Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Гранадское томление

Свет Яков Михайлович ::: Колумб

Итак, 25 ноября 1500 года Адмирала доставили в Кас­тилию. Фернандо Колон утверждал, что его отец тут же написал письмо королеве и королю. Каким образом оно было переправлено их высочествам, сказать трудно. Лас Касас полагал, что Андрес Мартинес, которому приказано было доставить узника Фонсеке, дозволил Адмиралу по­слать верного человека ко двору. С этой оказией ушло и письмо к донье Хуане де Торрес, кормилице принца Хуана.

Королевский двор пребывал в Гранаде, и оттуда скоро пришли отрадные вести. Изабелла и Фердинанд сожале­ли о неприятностях, причиненных Адмиралу, и приглаша­ли его в свою ставку. Когда именно велено было освобо­дить Адмирала, толком неизвестно. Фернандо Колон счи­тал, что такой приказ дан был три недели спустя после прибытия «Горды» в Кадис, то есть 17 декабря 1500 го­да. Лас Касас же указывал, что в этот день Адмирал прибыл в Гранаду. Во всяком случае, еще в первых чис­лах декабря Адмиралу был вручен королевский дар — две тысячи дукатов, сумма изрядная, но вряд ли способ­ная искупить кое-какие грехи их высочеств.

Кандалы были сняты, но Адмирал до конца своих дней с ними не расставался и распорядился положить их в свой гроб. Отныне он дал себе зарок никогда не сни­мать рясы францисканского ордена и в этом облачении прибыл ко двору.

В гранадской Альхамбре, где полгода назад Фернандо Колон был назван исчадием Адмирала москитов, в пред­рождественские дни состоялась торжественная церемо­ния — прием реабилитированного вице-короля Индий.

Фернандо Колон присутствовал на этой церемонии вместе со своим старшим братом. Должно быть, видя своего отца в истрепанной бурой рясе, со следами оков на ногах, Фернандо был не слишком польщен великолеп­ным приемом. Во всяком случае, он упомянул лишь вскользь: «...в Гранаде Адмирал был принят их высо­чествами, у коих лица были радостны, а слова любезны, и было ими сказано, что свободы Адмирала лишили без их ведома и воли и противно их желаниям, в силу чего они крайне о случившемся сожалеют и готовы наказать виновных и полностью удовлетворить пострадавшего» (58, 265).

Королева, в том нет сомнения, была талантливым ре­жиссером. С непревзойденным мастерством, даже без предварительных репетиций, она устраивала великолеп­ные спектакли, подобные торжественной барселонской встрече или не менее торжественному и в меру скорбно­му приему в Альхамбре. Кулисы расписаны были пестро, внушали трепет мизансцены, и блестящая гранадская по­становка достигла цели. Адмирал, бесспорно, был удов­летворен ласковыми заверениями ее высочества.

Однако проницательные наблюдатели обратили вни­мание на одну любопытную деталь. Утешая Адмирала, королева ни словом не обмолвилась о возвращении его на Эспаньолу. «Ни тогда, ни в дальнейшем речь уже не заходила о восстановлении Адмирала в его должности». Так резюмирует итоги гранадской аудиенцпи Овьедо, и о том же говорят и Фернандо Колон, и Лас Касас. Мавра, сделавшего свое дело, окончательно убрали его высокие покровители.

Спустя несколько месяцев королевская чета решила назначить правителем Индий командора Николаса де Овандо, пятидесятилетнего эстремадурского полумонаха, полурыцаря. Вице-король Индий лишился своего вице-королевства, ему оставлены были лишь пустые титулы, и ре­шение это было окончательным и бесповоротным. Отныне корона, и только корона, правила заморскими землями.

Между тем вопреки всем традициям королевский двор надолго обосновался в Гранаде. Обосновался понево­ле: король Фердинанд огнем и мечом подавлял восстания гранадских мавров, вспыхнувшие после того, как их вы­сочества нарушили соглашение с Боабдилем, бывшим эмиром Гранады. В самой Гранаде было спокойно, как на кладбище. Опустели старые мавританские кварталы, исконные гранадцы предпочли изгнание насильственному крещению. На площадях больше не сжигали арабских книг, жечь было уже нечего, но зато ярко пылали костры святой инквизиции — генеральный инквизитор Диего де Деса изничтожал дурных христиан и еретиков.

Почти весь следующий, 1501 год королевская чета просидела в Альхамбре. Где-то за ее стенами обитал Ад­мирал. При дворе жили оба его сына — королевские па­жи. Старшему пошел двадцать третий год, младшему было тринадцать лет. Когда-то Адмирал на своих плечах пронес малыша Диего через всю Андалузию, но затем, в годы семилетних мытарств и трех дальних плаваний, он видел его редко, урывками, и старший сын стал для него чужим человеком.

Иное дело Фернандо. Он таил ненависть к обидчикам отца, тяжело переживал отцовские невзгоды и унижения, пожалуй, это была единственная душа, которая мучилась мучениями Адмирала. Но и с Фернандо великий море­плаватель был не близок. Погруженный в себя, в свои горькие думы, озабоченный дальнейшими судьбами Ин­дий, Адмирал не замечал сына и, быть может, даже не подозревал, как страдает этот маленький человечек, ко­торого по его вине люди обзывали бастардом, а закон лишал отцовских прав и привилегий.

О гранадской жизни Адмирала известно немного. Ле­том 1501 года Адмирал сблизился с секретарем венециан­ского посольства Анджело Тревизаном. Тревизан впечат­лениями о прославленном генуэзце поделился со своим бывшим принципалом адмиралом Доменико Малипьеро. 21 августа 1501 года в письме к Малипьеро венецианский дипломат отметил: «Я завязал тесную дружбу с Колумбом, а он ныне в большой беде по милости этих королей, и у него мало денег».

Бальестерос-и-Беретта полагает, что венецианец силь­но сгустил краски. Колумб, говорит испанский исто­рик, в 1501 году в немилости не был, он часто посещал двор, и на его долю перепадали кое-какие блага, как и многим другим лицам, живущим в королевской резиден­ции. И в деньгах он не нуждался, как о том свидетель­ствуют его собственные последующие выкладки (42, V, 482).

Да, в опале Адмирал не был. Его принимали, с ним беседовали, но в то же время готовили инструкции для нового правителя Индий. Весьма возможно, что ему кида­ли подачки — при дворе так было заведено издавна, но можно себе представить, какое унижение испытывал Ад­мирал, принимая эту милостыню. А денег у него действи­тельно было немного; только год спустя были разморо­жены адмиральские фонды, на которые наложил свою руку Бобадилья, и Карвахалю удалось наладить переброс­ку из Эспаньолы в Кастилию довольно значительных сумм из доходов с адмиральских рудников и земель.

Поэтому сообщения Тревизана особых сомнений не вызывают. Он бывал в доме Адмирала, он вел с ним до­верительные беседы и писал под свежими впечатлениями многократных встреч с человеком, который из наместника Индий превратился в приживальщика их высочеств.

Сохранилось несколько очень интересных писем Ад­мирала Гаспару Горисьо, ученому монаху из картезиан­ского монастыря Санта-Мария-де-лас-Куэвас в Севилье. Горисьо, родом итальянец, с детства жил в Севилье, рано принял постриг и по натуре своей был страстным книж­ником. Тонкий знаток священного писания и вдохновен­ный мистик, он поражал богословов оригинальными толкованиями библейских текстов и Апокалипсиса. Адми­рал, вероятно, встретился с Горисьо в 1493 году, когда он жил в этой обители, но сошелся с ним позже. Этот карте­зианец по своему духовному складу был как нельзя более близок Адмиралу. Оба они проводили бессонные ночи, перечитывая вещие книги пророков. Оба они искали тай­ный смысл в прорицаниях Исайи, Даниила и Ездры. И, быть может, в часы ночных бдений Горисьо по при­меру Адмирала вел беседы с богоизбранными пророка­ми, познавая путь к истине, скрытой от всех прочих смертных.

Адмирал часто писал Горисьо длинные письма, он упо­минал в них и о мирских делах, но порой совершенно забывал и о своих обидах, и о своих надеждах, иные мыс­ли тревожили его душу. Рождался и созревал замысел удивительного труда — «Книги пророчеств», и советы Горисьо Адмиралу нужны были как воздух.

Иерусалим, вертоград господний, с давних пор пре­бывал во власти неверных. Но святая троица послала Христоносца из Лигурии за Море-Океан, дабы указать Католическим Государям истинную дорогу в Индии и способы вызволения города, где сын божий вознесен был на небеса.

«Книга пророчеств» была Откровением от Христофо­ра, и в самом ее титуле изъяснялся смысл этого нового Апокалипсиса: «Это начало книги или собрания вещих изречений и прорицаний об отвоевании Святого Града и Господней Горы Сион, а также и об открытии и приоб­щении к Вере островов Индий и всех людей и народов, Нашим испанским королям Фердинанду и Изабелле».

По милости «наших испанских королей» в год от во­площения Христа 1501-й у Адмирала было много досуга, и денно и нощно вписывал он в свою книгу библейские цитаты и извлечения из комментариев к священному писанию.

Год от воплощения Христа 1501-й был первым годом нового, XVI века. Века Лютера, Томаса Мора, Коперни­ка, Джордано Бруно. Века великих потрясений и великих открытий, века гибели многих авторитетов, века круше­ния библейской космогонии и птолемеевской системы ми­ра. И в первый год этого века по меньшей мере несвое­временны были «Книга пророчеств» и проекты вызволения от агарян гроба господнего. Новый век прославлял вели­кого генуэзца за открытия, которые камня на камне не оставили от средневековых представлений о земной ойку­мене, а тем временем этот лигурийский Иисус Навин, напрягая зрение, вчитывался в кудрявую вязь старых рукописей и в готический текст первопечатных изданий Библии, прорицая откровения вчерашнего дня...

Он читал с трудом, но перо держал крепко в руках и своим изумительным почерком (вспомним слова Лас Касаса — «писал Адмирал красиво и лакомо») перебелял фрагменты из трактатов Фомы Аквинского, Исидора Севильского, блаженного Августина, святого Амвросия, Ни­колая Лирийского. И желтоватые листы еще далеко не завершенной книги с надежной оказией посылал он на просмотр в монастырь Санта-Мария-де-лас-Куэвас, оби­тель святой Марии на пещерах, и с нетерпением ждал от­зывов своего ученого друга, картезианца Гаспара Горисьо.

Но настал сентябрь, а в сентябре их высочества со­вершенно официально назначили Николаса де Овандо правителем Индий. Для Адмирала это был тяжелый удар, снова испытал он горькие разочарования, и, воз­можно, этот удар был бы смертельным, если бы их высо­чества одновременно не одобрили план нового плавания, который разработал Адмирал. Во всяком случае, пора тихих озарений миновала.

13 сентября он отписал брату Горисьо: «Достопочтен­ный и вельми благочестивый отец! Прибыв сюда, я начал извлекать суть из писаний, в коих речь идет об Иеруса­лиме, дабы затем перейти к прорицателям и все написан­ное расположить по порядку и должным образом. Одна­ко ныне иные занятия увели меня в сторону, и не могу я продолжать начатое. А посему все это посылаю вам, дабы вы просмотрели сделарное мною, и уповаю я на то, что дух ваш подвигнет вас продолжить сей труд, а вла­дыка наш сподобит вас присовокупить к написанному извлечения из иных и подлинных трудов, и закрепить оные извлечения в памяти до того времени, когда можно будет все закончить вчистую» (42, V, 648).

И работа над «Книгой пророчеств» прервалась на че­тыре года. «Иные занятия» увлекли Адмирала на край света, и он был убежден, что горние силы приостановили его литературные изыскания, дабы снова его послать в Индии для новых открытий.