Коневодство и земледелие
В степной зоне Северной Америки сложилось в XVIII—XIX вв. своеобразное разделение труда между коневодами-охотниками и земледельцами-коневодами. Как уже отмечалось, вдоль восточной окраины степей обитали племена, мигрировавшие сюда из земледельческих восточных и юго-восточных районов материка. Здесь у них складывался комплексный тип хозяйства, в котором сочетались земледелие, коневодство и сезонная охота на бизонов. Все эти племена имели летние оседлые селения, окруженные полями кукурузы, тыкв, бобов, табака. Селения укреплялись земляными валами или бревенчатыми палисадами для защиты от нападений кочевников. Местоположение этих селений определялось наличием топлива, земли под огороды и пастбища. Жилищем в них служили большие круглые землянки. Все эти племена были той земледельческой окраиной, которая развивалась в борьбе и взаимодействии с кочевниками центральных степей. Связи между двумя группами племен были самые тесные, устанавливались они путем торговли, военных столкновений и военных союзов. Активную роль в установлении этих связей играли кочевники, нападая и разоряя селения земледельцев, навязывая им свои условия торговли и мира.
В сравнении с кочевниками лошадей у земледельческих племен было значительно меньше. Их коневодство, сочетавшееся с земледелием, носило иной, чем у степняков, характер, приближаясь по своей системе к отгонному типу скотоводства.
Лошадей выпасали вблизи оседлых поселений. Оседлый образ жизни позволял этим племенам осваивать только ограниченную территорию для выпаса скота, находящуюся недалеко от деревни. Это обстоятельство в условиях отсутствия практики заготовки кормов ограничивало размеры их коневодства. Дальний выпас лошадей практиковали летом в свободное от земледельческих работ время. Как отмечают наши источники, майданы, хидатса и арикара высоко ценили лошадей, но держали их в небольшом числе. Об этом говорит и тот факт, что в жилищах хидатса отводилось специальное место для загона лошадей. О манданах Льюис и Кларк писали, что они ночью держали лошадей в своих жилищах. Немного лошадей было также и у племен юго-востока степей — пауней, омаха, ото и понка. В их селениях много было безлошадных. Часто в качестве транспортных животных использовались еще собаки.
В земледелии лошадей не применяли. Они ценились как средство охоты, транспорта и обмена. Лошади использовались главным образом во время летних откочевок в степь для охоты на бизонов. Охотничьи экспедиции обычно предпринимались в свободное от земледельческих работ время. Чаще всего в степь откочевывали после того, как ростки кукурузы достигали высоты колена. Поля оставляли прополотыми и растения окученными.
Но в охоте принимали участие лишь люди, имевшие коней, безлошадные и немощные оставались в селении.
Охотничье стойбище разбивалось в форме кольца, состоявшего из кожаных палаток. Между палатками натягивались ремни и внутри кольца получался своеобразный кораль, куда на ночь загоняли лошадей. Характерно, что не одни индейцы изобрели такой способ охраны своих лошадей. Монголы во время остановок в степи таким же образом охраняли свой скот, загоняя его внутрь кольца из кибиток.
Ко времени уборки урожая все возвращались в деревню. Урожай убирали в ямы, и на зимние месяцы жители деревни разъезжались по нескольким зимникам в лесные долины, где можно было найти подножный корм для лошадей. Иногда для лошадей сооружали своеобразные конюшни. В тяжелое зимнее время манданы, например, кормили коней кукурузой, а в самые холодные ночи брали имевшихся у них немногочисленных животных в свои жилища.
Селения манданов, хидатса и арикара были центрами торговли между кочевниками и земледельцами. Лошади в этих селениях пользовались большим спросом, так как перепродавались племенам, жившим к северу и востоку от них. Лошади были у этих племен, как и у степняков, в частной собственности. Земля под поля распределялась между домохозяйствами старейшиной общины, при этом семьям высокого ранга, на которых лежала обязанность раздачи богатств, отводились поля больших размеров. Территориальные притязания на обрабатываемую землю жрецов-хранителей священных узлов у хидатса связывались с верой в сверхъестественную силу этих узлов. Пастбища же и охотничьи угодья считались общей собственностью племени, но пользовались ими лишь владельцы лошадей. Безлошадные могли участвовать в откочевках в степь лишь в качестве батраков или арендаторов чужого коня. Вообще же они оставались в селении и вели оседлую жизнь. Необходимые им продукты охоты они могли выменять у степняков, привозивших в селения земледельцев изделия из кожи, сушеное мясо, лошадей, в обмен на продукты земледелия.
Хотя, у земледельческих племен, как и у кочевников, сложилась уже частная собственность на лошадей, в области распределения охотничьей добычи сохранилось больше элементов коллективизма, чем у чистых кочевников.
В сезоны индивидуальной охоты вернувшийся с добычей охотник обязан был делиться мясом убитого животного или с жителями всего селения, или со всеми, кто подходил к нему. Нередко ему оставалась лишь шкура, но и то не всегда. В период же летней общей охоты у хидатса и манданов, например, мясо убитой охотниками дичи свозилось в одно место, около охотничьего стойбища, и считалось общей собственностью всего стойбища. Каждое домохозяйство могло брать столько мяса, сколько оно в состоянии было съесть и законсервировать. Для заготовки мяса нужны были женские силы, но они были не одинаковы во всех домохозяйствах. У хидатса более сильные женщины помогали более слабым родственницам. Но богатые индейцы, имевшие по нескольку жен и использовавшие труд бедных родственников, естественно, успевали переработать львиную долю продуктов охоты, сочетая таким образом интересы личного обогащения с видимостью соблюдения древних норм коллективного распределения.