Смерть великого маркиза

Сторонники Алъмагро жаждут мести. — Заго­вор. — « Смерть тиранам!» — Бой во дворце на­местника. — Старый тигр дерется до последнего. — Диего Альмагро-младший становится наместником Перу

Пока Гонсало Писарро пробивался сквозь джунгли в «Страну корицы», а бригантины Орельяны плыли по Амазонке, в Перу происходили важные события. «Чи­лийцы» — сторонники казненного Альмагро, руководи­мые его сыном Диего, решили убрать с дороги великого маркиза Франсиско Писарро. Они ничего не забыли: ни поражения, ни унижений, ни отобранной у них добычи.

Эррера рассказывает, что сторонники Альмагро жили в страшной нищете. В одном доме проживали двенад­цать «чилийцев», и у них был один камзол на всех. Гордые, как все идальго, они скрывали свою бедность и носили его по очереди: когда один выходил на улицу, остальные сидели дома. Невзгоды и нищета, в которой они прозябали по милости наместника, были главной причиной недовольства заговорщиков. Когда из Испа­нии до них дошли вести, что Карл V недоволен дейст­виями братьев Писарро, что Эрнандо заключен в тюрьму и в Перу едет королевский ревизор Вака де Кастро, «чи­лийцы» решили, что час возмездия пробил.

Друзья наместника узнали о заговоре, но напрасно они предупреждали Писарро: опьяненный неограничен­ной властью, тот чувствовал себя в полной безопасности и не слушал никаких советов. «Пока меч правосудия в моих руках, никто не осмелится посягнуть на мою жизнь», — любил повторять маркиз и, будучи действи­тельно отважным воином, не придавал значения дейст­виям альмагристов. «Чилийцы» уже Получили по заслу­гам, и он, наместник, не желает больше слышать о них. Пусть учатся смирению.

Но альмагристы решили добиться своего любой ценой, и прежде всего попытаться убрать Писарро с помощью королевского уполномоченного Вака де Кастро. «Чи­лийцы» готовились встретить его, обрядившись в глубо­кий траур — в черных плащах и в шляпах с черными перьями. Уже были заготовлены жалобы с серьезными обвинениями в адрес наместника.

Но вскоре распространились слухи, что по пути в Но­вый Свет флотилия Кастро погибла во время урагана. Автором этих лживых сведений был, видимо, сам Писарро, но они только ускорили развязку, вынудив заго­ворщиков взяться за оружие.

Однажды секретарь наместника донес, что «чилийцы» решили убить Писарро, когда он в воскресенье после богослужения будет выходить из собора. Секретарю рас­сказал об этом священник, исповедовавший одного из участников заговора. Писарро только посмеялся над этим сообщением. Однако он все же дал уговорить себя и решил не ходить в собор, сославшись на болезнь.

Наступило 26 июня 1541 года — воскресенье, намечен­ное заговорщиками для решительных действий. Собрав­шись в доме Диего Альмагро, они ждали условленного часа. И тут им сообщили, что наместник не явился в со­бор, — следовательно, заговор раскрыт и все погибло. Некоторые предлагали немедленно бежать и скрыться, но большинство решило, не теряя времени, ворваться во дворец наместника и убить его. Это, по их мнению, был единственный путь к спасению.

С криками «Да здравствует король! Смерть тиранам!» они, обнажив мечи, бросились на площадь. Из домов выбегали люди, не понимая, что происходит. Некоторые спокойно поясняли: «Они идут убивать маркиза». Никто, казалось, не собирался защищать наместника.

Монтесинос упоминает об одном интересном эпизоде. Когда заговорщики бежали через площадь, один из них обогнул лужу, попавшуюся ему на пути. Руководитель мятежников воскликнул: «Что это значит? Ты боишься замочить ноги, хотя сейчас они у тебя будут по колено в крови!» И он приказал этому малодушному немедленно отправиться домой.

Ворота дворца были настолько прочными, что их можно было защищать против большого числа напада­ющих, но они оказались распахнутыми настежь, и заговорщики ворвались во внутренний двор. Там оказалось двое слуг. Один был заколот на месте, другой с кри­ками: «На помощь, на помощь! Чилийцы идут убивать маркиза!» — бросился во дворец.

Франсиско Писарро со своим сводным братом доном Мартинесом де Алькантарой, судьей Веласкесом и дру­гими знатными дворянами только что кончили обедать. Услышав крики, гости поспешили узнать, что происходит. Увидев ворвавшихся во дворец заговорщиков, большин­ство гостей через окна выпрыгнуло в сад, ища спасения в бегстве.

Писарро велел офицеру запереть дверь и вместе со своим сводным братом бросился за оружием, пытаясь натянуть доспехи. Заговорщики закололи офицера и ворвались в зал с криками: «Где маркиз? Смерть тиранам!»

Путь им преградили Алькантара с двумя пажами на­местника и несколькими дворянами. Началась яростная схватка. Двое заговорщиков было убито, но Алькантара и его помощники тоже были изранены.

Наместник в спешке и возбуждении, не сумев при­стегнуть доспехи, отбросил их и, обмотав плащом левую руку, с обнаженной шпагой бросился на помощь свод­ному брату. «Предатели, вы пришли убить меня в моем собственном доме!» — воскликнул он и бесстрашно на­пал на заговорщиков. Никто бы не сказал, что старому воину перевалило за шестьдесят. Он изрубил четырех нападавших, а нескольких ранил. Но силы были слиш­ком неравны. Хронист Наарро так описывал этот послед­ний бой великого полководца:

«Старый аделантадо не потерял мужества... и пока­зал такую силу духа и сердца, что не сдался бы своим врагам и одолел бы их всех, если б столкновение про­исходило на открытом месте. Когда «чилийцы» убеди­лись, что не могут приблизиться к нему вплотную, они стали наносить ему удары пиками... Они убили обоих пажей, своей грудью защищавших Писарро, убили Мартинеса, сводного брата маркиза, а затем в дикой ярости, отталкивая друг друга, набросились на свою главную жертву. Писарро отбивался с отвагой тигра — один про­тив двух десятков убийц. Смертельно раненный, он про­должал сражаться до последнего вздоха».

Наконец Франсиско Писарро упал. Испанский историк Сарате писал: «Так они добились своей цели, завершив свое дело ударом шпаги в горло. Уже не в силах вымол­вить ни единого слова, маркиз начертал на полу крест, поцеловал его и испустил дух».

Заговорщики выбежали на улицу и, размахивая окро­вавленным оружием, стали кричать: «Тиран умер! Дол­гие лета нашему господину и королю и его наместнику Альмагро!» Со всех сторон к ним сбегались «чилийцы». Скоро под знаменами заго­ворщиков собралось около трехсот вооруженных людей. Они так разграбили дом Писарро, что не на что было купить гроб и свечи для похорон убитого наместника.

Автограф Франсиско Писарро (знаки слева и справа начер­тил сам Писарро, подпись сде­лана рукой секретаря)

Горсточка друзей похоро­нила его тайно, в тихой ок­раинной церкви. Лишь мно­го позже — в 1607 году — его прах был перенесен в Лимский собор и предан торжественному погребе­нию. Тем самым были признаны заслуги Писарро в за­воевании Перу, а его ошибки и преступления преданы забвению. Гробницу украсили символической цветной мозаикой, где был изображен тот исторический момент, когда на Петушином острове Писарро обратился к кон­кистадорам: «Вот путь в Панаму, к нищете, а вот путь в Перу, к богатству!» Так безо всякого притворства, без лицемерных фраз о распространении христианства, ци­вилизации и культуры на гробнице великого конкиста­дора была отражена истинная цель колонизаторов.

История и время вынесли суровый приговор этому че­ловеку, многие современники осуждали и проклинали его, но есть и такие историки, которые всячески превоз­носили его заслуги в завоевании Перу и его благород­ный характер. Он ко всем относился очень любезно и дружелюбно, часто посещал преданных ему людей и разделял с ними их трапезу. Однако в еде и питье был очень умерен. Слугам своим наместник якобы очень до­верял и, не умея писать, на всех документах ставил только два знака, а секретарь вписывал между ними его имя. Для своих людей Писарро делал много добра, ода­рял их, возвышал и спасал в минуту опасности. Од­нажды, когда наместник переправлялся через реку, те­чение сбило с ног и понесло его слугу-индейца; маркиз вплавь бросился за ним, схватил за волосы и, рискуя собственной жизнью, вытащил на берег.

Писарро чрезвычайно уважал короля и говорил о нем с великой почтительностью. Он тщательно следил за тем, как плавят золото и серебро, чтобы король полностью получил причитавшуюся ему пятую часть. Он подбирал мельчайшую крупицу золота, когда литейщики перед пе­реплавкой разбивали драгоценные украшения. Намест­ник любил говорить, что он губами бы подбирал с земли королевское добро, если бы не мог сделать это иначе. В мирное время он большую часть времени проводил за игрой в кегли, и трудно было оторвать его от этого занятия. Но как только приходило сообщение о восста­нии индейцев, Писарро немедленно облачался в доспехи, хватал свой меч и так торопился к месту сражения, что люди еле успевали за ним. Маркиз был столь храбр, что один выступал против ста индейцев.

Этот отважный воин завоевал огромную и богатую страну, но оставил ее разграбленной, опустошенной, за­литой потоками крови. Из-за него слово «испанец» стало навсегда ненавистным для коренного населения Южной Америки.

Франсиско Писарро часто сравнивают с Эрнандо Кор­тесом, завоевателем Мексики. Действительно, Писарро был столь же честолюбив, настойчив и отважен. Он тоже показал себя умелым полководцем. Но он превзошел Кортеса в жадности, беспощадности, коварстве и дву­рушничестве. Оба они были типичными представителями своей эпохи, подлинными конкистадорами.

Переворот 26 июня 1541 года не решил вопроса о вла­сти в Перу. Слишком много было претендентов на нее. Сторонники Альмагро провозгласили Диего Альмагро-младшего наместником Перу и верховным главнокоман­дующим. Они разослали по стране гонцов с требованием признать нового наместника. Все, кто не принадлежал к числу его сторонников, трепетали перед новой властью. Там, где появлялись отряды альмагристов, это требова­ние принимали без возражений, так было в Трухильо и Арекипе. В других местах сообщение о перевороте было встречено без особого восторга. В Куско приверженцам Альмагро вначале тоже удалось захватить власть, но вскоре туда прибыла воинская часть, сохранившая вер­ность Писарро, и разогнала ставленников нового ре­жима.