолетний правнук дон Педро Ицкоуацин, от имени которого действует его мать — вдова донья Исабель (напомним, что при отсутствии в семье совершеннолетних мужчин испанское законодательство допускало участие женщин в судебных процессах) [Ibid: 179].

Как и в двух предыдущих случаях, предметом иска являются посе­ления pueblos, земли tierras и поселки estancias в «провинции» Чалько и долине Толуки, а также города-государства в самой долине Мехико: Кулуакан, Ицтлапалапа, Мешикальцинко, Аскапоцалько, Тлакопан, Тлателолько и еще 23 поселения в окрестностях Куаутитлана, города- государства, располагавшегося на северо-востоке долины Мехико и входившего в состав Аколуакана [Ibid: 179-180]. Все эти центры представлены в иске как законные владения Мотекусомы Шокойоцина, которые унаследовал его зять Астацунцин и его внук дон Хуан Шальтемокцин, отец Педро Ицкоуацина, причем утверждается, что дон Хуан владел 23 поселениями, расположенными в окрестностях Куаутитлана, и беспрепятственно получал доходы с них вплоть до 1540 г., когда жители Куаутитлана, вернее, надо полагать, его cabildo, как и в случае с землями правителей Толлана, захватили их силой [Ibid: 180].

ВЗ) Исторические хроники, составленные в форме анналов, зачас­тую анонимные и, как правило, содержащие генеалогии тех или иных династий правителей. Один из наиболее ценных для проблематики настоящей работы источников данной группы — «Сообщение о вла­дении Теотиуакан», составленное в 1621 г. одновременно на испан­ском языке и языке науатль. Несмотря на столь позднюю дату со­здания, «Сообщение о владении Теотиуакан», по сути, является компиляцией из гораздо более ранних и источников, о чем прямо го­ворится в примечании в самом конце данного документа [Relación del señorío de Teotihuacan 2000: 404]. Об этом же свидетельствуют и дати­ровка событий согласно доиспанскому календарю науа, и само по­строение повествования в форме анналов, а также обилие терминов на языке науатль, связанных с доконтактной социально-политиче­ской организацией и землепользованием. До прихода испанцев altepetl Теотиуакан, который не следует путать с «одноименным» древ­ним городом классического периода, расположенным поблизости, входил в состав «царства» Аколуакан [Ibid: 382-383]. В иерархии подчиненных Тескоко городов-государств Теотиуакан, вероятно, занимал не последнее место, коль скоро примерно в 1435 г. верхов­ный правитель Аколуакана huey tlahtoani Несауалькойтль отдал в же­ны правителю Теотиуакана Кецальмамалицину свою дочь Цинке- цальпостекцин, которая, кроме того, была внучкой правителей Теночтитлана и Тлакопана [Ibid: 383]. Кроме того, Несауалькойтль пожаловал Кецапьмамалицину шесть поселений с их жителями и зе­мельными угодьями, захваченных в ходе войны с Аскапоцалько [Ibid: 384]. В дальнейшем потомки Кецальмамачицина сохраняли свои владения и права на получение податей натурой и трудовые повинно­сти с их жителей вплоть до первой четверти XVII в. [Ibid: 395-396].

Наряду с «Донесением доньи Исабель де Моктесума» «Сообщение о владении Теотиуакан» дает много уникальных подробностей о си­стеме эксплуатации земель знати науа, причем не верховных прави­телей (huey tlahtoque), а лидеров второстепенного центра в границах одного из важнейших государственных образований долины Мехико позднего постклассического периода (1250-1519 гг.). К тому же, это один из немногих документов, который столь подробно рассказывает о наследовании земель в рамках одной династии на протяжении поч­ти трех столетий.

В4) Завещания потомков доиспанской знати, для которых земля яв­лялась основной ценностью и основой их лучшего, по сравнению с ря­довыми индейцами, материального положения. Как документы, пред­ставляющие особый интерес для проблематики настоящей статьи, нельзя не упомянуть завещание «касика» Теотиуаканадона Франсиско де Вердуго Кецальмамалицина, составленное на науатле с сокращен­ным переводом на испанский язык (11 апреля 1563 г.), завещания двух членов совета Тласкалы дона Хулиано де ла Росы (19 мая 1566 г.) и Бе­нито Текуацина из Тисатлана (3 ноября 1567 г.), а также завещания «губернатора» Тлакопанадона Антонио Кортеса Тотокиуацтли на язы­ке науатль и испанском (29 апреля 1574 г.), и дона Диего де Рохаса из Тепейякака (1576 г.) [Reyes García 1978: 109-119; Sullivan 1987: 319- 329, 331-341; Pérez Rocha, Tena 2000: 261-271, 373-378].

С)  Словари и грамматики классического науатля, составленные ав­торами XVI—XVIII веков, и словари испанского языка, точнее castella­no, его кастильского варианта, который стал официальным государ­ственным языком Испании после ее объединения в конце XV в. Стоит повторить, что одной из серьезнейших проблем на пути любо­го исследователя доиспанских форм землепользования является, во-первых, несоответствие между испанскими концептами и терминами XVI в., связанными с землевладением, и теми понятиями и термина­ми, которые существовали в доконтактном обществе науа и были унаследованы последующим поколением после Конкисты, а во-вто­рых, серьезные расхождения между значением одного и того же слова в испанском языке XVI в. и современном испанском.

Как уже неоднократно отмечалось выше, испанские чиновники, миссионеры, юристы не могли выйти за рамки категорий своего собственного социального устройства, и потому при переводе на ис­панский язык свидетельства информантов-науа зачастую искажались до такой степени, что восстановить их подлинное содержание крайне затруднительно. Кроме того, хорошо известно, что, к примеру, в на­уатле колониального периода первоначальное значение целого ряда слов, отражавших доиспанские религиозные представления, ради­кальным образом изменилось под влиянием христианизации науа [Lockhart, Kartunnen 1976: 50—52]. Подобные изменения прослежи­ваются и в лексике, связанной с правами владения и собственности, наследованием имущества, территориальной организацией и соци­альной стратификацией [Lockhart, Kartunnen 1976: 54; Lockhart 1992: 37, 162, 220, 428]. Не менее сильно по прошествии столетий менялось и значение испанских юридических и социально-экономических терминов [Coraminas у Pascual 1954]. Поэтому словари, фиксирую­щие различные, исторически меняющиеся значения одного и того же термина и грамматики, позволяющие восстановить исходный смысл тех или иных уже давно вышедших из употребления лингвистических конструкций, служат единственными источниками для воссоздания подлинного смысла свидетельств исторических документов.

В настоящей статье с этой целью используются следующие источ­ники.

1)          «Грамматика мексиканского языка» Андреса де Ольмоса (1547 г.), самая ранняя грамматика классического науатля [Olmos 1875].

2)          «Словарь кастильского и мексиканского языков»^[1] францискан­ца Алонсо де Молины (1552 г.), самый ранний и наиболее полный из дошедших до наших дней словарь классического науатля. Он состоит из двух частей — испано-науатльской и науатль-испанской [Molina 1571]. Словарь А. Молины интересен и ценен именно тем, что содер­жит несколько пластов лексики, причем самый древний пласт отра­жает именно доиспанские реалии. Кроме того, сам принцип органи­зации словаря дает возможность реконструировать, каким образом могло трансформироваться значение того или иного слова из класси­ческого науатля. А. Молина взял «Испано-латинский словарь» Анто­нио Небрихи (1492 г.), первый в истории словарь испанского языка, в качестве основы для своего собственного труда. В первой испано- науатльской части он перенес из словаря А. Небрихи левую колонку с испанскими словами, поместив справа колонку слов из науатля, ко­торые он считал наиболее близкими по смыслу. Тем не менее сама структура данных морфем и варианты их значения позволяют уви­деть важные семантические расхождения с испанскими терминами и сделать реконструкцию, пусть гипотетическую, их первоначально­го значения. К тому же в нескольких местах Молина вынужден был опустить термины, имевшиеся у А. Небрихи, вероятно потому, что не нашел им никаких аналогов в науатле, а в некоторых случаях чтобы видоизменить испанский ряд и привести его в соответствие с лекси­ческим рядом из языка науатль [Molina 1571: 23г, 108г— 109г].

3)      «Грамматика мексиканского языка» иезуитского священника Орасио Карочи (1645 г.), которая наряду с грамматикой А. Ольмоса на сегодня считается одним из наиболее полных и авторитетных пособий по изучению классического науатля, созданных в колони­альный период. В настоящей работе используется самое последнее издание грамматики О. Карочи, выполненное под руководством крупнейшего американского исследователя языка и культуры naya Джеймса Локхарта. Данное издание включает также выполненный Д. Локхартом перевод оригинала О. Карочи на английский язык и очень ценные примечания и комментарии исследователя почти к каждому параграфу грамматики.

D)     Исторические хроники обобщающего характера второй половины XVI—первой половины XVII в. Выше уже говорилось об основных недостатках данных источников: сравнительная отдаленность от из­начального социокультурного контекста, компилятивность, чрез­мерная обобщенность без учета региональной специфики и, как следствие, неоправданные упрощения и искажения реальной дей­ствительности. В то же время, как это ни парадоксально, именно компилятивный характер поздних исторических хроник делает их необходимыми источниками для реконструкции той или иной со­ставляющей социально-экономической организации доконтактного общества науа, естественно, с учетом всех вышеперечисленных осо­бенностей. Эти пространные труды либо содержат большие фрагмен­ты из ранних сочинений первой половины XVI в., созданных в пери­од начального контакта общества науа с испанскими завоевателями и в настоящее время безвозвратно утраченных, либо являются па­рафразами доколониальной исторической традиции.

Примером такого письменного переложения устной историчес­кой традиции мешика-теночков, причем на испанском языке, явля­ется «Мексиканская хроника» дона Эрнандо Альварадо Тесосомока, написанная в 1598 г. Об авторе известно крайне немного. Он был сы­ном уже упоминавшегося выше дона Диего Уаницина и самой млад­шей из дочерей Мотекусомы Шокойоцина, названной при крещении донья Франсиска. По мнению испанского историка Хермана Васкеса Чаморро, Э. Альварадо Тесосомок родился между 1523-1524 гг. [Vázquez Chamorro 2001: 31]: На основании проведенного им иссле­дования источников X. Васкес Чаморро также утверждает, что вопре­ки расхожей версии дон Эрнандо никогда не учился в школе Санта-Крус-де-Тлателолько и не занимал никаких должностей при Королевской Аудиенсии г. Мехико, а его образование по европей­ском образцу ограничилось обучением письму, чтению и основам христианского вероучения в школе при монастыре св. Франциска в Мехико, созданной одним из первых миссионеров в Новой Испа­нии францисканцем Педро де Ганте [Vázquez Chamorro 2001а: 31—32]. Зато благодаря рассказам своего отца, внука huey tlahtoani Ашайякат- ля, своего дяди дона Педро де Моктесумы Тлакауэпанцина и еще бо­лее дальнего родственника дона Диего Теуэцкитицина, внука huey tlahtoani, Тисока Тесосомок не только получил обширные познания в области генеалогии правителей мешика, но и усвоил «официаль­ную» версию истории Теночтитлана от основания до прихода испан­цев [Alvarado Tezozomoc 1975: 4—5].

Та же версия легла в основу утерянной хроники на языке науатль, которая с легкой руки американского историка Роберта Барлоу полу­чила название «Хроники X» [Colston 1973: 17, 21-23; O’Gorman 1985: 76; Vázquez Chamorro 2001a: 46]. По мнению ряда исследователей, именно «Хроника X» стала главным источником для еще нескольких исторических сочинений на испанском языке, в первую очередь «Ис­тории Индий Новой Испании и Островов Твердой Земли» домини­канца Диего Дурана (ок. 1581 г.) и приписываемого иезуиту Хуану де Товару «Кодекса Рамиреса» (1586 г.) [Colston 1973: 27; O’Gorman 1985: 80; Vázquez Chamorro 2001b: 7]. Однако «Мексиканская хро­ника» значительно отличается от этих работ по своей стилистике, изложению основных событий, а также огромному количеству калек с языка науатль и просто непереведенных терминов и выражений из этого языка, включая идиоматические обороты. Последнее свиде­тельствует о том, что в основе ее были устные нарративы, передав­шиеся от поколения к поколению [Vázquez Chamorro 2001а: 44—45].

Для настоящей работы важно то, что Э. Альварадо Тесосомок достаточно подробно излагает историю раздела между знатью меши­ка земель побежденных Теночтитланом политий в долине Мехико и в соседних с ней областях и описывает наложенные на них подати и трудовые повинности. В этом отношении его труд обнаруживает интересные параллели с первой частью «Кодекса Коскацина».

Младшим современником Э. Альварадо Тесосомока был Доминго Франсиско де Сан Антон Чимальпаин Куаутлеуаницин, потомок правителей Цакуатитлана Тенанко и Ицтлакосаукана, городов-государств, входивших в «конфедерацию» Чалько на юго-востоке до­лины Мехико [Schroeder 1991: 9]. О его жизни известно также очень немного. Мы знаем из свидетельств самого Чимальпаина, что он ро­дился 26 мая 1579 г. и в возрасте 14 лет был отдан родителями испол­нять обязанности служки в небольшой церкви Сан-Антонио-Абад в г. Мехико, название которой впоследствии добавил к своему имени [Ibid: 8, 10]. Большую часть жизни Д.Ф. Чимальпаин провел в Мехи­ко, но он сохранил связь с Чалько и имел возможность не только беседовать со своими родственниками из числа знати Чалько, храни­телями исторических преданий данного района, но и изучать и копи­ровать доиспанские документы, которые они предоставляли в его распоряжение [Ibid: 16-19]. Д.Ф. Чимальпаин также хорошо знал традицию, связанную с Хроникой X, работы Б. де Саагуна, был зна­ком с некоторыми представителями индейской знати в самом Мехи­ко и мог пользоваться их источниками [Ibid: 14—15].

Результатом его исторических изысканий стали восемь «Сооб­щений» (исп. relaciones), полностью написанных на языке науатль и построенных в форме анналов. В них излагается вся история доли­ны Мехико с 620 по 1612 гг. Точная датировка «Сообщений» до сих пор не выяснена, но по косвенным данным можно предполагать, что все они были написаны в периоде 1607 по 1612 гг., когда их повество­вание обрывается [Тепа 2003: 11]. Так же, как в случае с Э. Альварадо Тесосомоком, основная ценность работ Д.Ф. Чимальпаина состоит в том, что социально-экономические институты доиспанского и ко­лониального общества науа представлены глазами члена данного общества с минимальным испанским влиянием на основе устных нарративов и более ранних доиспанских документов, утраченных еще в XVI—XVII веках.

В отличие от чистокровных индейцев Эрнандо Альварадо Тесосо­мока и Доминго Франсиско Чимальпаина, Эрнандо де Альва Иштлишочитль, родившийся около 1578 г., был сыном испанца Хуана де Наваса Переса де Пераледы и метиски Анны Кортёс Иштлилшочитль, праправнучки Несауальпилли [Relación del señorío de Teotihuacan 2000:404]. Он получил куда более соответствовавшее европей­ским стандартам того времени образование и был в большей степени ориентирован на историческую традицию Старого Света, основан­ную на письменных текстах [O’Gorman 1975: 17]. В течение всей жиз­ни Э. де Альва Иштлилшочитль собирал, копировал и перерабатывал самые разнообразные материалы — от раннеколониальных кодексов, выполненных в соответствии с доиспанскими канонами передачи информации, до сообщений конкистадоров и завещаний своих пред­ков [Ibid: 20-25]. Поэтому его главный труд — «Историю чичимеков» — можно охарактеризовать как синтез всех этих разнородных документов.

Земельному вопросу Иштлишочитль в своем труде посвятил целую главу (№ 35). Ее содержание говорит о том, что определенную часть своих сведений автор мог почерпнуть из «Сообщения о владении Тео­тиуакан», которое было в его распоряжении. Однако очевидно, что он использовал и другие, не дошедшие до наших дней источники.

В сходной манере работал францисканец Хуан де Торкемада, уче­ник Бернардино де Саагуна и автор объемной (21 книга) «Индейской монархии», которую он писал в течение 20 лет с 1591 по 1611 гг. по поручению собратьев-францисканцев [Torquemada 1723: 1: 15]. Эта работа следует модели полномасштабных описаний географии, при­роды, физического облика коренных жителей, их социальной орга­низации, обычаев и нравов (начало такого рода описаний было поло­жено Геродотом). В эпоху Великих географических открытий этот жанр обрел второе рождение среди испанских авторов, особенно тех, которым было поручено описать все реалии Нового Света. В ходе ра­боты над своим гигантским трудом X. де. Торкемада собрал огромное количество источников, включая, по всей видимости, и доиспанские кодексы. Часть документов он, вероятно, получил от потомков пра­вителей Аколуакана, с которыми был хорошо знаком. X, де Торке­мада также явно либо пользовался трудами Иштлилшочитля, либо общими с ним источниками, как показывает текстологических ана­лиз некоторых из фрагментов их работ. Значительная точность X. Торкемады в воспроизведении больших фрагментов из компили­руемых или просто копируемых работ помогла ему донести до наших дней содержание ныне безвозвратно утраченных источников.

Для настоящей работы наибольший интерес представляет третья глава 14-й книги — «Как распределялась земля в республиках и ка­ким образом управляли владением земель и какие подати имели». Она демонстрирует явные параллели и с «Историей чичимеков» Э. де Альвы Иштлилшочитля, и с анонимными документами, которые также, по всей видимости, происходят из Аколуакана, в частности с «Сообщением о порядке, который имели индейцы в наследовании земель и вымороченных имений» [Torquemada 1723: 2: 541-546]. Ско­рее всего, данная глава является сжатым обобщенным изложением всех доступных хронисту источников, среди которых документы из Аколуакана занимали очень важное место.

Таковы основные источники, использованные при написании данной работы. Как уже отмечалось, одной из проблем при их анали­зе является искажение изначальных понятий в результате неточного перевода или толкования, и это, в первую очередь, касается самого понятия «собственность».