Костер Атуэя

Итак, в старинной Баракоа я видел крест, поставленный Ко­лумбом. Перед главным храмом города я увидел еще один па­мятник, напоминающий о временах первой встречи и первых сты­чек открывателей и завоевателей Америки с кубинскими индей­цами.

Здесь стоит статуя кубинского индейца, а на постаменте вы­сечено единственное слово: Атуэй. Обитателям острова борода­чей, народ которого прославился столькими отважными битвами за свою независимость, и в самом деле не нужно ничего больше добавлять и имени этого «первого борца за свободу Кубы», кок по праву назвал индейского вождя гаванский историк Сезар Род­ригес Эспозито.

Индеец, который первым на Кубе встал на «тропу войны», не был, строго говоря, кубинцем. Он происходил с соседнего Гаи­ти, из области Гуааба, которая лежит прямо против Баракоа на другой стороне неширокого Наветренного пролива, разделяюще­го оба острова. Атуэй был сначала вождем одного из немного­численных таинских племен, обитающих в Гуаабе.

Однако гаитянская Гуааба не долго оставалась в безопасно­сти от конкистадорских налетов. Правитель Эспаньолы прика­зал одному из своих офицеров, чтобы тот захватил Гуаабу и при­вел местных индейцев под власть испанского короля. Офицер приказ выполнил: выжигал одну индейскую деревню за другой и убивал, убивал. Не щадил даже детей.

И так здешним индейцам (и не только здесь, в Гуаабе, но и на всем Гаити) ничего не оставалось, как в своей первой оборо­нительной войне подняться против жестокостей испанских ко­лонизаторов. Миролюбивые гаитянские таины не привычны были вести войну и попросили у испанцев соглашения о перемирии. Конкистадоры для вида согласились. Пригласили даже несколь­ко десятков наиболее влиятельных индейских вождей, и среди них высшую правительницу гаитянских таинов — королеву Анакоану, ту самую, которая когда-то преподнесла Колумбу свое самое большое сокровище, свои четырнадцать деревянных ска­меечек,—для «честных переговоров». Индейцы пришли. И даже принесли испанцам подарки. А конкистадоры? Те пригласили ин­дейцев в дом, в котором должно было состояться «дружеское со­вещание». Сами же остались снаружи и, зарядив аркебузы, что­бы какому-нибудь «гостю» случайно не удалось сбежать, подо­жгли здание! Сгорели все вожди, Анакоану же сначала оставили в живых, чтобы она могла увидеть своими глазами мучительную смерть своих соплеменников. Только когда все были мертвы, ис­панские изверги повесили индейскую «королеву Гаити» на высо­ком дереве.

Атуэй и его гаитянское племя еще некоторое время боролись с вероломными испанцами. Но потом поняли, что отстоять себя не смогут, и переплыли на каноэ через Наветренный пролив, ши­рина которого составляет всего 50 километров.

В месте, где стояла деревня кубинских индейцев Баракоа и где теперь стоит город с тем же названием, они вышли на берег. Кубинские индейцы, будучи, как и они, таинами, приняли Атуэя, его семью и его племя чрезвычайно дружелюбно. Сами они еще почти не общались с испанцами. Колумб очень короткое время находился на острове. И кубинские индейцы жили, как и прежде. Атуэй и его племя впоследствии осели недалеко от Баракоа, по­строили себе новую деревню, обрабатывали землю и понемногу о конкистадорах забывали.

Но те не забыли об острове. И вот однажды в столь памят­ный для кубинских индейцев день 1511 года они увидели белые паруса каравелл. Это прибывал завоевывать Кубу Диего Вела­скес. Индейцы Баракоа и близлежащих деревень сердечно при­ветствовали его.

Но Атуэй понимал, чего хотят эти люди, знал, что с врагами примирения быть не может. Понимали это и его соотечественни­ки, переселенцы с Гаити, которым судьба даровала еще несколь­ко лет свободной жизни в кубинском изгнании. Поэтому они ушли в горы и начали там борьбу против испанских поработи­телей. Епископ Бартоломе де лас Касас, этот справедливый оче­видец конца свободы кубинских индейцев, сохранил дли исто­рии слова, сказанные Атуэем об испанских завоевателях, об ис­тинной цели их стремлений:

«Они наделены характером жестоким и преступным, почитают и боготворят божество скаредное, малым не удовлетворяющее­ся, а чтобы для служения ему и почитания могли достаточно со­вершить, многое от нас требуют и все усилия прилагают, чтобы нас могли под ярмо его приводить и убивать».

Атуэй, который уже на Гаити видел, как конкистадоры без­мерно жаждут золота и что они на все готовы для того, чтобы завладеть им, истинным богом испанских колонизаторов считал сундук, наполненный золотом и драгоценностями.

Индейцы, чтобы склонить на свою сторону этого бога испан­цев и отвратить от себя жестокость конкистадоров, танцевали вокруг сундучка, в который положили все свои сокровища. И Атуэй принял решение...

«Если убьем, если избавимся от бога испанцев, то избавимся и от всех мук, которые принесли нам испанцы».

А защитник индейцев епископ Касас дословно приводит нам и слова Атуэя: «Если мы оставим у себя этого бога так надолго, чтобы у нас его отобрали, то мы будем лишены жизни, поэтому мне кажется, что следует бросить его в реку». И когда это пред­ложение было всеми одобрено, сундук с индейскими сокрови­щами был сброшен в реку Тоа.

Избавлением от «бога» испанцев Атуэй и его индейцы не из­бавились от конкистадоров. Испанцы с Кубы не ушли. Атуэй же и дальше вел против них в горах восточной Кубы партизанскую войну. Но оружие антильских индейцев — луки, стрелы и трост­никовые копья — было слишком несерьезным, слишком недейственным в сравнении с огнестрельным оружием и металлическими мечами испанцев. И вот после полутора лет борьбы вождь Атуэй был схвачен...

Диего Веласкес, правитель Кубы, решил, что Атуэй, вождь «индейских партизан», не должен быть умерщвлен обычным спо­собом, как прочие индейцы, а в назидание всем повстанцам сожжен заживо. Но поскольку конкистадоры были христианами, они давали возможность индейцам перед муками принять святой крест, дабы они, если уж вкусят ад здесь, на земле, по крайней мере после смерти попали прямо в рай. Атуэю таким же обра­зом должны были открыть небесные врата. Эту драматическую минуту последних мгновений жизни Атуэя брат Бартоломе нам также оиисал...

«И когда он был привязан и колу, некий монах ордена свято­го Франциска, муж добродетельный и благочестивый, говорил ему о боге и статьях веры кашей слова, которые он никогда пре­жде не слышал; и пока было время, палачом предоставленное, обещал ему вечную славу и покой, если уверует, а иначе—веч­ная мука. После того Атуэй оставался некоторое время в задум­чивости, и монаха вопросил, открыты ли и испанцам врата не­бесные. Монаху, который ответствовал, что добрым испанцам открыты, касик без долгих размышлений ответил, что тогда он хочет для себя не неба, а ада, чтобы в небе не иметь общего оби­талища с людьми столь жестокими. Вот такую-то прекрасную славу для бога и святой религии приобрели испанцы в Индиях».

И так великий вождь кубинских индейцев, первый револю­ционный герой Кубы, предпочел ад, нежели рай в обществе за­воевателей...