О КОРОЛЕВСТВАХ, ИМЕВШИХСЯ НА ОСТРОВЕ ЭСПАНЬОЛА. ОБ ОСТРОВАХ САНТ-ХУАН И ХАМАИКА. ОБ ОСТРОВЕ КУБА

О КОРОЛЕВСТВАХ, ИМЕВШИХСЯ НА ОСТРОВЕ ЭСПАНЬОЛА

Имелось на этом острове Эспаньола пять очень больших главных королевств и пять очень могущественных королей, которым подчинялись почти все прочие владыки, которых было без числа, хотя некоторые владыки из некоторых отдаленных провинций не признавали верховенства кого-либо из них.

Одно из королевств называлось Магуа [Maguá], последний слог ударный, что означает «королевство плодородной долины». Эта долина является одной из самых выдающихся и замечательных вещей в мире, так как простирается на восемьдесят лиг от южного моря до северного. В ширину она имеет от пяти-восьми лиг до десяти, и очень крутые возвышенности с одной стороны, и с другой[1]. В неё втекают более тридцати тысяч рек и ручьёв, среди которых двенадцать такие же большие как Эбро, и Дуэро, и Гуадалькивир; и все потоки, которые стекают с горной цепи, расположенной к западу, а их двадцать или двадцать пять тысяч, очень богаты на золото. И та гора или горная цепь находится в провинции Сибао [Cibao], откуда говорят о рудниках Сибао, и оттуда происходит то отменное и высококаратное золото, которое и здесь имеет большую славу. Короля и владыку того королевства звали Гуарионеш [Guarionex][2]; он имел в качестве вассалов таких великих владык, что один из них собирал шестнадцать тысяч воинов, чтобы служить Гуарионешу, и я познакомился  с некоторыми из них. Этот король Гуарионеш был очень покладистым и добрым, и от природы миролюбивым, и преданным королям Кастилии, и его люди некоторое количество лет давали, по его приказу, каждый человек, который имел дом, содержимое одного колокольчика, наполненного золотом, но затем, так как не могли наполнить его, вдвое сократили и давали наполненным наполовину, потому что индейцы этого острова имели очень малое или вовсе никакого умения добывать и извлекать золото в рудниках. Этот касик говорил и вызывался послужить кастильскому королю, засеяв участок земли, который простирался бы от Исабелы [Isabela], которая была первым христианским поселением, до города Санкто-Доминго [Sancto Domingo], что составляло добрые пятьдесят лиг, лишь бы у него не требовали золота, ибо говорил, и это была правда, что его подданные не умеют его добывать. О возделанном участке, о котором он говорил, что сделал бы его, я знаю, что он мог бы его сделать и с большой радостью, и это приносило бы королю ежегодно более трёх миллионов кастельяно, и даже без этого столько возделанной земли позволило бы сегодня иметь на острове более пятидесяти городов, таких же больших как Севилья.

Отплатили этому королю и владыке, столь доброму и столь великому, тем, что обесчестили его жену, которую изнасиловал один капитан, плохой христианин[3], и тот, который мог бы выждать время и собрать своих людей для мщения, решил уйти и скрыться только самому, и умереть изгнанным из своего королевства и государства в одной провинции, называемой Сигуайос [Ciguayos][4], где один великий господин был его вассалом. Тем не менее, его нашли христиане, и он не смог о них укрыться: они пошли войной на владыку, у которого он находился, и совершили великие убийства, пока, наконец, не сумели обнаружить его и схватить, и пленного, в ручных и ножных кандалах, его погрузили на один корабль, чтобы отправить в Кастилию. И тот пропал в море, и с ним потонули многие христиане и большое количество золота, среди которого был один большой самородок, который был как коврига и весил три тысячи шестисот кастельяно[5], ибо Господь отомстил за столь великие несправедливости.

Другое королевство называлось Мариен [Marién], там, где ныне расположен Пуэрто-Реаль [Puerto Real], на мысе Ла-Вега [la Vega], к северу, и большее, чем королевство Португалии, во всяком случае, точно более благодатное и достойное быть заселённым, и со многими и большими горами и месторождениями золота и меди, очень богатыми, чьего короля звали Гуаканагари [Guacanagarí] (последняя [гласная] ударная), под которым были многочисленные и великие владыки, и из них я видел и знал многих, и это на его землю впервые ступил старый Адмирал, открывший Индии[6]; и его первым принял названный Гуаканагари, когда тот открыл остров, с такой человечностью и щедростью, а также всех христиан, которые с ним шли, и оказал им столь утонченный и изысканный приём, и оказал помощь, и собрал в дорогу (так как там они даже потеряли корабль, на котором шёл Адмирал), что и на своей родине и у собственных родителей он не мог бы получить лучшего приёма. Я знаю это из сообщения и слов самого Адмирала. Этот король умер, бежав от изуверств и жестокостей христиан, разорённый и лишённый своего государства, потерявшийся в лесах[7]. Все остальные подчинённые ему владыки умерли от тирании и рабства, о которых будет рассказано ниже.

Третьим королевством и владением была Магуана [Maguana], также восхитительная земля,  в высшей степени здоровая и плодородная, где сегодня производят наилучший сахар на этом острове. Его короля звали Каонабо [Caonabó]. Этот по силе, и положению, и важности, и торжественности обхождения превосходил всех прочих. Его захватили при помощи большой хитрости и подлости, когда он чувствовал себя в безопасности в собственном доме[8]. Затем его посадили на корабль, чтобы отвезти в Кастилию, и когда в порту находились шесть кораблей, готовых отправиться, пожелал Господь показать, что это, наряду с другим, было великим зверством и несправедливостью, и наслал в ту ночь бурю, потопившую все корабли и утопившую всех христиан, какие на них были, и там погиб названный Каонабо, закованный в ручные и ножные кандалы. Этот владыка имел троих или четверых братьев, таких же очень мужественных и сильных, как он; когда они увидели такое несправедливое пленение своего брата, а также опустошения и резню, устроенные христианами в других королевствах, а особенно когда узнали, что король, их брат, мёртв, взялись за оружие, чтобы напасть и отомстить христианам; христиане пошли на них с некоторыми всадниками (что было самым губительным оружием против индейцев) и устроили такую бойню и резню, что разорили и опустошили половину всего этого королевства.

Захват и казнь Анакаоны. Гравюра Йодокуса ван Винге из книги «Narratio regionum indicarum …».

Четвёртое королевство это то, которое называлось Харагуа [Xaraguá], оно было как мозг, или сердцевина, или как двор всего этого острова, превосходило всех в изысканности языка и речи, в упорядоченности и сложности общественного устройства и обычаев, в изобилии благородства и щедрости, ибо имелось множество и в большом числе владык и знати; и в красоте и привлекательности всего народа, и во всём прочем. Его короля и владыку звали Бехечио [Behechio], у него была сестра, которую звали Анакаона [Anacaona]. Эти двое, брат и сестра, оказали великие услуги королям Кастилии и несчётные благодеяния христианам, избавив их от многих смертельных опасностей[9], и после смерти короля Бехечио[10], осталась на королевстве в качестве владычицы Анакаона. Туда как-то явился губернатор[11], управлявший этим островом с шестьюдесятью всадниками и более чем тремястами пехотинцами, и только тех всадников было достаточно, чтобы опустошить весь остров, и прибыли по его зову более трёхсот владык, уверенных в безопасности, которых он приказал поместить в один очень большой дом из соломы, и большинство владык – обманом, и когда они оказались там, приказал их поджечь, и они сгорели заживо. А всех остальных проткнули копьями, и изрубили бесчисленных людей, а госпожу Анакаону, чтобы оказать её почёт, повесили[12]. И случилось, что некоторые христиане, то ли из милосердия, то ли из алчности, забрали некоторых детей, чтобы защитить их от убийства и посадили на крупы коней, и подошёл другой испанец сзади, и проткнул их своим копьём. А ещё, когда один ребёнок лежал на земле, ему отрубили ножки мечом. Некоторые люди, которым удалось бежать от этой столь бесчеловечной жестокости, переправились на островок, находящийся оттуда примерно в восьми лигах в море, и указанный губернатор приговорил всех тех, кто туда переправились, обратить в рабов, за то, что они спаслись от резни.

Пятое королевство называлось Хигуэй [Higüey] и владычествовала в нём одна старая королева, которую звали Хигуанама [Higuanamá]. Эту повесили; и были неисчислимыми люди, которых я видел сожженными заживо, и разрубленными на куски, и замученными разнообразными и новыми способами умерщвления, и пыток, и порабощения всех тех, кого захватывали живыми[13]. И поскольку было столько особенностей, какие имелись в этих бойнях и истреблениях тех людей, что и обширнейшее сочинение их не вместит (ибо на самом деле, думаю, что и теми многими словами, которые я говорю, невозможно изложить и тысячной доли одной), единственно хочу по поводу вышеупомянутых войн в заключение сказать и утверждать, что перед Господом и собственной совестью считаю несомненным – для совершения всех этих названных несправедливостей и злодеяний, и других, которые я пропустил и [о которых] мог бы сказать, индейцы давали не больше повода, и имели не больше вины, чем могли бы дать или иметь монахи из хорошей и слаженной обители для того, чтобы их грабили и убивали, а тех, кого вместо смерти оставили бы в живых – захватили в пожизненный плен  и рабское услужение. И, более того, утверждаю, что до того, как эти множества людей с этого острова были убиты и истреблены, то, насколько я смог бы поверить и допустить, не совершили против христиан ни единого смертного греха, который был бы наказуем людьми; а те, какими занимается лишь Господь, и ими являются желание отомстить, ненависть и злоба, которые некоторые люди могли испытывать по отношению к таким заклятым врагам, какими были для них христиане, полагаю, что в них впали очень немногие лица из индейцев, и были они в них гораздо менее упорны и закоснелы, исходя из большого опыта, какой я в связи с этим имею, чем десяти- и двенадцатилетние дети и подростки. И я знаю достоверным и безошибочным знанием, что индейцы всегда вели справедливейшую войну против христиан, а христиане – никогда и ни одной справедливой против индейцев, но все были дьявольскими и несправедливейшими гораздо более, чем те, какие вёл [где-нибудь] в мире какой-либо тиран, о котором можно сказать; и то же самое утверждаю о всех тех, какие велись во всех Индиях.

После того, так закончились войны и убийства в ходе их, всех оставшихся людей, а это были повсеместно подростки, женщины и дети, они распределили между собой, отдав одному тридцать, другому сорок, а  другому сто и двести (согласно милости, которую каждый снискал у главного тирана, называвшегося губернатором)[14]. И таким образом распределённых каждому христианину отдавали их под следующим предлогом: чтобы те наставляли их в делах католической веры, и так как они обычно все были тупицами и жестокими людьми, жаднющими и порочными, их сделали врачевателями душ. И эти врачевание и забота, которые они проявляли, заключались в том, чтобы отправлять мужчин в рудники добывать золото, что является трудом непосильным, а женщин оставляли в усадьбах, которые были фермами, вскапывать грядки и обрабатывать землю, работа для очень сильных и крепких мужчин. И тем, и другим поесть давали одну траву или вещи, не имевшие никакой питательности; выдавливали молоко из грудей женщин-рожениц, и так вскорости умерли все младенцы. А так как они были разлучены со своими мужьями, которые никогда не видели жён, у них прекратилось продолжение рода; мужчины поумирали на рудниках от тяжелого труда и голода, а женщины на усадьбах или фермах, от того же самого, и так покончили со столькими и такими толпами народа на этом острове; и так могли бы покончить и со всеми [людьми] в мире. Сказать ли о ношах, которыми их нагружали, в три и четыре арробы[15], и они несли их на сотню и две сотни лиг (и самих христиан заставляли нести в гамаках, которые похожи на сети, на плечах индейцев), потому что их всегда использовали как вьючный скот, и у них были раны на плечах и спинах, от нош, как у самых загнанных животных. Сказать ли также о побоях, палках, пинках, ударах кулаками, оскорблениях и тысяче других видов мучений, которые причиняли им на работах, что, воистину, и за долгое время невозможно изложить на бумаге, и что ужаснуло бы людей.

И следует заметить, что погибель этих островов и земель началась, и их стали губить и разорять с тех пор, как там узнали о смерти светлейшей королевы доньи Исабель, что было в году тысяча пятьсот четвёртом[16], потому что до тех пор только на этом острове некоторые провинции были разорены несправедливыми войнами, но не совсем, и это по большей части и почти всё утаивали от Королевы. Ибо Королева, да будет ей святая слава, проявляла величайшую заботу и восхитительное рвение к спасению и процветанию этих народов, о чём мы знаем, когда видим нашими глазами и осязаем нашими руками примеры этого.

И должно отметить ещё одно правило в этом: во всех краях Индий, где шли и прошли христиане, они всегда учиняли по отношению к индейцам вышеуказанные жестокости, и бойни, и притеснения, и омерзительное угнетение этих невинных людей; и прибавляли еще многие, и худшие, и более новые способы мучений, и они всегда были всё более жестокими, ибо Господь попускал им всё более и более впадать и погрязать в превратных помыслах и суждениях.

ОБ ОСТРОВАХ САНТ-ХУАН И ХАМАИКА

Испанцы переправились на остров Сант-Хуан и на Хамаику (которые представляли собой сады и пасеки) в году тысяча пятьсот девятом с теми же целью и намерением, с какими прибыли на Эспаньолу. И они совершили и учинили вышеуказанные великие преступления и грехи, и добавили ещё многие чудовищные и величайшие жестокости, убивая, и сжигая, и зажаривая, и бросая свирепым псам, а затем угнетая, и мучая, и издеваясь в рудниках и на других тяжелых работах, пока не истребили и не покончили со всеми этими несчастными невинными, и было на названных островах более шестисот тысяч душ, а я думаю, что более миллиона, а сегодня там нет и двухсот человек, все погибли вне веры и без таинств[17].

ОБ ОСТРОВЕ КУБА

Казнь Хатуэя. Гравюра Иоганна Теодора де Бри из книги «Narratio regionum indicarum …».

В году тысяча пятьсот одиннадцатом переправились на остров Куба, который, как я уже сказал, такой длины как от Вальядолида до Рима (где имелись обширные и людные провинции), и начали и кончили вышеуказанными способами, и ещё более и более жестоко[18]. Там произошли многие примечательные события. Один касик и главнейший владыка, чьё имя было Хатуэй [Hatuey], который ранее прибыл с острова Эспаньола на Кубу со многими людьми, чтобы убежать от притеснений и бесчеловечных деяний христиан[19]; когда он находился на этом острове Куба и некие индейцы доставили ему новости, что на него переправились христиане, собрал многих из своих людей, и сказал им: «Вы уже знаете, что говорят, будто христиане переправились сюда, и вы уже имеете опыт, как они повели себя с владыками таким-то, таким-то и таким-то,  и те люди с Хаити [Haití] (то есть с Эспаньолы), явились делать то же самое здесь. Возможно, вы знаете, почему они так поступают?». Те сказали: «Нет, только потому, что по природе своей они жестокие и злобные». И он сказал: «Они делают так не только поэтому, но потому, что имеют одного бога, которому поклоняются и очень любят, и чтобы заиметь его от нас и поклоняться ему, стараются нас подчинить и убить нас». Он имел возле себя маленькую корзинку, полную золотых украшений, и сказал: «Смотрите – вот здесь бог христиан; устроим для него, если вы согласны, ареито [areítos] (что означает пляски или танцы) и, возможно, мы его умилостивим, и он прикажет им, чтобы они не причиняли нам зла». И все громко сказали: «Это хорошо, это хорошо!». Они танцевали перед ним, пока все не устали. И после этого сказал владыка Хатуэй: «Смотрите, как бы там ни было, если мы будем хранить его, для того, чтобы его у нас отобрать, они, в конце концов, захотят убить нас; выбросим его в эту реку». И все закричали, чтобы так и сделали, и так выбросили его в одну находившуюся там большую реку. Этот касик все время ускользал о христиан с тех пор, как они пришли на этот остров Куба, зная их, и защищался, когда с ними сталкивался, но, в конце концов, его схватили. И только за то, что он убегал от людей столь несправедливых и жестоких, и защищался от тех, кто хотел его убить и замучить до смерти его самого, и весь его народ, и потомство, его сожгли заживо. И когда он был привязан к столбу, один монах устава Святого Франциска, святой муж, который там находился, сказал ему некоторые вещи о Боге и о нашей вере (о чём тот никогда не слыхивал), для каковых хватило того кратчайшего времени, что дали ему палачи, и что если бы он пожелал уверовать в то, что он ему говорил, пошёл бы на небо, где имел бы славу и вечный отдых, а если нет, то должен был бы отправиться в ад, чтобы испытывать вечные муки и страдания. Тот, немного подумав, спросил монаха, идут ли христиане на небо. Монах ему ответил, что да, но что идут те, кто были хорошими. И касик тут же ответил, не раздумывая больше, что он не хотел бы отправиться туда, но лучше в ад, что бы не быть там, где они находились бы, и чтобы не видеть столь жестокого народа. Таковы слава и честь, которые Господь и наша вера заслужили благодаря христианам, пришедшим в Индии.

Однажды, когда мы отправились, чтобы получить продовольствие и подарки, за десять лиг в одно большое селение, и прибыли туда, дам дали большое количество рыбы, и хлеба, и прочей еды из того, что ещё смогли, но неожиданно дьявол вселился в христиан и они бросили под нож в моём присутствии (безо всякого повода или причины) более трёх тысяч душ, которые сидели перед нами, мужчин, и женщин, и детей. Там я увидел такие великие жестокости, какие никогда живущие не видели и не могли подумать, что увидят[20].

В другой раз, через немногие дни, я отправил посланцев, убеждая, чтобы они не боялись, ко всем владыкам провинции Хабана, так как по слухам они доверяли мне, и чтобы они не прятались, но чтобы вышли встретить нас, и что им не причинят никакого зла (потому что из-за произошедших убийств вся эта земля ужаснулась), и я это сделал с согласия капитана[21], и когда мы пришли в эту провинцию, навстречу нам вышли двадцать один владыка и касик, и их тут же схватил капитан, нарушив заверения, которые я им дал, и хотел сжечь их заживо на другой день, говоря, что было бы хорошо, чтобы эти господа когда-нибудь должны были бы испытать какое-нибудь зло. И мне стоило большого труда вытащить их из костра, но в конце концов они спаслись.

И после того, как все индейцы из земель этого острова были обращены в то же рабство и испытали те же бедствия, что и на Эспаньоле, они стали непоправимо умирать и гибнуть, все принялись убегать в леса, а другие вешаться от безнадежности, и вешались жёны и мужья, и с собой вешали детей; и из-за жестокостей одного испанца, великого тирана (с которым я был знаком) повесились больше двухсот индейцев. И погибло таким образом бесчисленное число людей.

Королевский чиновник[22] добился, чтобы на этом острове ему дали в репартимьенто триста индейцев, и в течение трёх месяцев умерли от тяжелого труда в рудниках двести семьдесят, и от всех остались только тридцать, то есть десятая часть. После этого ему дали ещё столько же, и их он тоже убил, и ему давали ещё, и он ещё их убивал, пока не умер, и дьявол не унёс его душу.

За три или четыре месяца в моём присутствии умерли от голода, так как их отцов и матерей угнали на рудники, более семи тысяч младенцев. Я видел и другие ужасающие вещи. Затем решили отправиться на травлю индейцев, находившихся в лесах, где учинили примечательную бойню, и так разорили и опустошили весь этот остров, на котором мало кого сегодня видим, и великое огорчение и жалость – видеть его заброшенным и обращенным в сплошную пустыню.

Массовые самоубийства индейцев на Кубе. Гравюра Теодора де Бри из книги «Collectiones peregrinatiorum …».