Нападение яноама
Однажды к Фузиве пришел Хохошиве — младший брат Рохариве и сказал так: «Тушауа, мой брат — убийца. Он наслал яд — ароари на твоего младшего брата и потом хвастал: «Я испытал силу ароари на младшем брате тушауа и теперь точно знаю, что мой ароари убивает людей». Фузиве ответил: «Я отомщу ему». И сразу же позвал самотари на реахо.
Как-то вечером, когда я вместе с другими рубила в лесу дрова, мы увидели, как мимо нас прошло много людей. Я узнала тушауа Рохариве. С ним было человек двадцать саматари. Среди них были те, кто хотел меня убить, когда умерла девочка, съевшая жабьи икринки. Они меня узнали, но ничего не сказали, потому что боялись намоетери. Вместе с Рохариве пришли его жена с маленькой дочкой и его старшая сестра. Они были разрисованы красным уруку как гости, приходящие на реахо с добрыми намерениями. У всех мужчин с головы свисали волосатые обезьяньи хвосты. Я узнала жену Рохариве: когда меня ранили, она выступила в мою защиту. Поэтому я сказала другим женщинам: «Давайте предупредим ее! Мне будет больно смотреть, как ее убьют на моих глазах». Нас, женщин, было четыре: я, дочь Фузиве, другая жена Фузиве и одна саматариньума, жена брата Фузиве. Другая жена сказала саматариньуме: «Иди предупреди своих сородичей». Мы подошли к группе мужчин, которые шли сзади, и спросили: «Что это вы несете?» «Свиней»,— ответили они. «Дайте их нам, а сами возвращайтесь». А я добавила: «Не ходите в шапуно, вас хотят убить!» Другая жена Фузиве подтвердила: «Возвращайтесь, мы не хотим плакать завтра над покойниками». Мужчины переглянулись. Один спросил: «Что? Нас хотят убить?» «Да, хотят»,— ответили мы. Тогда один из саматари сказал: «Меня никто не убьет! Посмотри на мою стрелу, я сам умею убивать». Тогда я сказала: «Многие из вас храбрецы, но никто уже не отомстит сам за себя, когда стрела вонзится ему в грудь».
Один из саматари сказал другому: «Ложь. Просто эти женщины хотят полакомиться свиным мясом». Тогда я сказала: «Что ж идите». Жена Шамаве, которая сама была саматари, ничего не говорила, а только плакала, глядя на своих сородичей. Один из воинов сказал: «Я — саматари, меня все боятся!» Другой заметил: «А может, они говорят правду». Но третий прервал его: «Остальные ушли вперед, надо их догнать». Дочь Фузиве сказала: «Давайте тоже побежим к шапуно. Если их ранят, они побегут в лес. Наши погонятся за ними и могут попасть в нас стрелой».
Саматари привели с собой трех собак. В пути они убили диких свиней и потом весь день жарили мясо. Рохариве сказал: «Отнесем этих свиней тушауа, пусть полакомится дичью». Рохариве не знал, что его ждет, а вот брат, который послал его на смерть, знал. Многие намоетери не знали, что Фузиве решил убить тушауа саматари. Не знали об этом и патанаветери, даже их тушауа, дядя Фузиве, ни о чем не догадывался. Вот почему потом он так разгневался на Фузиве.
Саматари вошли в шапуно, и мы услышали приветственные крики мужчин. Потом мне рассказали, что Фузиве, увидев гостей, даже не слез с гамака. Он взял стрелы и с силой бросил их под гамак. Он поступил так, потому что был очень разгневан. Шамаве подошел к нему и сказал: «Брат, слезь с гамака. Если саматари заметят, что ты гневаешься, они ночью подстрелят тебя, а сами спасутся бегством». Фузиве ответил:
«Мне хочется перерубить их тушауа шею топором. И я только потому этого не сделал, что сейчас светло и, если они начнут отстреливаться из луков, стрелы могут попасть в женщин». Но Шамаве сказал: «Нельзя показывать свою ярость. Лучше встань спроси, как они до нас добрались и когда их провожать. Я тоже хочу завтра убить их, но своего гнева не выдаю. Лишь крепко держу в руке стрелу».
Когда саматари вошли, некоторые из намоетери радостно закричали: «Пей хав, пей хав!» Шамаве и стоящие рядом женщины сказали: «Братья саматари, наверное, голодны? Поскорее сварите для них банановое мингау. Не успеют они его съесть, как уже снова умирают от голода!» Так велел сказать Фузиве. Но саматари не поняли намека. Очаг Фузиве и его родных был далеко от входа. Фузиве сказал нам, женщинам:
«Сходите за водой и сварите побыстрее банановое мингау. Завтра утром я их всех убью!» Он говорил громко, но саматари не услышали, потому что стояли далеко. Одна из женщин сказала: «Если ты их убьешь, вина падет и на нас, женщин. Разве ты не знаешь, что саматари убивают всех подряд — мужчин, женщин, детей?»
Наступила ночь. Много мужчин собралось у гамака Фузиве. Они стали его уговаривать: «Давай убьем их сейчас, сразу». У Шамаве одна из жен была саматариньума. Он ее похитил, когда она ждала ребенка. Ее девочка подошла к отцу попросить банан как раз в тот момент, когда Рашаве говорил: «Я — ваитери, и никто не спасется от моей стрелы». «Молчи,— сказал Фузиве.— Тут много всякого народу, и кто-нибудь может предупредить саматари. Завтра решим». «Нет, сегодня»,— настаивали воины. Девочка побежала к матери: «Мама, они красятся углем, они хотят убить саматари». Женщина заплакала: «За что они хотят убить саматари? Что они им сделали плохого?» Когда вернулся муж, она спросила: «Вы хотите ночью убить саматари, это правда?» «Правда,— ответил Шамаве.— Но не сегодня ночью, а завтра». С Рохариве пришел и его брат Шерекариве. Тот самый, который вместе с другим братом рассказал Фузиве про то, как Рохариве убил ядом ароари его самого младшего брата. Одна из женщин сказала Шерекариве: «Зачем ты пришел, теперь убьют и тебя. Ночью беги из шапуно». Но Шерекариве ее не послушался. Рохариве, тушауа саматари, никто не предупредил.
Ночью саматари пожарили свиней, разрезали их и поделили между хозяевами. Утром Шамаве подошел к Фузиве и спросил: «Брат, саматари подарили тебе тушу свиньи?» «Да,— ответил Фузиве.— Но я не хочу есть мясо животного, убитого моим врагом. У меня потом разболится живот». Саматари стояли рядом и все слышали, но они не убежали. Быть может, они боялись, что намоетери бросятся в погоню и попадут им стрелами в спину. Тем временем гнаминаветери и патанаветери, которые ничего не знали о задуманном нападении, встали и ушли из шапуно в лес.
Обычно утром гости обходят хозяев и просят у них табак, стрелы и другие подарки. Уже было часов семь утра, а саматари все не показывались. Арамамисетериньума, жена Фузиве, сказала: «Саматари молчат, может, они решили потихоньку скрыться?» Но часов в восемь к Фузиве подошел тушауа Рохариве и попросил в подарок табаку. Фузиве, не слезая; с гамака, сделал мне знак рукой. Я встала, вынула из сумки немного табаку, высыпала его на банановый лист и дала Фузиве. Тот протянул лист с табаком своему врагу. Рохариве спросил у него: «Шари (брат), ты что, болен?» «Немного приболел»,— ответил Фузиве. «Твои хекура грустят, поэтому тебе так плохо». И он стал дуть на Фузиве. «Вставай, шари». «Нет, не могу»,— ответил Фузиве. Мне было до смерти жалко Рохариве, и я стояла, опустив голову. К Фузиве подошел другой саматари и попросил стрел. Младший брат Фузиве сказал: «Свою стрелу я не дам. Ею я убью вас, а другими отомщу вашим родичам, если кого-нибудь из наших убьют». Саматари и его друзья переглянулись. Они, видно, решили, что брат Фузиве пошутил, и громко засмеялись. Потом Рохариве сказал своим: «Идите на другой конец шапуно, там нам обещали дать мачете». Он тоже пошел. Был он высокий, красивый. Рядом с ним шел его сын, а позади бежали собаки.
Позже мне рассказали, что Рохариве перед тем, как отправиться в путь, сказал своему сыну: «Сын, и ты пойдешь со мной к намоетери. Я знаю, что не вернусь. Они хотят меня убить, но пусть уж тогда убьют и тебя. Тебе тяжко придется одному без отца».
Ума не приложу, откуда он знал заранее, что его ждет. Ведь его никто не предупреждал. Может, все это ему приснилось. А еще он сказал старику отцу, тому бородатому седому старику, которого я знала: «Отец, намоетери позвали меня в гости. Они просят у меня трех собак. Я им приведу собак, но сам, наверное, уже не вернусь. Но я пойду, чтобы никто не подумал, что мне страшно. Я думаю, что меня убьют. Я убил много людей, женщины и старухи ненавидят меня. Пусть уж лучше меня убьют намоетери. Когда ты услышишь гром, знай — это убили твоего сына и он подал тебе знак». Потом он повернулся к сыну и сказал: «Что с тобой станет, когда меня убьют? Нет, уж лучше нам умереть вместе».
Ночью многие намоетери раскрасили тело черным уруку и спрятались позади шапуно. Я их заметила и сказала арамамисетериньуме, другой жене Фузиве: «Сегодня этих саматари убьют, мне их так жалко». «Как? Тебе жалко саматари?! — воскликнула женщина.— Они ранили тебя, хотели убить, из-за них тебе пришлось много дней прятаться в лесу». «Но ведь я не умерла»,— сказала я. «Верно, она не умерла»,— подтвердила дочь Фузиве.
Тушауа Фузиве раскрасил черным уруку лоб и грудь. На другой стороне площадки саматари ждали обещанные мачете. Фузиве подошел к ним и сказал: «Вот вам мачете,— и бросил гостям связку мачете.— А теперь давайте собак». Он взял одну собаку, другую... Тут младший брат Фузиве ударил Рохариве топором по голове. Рядом зять Фузиве ударил по голове другим топором Шерекариве, брата Рохариве, того самого, который предупредил тогда намоетери. Я что-то варила на огне, как вдруг услышала крик: «Ой! Они его убили».
Рохариве и его брат рухнули на землю. Остальные саматари схватились за луки, но намоетери опередили их. Один из молодых саматари, раскинув руки, бросился к выходу, и тут в спину ему вонзилась стрела. Другого стрела поразила прямо в грудь. Рядом со мной в дерево воткнулась стрела, выпущенная кем-то с другого края площадки. Я вскрикнула со страху, схватила ребенка, выскочила из шапуно и спряталась за стволом пупунье. Никто из раненых даже не вскрикнул: слышны были лишь свист стрел да топот ног. Жена Рохариве закричала: «Вы его позвали в гости, чтобы убить! Он пришел издалека, чтобы вас повидать! Одолел крутые скалы, а вы его убили!» Сестра Рохариве тоже что-то кричала. Двое мальчишек, которые пришли вместе со взрослыми, тоже бросились к выходу, младшему, верно, и десяти не было. Почти все саматари были ранены и все пытались спастись бегством. Фузиве вместе со своими воинами бросился за ними в погоню.
Я медленно вернулась и легла в гамак. Рохариве еще был жив, в теле у него тЬрчало много стрел, он то подымался, то падал. Шерехариве тоже еще не умер. Жена Фузиве смотрела на него и плакала. Я крикнула воинам: «Прикончите его, не мучайте беднягу». Шерекариве узнал меня. «Что с нами делают?» — спросил он. «Что делают? — повторила я.— Хотят вас убить. И виноват во всем ты. Зачем ты натравил их на своего брата? Теперь и его и тебя убьют». Шерекариве поднялся, хотел, видно, спастись бегством, но тут в живот ему вонзилась еще одна стрела. Он упал.
Мне было так жалко Рохариве и других саматари, что я не могла больше выдержать — убежала в шапуно. Тем временем Фузиве, который преследовал других саматари, увидел под деревом эмбауба раненого сына Рохариве. Юноша сказал ему: «Не стреляй в меня, я и так умру от ран». Но Фузиве выпустил в него еще одну стрелу и убил его. На следующий день над эмбауба уже кружили коршуны.
К полудню Фузиве вернулся и сказал: «Пусть дети не подходят ко мне — я убил двух саматари. Теперь все будут против меня». Он вошел в шапуно и лег в гамак. Его дядя, тушауа патанаветери, подошел и стал кричать: «Ты убил саматари! Твои братья топорами убили их тушауа и его брата, но твоя вина не меньше. Я ухожу вместе со своими, не хочу из-за тебя умирать от стрелы саматари». Он долго кричал на Фузиве, а тот молчал. «Ты останешься один во всем шапуно. Вот тогда увидим, какой ты великий храбрец. Я знаю, ты не трус, но и саматари не трусы. Сейчас они убегают, но скоро вернутся, чтобы отомстить. Их будет очень много. Тогда посмотрим, как ты с ними справишься». Наконец Фузиве сказал: «Но Рохариве убил моего брата и сам этим хвастался. Поэтому я и разгневался и убил его. Это мои воины уговорили меня убить его. У меня тоже есть стрелы. Если придут саматари, я смогу защитить себя. Не думай, что я надеюсь на стрелы твои и твоих сыновей. Я мужчина, мои братья тоже не женщины, и у них есть стрелы». Тут отец Фузиве, седой израненный старик, сказал: «Сын, молчи, он справедливо ругает тебя. Ты убил саматари, а они ваитери. Нас мало, а у саматари много друзей. Они объединятся, придут все вместе и убьют нас. Молчи и не отвечай, потому что ты не прав». Фузиве замолчал и снова лег в гамак. Он был очень грустный. Уже смеркалось, когда тушауа патанаветери сказал: «Кто убил хоть одного саматари, пусть возьмет лиану и оттащит тело убитого на поле и там сожжет». Те, кто убили тушауа Рохариве, поволокли его к полю. Слышно было, как стрелы царапают землю: «тр, трр...» Фузиве сидел в гамаке и молча смотрел: красные линии на окровавленном теле убитого не стерлись, в ушах по-прежнему торчали гладкие палочки, с головы не упало ни одного пера.
К Фузиве подошла сестра убитого Рохариве и плача сказала: «Я старая и уже не гожусь в жены. Я останусь здесь три дня, обмою тело брата, сожгу его, потом уйду. Отпустите меня». Она говорила, а слезы градом катились у нее по щекам. «Оставайся, уходи, делай как знаешь»,—ответил Фузиве. Жена Рохариве вместе с дочкой попыталась убежать. Но ее догнал один из мужчин, схватил за руку и привел назад в шапуно. Она была еще молодой женщиной.
Старая сестра Рохариве пошла вместе с нами на игарапе, чтобы обмыть окровавленные гамаки. Возле игарапе прятался ее сын, племянник Рохариве. Он был ранен в грудь. На рану он положил камень, потому что иначе не мог дышать. Он увидел мать и позвал ее: «Мама, сколько дней ты пробудешь здесь?» «Сегодня, сынок, я сожгу твоего дядю, а завтра или послезавтра уйду».— «Я буду тебя ждать у тропы к нашему шапуно, мама». Мы все слышали. Женщина стала просить нас: «Не говорите, что мой сын прячется здесь». Мы кивнули. Юноша встал и медленно направился в лес, прижимая обеими руками камень к груди. Звали его Иоинакепчела. Он был низкорослый, но очень сильный.
На другой день многие намоетери пришли к Фузиве и стали ругать его за то, что он убил Рохариве, тушауа саматари. Они сказали: «Мы в шапуно не останемся, уйдем. Лучше уж умереть от болезни, от укуса змеи, чем от стрелы саматари. Они храбрейшие из всех яноама». Самая старая из жен Фузиве защищала его: «Трусы, заранее дрожите от страха. Он не хотел убивать. Во всем виноваты сами саматари и их тушауа». В тот день в шапуно не умолкал шум и крики.
На следующее утро женщины гнаминаветери, которые жили в другой части шапуно, во главе со своим тушауа отправились в лес собирать пупунье. В лесу они наткнулись на второго племянника Рохариве. Он был тяжело ранен: одна зазубренная стрела попала ему в ногу, а другая, отравленная — в ляжку. Ему удалось вырвать стрелу, но нога вспухла и посинела. Он позвал старого тушауа и сказал: «Дядя, разожги огонь». Старик палочками добыл огонь и помог раненому перебраться к костру. «Нас все еще ищут?» — спросил раненый. «Нет, со вчерашнего дня перестали». «Кого из наших убили?» Старик подумал и ответил: «Тушауа, его сына и брата». «А мой брат?» — спросил юноша. «Он жив, твоя мать нашла его». Тогда раненый попросил, чтобы матери передали, что и он будет ждать ее здесь: сам он добраться до шапуно саматари не смог бы. Женщины гнаминаветери собрали плодов пупунье и для него. Неподалеку в кустах лежал другой раненый саматари. Старый тушауа сказал обоим: «Идите по этой тропинке и, когда увидите игарапе, ждите там».
Единственные, в кого не попала ни одна стрела, были двое маленьких саматари. Один из них был совсем еще малыш, и я бы никогда не поверила, что он мог так быстро бежать. Но страх придает ногам силу. Вместе с ним спасся в лесу и второй мальчик.
Позже хасубуетери, которые в те дни отправились навестить саматари, рассказали мне, что второй брат Рохариве сидел в шапуно и взывал к духам: «Небо потемнело, сердце мое сильно стучит. Наверное, моего брата убили». Он-то хорошо знал, что Рохариве убьют, потому что сам послал его на верную смерть. Но он умел притворяться. «Я знаю,—пел он,— вы хотите убить моего брата. Но я жив, и у меня есть лук и стрелы!» Внезапно вдали послышался плач. Это плакал старший из двух мальчишек, приближавшийся к шапуно. Предатель-брат воскликнул: «Не плачьте! Наконечники моих стрел так же остры, как и у наших врагов. И я умею метко целиться из лука. Я отомщу намоетери». Мальчишки рассказали, что днем они пробирались по лесу, а на ночь взбирались на деревья. Мужчины сказали: «Наверное, их охраняла тень нашего убитого тушауа. Иначе бы их сожрал ягуар». Вскоре после двух мальчишек в шапуно вернулись раненые саматари. Потом хасубуетери (хасу — маленькая жаба с красными пятнышками) рассказывали мне, что один из воинов был ранен в живот и умер. Из всех раненых выжили только те, кого ранило в лицо, в ноги или руки.