Снова к индейцам — на этот раз с кинокамерой

Итак, наша первая экспедиция и ятерасам проверила и дока­зала бесспорность существования кубинских индейцев, а ее антропологи обследовали несколько сот членов этой индейской группы. Поэтому мы вернулись домой, то есть в Гавану, с хоро­шим чувством победи. Моя работа на этом, разумеется, не кон­чилась. Я хотел бы отправиться и этим индейцам, как только мне позволит время, а главное, мон довольно ограниченные финансовые средства, или один или лучше снова с экспедицией, составленной на сей раз исключительно из этнографов, по воз­можности кубинцев, которые знают и культуру остальных групп неиндейского населения. С экспедицией, которая более исчерпы­вающе ответила бы на другой важный вопрос: сохранили ли и до какой степени эти люди, которые с антропологической точки зрения бесспорно являются индейцами, некоторые черты своей первоначальной индейской культуры.

Но еще до этой рассчитанной на долгий срок экспедиции — ибо этнографическое исследование требует долговременного пре­бывания в избранном населенном пункте или области — я хотел отправиться и индейцам с камерой, чтобы на кинопленке впер­вые показать миру этих людей, которые «не существовали», и чтобы убедить в их существовании некоторых Фом неверующих даже непосредственно в кругах местной кубинской научной обще­ственности.

Счастливый случай помог мне эту экспедицию осуществить уже всего несколько недель спустя после возвращения из прежней экспедиции, ибо в Гавану приехали два опытных чехословацких кинематографиста-документалиста. Я посвятил их в свои планы, и убеждать их пришлось недолго. Слово за слово, и я приобрел для новой экспедиции двух членов, вдобавок с богатым кинематографическим опытом. Четвертым членом экспедиции стал молодой испанист Мирослав Ленгхардт из университета имени Коменского и Братиславе, который в то время учился на Кубе и сопровождал обоих документалистов по стране в качестве пере­водчика. Четыре человека — это уже достаточная бригада для съемки хорошего научно-популярного фильма.

Я решил новую экспедицию повести по известному уже мне маршруту: Гавана — Сантьяго — Гуантанамо — Фелисидад де Ятерас. Основным нашим транспортным средством был снова со­ветский вездеход. С помощью некоторых знакомых в Монте Вер­де мы получили для экследиции также лошадей, четырех превос­ходных лошадей и двух мулов. Кинокамеры везем две: западно­германскую «Аррифлекс» и швейцарскую «Пеллар-Болекс», а также несколько тысяч метров кинопленки, батареи, штативы и батарейный магнитофон «Маианк». В качестве проводника я сно­ва приглашаю Гойю — своего лучшего индейского друга.

Итак, мы тронулись в путь. Я еду верхом на ленивой кобылке Сангиле. Опять по Дороге колибри, по которой два месяца на­зад мы брели в невообразимой грязи. Но на сей раз погода сухая. И слова мы выезжаем на Перевал живых, посещаем Сан Ан­дрес и остальные нндейскне поселения Долины без бога. По­том мы пытаемся на лошадях пройти длинный отрезок между обеими ятерасскими областями — между Сан Андресом и Эскон- дидой. Кони переходят горные речки вброд. Опускаемся и подни­маемся, поднимаемся и опускаемся и, главным образом, перехо­дим броды — десятки, десятки бродов.

Это и для коней, и для ездоков — опасная игра. Камней в реке как следует не разглядишь, и самый спокойный конь может по­скользнуться на камне. Падение же с лошади во вспененную воду наверняка никакой приятности всаднику не доставит.

Приходит ночь. Кони шагают под надзором луны, которая освещает эти заброшенные горные склоны, а затем в лунном свете возникает знакомая долина Ла Эскондиды. Здесь мы уже не заблудимся.

...Арабский торговец не отказывает в гостеприимстве и на этот раз. Его просторный дом напоминает мне дни моей первой экс­педиции к индейцам Ятерасских гор. Чувствую себя здесь как дома. Я опять среди кубинских индейцев.

В первый раз мы посетили их два месяца назад с циркулями и антропометром. На этот раз наши мулы несут кинокамеры. У меня же вдобавок в рюкзаке для каждого эскондидского ин­дейца, с которым я здесь встретился в прошлый раз, есть малень­кий подарок — его фотография, которую я сделал при первом посещении. У нас фотоаппарат и фотоснимок являются совершенно обычным элементом жизни, вещью, которой мы не придаем ни­какого особого значения. Но здесь фотографии оказывают чрезвычанное воздействие! Каждый снимок, даже самый неудачный, вызывает бурю восхищении и внимании...

- Mira (Смотри! (исп.).— Прим. перев.), Марселина... Смотри, Марселина. А здесь Рубен и Херонимо. И маленькая Мигдалия!

И даже самые замкнутые и тихие из индейцев смеются. Ра­дуются как дети. Возможно, это их первая фотография в жизни.

Онн хотели бы меня как-нибудь отблагодарить за фотогра­фии. Приносят маниок, дикие апельсины и маниоковый хлеб. Увидели, что меня заинтересовал бычий хвост, которым они чи­стят свои домашние гребни. Прежде чем я успеваю воспротивить­ся, он уже в моем рюкзаке.

Итак, фотографии ятерасов стали лучшими вступительными билетами к сердцам этих замкнутых индейцев. И в семьях, кото­рые мы во время первой экспедиции не посетили, они вызывали огромное воодушевление. Теперь можно снимать, что нам понра­вится... Нравится же нам и интересует нас всякая всячина. И то, в чем индейцы ничего интересного не видят. Мы фиксируем на кинопленку их жилища, способ обработки земли, приготовление пищп на очагах, фотографируемся с индейцами во время не­многочисленных развлечений, по-домашнему организованных пе­тушиных боев и при игре с тряпичным мячом, в минуты радости и отдыха.

И мы стремились также снимать лица этих людей — мужчин, женщин и детей, чтобы каждый мог видеть, что мы показали во­все не экзотические существа из далекого чужого мира, а индей­цев, людей, как ты и я. Как мы, здесь и там, похожие друг на друга люди на этой планете людей.