Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Колодец жертв

Чарльз Галленкамп ::: Майя. Загадка исчезнувшей цивилизации

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.

Эдварду Томпсону исполнилось лишь 25 лет, когда в 1885 г. он был назначен на пост консула США на Юкатане. Для Томпсона, как и для его знаменитого предшественника Стефенса, обязанности, связанные с дипломатической службой, представлялись чем-то второстепенным по сравнению со страстью к археологии. С ранних лет Томпсон с жадностью изучал древности майя, и впоследствии главной сферой его интересов стали ансамбли полуразрушенных зданий и разбросанные в беспорядке холмы, которые составляли когда-то величественный город Чичен-Ицу. Через несколько лет после своего приезда на место назначения Томпсон договорился о покупке большой асьенды, на территории которой находились руины города. В это время об истории Чичен-Ицы практически не было известно ничего. В городе побывало несколько путешественников, и среди них Вальдек, Стефенс, Ле-Плонжон, Шарнэ и Моудсли. Все они жили в XIX столетии, когда из лабиринта головоломных загадок родились первые неясные зачатки археологии майя. Томпсон по сравнению со своими предшественниками не проявил большей проницательности при изучении сложной культуры майя. Первое время он даже отстаивал теорию о том, что истоки культуры майя — в культуре исчезнувшей Атлантиды. Но Томпсон обладал воображением и, что более важно, решимостью проверять реальность своих убеждений. В книге, посвященной своим многочисленным приключениям и озаглавленной «Народ Змеи»1 он описывает свое первое впечатление от разрушенного города, которому предстояло стать его родным домом на последующие 30 лет: «Постепенный подъем, извивающаяся между валунами тропинка и большие деревья до такой степени напомнили мне лесные прогулки на родине, что меня буквально потрясло, когда я, наконец, понял, что валуны, мимо которых я проходил без особого внимания, имели обтесанную поверхность и служили некогда резными колоннами или скульптурными опорами. Потом, когда я начал понимать, что ровная, заросшая травой и кустарником поверхность — не что иное, как терраса, сделанная руками древнего человека, я поднял голову и увидел над собой огромную каменную громаду, упирающуюся вершиной в небосвод, и все остальное сразу было забыто. Террасовидную пирамиду, облицованную плитами известняка, с широкими лестницами, ведущими наверх, увенчивал храм. Другие здания, высокие холмы и разрушенные террасы оказались погребенными в зарослях джунглей, и только темно-зеленые возвышения на горизонте говорили о том, где они некогда находились. Перо писателя и кисть художника бессильны выразить чувства, которые возникают при виде пепельных стен этих древних сооружений, ярко освещенных тропическим солнцем. Старые... изъеденные временем, суровые, внушительные и бесстрастные, они возвышаются мощными громадами над окружающей местностью, и не находишь слов, чтобы описать их. Развалины города Чичен-Ицы занимают пространство в три квадратных мили. По всей этой площади разбросаны тысячи резных и обтесанных камней и сотни рухнувших колонн, а бесформенные руины и контуры стен огромных полуразрушенных строений видны на каждом шагу. Семь массивных построек из резного камня, сцементированного необычайно крепким раствором, имеют отличную сохранность и почти пригодны для жилья. Их фасады, хотя и серые, мрачные и изборожденные временем, подтверждают мнение, что Чичен-Ица — один из величайших в мире памятников древности». Почти в центре главной площади города стоит массивная пирамида, известная в настоящее время под названием Эль-Кастильо, или Храм Кукулькана. Она состоит из целого ряда постепенно уменьшающихся террас, возвышаясь над окружающей равниной на 75 футов. Длина каждой из сторон ее основания 60 ярдов. Четыре широких лестницы ведут к великолепному храму на вершине пирамиды. Конструкция храма носит, несомненно, следы тольтекского влияния, которые, однако, сочетаются с майяскими законами астрономической ориентации. Каждая из четырех лестниц имела по девяносто одной ступени, что вместе с верхней платформой составляло в целом 365 — число дней гражданского года майя. Девять террас храма разделены на 52 панели — число, равное количеству лет в церемониальном цикле календаря тольтеков. Эти террасы в свою очередь разделены лестницами на 18 секций — по числу месяцев в году майя. В результате раскопок внутри этой пирамиды удалось обнаружить еще одну, в преддверии которой находилось скульптурное изображение типа Чакмоола, с перламутровыми глазами, зубами и ногтями, и великолепный резной трон с фигурами ягуаров. За годы своего пребывания в Чичен-Ице Томпсон изучил почти все сооружения города, сделав при этом много важных открытий. В нескольких сотнях ярдов к югу от Храма Кукулькана находятся остатки низкой пирамиды. В этой бесформенной груде каменных обломков нет ничего примечательного за исключением четырех лестниц, окаймленных балюстрадами в виде змей с открытой пастью. На вершине холма, как обычно, некогда стоял храм. Четыре колонны, украшенные искусной резьбой,— вот все, что осталось от этого ритуального сооружения. Именно во время раскопок основания этих колонн Томпсон случайно наткнулся на две отполированные до блеска каменные плиты, вросшие в разрушенный пол храма. Движимый смутным предчувствием, он поднял их и обнаружил под ними контур квадратной шахты, спускавшейся вниз, внутрь пирамиды, па глубину около 12 футов. На полу склепа лежал едва различимый человеческий скелет, окруженный глиняными сосудами. Эти останки покоились на другой каменной плите с гладкой поверхностью, очень похожей на те, что закрывали верхний вход в склеп. Под плитой находились еще четыре могилы, расположенные одна над другой. «В третьей могиле,— писал Томпсон,— я нашел несколько маленьких медных колокольчиков, позеленевших от времени. В четвертой могиле я нашел ожерелье из отлично обработанного горного хрусталя. Дно этой последней могилы располагалось на уровне основания пирамиды, и я, естественно, пришел к выводу, что моя работа должна быть автоматически прекращена, поскольку пирамида построена прямо на скалистом известняковом грунте. Но затем я увидел, что и в этой могиле пол состоит из каменных плит. Приподняв их, я увидел, к своему изумлению, ряд ступенек, вырубленных в природной скале и ведущих вниз, в какую-то камору. И лестница, и камера оказались забитыми золой. Я смог проникнуть туда, лишь лежа на спине и пробиваясь ногами вперед сквозь груды золы...» Томпсон с трудом пробрался в засыпанный пеплом склеп. Вместе с мусором, который он начал расчищать, на полу находилось множество нефритовых бусин, причем некоторые из них выглядели так, как будто побывали в огне. Склеп был абсолютно пуст, если не считать квадратной каменной плиты, лежавшей у одной из стен. Он схватил ее обеими руками и стал тянуть на себя. Неожиданно плита подалась, открыв в полу черное отверстие. Из него хлынул поток холодного воздуха, который мгновенно погасил свечи и оставил Томпсона и его спутников в абсолютной темноте в самом чреве земли. «Дон Эдуардо,— закричали сопровождавшие его туземцы,— это, наверное, ворота ада!» «Едва ли, —отвечал он, — с каких пор ворота ада стали изрыгать такое леденящее дыхание?» По забавному стечению обстоятельств это разумное объяснение успокоило перепуганных индейцев. Христианская вера внушила им европейские понятия об аде, как о пылающем огненном пекле, где грешники томятся в геенне огненной. Но если бы они все еще придерживались веры своих предков, по которой Митналь, или ад, является местом невыносимого холода, то они, конечно, убежали бы с воплями ужаса.

Храм Кукулькана (Эль Кастильо). Чичен-Ица.
Храм Кукулькана (Эль Кастильо). Чичен-Ица.

По своим очертаниям отверстие приближалось к кругу около трех футов в диаметре. Опустив вниз фонарь, привязанный к веревке, Томпсон определил, что глубина ямы равняется пятидесяти футам. «Два туземца крепко держали меня за лодыжки, и, повиснув головой вниз, качаясь словно маятник, я ухитрился при помощи рулетки и фонаря получить довольно точное представление об этой яме. Отдышавшись, я сказал рабочим, что мы вернемся завтра рано утром, подготовившись к спуску в эту дыру.

Я просил их никому ничего не говорить, чтобы над нами не смеялись и не называли нас безумцами. На самом же деле я был искренне убежден, что мы сделали очень важное открытие, и не хотел иметь лишних свидетелей».

На рассвете все рабочие Томпсона собрались у пирамиды для участия в предстоящем событии. Над отверстием для извлечения из ямы каменных обломков установили блок с веревками. Вооружившись ножом, зажатым между зубами, набив карманы совками, кистями, свечами и другими инструментами, Томпсон спустился по веревке в шахту, а затем еще ниже — в холодную, черную яму. Едва он зажег своей фонарь, как перед ним сразу же предстала драгоценная находка — прекрасная ваза из прозрачного алебастра.

Статуя Чак-моола. Чичен-Ица.
Статуя Чак-моола. Чичен-Ица.

Она была наполнена бусами из полированного нефрита, среди которых лежала одна подвеска из того же камня. Несколько мгновений спустя спутники Томпсона, не выдержав томительного ожидания, спустились вниз и очутились рядом с ним. В течение последующих часов они находились в лихорадочном возбуждении. Одна за другой извлекались из-под каменных обломков на полу пещеры чудесные находки.

Вокруг валялись большие перламутровые раковины, расписные глиняные кувшины и чаши, ритуальные кремневые ножи, очень напоминавшие жертвенные каменные серпы древних друидов, и множество крупных овальных жемчужин. Причем некоторые из них так долго пролежали в земле, что рассыпались в прах при малейшем прикосновении. «Когда голод и жажда давали о себе знать, мы ели и пили, а затем вновь принимались за работу, пока усталость окончательно не сковала нас. Я приказал прервать работу и собираться к выходу на поверхность. Когда мы со своими трофеями выбрались на платформу храма, то увидели странное зрелище. Было И часов вечера. Но нас окружала темнота, словно в полночь... Внизу, у подножья храма, стояли плачущие и причитающие семьи моих рабочих, а моя жена и дети тщетно пытались успокоить их.

Храм Воинов. Вид после раскопок. Чичен-Ица.
Храм Воинов. Вид после раскопок. Чичен-Ица.

„К чему слова,— причитали они,— и хозяин, и все наши люди погибли... Великий Змей унес их, и мы больше никогда их не увидим". Какова же была их радость, когда появились мы со своими трофеями и с триумфом спустились к ним. Это очень памятный день в моей жизни археолога. По всей вероятности, я обнаружил и исследовал гробницу верховного жреца... А пять погребений в вертикальной шахте над гробницей... чьи они? Чей прах покоился в этих могилах, когда я впервые открыл их?

Может, это слуги или рабы верховного жреца, чьи тела положили так, чтобы они и после смерти охраняли того, кому служили при жизни? Или же это жрецы более низкого ранга, для которых друзья пытались найти более высокое место в загробной жизни? Кто знает?»

Но неутомимая любознательность Томпсона привела его к открытию гораздо большего значения, чем все прежние. Наряду с другими мыслями его захватила одна навязчивая идея, которая впоследствии подвергла опасности его жизнь, сделала его всеобщим посмешищем и в конце концов привела его к утрате дипломатического поста. Но она же выдвинула ого в число самых передовых археологов того времени.

Здание астрономической обсерватории (Караколь). Вид после раскопок. Чичен-Ица.
Здание астрономической обсерватории (Караколь). Вид после раскопок. Чичен-Ица.

У одной из сторон Храма Кукулькана были заметны контуры дороги длиной около 300 ярдов, которая вела через главную площадь к заросшему лесом устью карстового колодца. Карстовые образования подобного рода, известные у местного населения под названием «сенотов», широко распространены в северной части полуострова Юкатан. Это глубокие, естественные провалы в известняковых пластах, питаемые подземными водами.

В этой области, совершенно лишенной рек, ручьев и озер, сеноты — единственные источники воды, и где бы они ни находились, всегда рядом с ними лежат развалины древних построек.

Само название Чичен-Ица происходит от названия трех больших сенотов, расположенных на окраине города. Слово «чи» переводится буквально, как «устье», «чен» — означает «колодец». Таким образом, название Чичен-Ица можно перевести, как «Устье колодца ицев».

Один из этих сенотов особенно возбуждал любопытство Томпсона. Он имел около 200 футов в диаметре. Его вертикальные стены из известняка поднимались на высоту свыше 60 футов от поверхности его мутных, зеленых вод. Близ края колодца находились развалины небольшого храма. Легенды и туземные летописцы сообщают, что в мрачных глубинах Священного сенота, или Колодца Жертв, лежат несметные сокровища.

Храм Ягуаров. Чичен-Ица.
Храм Ягуаров. Чичен-Ица.

Епископ Ланда сам стоял когда-то на краю этого дьявольского омута, а позднее воскресил его ужасную тайну в том виде, как она сохранилась в памяти индейцев.

«Согласно этим обычаям, — писал Томпсон, —...во время засухи, мора или другого бедствия торжественные процессии жрецов, верующих с богатыми дарами и людей, предназначенных для жертвоприношения, спускались по крутым ступенькам лестницы Храма Кукулькана — Священной Змеи — и двигались по священной дороге к Колодцу Жертв. Там под монотонный рокот тункулей 2, пронзительный свист больших раковин и жалобные звуки флейт а темные воды Священного колодца бросали красивых девушек и знатных воинов, взятых в плен, а также богатые дары для того, чтобы умиротворить разгневанных богов, которые, по преданию, обитали в глубинах этого сенота».

Яркие легенды, бытующие среди современных обитателей Юкатана, поддерживают это поверие.

По рассказам, предки современных майя очень часто насыщали голодных богов, особенно водяного духа Юм Чака, мясом живых существ, которых бросали в покрытый тиной колодец. Священный сенот до сих пор вызывает суеверный ужас у местного населения. Для большинства ученых подобные сообщения представляли собой не стоящие внимания выдумки. Но Томпсон не разделял их скептицизма. «Навязчивая мысль об этой зловещей, старой, водяной яме,— писал он,— и о чудесных предметах, скрытых в ее глубинах, не оставляла меня...»

Затем Томпсон случайно наткнулся еще на один отчет, написанный неким Диего Сармиенто де Фигуэроа — алькальдом из Мадрида, который посетил Юкатан в XVI в. и подтвердил сообщение Ланды: «Знать и сановники этой страны имели обычай после шестидесятидневного воздержания и поста приходить на рассвете к сеноту и бросать в него индейских женщин, которыми они владели. Они приказывали этим женщинам вымаливать у богов удачный и счастливый год для своего господина. Жепщин бросали несвязанными, и они падали в воду с большим шумом. До полудня слышались крики тех, кто был еще в состоянии кричать, и тогда им спускали веревки. После того как полумертвых женщин вытаскивали наверх, вокруг них разводили костры и окуривали их душистыми смолами. Когда они приходили в себя, то рассказывали, что внизу много их соплеменников — мужчин и женщин — и что они их там принимали. Но когда женщины пытались приподнять голову, чтобы взглянуть на них, то получали тяжелые удары, когда же они опускали головы вниз, то как будто видели под водой глубины и пропасти, и люди (из колодца.— В. Г.) отвечали на их вопросы о том, какой будет год у их господина — хороший или плохой...»

«Долгие дни и недели после покупки плантации,— писал Томпсон,— я был частым паломником маленького святилища на берегу сенота. Я обдумывал, прикидывал и вычислял. Я делал подсчеты и бесчисленные промеры глубин...» И у Томпсона окончательно созрел дерзкий план. Для проверки легенды, пленившей его воображение, требовалось проникнуть на дно колодца, где, по слухам, находились ужасные приношения, которые совершали древние майя в честь своих богов. Прежде чем приступить к выполнению своего опасного предприятия, Томпсон отправился в Бостон, где рассчитывал изучить водолазное дело и познакомиться со всеми видами подводного снаряжения. Затем он сконструировал и построил портативный подъемный кран и землечерпательный снаряд, годный для его специальных целей. Это приспособление легко можно было установить на площадке, у края колодца, и приводить в движение ручной лебедкой. «Только тогда и не ранее,— писал он,— я предстал перед достопочтенными господами — Стефеном Солсбери из Уорчестера (Массачусетс) и Чарльзом Баудвичем из Бостона — членами Американского антикварного общества и работниками Гарвардского университета, частью которого является Музей Пибоди. Я изложил им сущность своего проекта и попросил моральной и материальной поддержки со стороны обеих организаций, представляемых ими.

Но я обнаружил, что эти джентльмены отнюдь не горят желанием одобрить предприятие, которое, по их глубочайшему убеждению, представляло собой слишком дерзкую затею. Они были готовы финансировать этот проект, но не хотели брать на себя ответственность за мою жизнь.

В конце концов мне удалось переубедить их, и все другие затруднения также удалось преодолеть. Землечерпалку и необходимое для ее работы оборудование в намеченный срок установили на платформе, справа от святилища, почти на самом краю огромной водяной ямы — Священного колодца».

Открылась важнейшая глава в истории исследований — подводная археология, ставшая ныне точной наукой, как это доказывают поразительные открытия Жака Кусто, Ферианда Бенуа и других. Она зародилась в глубинах таинственного сенота Чичен-Ицы. С помощью группы рабочих-индейцев, приводивших в движение тяжелые механизмы, работы в колодце наконец начались. Сбрасывая иниз от подножья святилища деревянные чурбаки, соответствующие по размерам и весу человеку среднего роста, Томпсон заранее определил наиболее вероятное местонахождение человеческих останков. Тяжелая стрела крана медленно проплыла по воздуху, остановилась в назначенном месте, и ковш землечерпалки погрузился в воду. Но Томпсон заразился вдруг скептицизмом своих друзей-археологов. Вначале ему казалось, что их сомнения вполне оправданы. День за днем продолжалась однообразная работа землечерпалки. Тяжелый стальной ковш исчезал в неведомых глубинах колодца только для того, чтобы вернуться ни с чем, неся в своих стальных челюстях лишь грязь и истлевшее дерево. «Временами,— вспоминает Томпсон,— как бы дразня меня, землечерпалка поднимала наверх черепки глиняных сосудов, относившиеся, несомненно, к глубокой древности. Но я решительно отбросил мысль, что эти черепки — те доказательства, которые я искал.

Обломки сосудов, доказывал я себе, вымытые из верхних слоев дождями, можно найти в любом уголке древнего города».

Однако вскоре после этого произошло событие, которое вновь воскресило угасшие надежды Томпсона.

«Я помню все, как будто это случилось вчера,— писал он,— я поднялся утром после бессонной ночи. День был такой же серый, как и мои мысли, а от густого тумана с листвы деревьев падали капли воды, совсем как слезы из полузакрытых глаз. Я потащился сквозь эту сырость вниз, где, как бы призывая меня, выбивала стакатто землечерпалка. Съежившись под навесом из пальмовых листьев, я стал наблюдать за однообразными движениями смуглых туземцев, работавших на лебедке. Ковш медленно выплыл из клокотавшей вокруг него тяжелой воды, и ...вдруг я увидел на поверхности шоколадно-коричневой грязи, наполнявшей его, два желтовато-белых, округлых комочка. Когда же эта масса проплыла над краем колодца и опустилась на платформу, я выхватил из нее оба предмета и внимательно осмотрел их».

Было очевидно, что они изготовлены человеческими руками, но Томпсон не имел ни малейшего представления об их назначении.

Он разломил один из комочков пополам и лизнул его. Потом ему пришла в голову мысль подержать их над горящими угольками. Острый аромат мгновенно напоил воздух, и тогда в памяти Томпсона возникла одна деталь древней легенды, которую он слышал много лет назад.

«Подобно солнечному лучу, пробившемуся сквозь густой туман, в моей памяти вновь ожили слова старого X. Мена, мудреца из Эбтуна: „В старину наши отцы сжигали священную смолу... и с помощью ароматного дыма их молитвы возносились к богу — обитателю солнца". Эти желтые шарики смолы представляли собой комочки священного копала „пом", которые были брошены в колодец вместе с другими богатыми приношениями, упоминавшимися в преданиях». Начиная с этого момента, ковш землечерпалки каждый раз приносил вместе с йлом все новые и новые подтверждения его правоты.

Из таинственных глубин сенота появилось множество предметов, носивших на себе явный отпечаток мастерства древних майя: «Большое количество символических фигурок, вырезанных из нефрита и вытесненных на золотых и серебряных дисках, кусочки копала, шарики душистой смолы ... несколько копьеметалок („хуль чес") 3 и множество копий с прекрасно обработанными наконечниками из кремня, кальцита и обсидиана...» Лишь в течение последних столетий своей истории народы Центральной Америки научились выплавлять металлы4, и майя — тольтекские обитатели Чичен-Ицы — щедро расточали огромное по тому времени количество декоративного металла для приношений своим богам. Томпсон извлек из глубин колодца десятки крошечных колокольчиков, статуэток, подвесок, топоров и дисков, сделанных из меди и золота.

«Среди них,— писал он,— встречались предметы почти из чистого золота, литые, кованые и выбитые на листовом золоте, но их оказалось довольно мало, и они играли сравнительно небольшую роль. Большинство же так называемых „золотых" предметов изготовлено из низкопробных сплавов, в которых больше меди, чем золота».

Главную ценность им придавали выгравированные или литые изображения, имевшие символический или другой характер. Наконец появились и основные доказательства, которые искал Томпсон,— наверх вместе с сокровищами, так долго пролежавшими в водяном святилище Юм Чака, было извлечено множество человеческих скелетов. Но вот снова после многих месяцев непрерывной работы землечерпалки ковш стал приносить с собой лишь ил и сучья, застрявшие в ого стальных зубьях. Очевидно, он добрался до самого дна сенота. Томпсон предвидел подобную возможность. Он решил теперь сам спуститься в колодец и исследовать те укромные расщелины, куда не могла добраться землечерпалка. У него уже имелось нужное для этого снаряжение. Кроме того, в помощь себе он заранее нанял двух греческих ловцов губок. И к ужасу всех индейцев, столпившихся вокруг сенота, три человека начали свои подводные изыскания. «Когда я ступил на первую ступеньку лестницы,— вспоминает Томпсон,— ко мне один за другим подошли все члены насосной команды — мои верные туземцы. Они с торжественными лицами пожимали мне руку, а затем отходили назад, на свои места, ожидая сигнала. Нетрудно было угадать их мысли. Они прощались со мной, не рассчитывая увидеть меня вновь. Потом я отпустил поручни и, словно свинец, пошел ко дну, оставляя за собой след из серебристых пузырьков». На глазах у Томпсона вода превратилась из янтарной в зеленую и наконец стала непроницаемо черной. Его подводный фонарь оказался бессильным проникнуть сквозь эту темную завесу, окутавшую его словно саван. Он передвигался по дну вслепую, на ощупь, до тех пор, пока не натыкался на выступ или расщелину. Тогда он тщательно ощупывал ее. Повсюду возвышались горы грязи, валялись камни и стволы деревьев, которые ускользнули от зубьев эемлечерпалки. Они создавали страшную опасность, поскольку, как объясняет Томпсон, «каждое мгновение одна из каменных глыб, подмытая водой, могла сорваться со своего места в стене и обрушиться на нас в этой кромешной тьме». В течение нескольких недель водолазы совершали ежедневные погружения на дно колодца. Индейцы, наблюдавшие за работой с растущим любопытством, ожидали тех ужасных последствий, .которые, по их глубокому убеждению, были неминуемы. Разгневанные боги, скрывающиеся в какой-нибудь невидимой пещере в глубинах сенота, набросятся на водолазов и утащат их в водяную могилу. Но никакие серьезные препятствия не могли заставить Томпсона отказаться от своей работы, которая давала столь щедрое вознаграждение. Каждый раз, когда водолаз появлялся на поверхности, его мешок доверху наполняли новые находки — куски резного нефрита, предметы из золота и меди, каменные скульптуры и человеческие кости. Среди найденных сокровищ находилось несколько ритуальных ножей прекрасной работы. Именно с помощью таких ножей жрецы вырезали сердца из груди жертв. Один из ножей был сделан из тонко обработанного кремня, а его рукоять из дерева с позолотой изображала двух переплетенных змей. Из определимых скелетов, найденных в колодце, двадцать один принадлежал детям в возрасте от 1,5 до 12 лет, тринадцать — мужчинам и восемь — женщинам.

Почти все предметы, найденные в сеноте, были, по-видимому, намеренно разбиты. Томпсон полагал, что майя придерживались обычая, широко распространенного среди древних народов: они «убивали» предметы, предназначенные для ритуальных приношений, т. е. ломали их так, чтобы «души» предметов могли сопровождать умершего, вместе с которым их клали5.

Большинство ученых соглашается с гипотезой Томпсона. Произведения искусства, как и человеческие жертвы, должны были служить дарами народа в честь его божественных покровителей. Только благодаря церемониальной «смерти», разрушению от руки жрецов, «душа» предмета могла соединиться с душой умершего. Находки Томпсона не оставили никаких сомнений в том, что Священный сенот действительно был местом, где совершались человеческие жертвоприношения, сопровождавшиеся обрядами, описанными Ландой и Фигуэроа. Но его почти полувековые исследования в Чичен-Ице закончились рядом неудач. Между 1910 и 1930 гг. Юкатан то и дело потрясали политические перевороты и открытые мятежи. Во время одного из таких переворотов асьенда, в которой жил Томпсон и где находилась его лаборатория, была полностью разрушена. При этом безвозвратно погибли его великолепная библиотека по древностям майя и многие бесценные предметы, найденные среди развалин города. Позднее асьенду восстановили и сдали в аренду вашингтонскому Институту Карнеги в качестве базы для его обширной программы раскопок и исследований в Чичен-Ице. Вслед за этим между Томпсоном и мексиканским правительством возникли юридические осложнения но поводу предполагаемой стоимости предметов, добытых из Священного колодца. Некоторые оценивали «сокровище Томпсона» примерно в полмиллиона долларов. Но он твердо отклонил такие оценки, как «фантастические и преувеличенные», и указал на то, что стоимость клада может быть определена только в зависимости от его научной ценности. Однако мексиканское правительство не согласилось с его подходом к делу. Золотые предметы, возражало оно, имеют определенную рыночную цену, особенно золотые предметы древнего происхождения. Поскольку Томпсон отправил свою коллекцию на хранение а гарвардский Музей Пибоди, его имущество на Юкатане конфисковали и задержали до выплаты им около 500 тыс. долларов. Ему пришлось отказаться от своей усадьбы и от планов дальнейших исследований в Чичен-Ице6.

«Я бы изменил своему долгу археолога,— писал он а свою защиту,— если бы я, считая, что научные сокровища лежат на дне Священного колодца, не воспользовался бы благоприятной возможностью и не попытался достать их, обеспечив таким образом их доступность для научного изучения... Я нарушил бы в равной степени свой долг ученого, если бы... пренебрег возможностью обеспечить их сохранность и постоянную безопасность». Обилие материала, добытого Томпсоном из Колодца Жертв, показывает, что человеческие жертвоприношения совершались там со зловещим постоянством. Исходя из резко выраженной склонности к жертвоприношениям в религии тольтеков, многие ученые склонялись к выводу, что ритуальное использование колодца началось лишь после захвата Юкатана ицами. Однако недавние исследования7 поставили под сомнение эту гипотезу. Некоторые резные украшения из нефрита, найденные в глубинах колодца, бесспорно относятся к классическому периоду. Один предмет, изготовленный в городе Пьедрас Неграс, имел надпись с датой 706 г. н. э., а другой, происходящий почти наверняка из Паленке, датирован 690 г. и. э. Археологи были вынуждены задать себе вопрос, указывают ли нефритовые украшения на то, что пилигримы из столь отдаленных мест совершали путешествия к Колодцу Жертв в VII—VIII вв. н. э., или эти предметы прошли сквозь века, как тщательно хранимые реликвии и брошены в колодец в более позднее время?

Но пирамида с гробницей верховного жреца и могилами внутри явно тольтекского происхождения. Ее украшенные змеями баллюстрады изображают могущественного Кукулькана, а обычай убивать рабов и жрецов низшего ранга и хоронить их вместе со знатной персоной тесно связан с обычаями тольтеков. Находки Томпсона еще в большей мере подтвердили то, что уже начинали подозревать археологи его времени: тольтекская культура оставила глубокий след в великой столице майя Чичен-Ице. Решив исследовать Колодец Жертв, Эдвард Томпсон оказался в числе избранного меньшинства археологов, которые благодаря своим поразительным и бесспорным открытиям помогли установить достоверность легенд, и письменных свидетельств, на которые долгие годы не обращалось никакого внимания.

Томпсон стоит в одном ряду с такими гигантами археологии, как Генрих Шлиман, который упорно искал гомеровскую Трою на равнинах Гиссарлыка и именно там открыл город, описанный в бессмертном произведении греческого поэта, и с Джоном Ллойдом Стефенсом, ненасытное любопытство которого в отношении оклеветанных городов майя сделало его отцом той самой пауки, которой Томпсон посвятил всю свою жизнь.