ПУТИ СТАНОВЛЕНИЯ ИНКАНАТА

Исключительно быстрый рост инкского государства происходил за счет ис­пользования традиционно существовавших экономических и политических струк­тур, созданных до инков и хорошо им известных по их собственному прошлому. Домохозяйства и общины как элементар­ные ячейки были сходны и их количественное наращивание не составляло про­блему, считает Дж. Мурра. Однако их растущая территориальная интеграция т.пиала качественные перемены в тра­диционных институтах.

Новые требования в государствен­ном масштабе были предъявлены андским общинам в рамках "подключения" или "включения" правящей инкской ари­стократии в их состав через союзные до­говоры в пользу расширявшегося круга "новых родственников". Это позволяла сделать эластичная, стремящаяся к опти­мизации, т.е. к наращиванию объемов дополнительных ресурсов, традицион­ная система кровного родства с ее прин­ципами взаимопомощи и перераспреде­ления. Система древних андских общин превратилась в систему огосударствлен­ных общин, где огосударствлению под­верглись ее властные структуры и ос­новные механизмы, такие как система землепользования и трудовая кооперация, учет урожая в закромах Инки и мита. После включения того или иного народа в состав Тауантинсуйу все принадлежавшие ему земли, воды и ста­да, реки, горы и даже вулканы объявлялись собственностью Инки, при этом значи­тельная часть общинного фонда в виде "полей Инки" и "полей Солнца" отчуждалась в пользу государства и культа Солнца как государственной религии. Примечатель­но, однако, что эти "новые" владения продолжали номинально оставаться в преде­лах общинного фонда земель и их обработка, выпас скота на пастбищах и т.д. оста­вались частью хозяйственно-производственного внутриобщинного цикла работ.

Главное требование инкская властная элита предъявила на рабочее время и трудовые усилия миллионов новых подданных. Коллективные традиции труда, ма­териализованные в мите, с их высокой специализацией, дисциплиной, отлаженностью и "дешевизной", стали источником огромных богатств. Тем самым центральная власть в лице инкской династии, военной и чиновной бюрократии, жречества узурпировала в своих интересах традиции миты и построила государственную сис­тему эксплуатации, способную аккумулировать значительное количество продук­товых и материальных ресурсов.

Обязательная обработка силами общинников с применением их собственных орудий труда "полей Инки и Солнца" стала как бы материальной формой государ­ственного налога, четко регламентированного по форме, месту и времени. Так, древняя мита превратилась фактически во всеобщую трудовую повинность трудо­способного населения андских общин. Это подтверждают единогласно испанские авторы: "Все, что индейцы давали своему господину, была личная служба, так как псе остальное - земля и стада - принадлежало индейцам".

При этом потребление урожая и ремесленной продукции строго регламентиро­валось: урожай с общинных угодий шел на общинные склады, с "полей Солнца" – в храмовые хозяйства, с "полей Инки" - в государственные хранилища. Получи» шерсть со своего стада лам, пурех и его семья ткали одежду для себя, с "королевско­го" стада - для государственных нужд и т.д. Удивительно, что количество ткани и ассортимент одежды {плащи, туники, пояса, сандалии и др.) ежегодно утверждались в Куско - как предметы первой необходимости и жертвенные дары, имевшие боль­шую престижную ценность.

Таким образом, андский общинник не знал натуральных платежей в привыч­ных европейских формах - "он не отдавал ничего, что было бы взращено или вы­работано им для личного пользования". Всевозможные плоды земли, собиравши­еся пурехами на государственных угодьях, вся разнообразная ремесленная продук­ция, ткани и одежда, военное снаряжение и прочее, изготовленное из "государст­венного" сырья, - все поступало прямо в областные и столичные "закрома". Так со­здавалась разветвленная система государственных складов различного назначения, где накапливались огромные запасы, составлявшие гигантский резервный распре­делительный и своеобразный "заработный" фонд.

Именно за счет государственных запасов поддерживалась деятельность всех ка­тегорий общинников и ремесленников, "работавших на Инку". Все виды работ со­провождались коллективными пиршествами, работники "приглашались есть и пить", и это была единственная оплата их труда по строительству крепостей, хра­мов, дворцов, дорог и мостов, участию в военных походах и т.д. На местах кураки трижды в месяц обязаны были "кормить и угощать всех вдов, убогих, но особо - па­стухов и работавших в полях". Это была система общинной взаимопощи и соли­дарности в действии.

Часть складов имели военное назначение, здесь хранился провиант - мешки с початками маиса, сушеным картофелем (чуньу), вяленым мясом оленя и ламы (чар­ки), связки листьев коки, перец и пр., одежда и военное снаряжение (копья, дроти­ки, медные пики, пращи, боевые дубинки и топорики). Все продуктовые запасы шли на содержание воинских отрядов, если же войны не было, продукты раздавались убогим, вдовам и сиротам, в случае же общего неурожая и голода запасы использо­вались как страховой фонд для поддержки всего населения. Обычно такой поря­док интерпретируется как "пример социальной предусмотрительности" или соци­ального планирования инков. Ближе к истине - следование вековой традиции па­триархально-общинной солидарности и взаимопомощи, развернутых в государст­венном масштабе.

Любопытно, что местные, тем более "столичные", склады (колькас) никогда не должны были пустовать. Их своевременное наполнение было одной из первейших обязанностей высших чиновников. О сети вместительных складов, через каждые 10-20 лиг (50-100 км) расположенных вдоль королевской дороги, с восхищением пишет очевидец, хронист Сьеса де Леон, указывая "на образцовый порядок, в кото­ром они содержались".

Склады сосредоточивались в главных провинциальных центрах по 30-50 зерно­хранилищ в Кахамарке и Айявири, в Вилькасе - более 700, рядом с обширными ювелирными, литейными и другими ремесленными мастерскими.

Часть накопленного, особенно престижные ценности - золотая и серебряная утварь, украшения и одежда, переправлялась на столичные склады в Куско. Архео­логически подтверждено наличие обширного складского комплекса в Хаухе, одном из самых богатых районов Центральных Анд. Здесь обнаружены остатки более 1200 колькас - круглых и прямоугольных в плане хранилищ маиса и картофеля, стройными рядами взбегающих по окрестным холмам, каждый объемом в 50-75 тыс.куб.м. И в 1547 г., 15 лет спустя после появления испанцев, система госу­дарственного обеспечения продолжала действовать и, по сведениям Поло де Ондегардо, склады в Хаухе могли прокормить 2 тыс. солдат в течение нескольких не­дель. Количество и объем государственных хранилищ в окрестностях Куско, заполняемых плодами земли и ремесленными изделиями, были столь велики, что, по сло­нам испанского солдата Педро Писарро, "их невозможно было исчерпать"

Таким образом, формировавшееся инкское государство, не будучи прямым соб­ственником ни земли, ни рабочей силы, ни орудий труда, тем не менее экономиче­ски вмешивалось в производственную деятельность сотен общин, регулируя ее как деспот, эксплуататор.

Однако подобная оценка, возможно, и не отражает адекватно сложный мир андского общества. Отношения государственной эксплуатации носили еще скры­тый, завуалированный характер, маскировались идеологией общеплеменного един­ства, кровного родства и традициями взаимопомощи и взаимообмена, но как бы расширенных до размеров огромной единой сверхобщины-государства. Оно функ­ционировало "как рынок, -пишет Дж. Мурра, - аккумулировало излишки продук­ции от самодостаточного населения, а затем возвращало их в виде государственно­го обеспечения аристократии, армии и всех работающих по мите". Инкская ари­стократия "расплачивалась" за труд общинников широкомасштабной практикой ответных массовых пиров и подношений, которые считались по традиции вложени­ем в общинный или племенной фонд. На деле же они обеспечивали прежде всего поддержку и лояльность провинциальной элиты. Видный американский этноисторик К. Спэлдинг отметила существование годового цикла общегосударственных празднеств и ритуальных церемоний в Куско, носивших массовый племенной хара­ктер. Раз в месяц здесь собирались тысячи хатун-руна во главе со своими кураками нa этих массовых коллективных пирах, игравших роль важного социального регу­лятора как дань еще не отжившим патриархально-родовым традициям, "перерас­пределялось", т.е. напрямую потреблялось, огромное количество еды и питья Кураки получали престижные дары, а хатун-руна все новые и новые "производствен­ные задания".

Обожествление личности и власти Сапа Инки, тесно связанное с культом Солн­ца, ритуально-магическая связь земледельческого труда с почитанием матери-зем­ли частично объясняют то, что работа "на полях Инки и Солнца" носила Празднич­ный обрядовый характер и "оставалась отчасти священнодействием". Как под­тверждают хронисты, на поля Инки индейцы выходили "с величайшим удовлетво­рением, разряженные в нарядные одеяния, которые они хранили для самых боль­ших торжеств, они превращали работу в праздник и ликование". Коллективный труд воспринимался общинниками еще как добровольное дело, а не результат при­нуждения.

Инкское государство не было монолитной централизованной структурой как это часто утверждают. Чем шире становились границы, тем большую власть инки должны были делегировать или оставлять местным правителям. Инки создали эф­фективную административную систему на среднем, провинциальном уровне, что со­провождалось строительством новых региональных центров и резиденций правите­лей - таких, как Томебамба, Вилькас, Писак, Хауха, Паукар, - в наиболее стратеги­чески важных частях Центральных Анд. Прежде независимые региональные пра­вители превратились в представителей молодого государства на местах как локаль­ная структура центральной власти и значительно подняли свой социальный статус. Извне он подкреплялся карательной силой инкских отрядов.

Поддержка местной властной элиты стала важной частью региональной "поли­тики" инкской власти. Как единодушно свидетельствуют хронисты, инки оставляли местным куракам большую самостоятельность в их внутренних делах, во всем что касалось норм наследования, местных традиций и верований.

В целях обеспечения лояльности племенной знати инки практиковали раздачу предметов престижного характера и качестве "даров Инки" в знак подтверждения высокого социального положения того или иного лица, а так же существенные при­вилегии, среди которых значились земельные угодья и стада лам, наложницы, "да­ровалось" право передвигаться на носилках как самому кураке, так и почитаемой местной святыне - уаке. По данным хрониста Муруа, среди пожалований апукапаку (главе провинции как представителю инкской династии) фигурировали "принцес­са королевской крови" в качестве жены и 150 женщин, слуг и наложниц, 300 муж­чин-работников и земельные угодья; кураке (главе 10 тыс. хозяйств) - 200 тупу зе­мли под маис, 80 - под коку и перец, 300 комплектов одежды, стадо лам в 1 тыс. го­лов, престижные уборы из перьев и украшения; главе 500 хозяйств - 18 мужчин и 37 женщин, 300 лам и 60 тупу земли.

Показательно, что передача женщин и работников знатному лицу в обязатель­ном порядке сопровождалась выделением дополнительных земель по принятым нормам: половина тупу на женщину и одно тупу на мужчину, а также стада лам "для пропитания этих людей". В случае, когда сановнику передавались во временное услужение (на 2-3 месяца) искусные, ремесленники (ювелиры, каменотесы и др.), они полностью обеспечивались им материалами для работы, одеждой, едой и даже лекарствами.

На региональных церемониях в Куско провинциальная элита подтверждала свою "верность и покорность" правящей династии, взамен раздавалось огромное количество драгоценной парадной одежды, особенно той, что лично надевал Инка (тонкие, как шелк, шерстяные ткани "кумби", золотые и серебряные нагрудные пластины-пекторали, серьги, высоко ценившиеся перьевые накидки, кубки "керо", культовые предметы, знаки власти - топорики-жезлы), Все это накапливалось на государственных складах, откуда потом и "перераспределялось".

Одной из жизненно важных функций провинциальной элиты оставался конт­роль за организацией трудовой повинности - миты.

Как известно, все трудоспособные мужчины в возрасте 25-30 лет ("способные выполнять дневную норму работы") по системе внутриобщинной миты должны бы­ли трудиться на разных сельских и хозяйственных работах; среди важнейших отме­тим - посев и сбор урожая многочисленных культур, строительство горных террас, прокладку и ремонт обводняющих каналов, добычу ценного сырья (глины, метал­лов, красителей), сбор топлива (дров и травы "учу"), выпас многочисленного пого­ловья скота. Все эти виды работ производились во владениях общинного фонда, на семейных наделах и на участках инвалидов, вдов и сирот, а также семей, чьи муж­чины трудились далеко за пределами родных селений. Особняком стояли работы на угодьях местных правителей.

Поистине тяжек был крест хатун руна. С середины XV в. в новых исторических условиях с оформлением огромной суперобщины, какой стало инкское государство, и без того непомерный круг его обязанностей многократно увеличился. Древняя ми-та превратилась в общегосударственную трудовую повинность, обслуживавшую все без исключения сферы социальной и экономической деятельности Тауантинсуйу.

Виды государственных работ невозможно перечислить: прежде всего, содержа­ние и обработка новой категории государственных земель - так называемых "полей Инки и Солнца" - в условиях жесткого контроля; по предварительной и четко ор­ганизованной разверстке трудоспособные мужчины (пурехи) регулярно сменялись, участвовали в широкомасштабном строительстве крепостей, новых городов, хра­мов. посвященных Солнцу. Так, священная столица Куско со всеми ее дворцами, жилыми кварталами и великолепной крепостью Саксауаман строилась более полу­века усилиями отрядов митимае, "приходивших со всех провинций регулярно и в строгом порядке по 20-30 тыс. человек". Только храм Кориканча обслуживало 1 тыс. служителей культа и работников, а все это большое храмовое хозяйство со­держало несколько приписанных к нему провинций.

Митимае обслуживали в Куско дворцы правившего Инки, а также резиденции умерших инков со всей их немалой челядью, дома так называемых "невест Солнца" и др. Гак, Б. Кобо свидетельствует; "В этом городе Куско и при его дворце всегда жили индейцы со всех провинций, занятые службой - охраной своих идолов, здесь ими обучались обычаям и традициям, принятым при дворе, и когда митимае, по оче­реди сменяясь, возвращались в родные места, они обучали своих соплеменников моему, чему сами обучились в Куско". За счет миты строились дороги, мосты, па­ромные переправы и государственные склады.

В военные походы по призыву инков индейцы выходили также на основе ми­ты - во главе с собственными вождями, с собственным вооружением в сопровожде­нии многочисленного обоза из мужчин и женщин, носильщиков, поваров. В случае княжной кампании они возделывали поля для обеспечения прокорма, сменяясь че­рез 3 месяца. Отрядами митимае по 20-30 человек на далеко разбросанных рудни­ках добывались драгоценные металлы, смена-вахта продолжалась до двух мес. в го­ду, при этом работников брали из семей, где было три-четыре ребенка.

Однако особо значимую роль митмак сыграл в колонизационной и переселен­ческой политике инков. Отныне митимае становится вечным переселенцем, коло­нистом. При этом у слова появляется новое значение - переселенный, пришлый. Н одних случаях мотивировка была чисто экономической: из-за недостатка плодо­родной земли или перенаселенности края в Центральных Андах общины переселя­лись на плодородные земли покоренных народов. Такова была судьба одной из об­щин в долине реки Чили под Арекипой. Переселенная за тысячу километров на по­бережье южнее пустыни Атакамы она освоила местные целинные земли, построи­ли здесь селение. И в память об оставленной родине дала новому месту название Чи­ли, впоследствии ставшее именем целой страны.

Наконец митмак широко использовался для охраны и защиты все удаляющих­ся рубежей как военный институт. Так, из завоеванных провинций "ради их безопас­ности", уточняет Сьеса де Леон, отбирались от 6 тыс. до 12 тыс. человек с женами и детьми и переселялись "в дружественные провинции, чтобы они были мирны и спокойны и не восставали... чтобы учились подчиняться и служить как испытанные нассалы. На их место поселялось примерно равное число уже прошедших инкскую выучку общин. На новом месте переселенцам-митимае выделялась земля для посе­вов и выпасов, строительства домов и поселений. Коренное население первые два года обязывалось оказывать помощь колонистам. Однако жизнь на новом месте жестко регламентировалась: запрещалось смешиваться с местными жителями, ме­нять традиционную одежду, старых богов. Побег с нового места жительства, отказ обрабатывать землю карались смертью. "В случае восстания, - добавляет хронист, - наказание следовало незамедлительно и с большой жестокостью". Еще в 40-е годы XVI в. автор встречал в Куско представителей воинственных народов чача-пойяс и каньяри, переселенных туда из Северных Анд.

Особо важную роль колонии митимае играли как военные гарнизоны при охра­не важных крепостей и границ с враждебными инкам народами. Так, до 200 семей из Куско были передвинуты за тысячу километров на север - в Уануко, на левый берег р. Уальяги для защиты северных рубежей от индейцев чупачо.

Грандиозное переселение предпринял последний Инка - Уайна КаЧгак - на бо­ливийское альтиплано, в плодородную долину Кочабамбы с ее обширными маисо­выми полями. Предварительно все местное население было переведено на восток. Освободившаяся земля была объявлена государственной ("полями Инки"), на них расселено 14 тыс. общинников из различных мест - с берегов оз. 'Гитикака, поселе­ний в Чили.

Часть переселенных митимае обеспечивала северные рубежи с Амазонией, дру­гая часть занималась производством маиса и прочих культур для наполнения мест­ных военных складов. Оставшиеся земли были поделены между кураками цент­ральных провинций, присылавших сюда отряды для сбора маиса в центральные хранилища.

Таким образом, с установлением "paix incaica" в Андах начались поистине ра­дикальные подвижки; тысячи людей оказались вырваны из своего этнического контекста, рушились традиционные родственные связи. По мнению Дж. Мурры, система вертикального контроля из аграрно-производственнои необходимости превратилась в институт военно-политического контроля. Она приобрела сугубо государственный характер, с помощью ее формировавшееся инкское государство монополизировало в своих интересах обмен всеми материальными и человечески­ми ресурсами.

Всего по разряду митимае числилось более 10% населения в масштабах страны. Если бы не появление испанцев митмак мог бы стать системообразующим звеном строительства государства по чисто территориальному принципу и зарождения но­вых форм земельной и экономической зависимости, возможно по линии становле­ния раннефеодального уклада как вероятной тенденции социально-экономического развития инкского общества.