Возвращение в Кастилию

Адмирал усмирял Эспаньолу, не ведая, что над ним сгущаются грозовые тучи. Королевскую чету положение, создавшееся на Эспаньоле, не устраивало. Разумеется, меньше всего Изабелла и Фердинанд радели о язычни­ках-индейцах, карательные акции Адмирала они одобряли. Но по-прежнему новооткрытые земли не приносили дохода, по-прежнему колония в Изабелле поглощала не­малые средства, по-прежнему в казну поступало ничтож­ное количество золота.

В конце ноября 1494 года в Кастилию прибыли высо­копоставленные дезертиры — Маргарит и Бойль, и коро­леве и королю было доложено, что Эспаньола преврати­лась в адмиральскую вотчину, что все посты и должности раздаются родичам и любимцам Адмирала, что сомнитель­ные иноземцы притесняют чистокровных кастильцев, что правитель Индий делает все по своему произволу: закла­дывает новые поселения в гиблых местах, морит коло­нистов голодом и отнимает рационы у благородных ры­царей.

Маргарит и Бойль вели себя при дворе очень смело еще и потому, что они надеялись на гибель Адмирала. В тот момент, когда они оба покинули Изабеллу, Адми­рал плавал неведомо где, и в селениях ходили слухи, буд­то корабли, на которых вышел в путь Адмирал, погибли у кубинских берегов.

Антонио де Торрес послан был в Индии с тринадца­тью кораблями в конце октября 1494 года, возвращения его ждали не раньше весны 1495 года, новости из замор­ской колонии не поступали всю зиму.

Торрес прибыл в Кадис 9 или 10 апреля 1495 года. Он привез письма от Адмирала и живой товар — 300 ра­бов-индейцев, плененных в походах осени 1494 года. Микеле Кунео писал, что первоначально в Изабеллу при­гнали 1600 пленников, но погрузить такое множество лю­дей на корабли не было возможности, и в Кастилию по­слали лишь 550 душ. В пути погибло не менее 250 че­ловек, те же индейцы, которым довелось выжить, имели жалкий вид, с точки зрения кадисских и севильских рабо­торговцев были товаром весьма посредственным. Все же сперва королевская чета велела назначить рабов к про­даже[69], но спустя четыре дня свое решение изменила. Фонсеке приказано было воздержаться от сбыта неволь­ников до той поры, пока о законности распродажи не вы­скажут своего мнения сведущие богословы и юристы (56, II, 195).

Мнения законоведов и богословов понадобились Иза­белле и Фердинанду отнюдь не потому, что сердца их преисполнились симпатией к рабам-индейцам. Простой расчет показывал, что торговля заморскими невольниками никакой выгоды короне принести не может. Торрес вез рабов два месяца, и за это время содержание их и охра­на обошлись казне в миллион мараведи. В дороге чуть ли не половина невольников погибла, а на уцелевших индей­цев никакого спроса не было.

При подобных обстоятельствах уместно было проявить христианские чувства и выразить сомнение в законности убыточных распродаж. Косвенно тем самым осуждалось и поведение Адмирала, который, вместо того чтобы озо­лотить казну, занялся вывозом в Кастилию неходкого товара[70].

В еще большей мере королевскую чету разочаровали донесения Адмирала. Создавалось впечатление, что все затраты на заморские владения пропадают втуне и что на какие бы то ни было барыши в обозримом будущем нель­зя рассчитывать.

В апреле 1495 года при непосредственном участии Фонсеки были разработаны новые принципы управления Индиями. Колонистам королевская чета предоставила кое-какие льготы, и одновременно она дозволила всем желающим совершать открытия в Море-Океане. Это было грубым нарушением капитуляции 1492 года. Адмирал лишался монопольного права на открытия.

В эти дни королевская чета подвела первую мину под Адмирала. Лас Касас, который, несмотря на благоговей­ное отношение к памяти великого мореплавателя, сурово осуждал его за походы против индейцев, усматривал в этих действиях королевы и короля проявления господ­ней воли. Королева и король решили послать на Эспаньолу своего представителя, наделив его при этом неограни­ченными полномочиями. Их выбор пал на королевского постельничего Хуана Агуадо, севильского уроженца, успевшего уже побывать в Индиях. Агуадо прибыл па Эспаньолу в 1493 году вместе с Колумбом и вернулся? в Кастилию с первой флотилией Торреса в марте 1494 года.

Он не получил никакого назначения, но в паспорте, ему данном, указывалось, что он выполняет особые пору­чения королевской четы и на Эспаньоле все обязаны ока­зывать ему содействие и помощь. Лас Касас не без осно­вания считал, что он был послан на Изабеллу «скорее всего как шпион и осведомитель» и что «он положил на­чало подрыву благоденствия и процветания Адмирала» (77, 1,422).

Посылая Агуадо на Эспаньолу, королевская чета та­ким образом рекомендовала его Адмиралу: «Мы поручили нашему постельничему Хуану Агуадо ответить на вопро­сы, которые вы нам задали от нашего имени; повелеваем вам отнестись к нему с доверием и вниманием» (77, I, 426). Уже сама форма этого крайне сухого и резкого пись­ма была для Адмирала оскорбительна.

Агуадо поручалось рассмотреть на месте жалобы, по­данные на Адмирала, обратив внимание на «неправомер­ное» распределение рационов. «Благородные» тунеядцы все еще негодовали, вспоминая, как Адмирал урезывал им пайки весной 1494 года.

Агуадо в октябре 1495 года прибыл на Эспаньолу и повел себя вызывающе и нагло. Он поощрял смутьянов и тунеядцев и на каждом шагу грубо оскорблял Адми­рала (101).

Бесспорно, разумом Агуадо был обделен, но вряд ли он осмелился бы действовать столь дерзким образом, если бы не имел на то особых указаний. Адмирал отлично по­нял, кто стоит за спиной этого ревизора, и решил как можно скорее вернуться в Кастилию и выяснить, по ка­ким причинам он впал в немилость при дворе. Лас Ка­сас привел слова Адмирала, сказанные им в канун отъ­езда: «Я хочу отправиться в Кастилию, дабы оправдать себя перед королем и королевой, нашими владыками, и разоблачить клеветников, прибывших сюда и распустив­ших здесь языки».

Перед возвращением в Кастилию Адмирал предпринял попытки наладить положение на Эспаньоле. Он основал несколько крепостей и приступил к новым поискам золо­тых россыпей. Эспаньола никогда не была Клондайком, золота на этом острове, прекрасном во всех прочих отно­шениях, водилось немного, но кое-что в исходе 1495 года все же удалось найти. Капитаны Франсиско Гарай и Мигель Диас через проходы в Центральных Кордильерах прошли на юг, в еще не освоенную часть острова, и в долине большой реки Айяна намыли из аллювиальных пес­ков изрядное количество желтого металла.

От этих золотых мест до южного берега Эспаньолы оставалось всего лишь 30—40 миль. Гарай и Диас добра­лись до южного побережья и в устье полноводной реки Осамы открыли очень удобную бухту. Здесь год спустя Бартоломе Колумб заложил город Санто-Доминго, кото­рому суждено было стать столицей Индий. Лас Касас писал, что Адмирал, выслушав сообщение Гарая и Диаса, посоветовал своему брату Бартоломе основать на реке Осаме новое поселение и назвать его Санто-Доминго, го­родом святого Доминика, в честь патрона главы рода Ко­лумбов, престарелого генуэзского гражданина Доминико.

10 марта 1496 года Адмирал на двух кораблях — «Нинье» и «Санта-Крус» — вышел из бухты Изабеллы и взял курс на Кастилию. Власть он передал «аделантадо» Бартоломе Колумбу и имел неосторожность главным судьей острова назначить кавалера Франсиско Ролдана, того Ролдана, которому суждено будет доставить великому мореплавателю наибольшие неприятности в скором бу­дущем. Посетив Гваделупу, Адмирал направился на северо-восток и 11 июня после долгого и тяжелого перехода через Атлантику прибыл в Кадис. Второе плавание, которое в общей сложности продолжалось два года и девять меся­цев, закончилось.

На этот раз Кастилия холодно встретила Адмирала, в Индиях успели разочароваться даже самые горячие его поклонники. Кто знает, быть может, навсегда оборвалась бы карьера великого искателя, если бы спустя некоторое время до кочующей резиденции Изабеллы и Фердинанда не дошли тревожные вести. Тайные осведомители их высо­честв донесли, что новый португальский король Мануэл решил послать в Индию большую экспедицию. А коли так, то нужда в Адмирале миновать еще не могла. Только он способен был найти путь к неуловимому Азиатскому мате­рику и упредить сурового португальского флотоводца Васко да Гаму, корабли которого снаряжались в гавани Риштеллу.

[69] Предписание Хуану де Фонсеке от 12/IV 1495 года (55, XXX, 335). Фонсеке вменялось в обязанность «продавать рабов в Андалузии, где это делать выгоднее всего».

[70] «Сердобольная» королевская чета в январе 1496 года распо­рядилась отправить 50 индейцев на галеры. Как-то надо же было использовать даровую рабочую силу!