I. Гуарани и конквиста эспиритуаль

Географическое положение коммунистического госу­дарства Парагвай соответствует идеалам утопии: оно изолировано от соседей и может жить - особою Жизнью без связи с окружающими народами. Это, как известно, всегда был основной прием утопии. Мечтатели, желавшие со­здать человечеству новый социальный строй, демонстрировали картину его устройства одним приемом — они поме­щали свое государство будущего в неведомой, недоступной стране, частью на изолированном океаном острове, где жизнь развивается самостоятельно вне связи с окружающими народами. Таковы («Атлантида» Платона, «Утопия» То­маса Мора, «Базилиада» Морелли, «История севарамбов» Верраса и целый ряд других утопий до и после Кампанеллы и парагвайского эксперимента.

Парагвай — плодороден, но изолирован, как Швейцария, без выхода к морю и, к тому же, почти неприступен, так как грандиозные пороги рек, являющихся единственным удобным путем в обширную страну, делают вход и водный путь в нее крайне затруднительным[1].

В начале XVII века отцы-иезуиты энергично взялись за дело обращения южно-американских туземцев в като­личество. Это было не легкое дело, так как бродячие пле­мена, в большинстве случаев каннибалы, не знали еще ни домашних животных, ни железных орудий. Рассматривая упавшего в битве врага, как пищу, они даже искусственно откармливали своих женщин для еды в подходящее время. Вот этих-то кочующих охотников и рыболовов надо было сделать оседлыми земледельцами.

Племя гуарани состояло из бесчисленного множества мелких кланов, рассеянных по всему обширному про­странству. Многие кланы жили в деревнях, расположен­ных на краю лесов и по берегам рек. Их члены добывали себе пропитание охотой и рыбной ловлей, собиранием меда диких пчел, встречавшихся в лесах в изобилии, и пер­вобытным земледелием. Они сеяли маниоку, из которой приготовляли кассаву, возделывали маис и собирали жатву дважды в год, как уверяет, Шарлевуа; разводили кур, гусей, уток, попугаев, свиней и собак. Оружием им служила трехгранная палица, по названию макана, и лук, который вследствие его шестифутовой длины и громадной упругости дерева, из которого он был сделан, приходилось натягивать, втыкая один конец в землю. Они с большой силой метали четырехфутовые дротики и «бодоги» — глиняные шарики, величиною с орех, которые они обжигали на огне и носили в сетке. На расстоянии тридцати метров они разбивали та­ким шариком человеческую кость и убивали птиц налету[2].

Миссионерская работа среди такого народа требо­вала сильной воли, героизма, находчивости, редчайшего самоотвержения. Основною политикою было завоевание душ, духовная охота, «конквиста эспиритуаль» (conquista espiritual), которую впервые и ранее иезуитов, а именно в 1520 г., ввел в систему в Новом Свете знаменитый доми­никанец Лас-Казас и которая легла в основу гуманного испанского законодательства об индейцах (середина XVI в.). Эту систему иезуиты осуществляли как среди племен гуарани, живших по течениям рек Параны и Уругвая, так и среди других южно-американских народностей. В воз­можности их цивилизовать в ту эпоху вообще сильно со­мневались. Поль Лафарг рассказывает, что епископ Ортес утверждал пред испанским двором, что индейцы «глупые создания, неспособные понять христианское учение и сле­довать его предписаниям».

Папа Павел III под влиянием Лас-Казаса разбирал на Римском соборе 1538 года спорный по тогдашнему времени вопрос: «люди ли индейцы или нет?» Иезуиты решили этот вопрос в положительную сторону и явились в Южную Америку как раз в период, когда «охота за краснокожими» была в полном расцвете. Проповедуемое ими новое напра­вление, вместо физического насилия н террора — духов­ное завоевание, знаменитая «конквиста эспиритуаль», шло совершенно вразрез с интересами белого населения в этих колониях. Естественно, что борьба из-за индейцев между иезуитами и колонистами велась в течение XVII века с большим ожесточением. Гнездом охоты за индейцами, продаваемыми в рабство, были колонисты штата Святого Павла или «паулисты», которые не прекращали своих «по­хвальных» занятий, несмотря на прямое запрещение испан­ского короля и его наместника в Парагвае (Франциско Альвара в 1612 году). Борясь с защитниками рабов, паулисты не только изгнали (в 1640 году) из своих пределов иезуитов, но часто вторгались вооруженные на территорию иезуитских миссий, уводя индейцев-христиан для продажи в рабство. В первые годы XVII столетия в ведении иезуит­ского ордена находились индейцы районов рек Ла-Платы и Параны, которых они группировали в миссионерские округа («доктрины»), в пуэбло, куда индейцы бывали вы­нуждены укрываться от нападений португальцев и коло­нистов штата Сан-Паоло.

Еще в 1610 году отцы-иезуиты, Симон Мацета и Катальдино, создали первую «редукцию», первый индейский городок в Парагвае — Nuestra Sennora de Loretto, — из ту­земцев племени гуарани. Спустя- 10 лет, т. е. к началу двадцатых годов XVII столетия, под их опекою находились уже тринадцать больших поселений со ста или несколько более тысячами краснокожих христиан. Затем иезуиты на­чади проникать в плодородную страну между Уругваем и Парагваем, но здесь они столкнулись с паулистамн. Кро­вавые набеги и тяжелое разорение редукций заставили иезуитов переселить свою паству в новые места, в долины реки Параны. Руководитель переселения, отец Монтоха (Монтеха), героически повел через громадную бездорожную страну около 12.000 католиков гуарани. 1.200 верст ужас­ного пути стали могилою для трех четвертей эмигрантов, но и в новых местах редукции не спаслись от набегов. Пришлось выхлопотать от мадридского правительства право вооружить краснокожих-христиан ружьями, дать им воен­ную организацию и создать свою собственную армию. С 1639 года иезуиты уже военною силою защищали свои редукции от набегов: с армией парагвайских миссий на­чали считаться, но все же былая идея расширения терри­тории до Атлантического океана и надежда на создание обширного «государства» были оставлены. Государство иезуитов не вышло из пределов равнин среднего течения рек Параны и Уругвая. В этой стране, занимавшей около 200 тыс. квадр километров, находилось около 30 городов с 100 —150 тысячами жителей. Помбаль называет это го­сударство «республикою», а незадолго перед тем иезуитов обвиняли в стремлении организовать совершенно незави­симое от испанского престола государство.

В 1645 году те же Мацета и Катальдино выхло­патывают от короля Филиппа III привилегию для Обще­ства Иисуса и для обращаемых ими в католичество тузем­цев, сводящуюся к невмешательству светской власти в их колониальные дела. С этого времени можно считать иезуит­ское государство окончательно укрепившимся. Оно пред­ставляло собою вполне самостоятельное политическое целое, хотя и находившееся номинально под светскою властью испанского короля. Отныне начался второй период истории иезуитского государства, определенный и однообразный.

В 1691 году тиролец о. Антонио Сепп посетил это го­сударство и дал его описание, которое в 1757 году было опубликовано по-французски, а несколько позднее (1768 г.) по-немецки, как приложение к трехтомной книге Шарлевуа по истории Парагвая[3].