Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Чамакоко

Березкин Юрий Евгеньевич ::: Голос дьявола среди снегов и джунглей

От Магелланова пролива на север тянется зона сте­пей и полупустынь. Чем ближе к тропикам и дальше от Атлантического океана, тем жарче и суше. Километрах в семистах от границы Аргентины с Парагваем начина­ется область Чако, или Гран-Чако, охватывающая так­же запад Парагвая и юг Боливии. Это гладкая саванна, поросшая одинокими деревьями, способными выдержи­вать жестокую засуху. Летом температура за 40 граду­сов — не редкость. Только вдоль рек, истоки которых лежат на северо-западе, в Андах, тянется густая расти­тельность. Хотя большую часть года в Чако сухо и жар­ко, во время паводка реки широко разливаются по рав­нине. В образовавшихся болотах и озерцах плодятся миллионы кровососущих насекомых. Однако люди при­способились к этим нелегким условиям.

До появления европейцев в Чако жили племена, го­ворившие на множестве языков и принадлежавшие к нескольким неродственным между собой семьям. Глав­ными источниками существования были собирательство и охота (само название «Чако» произошло от обозначе­ния охоты на языке перуанских индейцев). В силу не­благоприятных природных условий земледелие не могло играть важной роли в хозяйстве, особенно на севере, в наиболее засушливых районах.

Испанские конкистадоры скоро поняли, что Эльдо­радо в Чако искать не приходится, однако в XVII—XVIII веках сюда проникли миссионеры. Вместе с ними появились неведомые раньше болезни. Как и повсюду в Южной Америке, одни племена вымирали, другие ме­няли свой образ жизни. Лишь на крайнем северо-запа­де Парагвая и юге Боливии, то есть в самых неблаго­приятных, засушливых районах, индейцы сохраняли древнюю культуру почти в неприкосновенности до нача­ла XX века. Здесь жили племена языковой семьи самуко, среди них — чамакоко.

В начале нашего века молодой чешский ученый Войтех Фрич решил отправиться в Парагвай. Дело это бы­ло небезопасное: недаром вскоре от рук индейцев погиб старший коллега Фрича итальянский художник и путе­шественник Гвидо Боджани. К тому же австро-венгер­ские власти не проявили к затее Фрича интереса. Где взять деньги на поездку? К счастью, на его обращение откликнулась Петербургская Академия наук. Фрич не только получил необходимые средства, но и собирался работать в России. Война и революция разрушили эти планы, однако коллекции чешского этнографа все-таки попали на берега Невы и ныне украшают южноамери­канскую экспозицию Музея антропологии и этнографии. Судьба их собирателя сложилась менее благополучно. В Южной Америке он тяжело заболел, а умирал в Пра­ге в дни нацистской оккупации, полагая, что собранные им экспонаты погибли при бомбежке Ленинграда.

Фрич, наряду с Боджани и немецким исследовате­лем Г. Бальдусом, был одним из немногих европейцев, которым удалось наблюдать обряд индейцев чамакоко под названием дигилибют, что, по-видимому, переводит­ся как «танец духов мертвых». Подобно церемонии ог­неземельцев, дигилибют включал инициацию мальчи­ков. Пройдя ее, подростки считались полноправными членами племени и могли наравне с мужчинами участ­вовать как в трудовой деятельности, так и в ритуалах.

К сожалению, ни одно из дошедших до нас описа­ний не является полным. Известно, например, что праз­дник устраивали в дни, когда был хороший урожай лес­ных плодов, а в реках — много рыбы, но неясно, видели ли индейцы между этими событиями магическую связь. По Фричу, обряды дигилибют чамакоко справляли «при решении любого важного вопроса», однако чешский эт­нограф различает более сложный и более простой вари­анты ритуала. Видимо, наиболее часто организовыва­лись лишь праздники второго рода.

Ритуалы по полной программе начинались с посвя­щения мальчиков. Мужчины расчищали в лесу поляну, оставляя в центре высокое дерево. С опушки туда вела тропа, а другая шла к соседней поляне, где собирались подростки. До этого они жили в лесу более месяца. Взрослые рассказывали им о традициях племени, в том числе посвящали в тайну «танца духов мертвых».

В ближайшее полнолуние из леса по вечерам начи­нал раздаваться голос духа, которого изображал кто-то из мужчин. Шаман отвечал на зов, а затем и остальные мужчины начинали петь и греметь погремушками из раковин, птичьих клювов, черепашьих панцирей, кото­рые обильно украшают любой индейский танцевальный костюм. На седьмой-восьмой день участники обряда со­бирались на лесной поляне. При свете костра и под треск погремушек они начинали бег вокруг стоящего в центре дерева, причем двое свистели в свистки, сделан­ные из человеческих костей. Один из свистков имел бо­лее низкий тон, чем другой.

Смысл этих действий нетрудно расшифровать. Преж­де всего дерево в центре поляны — это важнейший кос­мический символ, ось, связывающая землю с другими мирами. Слово «космический» может показаться ненуж­ной модернизацией, но этнографы употребляют его с полным правом. Древние греки понимали под космосом упорядоченную Вселенную, противопоставляя его хаосу, существовавшему до возникновения неба, земли и всех отделенных друг от друга существ и объектов. Пред­ставления об упорядоченном мире, простирающемся да­леко за пределы практически известного членам племе­ни района их обитания, существуют в любой первобыт­ной мифологии. Как и многие другие народы, индейцы Южной Америки воображали мир симметричным, состо­ящим из нескольких горизонтальных слоев, как бы на­низанных в центре на вертикальную ось. Обрядовым символом этой оси мог являться любой вертикальный предмет, например столб на площадке, главная внут­ренняя опора большого общинного жилища. У чамакоко этой цели служило естественно растущее дерево.

Обряды индейцев почти всегда предусматривают круговое движение вокруг центрального столба. Кон­кретная символика этого движения в каждом случае различна, но основные ассоциации понятны: это и кру­говорот времен года, и круговое движение светил по не­бу, и отделение имеющего форму диска населенного ми­ра от лежащего за его пределами хаоса. В христианст­ве по сути дела тот же смысл имеет пасхальный крест­ный ход вокруг церкви.

Свистки у чамакоко, очевидно, воспроизводили го­лоса призываемых духов, что отражало распространен­ный стереотип первобытного мышления — воссоздание голоса сверхъестественного существа предвосхищает по­явление его самого. Необычный материал, из которого делались эти инструменты, ясно указывает на их свя­щенный характер: хотя индейцы нередко превращали кости убитых врагов в музыкальные инструменты, это свидетельствует не о презрении к мертвым, а наобо­рот — о вере в магические свойства таких останков.

Так как у чамакоко было два свистка, да к тому же разных тонов, можно предполагать, что и духи тоже выступали парой, быть может, мыслились мужчиной и женщиной. С подобными представлениями мы сталкива­лись у огнеземельцев.

Короче говоря, церемония в лесу, предшествовавшая публичной части обряда, должна была символически перенести участников, во-первых, в центр мира (к под­ножью космической оси) и, во-вторых, к началу времен (когда мир населяли не люди, а духи). Таковы время и место едва ли не любого важного ритуала у всех перво­бытных и древних народов.

Бег и свист продолжались четыре-пять ночей, и все это время дух отвечал мужчинам из глубины леса. В последнюю ночь участники церемонии раскрашивали тела красной краской, а на животе проводили белые полосы. Вождь отходил в сторону и беседовал с духом, в котором признавал посланца самого Великого Анапёсё. Это имя значило «Пёс» с суффиксом превосходной степени, то есть что-то вроде «Пёс псов». Вождь при­глашал духов прийти танцевать в селение. Сверхъесте­ственный собеседник, дав утвердительный ответ, удалялся, после чего мужчины еще некоторое время бега­ли по поляне.

На следующий день духи появлялись в селении. Их считали душами умерших, но в то же время — ягуара­ми— псами (гyápa). Гуара с виду напоминали людей, но имели полосатую кожу (отсюда раскраска участни­ков празднества).

Полный наряд каждого духа некогда включал около 80 предметов одежды и украшений, из которых важней­шим была шкура ягуара. В начале XX века ряженые старались как следует замаскировать лишь верхнюю часть тела, дабы их нельзя был узнать. Лица поэтому завешивали' вязаными мешками с крупными ячейками, тела заматывали в гамаки, на голову надевали венок из растительных волокон, которые выглядели в точно­сти, как человеческий волос. В прошлом такие венки скорее всего действительно плели из волос врагов либо женщин. Весь наряд обильно украшали перьями.

Важным атрибутом танцоров были прикрепленные к длинной полутораметровой рукояти каменные топоры. Чамакоко не умели делать их сами, а находили в древ­них, неизвестно кем оставленных захоронениях. По-видимому, это обстоятельство хорошо гармонировало с представлениями о духах как о предках. В XX веке ка­менные топоры стали редкостью, и их стали заменять деревянными. Орудия, взятые из древних могил, исполь­зовали и другие индейцы, на территории которых не было камня. Понятно, что и материальная ценность, и культовый статус таких предметов всегда были высоки.

Итак, нарядившись, мужчины чамакоко неожиданно вбегали в селение. Они угрожающе размахивали топо­рами и издавали звуки, похожие на крик маленьких де­тей. Женщины прятались за занавесью из тряпья, а ес­ли появление духов заставало их на открытом месте, бросались прямо на землю лицом вниз. Считалось, что, если они увидят участников обряда вблизи и узнают ко­го-нибудь, все племя погибнет. Лишь после того, как мужчины вновь скрывались в лесу и, сняв там ритуаль­ный наряд, возвращались в своем обычном облике, жен­щины осмеливались подойти к ним. Посещение духов должно было принести удачу и благополучие всем жи­телям селения, так что каждый выражал свою радость по поводу случившегося.

Танцоры чамакоко изображали лишь духов мужско­го пола, однако самым важным персонажем была жен­щина-шаман, считавшаяся супругой того самого «Пса псов», с которым вел переговоры вождь. Духи гуара — их дети. Женщина-шаман господствует над всем миром. Она посылает людям дождь и снабжает охотников до­бычей. В этих верованиях много общего с представле­ниями огнеземельцев: та же «семейственность» демонов, то же главенство женского божества, благорасположен­ного к мужчинам, но опасного для непосвященных.