Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Часть 4

Бартоломе де Лас Касас и его время

4

Лас Касас оставил огромное литературное наследство. В него входят произведения различного характера — историко-повествовательные, философские, политические, далеко не равновеликие по объему и не равнозначные по своему идейному содержанию, по своей познавательной ценности в качестве исторического источника, по силе своего влияния на более позднюю историографию и публицистику. У произведений этих очень неодинаковая «издательская судьба» и степень известности в научных, литературных и общественных кругах последующих поколений. Весь этот конгломерат, состоящий из столь разнородных элементов, напоминает мозаику, отдельные частицы которой за долгие столетия выпали и затерялись бесследно, другие потускнели, но основная масса с прежней яркостью доносит до нас контуры и краски далекой эпохи.

Из 80 сочинений, созданных Лас Касасом за полвека активной литературной и эпистолярной деятельности (1516—1566 гг.), сохранилось до наших дней 75 произведений, 60 из которых опубликовано.

Наиболее крупные и фундаментальные сочинения — «История Индий», «Апологетическая история» и «Сокровища Перу» — имеют исключительную ценность как важнейшие источники для изучения открытия и завоевания Америки. Вместе с тем труды эти — значительные памятники историографии XVI века, иными словами — памятники определенного этапа в развитии исторической науки.

Огромный интерес представляет также публицистика Лас Касаса — его политические трактаты «Тридцать предложений», «Трактат о рабстве индейцев», «О преобразованиях в Индиях», «Трактат о высшей власти и верховном суверенитете, которые короли Кастилии и Леона имеют над Индиями», и др. Центральное место в этой группе сочинений принадлежит, бесспорно, знаменитому трактату-памфлету «Краткое донесение о разорении Индий»*.

* - Brevissima relacion de la destruycion de las Indias… Sevilla, 1552. Наиболее позднее издание: Las Casas В. de. Breve relacion de la destruccion de las Indias Occiden-tales. Mexico, 1957.

Примечательна история опубликования литературного наследства Лас Касаса. С этой точки зрения все оно распадается на две очень неравные части, которые нередко называют «малым» и «большим» кругами его сочинений.

Под «малым кругом» следует понимать совокупность тех сочинений Лас Касаса, которые впервые увидели свет в XVI веке и в тех или иных сочетаниях и комбинациях переиздавались на различных западноевропейских языках на протяжении второй половины XVI, в XVII, XVIII и в первой четверти XIX века. Сюда прежде всего входит «севильский цикл» — восемь политических трактатов, впервые опубликованных еще при жизни автора, в 1552—1553 гг., а также латинский трактат, изданный во Франкфурте через пять лет после его кончины под названием «Ученое и изящное разъяснение вопроса о том, могут ли короли и князья по какому-либо праву и с чистой совестью отчуждать граждан и подданных своей короны и подчинять власти иного владетеля».

Другая — и притом неизмеримо бoльшая — часть литературного наследства Лас Касаса на протяжении трех столетий после его смерти находилась под спудом в испанских архивах и оставалась не только не опубликованной, но и почти (за очень редкими исключениями) неизвестной науке. Публикация этой второй части — «большого круга», куда входит и «История Индий», — начинается на исходе первой четверти XIX века. Осуществлялась она медленно и неравномерно; процесс этот продолжается до сих пор — так, книга «Сокровища Перу» была опубликована через 406 лет после выхода в свет первых сочинений Лас Касаса*.

* - Подробнее о литературном наследстве Бартоломе де Лас Касаса см.: Афанасьев В. Л. Литературное наследство Бартоломе де Лас Касаса и некоторые вопросы истории его опубликования // Бартоломе де Лас Касас. К истории завоевания Америки. С. 180—220.

Творческая история отдельных произведений хрониста, несмотря на изобилие посвященных им работ, до сих пор изучена еще очень мало. Это с особой силой ощущается тогда, когда мы пытаемся рассматривать и сопоставлять два крупнейших труда Лас Касаса — «Историю Индий» и другую книгу, известную под названием «Апологетическая история»; полное, весьма пространное ее заглавие — «Апологетическая история о том, что относится к облику, расположению, климату и почве этих земель, природным чертам, устройству общества и государства, образу жизни и обычаям народов этих Индий — Западных и Южных, где верховная власть принадлежит королям Кастилии»*.

* - Apologetica historia cuanto a las cualidades, disposicion, descripcion, cielo у suelo destas tierras у condiciones naturales, policias, republicas, maneras de vivir у consumbres de las gentes destas Indias Occidentales у Meridionales cuyo imperio soberano pertenece a los reyes de Castilla // Nueva Biblioteca de autores espanoles (далее: NBAE). Т. XIII. Madrid, 1909. Р. 1.

Оба труда рисуют потомству картину Нового Света в двух разных плоскостях, двух ракурсах, двух измерениях: «Апологетика» — в виде панорамного снимка природы и людей, «История Индий» — в виде медленно разворачивающейся ленты, на которой запечатлено движение событий за первую четверть века конкисты. И хотя для окончательного решения вопроса о месте каждой из больших книг Лас Касаса в его творческом наследии, о генезисе замысла и творческой истории этих произведений исследователям предстоит еще очень большая работа, уже сейчас есть, нам думается, основания высказать предположение, что «История Индий» и «Апологетическая история» — не что иное как две части колоссального многопланового труда Лас Касаса о Новом Свете в целом.

Творческую историю этих двух крупнейших произведений хрониста можно представить следующим образом. В начале 1520-х годов, когда после неудачного финала попытки основать земледельческую колонию на побережье Куманы Лас Касас удалился в монастырь Санто Доминго в г. Пуэрто Плата на Эспаньоле, он обращается к научно-литературным занятиям и у него зарождается замысел грандиозного всеобъемлющего труда об «Индиях». Несколько лет уходит на приведение в порядок и осмысление более ранних впечатлений, на сбор новых материалов, и в 1527 г., как сам Лас Касас сообщает во второй главе «Апологетики», начинается непосредственная работа по написанию текста книги*.

* - NBAE. XIII. Р. 8.

Прежде всего он составляет физико-географическое, естественно-историческое и этнографическое описание Нового Света — своего рода, как сказали бы в наше время, страноведческое введение, которое в процессе работы, по мере поступления все новых и новых материалов и в силу необходимости аргументировать свои суждения пространными экскурсами в библейскую и античную мифологию, в античную и средневековую литературу, необычайно разрастается и превращается в ту «Апологетическую историю», о которой идет речь. В то же время отдельные куски и целые главы изымаются автором из первоначального текста и находят свое место в рукописи другой — исторической — части задуманного труда. Кроме того, всякий раз, когда интересы борьбы за права коренного населения Нового Света требовали от гуманиста выступить с тем или иным мемориалом или политическим трактатом, он черпал фактический материал (а иногда и целые куски) из подготовленного уже текста главного труда или из необработанных еще материалов — так создавались «Краткое донесение» и другие публицистические сочинения.

Внимательное знакомство с текстами обоих главных трудов, сличение их между собой и с трактатами «малого круга» заставляет выдвинуть предположение, что работа над «Историей Индий» началась вскоре после того, как Лас Касас приступил к «Апологетике», и что сочинение обеих книг протекало параллельно, причем как в тот, так и в другой тексты на протяжении десятилетий вносились многократные изменения. В пользу такой гипотезы говорят многочисленные переходы отдельных глав из одного труда в другой и тот факт, что уже в начальных главах «Апологетики» (написанных, надо полагать, еще в конце 1520-х годов) имеются ссылки на трактат «О единственном способе…»*, завершенный к концу 1530-х годов.

* - См., например: NBAE. XIII. Р. 60, 70.

Процесс работы Лас Касаса над «Апологетической историей» завершился ранее, нежели создание «Истории Индий», хотя не лишено вероятия, что в дальнейшем, отбирая материал для задуманных, но так и не осуществленных частей «Истории Индий», автор внес бы еще те или иные изменения в текст «Апологетики». Смерть оборвала титаническую работу великого гуманиста. «История Индий», охватив хронологически лишь первые три десятилетия конкисты, осталась незавершенной, и тем самым не был закончен тот всеобъемлющий труд, та своеобразная энциклопедия Нового Света, которую он предполагал создать.

Здесь уместно сказать несколько слов о знаменитом трактате Лас Касаса «Краткое донесение о разорении Индий». Уже отмечалось, что в основу его лег написанный в 1540—1542 гг. доклад принцу Филиппу и что, работая над этим документом, Лас Касас привлек весь накопленный к тому времени, но еще, вероятно, довольно сырой материал своего труда об «Индиях». По всей вероятности, из черновых рукописей (в первую очередь из рукописи будущей «Истории Индий») он сделал выборку тех мест, которые были наиболее ярки, выразительны и показательны, наиболее важны для достижения цели доклада — побудить высокородного адресата и всю правящую верхушку всерьез заняться обузданием конкистадоров и энкомендеро и наведением порядка в американских колониях. В контекст «Краткого донесения» — в те части, которые трактуют о странах, захваченных до 1520 г., — вошли целые куски из «Истории Индий», обычно с некоторыми сокращениями, с опущением подробностей и столь характерных для последнего произведения авторских отступлений. Некоторые страницы трактата дословно совпадают с соответствующими страницами «Истории Индий» — это обстоятельство и побудило составителей настоящего тома отказаться от включения в него текста «Краткого донесения», хотя памятник этот, несомненно, представляет самостоятельный интерес и производит сильное впечатление.

В своем трактате Лас Касас дает отдельные небольшие, но очень яркие и выразительные картины завоевания испанцами различных областей Центральной и Южной Америки. Однако основной своей целью он считал передачу главного содержания, сути, квинтэссенции той стадии всемирно-исторического процесса, которая составила предмет историко-литературной деятельности Лас Касаса и которую мы сегодня называем периодом конкисты — периодом захвата и порабощения испанцами стран Центральной и Южной Америки. В соответствии с таким замыслом — создать обвинительный акт против колонизаторов — Лас Касас из всего необъятного материала, накопленного за сорок лет своего знакомства с колониальной действительностью, отобрал и в максимально обобщенном виде изложил лишь то, что особенно убедительно и наглядно свидетельствовало бы об одной и, по его справедливому мнению, определяющей черте эпохи — о катастрофическом для коренного населения Нового Света характере испанского завоевания, о бессмысленных зверствах и актах вандализма, чинимых захватчиками. Поэтому, в отличие от «Истории Индий», «Краткое донесение» — не связный рассказ о поступательном ходе исторического процесса в Западном полушарии, не летопись разнообразных событий, следовавших одно за другим во времени, а реестр наиболее чудовищных преступлений, содеянных колонизаторами за полвека на огромном пространстве от Новой Испании до Ла Платы.

Вот почему Лас Касас построил свой трактат не по хронологическому принципу, а по географическому: каждый из небольших самостоятельных разделов, на которые распадается «Краткое донесение», демонстрирует итог сорокалетнего владычества испанцев в определенной географической области Нового Света — Эспаньоле, Кубе, Мексике, Никарагуа, Ла Плате и т. д., независимо от конкретных сроков и дат захвата каждой из этих областей.

Важнейшие особенности как содержания, так и формы знаменитого трактата Бартоломе де Лас Касаса таковы, что можно с достаточным основанием говорить о памфлетном характере произведения.

Будучи впервые опубликован в Испании при жизни автора, трактат выдержал затем — уже за границей — десятки изданий на голландском, французском, английском, немецком, итальянском, латинском языках* и доставил Лас Касасу всемирную известность и славу, хотя известность эта носила (и носит) несколько односторонний характер — о гуманисте почти всегда говорят только как о публицисте, обличителе, пропагандисте, проповеднике, «Апостоле», тогда как личность и талант Лас Касаса были гораздо более многогранны, а содержание литературного наследия — неизмеримо шире. Необходимо говорить о нем прежде всего как об ученом, как об историке, который создал фундаментальный, хотя и незавершенный, труд по истории конкисты, насыщенный богатейшим фактическим материалом и написанный с позиций не просто «сочувствующего», «сострадающего» жертвам испанских колонизаторов, но с точки зрения безоговорочной поддержки угнетенных народов Нового Света в их справедливой борьбе, с точки зрения безоговорочного осуждения самой идеи захвата чужих земель и порабощения одного народа другим.

* - Уже во второй половине XX века появились переводы «Краткого донесения» на славянские языки — чешский и польский. На русском языке пока публиковались — дважды — лишь небольшие отрывки в переводах Я. М. Света (см.: Хрестоматия по истории средних веков. Т. III. М., 1950. С. 44—45) и Е. А. Мелентьевой (см.: Наука и жизнь. 1966. № 1. С. 52—57).

Судьба литературного наследства Лас Касаса сложилась так, что важнейший труд его — «История Индий» — три столетия после смерти автора оставался погребенным в испанских архивах, куда допускались считанные, особо избранные лица. Некоторые из этих лиц — официальный историограф «Западных Индий» Антонио де Эррера-и-Тордесильяс (1559—1625), историк-иезуит Хосе де Акоста (1539—1600) — знакомились с сочинениями великого гуманиста настолько «основательно», что заимствовали из него фактический материал для своих исторических сочинений. В начале XIX в., когда доступ в испанские архивы несколько (хотя и очень незначительно) расширился, рукопись Лас Касаса изучали время от времени отдельные иностранные ученые, в том числе Александр Гумбольдт и Вашингтон Ирвинг. И только в середине второй половины прошлого века «История Индий», наконец, впервые увидела свет и стала достоянием мировой науки*. Сразу же вслед за первым — испанским — изданием появилась в Мексике следующая публикация памятника (1877). Значительно позже — уже в XX в. — труд Лас Касаса был вновь издан в Испании (Мадрид, 1926—1927 гг.). В четвертый раз «История Индий» вышла снова в Латинской Америке (Мехико; Буэнос-Айрес, 1951), наконец, в 1957 г. в Испании было осуществлено издание собрания избранных сочинений Лас Касаса в пяти томах, в котором первые два тома заняла «История Индий» («Biblioteca de autores espanoles». T. 95—96. Madrid, 1957).

* - См.: Colleccion de documentos ineditos para la historia de Espana. Т. LXII—LVI. Madrid, 1875—1876.

Характеризуя «Историю Индий» Лас Касаса, следует прежде всего рассмотреть вопрос об источниках, которыми он пользовался, создавая свой фундаментальный труд. Нетрудно убедиться, что фактический материал Лас Касас черпал по меньшей мере из четырех источников.

Прежде всего это личные наблюдения и впечатления; их ценность обусловлена тем исключительно активным отношением к окружающей действительности, которым всегда отличался великий гуманист.

Это, во-вторых, беседы и переписка с другими участниками и очевидцами различных событий конкисты.

В-третьих, различные документы — как официальные, исходившие от короны, от Совета по делам Индий и от различных лиц, занимавших те или иные должности в метрополии или в колониях, так и личные, оказавшиеся впоследствии в архивах Испании.

Наконец, четвертую группу источников Лас Касаса составили изданные при жизни гуманиста исторические сочинения других испанских авторов, посвященные той же теме — истории открытия и завоевания Америки.

Все эти исходные материалы были рассмотрены и оценены автором «Истории Индий» под определенным углом зрения, обусловленным его мироощущением и теми социально-политическими задачами, которые он перед собою поставил; они были переплавлены в горниле его творческой мысли, одушевленной высокими идеалами борьбы с насилием и угнетением, и дали весьма сложный и зачастую очень противоречивый сплав.

Если говорить о личных впечатлениях (к периоду, когда «История Индий» из набросков стала превращаться в цельное сочинение, многие из этих впечатлений превратились в воспоминания), то они в качестве исходных данных играют основную, решающую роль в тех главах памятника, где повествуется об Эспаньоле (Гаити), Кубе, Ямайке, Венесуэле, т. е. о землях, на которых жил Лас Касас.

В общем повествовательном контексте памятника впечатления и воспоминания автора используются им по-разному. В одних случаях Лас Касас прямо указывает на свое участие или присутствие при тех или иных событиях. Так, говоря о бездеятельности монахов-францисканцев, прибывших на Гаити с целью обращения индейцев в христианство, Лас Касас замечает: «…единственное, что они делали, и я видел это собственными глазами, заключалось в том, что они попросили разрешения взять к себе в дом несколько юношей, сыновей местных касиков… и обучали их читать и писать…» (II, 13). Еще более определенно говорит Лас Касас о себе как об очевидце в том месте, где описывается садистская расправа, учиненная Эскивелем и его подручными над группой касиков из области Хигей (Игуэй); подробно, с потрясающей натуралистической точностью, изобразив это злодеяние. Лас Касас заканчивает свой рассказ словами: «Все это я видел собственными глазами — обыкновенными глазами смертного» (II, 17). И такие подтверждения своего личного присутствия при тех или иных сценах, происшествиях, эпизодах, разговорах, своего личного знакомства с теми .или иными действующими лицами той драмы, что на протяжении десятилетий разыгрывалась в землях Нового Света, Лас Касас сообщает читателю часто и весьма настойчиво. Он — как бы свидетель, дающий показания под присягой; он словно хочет убедить нас, что какими бы невероятными не представлялись те или иные факты, он, Бартоломе де Лас Касас, ручается за их достоверность и за точную передачу всех подробностей.

Подчас историк говорит о своем личном участии в тех или иных перипетиях конкисты менее подчеркнуто, но от этого ничуть не менее определенно. Можно сослаться в этой связи на главу 25 третьей книги. Здесь Лас Касас в первых же строчках пишет: «…пришла пора поведать о том, как мы, христиане, прибыли на этот остров (т. е. на Кубу. — В. А.), хоть сам я приехал на Кубу не в тот поход, а в следующий, четыре или пять месяцев спустя». И далее, подробно излагая события, разыгравшиеся на Кубе после вторжения конкистадоров. Лас Касас уже не напоминает всякий раз, что он сам наблюдал тот или иной факт. Но и так ясно: все, что произошло на Кубе примерно с конца марта — начала апреля 1512 г., описано в «Истории Индий» на основе главным образом личных наблюдений автора*.

* - Из многочисленных источников и литературы известно с полный определенностью, что головной отряд конкистадоров, предводительствуемый Веласкесом, высадился на Кубе в ноябре 1511 г. (см., например: Guiteras P. J. Historia de la Isla de Cuba. T. 1. La Habana, 1927. P. 245); следовательно, Лас Касас прибыл на Кубу в конце марта или в начале апреля 1512 г.

В других случаях о том, что в основе повествования лежат именно такие наблюдения, приходится только догадываться.

Так, во второй книге — в главе 6 и последующих — подробно описываются прибытие на Эспаньолу (Гаити) губернатора Овандо, обстановка на острове после его прибытия и различные мероприятия нового администратора. Кое-где Лас Касас как бы мимоходом роняет такие замечания, как «было занятно видеть», или «я этого не помню в точности» и т. п., упоминает какие-то разговоры о тех или иных событиях на острове — разговоры, которые имели место в то время и в которых он сам участвовал. Одних этих и подобных мест еще было бы недостаточно для вывода о том, что источником описания событий 1502 г. на Гаити послужили именно личные впечатления: не ясно ведь, кому было «занятно видеть» — самому Лас Касасу или какому-то его информатору; нельзя категорически утверждать, что историк запамятовал именно личные свои наблюдения, а не сведения, которые он от кого-то услышал — тогда или позже; неизвестно, где, когда и с кем именно происходили упомянутые историком разговоры. Но из других глав труда Лас Касаса и из многочисленных косвенных источников мы хорошо знаем, что будущий историк прибыл на Гаити в той группе переселенцев и должностных лиц, которую возглавлял командор Овандо; мы знаем, кроме того (сам автор «Истории Индий» упоминает об этом, хотя и вскользь), что Лас Касас стоял довольно близко к командору и сопровождал его в некоторых поездках по острову. Это вполне понятно: выходец из достаточно знатной севильской семьи, издавна связанной разнообразными узами с другими представителями андалусийского дворянства (а здесь, на Гаити, тон задавали именно выходцы из Андалусии), владелец сравнительно крупного поместья, наконец, дипломированный юрист, широко по тем временам образованный, Лас Касас не мог не оказаться по прибытии своем в колонию в несколько привилегированном положении среди переселенцев и не мог не располагать надежными каналами для получения разнообразной и достоверной информации (и в том числе возможностью осуществлять личные наблюдения) о положении в различных частях острова и о действиях администрации и ее главы. Мы знаем, на конец, что Лас Касас находился на Гаити безвыездно вплоть до весны 1512 г. — до отъезда своего на Кубу.

Значит, обширный раздел книги, посвященный завершающему этапу завоевания Гаити, порабощения и истребления коренного населения острова, построен в решающей степени на основе личных наблюдений и впечатлений.

Но остров довольно велик, и Лас Касас, естественно, не мог охватить такими наблюдениями события, синхронно протекавшие в различных районах этой земли. Для тех мест, где историк говорит, скажем, о методах эксплуатации труда индейцев, о моральном облике колонизаторов и т. п., это не существенно: здесь добытый пытливым наблюдателем действительности материал мы встречаем в обобщенном виде. Труднее установить степень личной осведомленности автора там, где речь идет о конкретных фактах, приуроченных к определенной местности и к определенному моменту в цепи событий. И снова внимательный анализ текста позволяет — нередко окольным путем — прийти к определенным догадкам.

Так, описывая внешний облик Котубанамы — одного из старейшин индейского арауакского племени, населявшего область Хигей (остров Гаити), Лас Касас пишет, что увидел его впервые во время карательной экспедиции Хуана де Эскивеля в эту область (II, 16). Из этого нетрудно сделать вывод, что будущий историк присутствовал при массовых расправах над индейцами области Хигей.

Но вот нить повествования приводит историка в другие области Нового Света — туда, где он либо вовсе не бывал (Лукайские острова, полуостров Флорида, Дарьен), либо оказался там много времени, нередко несколько десятилетий, спустя после описываемых событий*. Здесь Лас Касас волей-неволей вынужден обращаться к показаниям, рассказам, воспоминаниям других лиц.

* - Так, в Мексике Лас Касас оказался лишь в 40-е годы XVI века, а в «Истории Индии» успел описать лишь события, связанные с первыми попытками испанцев проникнуть в эту страну (1517—1518 гг.) и с началом похода Кортеса (1518—1519 гг.).

«Расспросный метод» был широко распространен среди авторов XVI—XVII веков, писавших о заокеанских событиях. Его широко применял, например, первый историограф открытия и завоевания Нового Света — Пьетро Мартире д’Ангьера: как отмечал позднейший биограф итальянского гуманиста Ж.-А. Марьежоль, любознательный итальянец «…в погоне за новостями хватал на ходу и капитана, и матроса, и чиновника… он сам искал людей и вызывал их на откровенность, не пренебрегая никакими средствами, чтобы узнать правду»*. И при этом, как отмечал Лас Касас, «…все испытывали удовольствие, давая ему отчет в виденном и слышанном, ибо был он человек уважаемый» (I, 139).

* - Mariejol J.-A. Pierre Martyr d’Anghera, sa vie et ses oeuvres. Paris, 1887. P. 199—200.

Но Пьетро Мартире д’Ангьера оказался, если можно так выразиться, «невольником» расспросного метода: никогда не бывавший за океаном, он, в сущности, не имел никаких других путей для выяснения различных перипетий событий в Новом Свете, кроме бесед с «бывалыми» людьми. Лас Касас, избороздивший в своих скитаниях Атлантику и вест-индские воды и лучшие годы своей жизни проведший под небом Западного полушария, был в ином положении, и ему расспросы очевидцев были необходимы в первую очередь тогда, когда он начисто лишен был возможности призвать в свидетели свою чрезвычайно цепкую и емкую память; в иных же случаях свидетельства очевидцев служили ему лишь подспорьем для проверки познанного на опыте.

Сколь широк был круг информаторов Лас Касаса, кто были эти люди в каждом конкретном случае, какие пути использовал историк для выявления таких людей и получения от них интересующих его сведений, каковы были всякий раз объем и относительная ценность добытой информации — на все эти вопросы ответить очень трудно, а иногда и просто невозможно. Дело в том, что Лас Касас, который, как мы только что успели убедиться, весьма часто и настойчиво упоминает о своем присутствии, становится более чем скуп на какие-либо пояснения в тех случаях, когда сведения, им излагаемые, явно почерпнуты из вторых рук.

В самых общих чертах круг информаторов установить, конечно, не трудно: это в основном сами конкистадоры, которых извилистые жизненные тропинки могли в дальнейшем привести в соприкосновение с Лас Касасом; немало среди его информаторов и представителей духовенства, и в этих случаях Лас Касас нередко отмечает, что данная информация получена им от некоего священника или монаха. Но имена и какие-либо сведения о личности информаторов остаются для нас, за очень редкими исключениями*, неизвестными.

* - Так, например, Лас Касас прямо ссылается в одном месте на свою беседу с Кортесом (III, 116); беседу эту, однако, следует скорее отнести к категории «личных впечатлений», нежели к разряду «расспросов очевидцев», историк приводит эту беседу не столько ради привнесения в повествование каких-либо новых данных по истории завоевания Мексики, сколько для характеристики завоевателя.

Есть некоторые основания полагать, что Лас Касас в силу своей принадлежности к клиру (а в 1540-е годы, сверх того, благодаря высокому духовному сану), имел возможность узнавать те или иные факты прошлого, исповедуя тех или иных ветеранов конкисты. Прямых доказательств в пользу такого предположения нет и быть не может — нельзя в самом деле ждать от ревностного священнослужителя, каким был Лас Касас, письменного подтверждения такой недопустимой, с точки зрения церкви, вещи, как разглашение тайны исповеди! Но, быть может, этим как раз и объясняется то последовательное умолчание о своих информаторах, которое, как уже отмечалось, столь заметно в «Истории Индий».

Создавая свой труд, Лас Касас не мог не ощущать и не сознавать неполноту и несовершенство сведений, полученных из глубин собственной и чужой памяти, и стремился воочию познакомиться с документальными материалами.

Сохранилось немало свидетельств, что во время своих приездов в Испанию Лас Касас, бывая в родной Севилье, работал в знаменитой Колумбийской библиотеке («Biblioteca Colombina»), собранной страстным библиофилом Эрнандо Колоном — внебрачным сыном первооткрывателя Америки Христофора Колумба*. Здесь наряду со множеством разнообразных книг хранились тогда бесценные документы покойного адмирала, и в том числе — корабельный журнал первого путешествия, карты, всевозможные записи. Лас Касас немало потрудился над изучением рукописного наследства мореплавателя**. Плод этой работы — важнейшие главы первой книги «Истории Индий». Сведения об экспедициях Колумба, содержащиеся в этой книге, тем более ценны, что длинный ряд документов, изученных Лас Касасом и так или иначе (либо путем цитирования, либо в виде пересказа) использованных им, в дальнейшем был безвозвратно утерян, и позднейшая историческая наука вообще ничего не знала бы об этих материалах, если бы они в свое время не попали в поле зрения Лас Касаса***.

* - Фамилия Колумб произносится по-испански «Колон».
** - См.: Н. [Harrisse Н.]. Grandeur et decadance de la Colombine // Revue critique d’histoire et de literature. Nouv. ser. T. XIX. № 20. Paris, 1885. P. 390.
*** - См.: Уинсор Дж. Христофор Колумб и открытие Америки. СПб., 1893. С. 42.

А затем, живя — в последний период своей жизни — в Вальядолиде, Лас Касас пользуется местным архивом и в особенности расположенным в сравнительной близости от Вальядолида Симанкасским архивом — важнейшим хранилищем документов, связанных с предметом ученых занятий гуманиста. Здесь он имеет возможность читать донесения главарей конкистадорских отрядов, отчеты различных чинов колониальной администрации, разнообразную служебную переписку. Многие из материалов такого рода органически вплетены были затем в повествовательную ткань «Истории Индий», наряду с уже обнародованными к тому времени документами (законодательными актами и др.).

Наконец, в поле своего зрения Лас Касас все время держит литературную продукцию своих коллег. Автор «Истории Индий» отнюдь не был одинок в своем стремлении воссоздать историю событий, протекавших за океаном. События эти — открытие новой части света, полный переворот в представлениях о поверхности Земли, завоевание огромных пространств в Центральной и Южной Америке, столкновение с дотоле неизвестными цивилизациями, столь непохожими на все то, что было до сих пор привычно для европейцев, — были слишком грандиозны и впечатляющи, чтобы не привлечь внимания историков того времени и не оказать влияния на самый предмет исторического повествования. Естественно, что это влияние в первую очередь стало ощущаться в Испании. Здесь появилась целая плеяда авторов (в литературе их обычно называют «хронистами Индий», и Лас Касас закономерно входит в этот круг), избравших темой своих исторических трудов открытие и завоевание Нового Света.

Уже вскоре после 1492 г. испанский хронист Андрес Бернальдес, известный также по прозвищу «Падре Лос-Паласиос» (середина XV в. — около 1513 г.), освещает в своей «Истории католических королей дона Фердинанда и доньи Изабеллы» подготовку и осуществление первых колумбовых экспедиций. Его современник — уже упоминавшийся здесь Пьетро Мартире д’Ангьера (Педро Мартир) — создает в начале XVI в. первый исторический труд, специально посвященный заокеанским событиям, — книгу «О Новом Свете» («De Orbe Novo»), или «Декады Океана». А вслед за этими ранними хронистами — теми, кому довелось лично и довольно близко знать первооткрывателя Америки и непосредственно наблюдать за становлением и реализацией его замысла — вслед за ними, и притом значительно позже, появляется новое поколение пишущих об Америке; в качестве авторов выступают нередко лица, сами побывавшие в Новом Свете. Среди них выделяются две фигуры — Бартоломе де Лас Касас и его современник и почти сверстник Гонсало Эрнандес де Овьедо-и-Вальдес (1478—1557). Затем приобретают известность все новые и новые имена — Франсиско Лопес де Гомара (1510—1598), Джеронимо Бенцони (1519—1570), Хосе де Акоста (1539—1600), Антонио де Эррера-и-Тордесильяс (1559—1625) и многие другие. Литературной продукции большинства из этих авторов посчастливилось гораздо более, чем «Истории Индий» Лас Касаса: пока великий гуманист неустанно трудился над своим сочинением (которое, как уже говорилось, увидело свет лишь 300 лет спустя), был опубликован (посмертно) труд Пьетро Мартире д’Ангьера*, Овьедо-и-Вальдес выпустил в свет несколько изданий своей «Всеобщей и естественной истории Иидий»**, а Лопес де Гомара опубликовал две части «Всеобщей истории Индий»***.

* - Petrus Martyr Anghiera. De Orbe Novo decades. Compluti, 1530; Basiliae, 1533.
** - Fernandez de Oviedo у Valdes G. 1) Sumario de la natural historia de las Indias. Toledo, 1526: 2) Historii general у natural de las Indias, Islas у Tierra Firme del Mar Oceano, libros I—XX. Sevilla, 1535; Valladolid, 1552; отрывки в русском переводе в кн.: Открытие великой реки Амазонок. Хроники и документы XVI века о путешествиях Франсиско де Орельяны. М., 1963. С. 123—142; 3) Cronica de las Indias. Salamanca, 1547.
*** - Lopez de Gomara F. Historia general de las Indias. Zaragoza, 1552.

Лас Касас внимательно следил за этими публикациями: уже в Америке он имел возможность получать из Испании интересовавшую его литературу, а по возвращении в 1551 г. на родину изучение трудов своих предшественников и современников становится неотъемлемой составной частью его собственной творческой деятельности.

Свидетельства этого изучения читатель «Истории Индий» находит на страницах памятника весьма часто. И это отнюдь не то механическое, бездумное (хотя бы и со ссылками на источники) перенесение в контекст своего сочинения фактов, имен и дат, каким нередко грешили некоторые позднейшие «хронисты Индий» (в частности, Эррера): Лас Касас всякий раз так или иначе проявляет свое отношение к используемому сочинению и к его автору.

Если о Пьетро Мартире д’Ангьера он говорит, как правило, с оттенком уважения и дает труду итальянского гуманиста высокую оценку (I, 46), хотя и не упускает случая подчеркнуть, что сведения, приведенные этим историком, почерпнуты им из вторых рук (III, 20, 24), то совершенно иначе обстоит дело в тех случаях, когда по ходу изложения Лас Касасу приходится касаться сочинений Овьедо и Гомары. Здесь автор «Историй Индий» неустанно и нередко весьма эмоционально подмечает и критикует ошибки, неточности и пробелы, опровергает, уличает, гневается, иронизирует… Так, например, он заявляет, что Овьедо «осмеливался писать о том, чего не знал и не ведал, и о людях, которых отроду не видывал» (III, 24), а в другом месте говорит, что «его (т. е. Овьедо. — В. А.) рассуждения напоминают свидетельства слепого, который заполняет свои писания всевозможными побасенками…» (II, 9).

Лас Касас решительно, но не всегда справедливо опровергает Лопеса де Гомару, который «попирает справедливость и истину» (III, 70): «…эти рассказы (т. е. повествование Гомары о походе Кортеса. — В. А.), — пишет автор «Историй Индий», — весьма мало достойны доверия потому, что Гомара сам ничего не видел, а только слышал от Кортеса, который держал его на службе и кормил; так что все они свидетельствуют в пользу Кортеса и в оправдание его преступных дел» (III, 67). И далее Лас Касас неоднократно вновь и вновь называет Гомару «слугой Кортеса» (III, 70) — называет с полным основанием, ибо этот панегирист Кортеса был «по совместительству» капелланом его домовой церкви и таким образом действительно принадлежал к домашней челяди почивавшего на лаврах конкистадора.

Естественно, что такие оценки заранее исключали для Лас Касаса возможность пользования трудами Овьедо и Гомары в качестве источников — разве только в негативном плане; если данные, почерпнутые у Пьетро Мартире д’Ангьера, автор «Историй Индий» сопоставляет со сведениями иного происхождения, то данным, содержащимся у Эрнандеса де Овьедо-и-Вальдес и у Лопеса де Гомары, он противопоставляет имеющиеся в его распоряжении факты или опровергает утверждения этих историков путем логических умозаключений.

Мотивов, побудивших Лас Касаса занять такую позицию в отношении писаний некоторых своих современников, мы коснемся ниже, а сейчас попытаемся поставить вопрос — в каких случаях следует положительно оценить труд самого Лас Касаса с точки зрения его достоверности и правдивости? Иными словами, какая из четырех отмеченных нами категорий источников принесла в этом смысле автору «Истории Индий» наибольшую пользу?

Вопрос этот весьма существен. Яростные споры о том, чем считать «Историю Индий» и другие сочинения Лас Касаса — правдивым зеркалом конкисты или злостным пасквилем антипатриота, «недостойного сына» Испании и идейного пособника его врагов — не утихают уже более четырех столетий. Здесь нет возможности подробно и всесторонне анализировать всю проблему оценки деятельности и творчества Лас Касаса исторической наукой и публицистикой разных времен и народов — гуманисту посвящены сотни томов и тысячи высказываний, весьма противоречивых и нередко взаимоисключающих*.

* - Некоторые стороны этой проблемы освещаются в следующих работах советских авторов: Григулевич И. Р. Бартоломе де Лас Касас — обличитель колониализма // Бартоломе де Лас Касас. К истории завоевания Америки. С. 8—22; Слезкин Л. Ю. Лас Касас и «черная легенда» // Там же. С. 141—151; Серов С. Я. Изучение жизни и деятельности Лас Касаса Люисом Хэнке // Там же. С. 167—179.

Коснемся, как уже было сказано, лишь одной стороны — вопроса о достоверности приведенных в «Истории Индий» фактов и правдивости нарисованных в ней картин с точки зрения объективных научных данных о завоевании Америки.

В этом памятнике следует, по-видимому, считать бесспорным все то, что основано на личных наблюдениях его создателя, а также на документальных данных. Критерий истинности важнейших сведений, сообщаемых Лас Касасом, заключен не только в безусловной добросовестности и ригористической честности великого гуманиста — качествах, которые без колебаний признавали за ним современники (включая многих недоброжелателей и идейных противников) и которые просто не позволяли ему измышлять и тем паче клеветать. В распоряжении современной науки имеется достаточно данных для объективной оценки правдивости Лас Касаса как историка. Надо сказать, что критики — «опровергатели» и «ниспровергатели» Лас Касаса из лагеря идеологов и апологетов колониализма — старались всячески опорочить выводы из нарисованной им картины конкисты — выводы об огромном, исчисляемом многими миллионами, числе индейцев, погибших как непосредственно во время агрессии конкистадоров от их рук, так и — в первые десятилетия колонизации — от голода и непосильного труда. Хулители Лас Касаса не без успеха использовали здесь крайне несовершенные данные о численности населения отдельных стран Центральной и Южной Америки накануне испанского вторжения. Получалось, что эти страны к концу XV — началу XVI века были вообще, так сказать, «от природы», очень слабо заселены, и потому весьма малая численность коренного населения, зарегистрированная испанской администрацией уже после окончания конкисты и упрочения колониальных порядков, не может-де быть поставлена в вину конкистадорам.

В последние годы, благодаря тщательным историко-демографическим исследованиям, весьма квалифицированно проведенным добросовестными и объективно мыслящими учеными Западной Европы и Америки — крупнейшим французским историком-американистом П. Шоню, американскими (США) демографами Л. Б. Симпсоном, Ш. Ф. Куком, В. Бором и др. — было убедительно доказано обратное. Оказалось, что численность населения американских земель, подпавших к середине XVI века под иго испанских колонизаторов, была до завоевания на самом деле в два раза больше даже самой максимальной цифры из фигурировавших в науке до сих пор и составляла не 40—45 миллионов человек, как полагали, а 80—100 миллионов*, тогда как к началу XIX в. (т. е. к концу испанского господства в Западном полушарии) в Испанской Америке жило всего лишь 17 миллионов человек**.

* - См.: Альперович М. С. Индейское население Латинской Америки в XVI— XVII веках // Вопросы истории. 1965. № 4. С. 198—199.
** - См. сб.: Народы Америки / Под ред. А. В. Ефимова и С. А. Токарева. Т. II. М., 1959. С. 31.

Значит, Западное полушарие действительно пережило в результате испанской агрессии подлинную «демографическую катастрофу»* — катастрофу, число жертв которой составило многие десятки миллионов человек.

* - Долинин А. А. Некоторые территориальные особенности процесса формирования наций в Латинской Америке // Географическое общество СССР. Комиссия географии населения и городов. Доклады по географии населения. Вып. 5. Л., 1966. С. 108.

Значит, сведения Лас Касаса о миллионах убитых и замученных, о поголовном истреблении населения целых архипелагов, об обезлюдении обширных цветущих областей континента — не «риторические преувеличения», не злонамеренный вымысел и не порождение фантазии чересчур впечатлительного человеколюбца, а убийственная, страшная правда, в пользу чего выступает вся история колониализма вообще и испанского колониализма в частности.

Не говоря уже о том, что о жестокостях конкистадоров не раз сообщали наряду с Лас Касасом и многие другие испанские же авторы*, в многовековой летописи колониальных захватов и колониального владычества и сопряженных с ними — вплоть до сегодняшнего дня — карательных экспедиций, расистских эксцессов, полицейских акций, судебных и внесудебных расправ над угнетенными и порабощенными, можно найти тысячи и тысячи конкретных примеров насилий и бесчинств, как две капли воды похожих на те омерзительные сцены, которые Лас Касас изобразил в своей беспощадной «Истории Индий».

* - См.: Григулевич И. Р. Указ. соч. С. 11.

Таким образом, там, где речь идет о действиях эксплуататоров и о последствиях этих действии для коренного населения Америки, личные впечатления — впечатления гуманиста, одушевленного страстной любовью к человеку и столь же страстной ненавистью ко всякому человекоубийству, рабству и угнетению — не «подвели» ни самого Лас Касаса, ни того, кто без предвзятости и с должным уважением к благородному облику великого гуманиста берется за чтение «Историй Индий». Вместе с почерпнутыми из документов данными о тех областях Нового Света, где он не бывал лично, эти впечатления дали ему возможность оставить потомству правдивый и достоверный историко-литературный памятник, свидетельствующий об одном из самых чудовищных преступлений в истории человечества — о колониальном порабощении стран Центральной и Южной Америки и истреблении населяющих ее народов.

В тех же случаях, когда Лас Касас пытается рассуждать о некоторых сторонах жизни и в особенности об общественном строе коренного населения до конкисты, он часто впадает в ошибки, обусловленные, однако, не какой-либо своей необъективностью, а общим состоянием представлений европейцев той эпохи об обществе и государстве вообще: как и другие европейские авторы, писавшие об Америке одновременно с ним и много позже, он механически переносит на общественный строй племен и народов государственно-правовые категории и термины феодальной Европы. Так, арауакские племена острова Гаити и других Антильских островов, которым уделено столько места в «Истории Индий», к моменту испанского вторжения находились на стадии разложения родового строя, а некоторые из этих племен даже не вступили еще в эту стадию; поэтому говорить о наличии у арауаков какой-либо государственности неправомерно. Однако испанские авторы, и среди них Лас Касас, не имели ни малейшего представления о первобытнообщинном строе и, «подгоняя» непонятые ими явле ния общественной жизни индейских племен под привычные нормы европейского средневековья, применяли такие термины, как «цари», «царства», «королевства», «провинции» и т. п. Под «царями» у Лас Касаса и его современников следует понимать касиков — вождей родоплеменных союзов, под индейской «знатью» — родовых старейшин. Это обстоятельство, однако, отнюдь не умаляет огромной историко-этнографической ценности многочисленных, сообщаемых Лас Касасом сведений о быте индейцев — об их занятиях, жилищах, пище, обычаях, а также его наблюдений над языками различных племен.

Что касается сведений, почерпнутых автором «Истории Индий» со слов других очевидцев событий, то они, эти сведения, подчас нелегко поддаются проверке в силу того, что трудно установить степень осведомленности и добросовестности различных информаторов Лас Касаса. Некоторые из этих сведений вызывают явные сомнения — например, данные о расстояниях между различными пунктами и о величине и протяженности тех или иных географических объектов — отдельных областей континента, островов, рек и т. п.; это объясняется крайним несовершенством тогдашней техники измерения расстояний.

Возвращаясь к вопросу об оценке Лас Касасом литературных трудов его современников, надо прежде всего представить себе причины показанного выше острокритического отношения гуманиста к этим трудам. Причины эти коренятся в полярной противоположности тех двух концепций конкисты, одна из которых лежит в основе «Истории Индий» Лас Касаса, а другая — в основе трудов Овьедо, Гомары и многих других испанских историков того времени.

Овьедо и Гомара исходят из безоговорочного признания законности самого факта конкисты — факта вторжения испанцев на чужие земли — и считают вполне правомерными и само собою разумеющимися такие явления, как насаждение христианства силой оружия, массовая отдача индейцев белым пришельцам в рабство и самые суровые меры против непокорных, осмеливающихся сопротивляться посланцам испанского короля или, еще того хуже, восставать против них. Они, как и множество других испанских авторов, писавших об Америке, принимают за постулат и дают понять, что индейцы — существа низшего порядка, порочные и зловредные от природы, и уже в силу этого должны находиться в подчинении у испанцев (особенно это заметно у Овьедо). Вот почему под пером этих авторов преступные фигуры конкистадоров превращаются в образы отважных и благородных героев, заслуги и достоинства которых определялись количеством захваченной земли уничтоженных «врагов», то есть жертв агрессии.

Лас Касас после долгих десятилетий мучительных исканий, заблуждений и ошибок выработал к концу жизни свою концепцию конкисты, пронизывающую его важнейший труд — «Историю Индий».

Исходным пунктом концепции Лас Касаса явились, несомненно, евангельские истины и нормы христианской морали, усвоенные еще в юности и воспринятые — это было обусловлено его исключительной, феноменальной искренностью — без той «поправки» на жизнь, на действительность, на современность, которую делало подавляющее большинство его современников. И хотя Лас Касас — опять-таки абсолютно искренне — считал себя ортодоксальнейшим иерархом римско-католической церкви, занимаемые им религиозно-политические позиции по своей внутренней сути серьезно отличались от католической ортодоксии того времени с ее воинствующей непримиримостью к «язычникам» и с оправданием войны и насилия.

Но одной религиозности, пусть самой искренней, было бы еще далеко не достаточно для того, чтобы Лас Касас стал тем пламенным обличителем колониального разбоя, каким он вошел в историю. Необходимо было и основательное усвоение идеалов гуманизма (о чем уже было сказано выше), и многолетнее наблюдение и осмысление колониальной действительности, чтобы сформировалась та поистине выстраданная концепция конкисты, в которой трактовка этого явления как деяния антихристианского оказалась только одной из граней. По существу, центр тяжести концепции Лас Касаса лежит в важнейших, глубоко прогрессивных, «обгоняющих эпоху» идеях незаконности самого вторжения испанцев в земли, населенные суверенными народами, преступности и наказуемости в силу этого большинства мероприятий колониальной администрации и, что важнее и ценнее всего, — в идее справедливости и законности вооруженного сопротивления индейцев испанским захватчикам. «…там, где правосудие отсутствует (т. е. под игом колонизаторов. — В. А.), угнетенный и обиженный может вершить его сам» (III, 75), — категорически заявляет Лас Касас. По существу этот тезис — не что иное, как провозглашение права угнетенных на вооруженное восстание против угнетателей и на любое проявление классовой мести рабовладельцам со стороны рабов, коль скоро они восстанут. Гуманист открыто выражает сожаление по поводу того, что индейцы из-за отсутствия у них такого оружия, которое соответствовало бы вооружению испанцев, и сколько-нибудь значительного военного опыта, не в состоянии были оказать захватчикам серьезного сопротивления.

В концепции Лас Касаса нет места каким-либо сомнениям относительно полноценности аборигенов Америки и их принадлежности к единому человеческому роду; для гуманиста индейцы — прежде всего люди, а потом уже инаковерующие, и он отстаивает неотъемлемое право народов Нового Света быть хозяевами своей земли, ее природных богатств и недр, право на самостоятельное, ничем не стесняемое политическое развитие.

Естественно, что то апологетическое освещение конкисты и действий конкистадоров, которое столь характерно для Гомары и Овьедо, те клеветнические и, по сути, расистские рассуждения об «органических пороках» индейцев, которыми изобилует труд Овьедо, были не просто неприемлемы для Лас Касаса, но вызывали у него ярость и гнев и толкали гуманиста на решительное отрицание какой бы то ни было ценности таких писаний. Однако в книгах Гомары и Овьедо, видных историков своего времени, можно и должно, кроме проколониалистской скорлупы, найти немало ценных в познавательном отношении зерен, мимо которых не может пройти тот, кто изучает историю первых пятидесяти лет испанского колониального владычества за океаном. То, что Лас Касас, хотя и руководствуясь благородными, высокоидейными мотивами, отбросил такие источники, как труды Овьедо и Гомары, нельзя поставить ему, как историку, в заслугу.

Но не это, конечно, главное. Главное — в непреходящей, общечеловеческой ценности «Истории Индий» как выдающегося памятника смелой гуманистической мысли; главное — в беспощадной и бескомпромиссной критике колониализма и колонизаторов. Вся книга пронизана ясным, недвусмысленным и эмоционально окрашенным отношением Лас Касаса к описываемым событиям и людям. За пространной и многословной хроникой конкисты все время ощущается личность автора, и автор этот — никак не бесстрастный летописец, который «добру и злу внимает равнодушно».

Полное и безоговорочное признание исторической правоты угнетенных — что требовало большого мужества от представителя господствующего класса страны-поработительницы — и столь же полное, столь же безоговорочное, столь же поразительное осуждение неправоты, антигуманности и преступности деяний угнетателей ощущается на протяжении всего сочинения. Это авторское отношение к изображаемому выражается то в прямых страстных инвективах по адресу конкретных носителей зла, то в отступлениях и раздумьях на моральные и политико-юридические темы, проникнутых с трудом сдерживаемым гневом; то во внешне благожелательных, но на самом деле преисполненных убийственной иронии и сарказма характеристиках тех или иных деятелей колониальной администрации, то в ужасающем реализме, с которым нарисованы картины зверств и бесчинств конкистадоров.

Среди последних Лас Касас — за ничтожными исключениями — не находит ни одной не то чтобы светлой личности, но хотя бы элементарно порядочного индивидуума, хотя бы просто человека без особо порочных черт и наклонностей. Ненависть и отвращение к этим подонкам общества, стыд и боль за свою страну, породившую это скопище двуногих зверей, все время сопутствуют рассказу гуманиста.

В то же время нельзя, конечно, согласиться с автором «Истории Индий», когда он в некоторых местах говорит о войне индейцев «против другого народа», невольно отождествляя, тем самым, банды конкистадоров с испанским народом: колониальные захваты, порабощение и истребление народов Америки осуществлялись не «народом» Испании, а представителями класса испанских феодалов. Представители других социальных групп и слоев населения Испании, и в особенности трудящиеся массы, никакого участия в конкисте и колонизации стран Центральной и Южной Америки и Вест-Индии не принимали. Но понять такие высказывания Лас Касаса можно и нужно: значительную часть своей жизни он провел далеко за пределами родины, в общении с худшими из худших своих соотечественников, а подлинного испанского народа, в сущности, не знал. И, конечно, нет и не может быть никакой почвы для обвинений Лас Касаса в каком-то «антипатриотизме»: напротив, этот великий гуманист всей своей деятельностью и особенно сочинениями спас честь Испании и ее народа.

А рядом с резкой, непримиримо отрицательной оценкой действий захватчиков — нарисованные с огромной любовью и симпатией картины мирной жизни американских индейцев, не знавших до прихода европейцев ни грязи стяжательства, ни трагедии войны, ни ужасов рабства и бесчеловечной эксплуатации; рядом с омерзительными фигурами рыцарей первоначального накопления — образы индейцев, простых и благородных героев и мучеников, гибнущих в неравной трагической борьбе с пришельцами.

И в то же время, читая «Историю Индий», нельзя забывать о религиозной основе мировоззрения автора памятника. Та «евангельская» сторона концепции Лас Касаса, о которой только что говорилось, находит свое выражение в суждениях о необходимости христианизации населения Нового Света, о том, что насаждение догматов христианской религии является долгом испанцев по отношению к аборигенам Западного полушария. Гибель некоторых наиболее жестоких конкистадоров в результате стихийных бедствий или от болезней расценивается Лас Касасом как «кара божья» за бесчеловечное отношение этих извергов к индейцам, а беспощадная критика деятельности испанцев, которая пронизывает всю книгу, выражена, как правило, в специфической форме обличения конкистадоров прежде всего как плохих христиан — отступников от христианской морали. Здесь Лас Касас, до конца своих дней бывший фанатически верующим человеком, верным сыном католической церкви, остается на уровне своего века. Но вместе с тем широта кругозора, колоссальный объем наблюденного, критический подход к явлениям действительности то и дело толкают мысль и слово Лас Касаса за рамки сковывающего его религиозного мировоззрения — нарисованные им картины часто приобретают отчетливое социальное звучание.

Наконец, нельзя не сказать о довольно заметной в некоторых главах «Истории Индий» идеализации политики и личных качеств некоторых коронованных особ, в особенности — так называемых «католических королей» и в первую очередь — королевы Изабеллы. На самом деле именно Изабелла еще в 1495—1496 гг. «высочайше» одобрила операции по торговле рабами-индейцами; именно по ее указу от 20 декабря 1503 г. в испанских колониях была введена пресловутая система энкомьенды — пожалование земельных владений в Новом Свете вместе с живущими на этих землях индейцами испанским дворянам, которые получали тем самым безраздельную власть над жизнью и смертью порабощенных туземцев. В то же время Изабелла иногда, действительно, выражала «недовольство» отдельными мероприятиями колониальных администраторов — либо потому, что эти мероприятия шли в данный момент вразрез с теми или иными политическими задачами или замыслами короны, либо в силу органически присущего королеве исключительного лицемерия и фарисейства (недаром Маркс наделил королеву Изабеллу эпитетом «ханжа-фанатичка»*).

* - Маркс К. Хронологические выписки. III // Архив Маркса и Энгельса. Т. VII. М.: Госполитиздат, 1940. С. 99.

Что касается идеализации Лас Касасом Изабеллы, то не надо забывать, что в годы правления Изабеллы Лас Касас был еще очень молод и его знакомство с отвратительными картинами колониальной действительности только еще начиналось. Выходец из дворянской среды, недавно сошедший с университетской скамьи, он был проникнут вполне искренними верноподданническими настроениями, и в актах насилий и жестокостей, учиняемых колонизаторами на Гаити, видел не результат определенной, классово обусловленной политики королевы, а наоборот, нарушения ее «всемилостивейших» указаний, содеянные плохими, недостойными подданными «ее католического величества». К мыслям об ответственности короны за злодеяния конкистадоров, о неправомерности многих актов королевской власти, положенных в основу действий колониальной администрации, Лас Касас пришел лишь много десятилетий спустя, наиболее отчетливо выразив свою точку зрения в письме к архиепископу Бартоломе Карранса де Миранда (август 1555 г.). Но и тогда, как видно из текста написанной опять-таки уже в старости «Истории Индий», он не отрешился от пиетета по отношению к Изабелле, избегая возлагать на нее какую-либо ответственность за антигуманные законы и распоряжения верховной власти об индейцах и за катастрофические последствия этих распоряжений.

Сказанным здесь, разумеется, далеко не исчерпывается содержание «Истории Индий». Каждое новое знакомство с этим замечательным памятником порождает всякий раз новые ассоциации и умозаключения, наталкивает на новые исторические, философские, социально-психологические и политические обобщения. Советской науке предстоит еще очень много сделать, чтобы изучить как этот памятник, так и другие, не менее значительные и интересные, произведения Бартоломе де Лас Касаса.

Прошло 400 лет со дня смерти выдающегося испанского историка и публициста эпохи открытия и колониального порабощения Америки, пламенного обличителя преступных действий основоположников европейского колониализма. Дату эту человечество отмечало в годы окончательного крушения позорной колониальной системы. В этой обстановке обширное литературное наследие Лас Касаса, и в первую очередь его «История Индий», приобретает особое, весьма актуальное звучание, живо перекликаясь с современностью.