Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Рождение замысла

Свет Яков Михайлович ::: Колумб

Маленький ручеек, вытекающий из студеных подне­бесных ключей, дает начало великой реке Амазонке, ко­торая выносит в Атлантику больше воды, чем Амур, Ени­сей, Обь, Волга, Днепр и Дунай, взятые вместе.

У великих замыслов истоки столь же неприметны, как у царицы рек. Случайная встреча, ненароком сказанное слово подобны искре, из которой нет-нет да и разгорится могучее пламя.

Быть может, ни о каких замыслах и проектах не ду­мал и не гадал бывший шерстянщик из сан-стефанского предместья в ту пору, когда он стал частым гостем гену­эзской гавани.

Но, должно быть, не раз ему приходилось выслуши­вать горькие жалобы моряков и негоциантов: времена на­стали такие тяжкие, пути на Восток нет, проклятые тур­ки нас теснят и разоряют. И, быть может, на площади Сен-Сиро, быть может, в той же гавани он не раз слы­шал, как умудренные опытом люди говорили о новых путях в Индию, которые прокладывают португальцы.

Дом Чентурионе, торговал с Западом. Это был европей­ский Запад, но из гаваней Кастилии, Португалии, Фран­ции, Англии вели пути в пока еще неведомые дали. Синьоры Чентурионе, Негро, Спинола, Ломеллини были деловыми людьми, и географию они знали лишь коммер­ческую: от Таны до Брюгге пути сорок два дня, от Генуи до Лиссабона полторы недели, и выгоднее держаться та­кого-то берега, и стороной обходить такие-то острова и мысы.

Но им было ведомо, что в Каликуте или Ормузе кинтал перца стоит вдесятеро меньше, чем в Александрии.

Они за недосугом не читали Марко Поло, но знали, что есть в Дальней Азии страна Китай и страна Сипанго и что многие другие восточные страны несметно богаты. Возможно, на площади Сен-Сиро бывал венецианский ку­пец Никколо Конти, а если не бывал, то так или иначе слухи о его приключениях на островах Малайского архи­пелага, в Бирме и Сиаме доходили до Старой Генуи. Там зачитывались увлекательными повествованиями — «Че­тырьмя книгами истории об изменчивости судьбы»» Со слов Никколо Конти, эти четыре «географические но­веллы» написал замечательный стилист и великий эрудит Поджо Браччолини.

Что Земля — шар, усвоили в XV веке не только гео­графы, но и коммерсанты. И те и другие знали: Европу на западе омывает Океан, но этот же Океан подступает и к берегам Китая, Сипанго, Явы и Индии. Он не так уж широк. Коммерсанты географам верили, но, как люди трезвые, от практических выводов воздерживались. Отсю­да, однако, вовсе не следует, что заманчивые возможности обретения западного пути в Индию и Китай не обсужда­лись в застольных беседах.

Была в Генуе корпорация картографов, а она с геогра­фией, и при этом не с коммерческой, а с истинной, жила в тесной дружбе. В нее входили люди, чьи труды поль­зовались доброй славой. Это они, генуэзские картографы, в 1457 году составили карту мира, которая вобрала в се­бя сведения Никколо Конти о странах Дальней Азии и о португальских открытиях в Африке.

Колумб, видимо, встречался со своими земляками-кар­тографами, в частности, с довольно известным составите­лем морских карт Никколо Кавери, но трудно установить, какое влияние оказали на него эти деятели[23].

Одним словом, можно предположить, что корни Колум­бова проекта уходят в генуэзскую «подпочву». К сожале­нию, она еще недостаточно обследована историками, да и задача эта нелегкая. Нотариальные документы, которые так много дали для выяснения семейной обстановки в «Доме Колумба», хранят молчание во всех случаях, ко­гда дело не идет о тяжбах, дарственных актах, завеща­ниях и торговых сделках.

Итальянские колумбоведы не раз обвиняли великого мореплавателя в неблагодарности: проект свой он пред­ложил сперва португальскому королю Жуану II, а затем испанской королевской чете, но о Генуе при этом поза­был. А коли так, то, быть может, и не такими уж тесными были связи Колумба с родным городом...

Да, конечно, проект Колумба рассматривался, отвер­гался и утверждался в странах Пиренейского полуострова. Но не исключена возможность, что какие-то предложения Колумб делал генуэзским властям, хотя документов на этот счет пока обнаружить не удалось[24].

Исходные «точки роста» Колумбова замысла искать следует в Генуе, хотя, бесспорно, окончательно кристал­лизовался он в Португалии в 1480—1484 годах.

Нильс Бор крайне сдержанно отзывался о недостаточ­но безумных теориях. С позиций современной геогра­фии проект Колумба был безумным. Безумным и оши­бочным.

В этом была его сила. Знай Колумб, что отправные его расчеты неверны, он вряд ли вышел бы в Море-Океан. Ошибки привели его к победе, но открыл он совсем не то, что желал открыть, и до конца своих дней отстаивал ложные идеи, убитые его собственными плаваниями.

Замысел Колумба был прост.

В основе его лежали две посылки: одна абсолютно верная р одна абсолютно ложная.

Посылка № 1 (абсолютно верная): Земля — шар.

Посылка № 2 (абсолютно ложная): большая часть по­верхности Земли занята сушей — единым массивом трех материков, Азии, Европы и Африки, меньшая — мо­рем, и в силу этого расстояние между западными берега­ми Европы и восточной оконечностью Азии невелико, и за короткое время можно, следуя западным путем, достичь Индии, Сипанго (Японии) и Китая.

Первая посылка — аксиома, безоговорочно признанная в эпоху Колумба.

Вторая посылка соответствовала географическим пред­ставлениям этой эпохи. Со времен классической древно­сти укоренилось мнение, что на нашей планете существует единая суша — Евразия с африканским привеском — и единый, ее со всех сторон омывающий океан. При этом античные и средневековые географы полагали, что единая суша либо равна, либо превышает по протяженности еди­ное море.

Величайший авторитет античного землеведения, Птоле­мей считал, что по ширине суша равна океану, его пред­шественник, греко-сирийский географ I века н. э. Марин Тирский доказывал, будто суша значительно «длиннее» моря. Марин Тирский рассчитал, что на сушу из 360 гра­дусов земной окружности приходится 225 градусов, а на океан всего лишь 135 градусов.

А отсюда следовало, что западный путь из Евро­пы в Азию должен быть относительно коротким. Море­плаватель, избравший этот маршрут, мог достичь Ин­дии и Китая, преодолев всего лишь 2/5 земной окруж­ности.

Возникал, однако, чисто практический вопрос: какова длина этого морского отрезка кругосветного пути?

На этот вопрос можно было легко ответить, зная про­тяженность земного градуса. Такого рода измерения про­водились в доколумбовы времена неоднократно. Еще в III веке до н. э. замечательный греческий географ Эратосфен установил, что на меридиане Асуана градусное расстояние равно 700 стадиям. 700 стадий соответствуют 110,25 километра.

Такова действительно длина земного градуса на эква­торе. На широте Канарских островов она меньше — 98,365 километра.

Колумба эта величина не устраивала. Даже приняв в основу расчета соображения Марина Тирского, он для 2/5 земной окружности должен был бы получить в этом случае весьма солидную цифру. В самом деле: 135 X 98,365 = 13 216 километров.

И автор проекта плавания в Азию западным путем ре­шил сократить это расстояние. Колумбу было известно, что длину градуса определяли и после Эратосфена. Он знал, что такими изысканиями занимался, в частности, среднеазиатский географ IX века Ахмед ибн Мухаммед ибн Касир ал-Фаргани, которого называли в Европе Альфарганом.

Альфарган в 827 году по поручению халифа Мамуна проверил расчеты греков и нашел, что на меридиане города Ракки, расположенного в верховьях Евфрата, длина градуса равна 562/3 милям.

Арабская миля соответствует 1973 метрам, и, следова­тельно, в альфаргановском градусе было 111,767 километ­ра. Но Колумб заменил арабские мили итальянскими. В одной итальянской миле всего-навсего 1480 метров. После такой операции длина градуса сразу же сократи­лась на 25 процентов, а протяженность статридцатипяти-градусного океана соответственно уменьшилась: 562/з X 1480 X 135 = 11 339 километров.

Много!!! И эту цифру следовало урезать. Вносятся дальнейшие поправки. Марин Тирский жил в те времена, когда восточная оконечность Азии была римлянам и гре­кам неведома. Азия кончалась где-то за Золотым Херсонесом — современным Малаккским полуостровом. Но Марко Поло побывал за этой гранью, в Китае, и кое-что разузнал о стране Сипанго, или Чипангу, — Японии. Стало быть, рассуждал Колумб, суша вмещает в себя не 225, а куда больше градусов. И к цифре Марина Тирского он доба­вил еще 58 градусов — 28 на Китай и 30 на Японию.

Теперь на долю Океана осталось всего лишь 77 граду­сов. Но открытое и неведомое море начиналось только за Канарскими островами, самые же западные из них отстоя­ли в 9—10 градусах к западу от Лиссабона; стало быть, с урезанной величины в 77 градусов можно было сбро­сить еще 9 градусов. Оставалось 68 градусов. Вот и все. Получена «истинная» дистанция, отделяющая Канарские острова от Сипанго — Японии:

68 X 562/з X 1480 = 5710 километров.

Фактически же Канарский остров Ферро (Йерро) ле­жит на 18° западной долготы, а Токио на 139°47' восточ­ной долготы. И расстояние между ними (если преодоле­вать его с востока на запад) не 68, а 202°13/, длина же градусного расстояния на 28° северной широты составля­ет 98,365 километра.

202°13' X 98,365 = 19042 километра!

Колумбова Япония лежала на меридиане Кубы и Чи­каго, а китайская гавань Ханчжоу — чудо-город Кинсай записок Марко Поло попадал в те места, где ныне стоят города Лос-Анджелес и Сан-Франциско.

Победителей не судят, но Колумба жестоко судили гео­графы и историки XIX и XX веков.

Но если существует высший суд истории, то такому трибуналу следовало бы вынести приговор: обвиняемый виновен, но заслуживает всемерного снисхождения. К от­ветственности следует привлечь не только Христофора Колумба, генуэзца, но и его век.

Мы, люди XX века, о Колумбовых способах видения мира судим со своей высокой колокольни. Мы привык­ли к точным картам, в нашу плоть и кровь вошли совер­шеннейшие методы измерения пространственных пара­метров, ювелирные приемы отсчета микроединиц вре­мени.

Мы живем в век миллимикронных допусков, проекты наших космических кораблей и спутников рассчитывают­ся с фантастической точностью.

Между тем человек XV века не испытывал ни малей­шей необходимости в подобных оценках пространствен­ных и временных элементов.

Флорентийский купец Бальдучи Пеголотти, живший за полтораста лет до Колумба, удивил мир замечательным пособием для странствующих негоциантов, книгой, кото­рая называлась «Pratica de la mercatura» — «Практикой торговли». Это было по тому времени архиточное справоч­ное пособие, но в нем дистанции на пути из Крыма в Ка­тай или из Константинополя в Тебриз давались в днях, а сам путь оставался немереным День — единица не­определенная. Она может растягиваться или сокращаться в зависимости от подручных транспортных средств. Из Каффы в Сарай можно было тащиться месяц на верб­людах или проехать за неделю, если под рукой оказыва­лись быстрые татарские кони. Не менее расплывчаты указания на дистанции пройденного пути у прославлен­ных путешественников XV века — Клавихо, Варбаро, Контарини, Афанасия Никитина. И это не потому, что они допускали небрежность. Просто не испытывали эти люди нужды в точных промерах пройденного пути.

Извлеченная из мрака забвения «География» Птоле­мея оценивала расстояния в градусах, и это вполне удо­влетворяло землеведов XV века.

Кроме того, величайшая путаница царила в тогдашней «метрологии» Чуть ли не каждая провинция пользовалась своими собственными мерами, существовали лиги, мили, футы, локти разной длины, арробы, алмуты и фанеги раз­ной емкости; этот невероятный разнобой не очень смущал мореплавателей и купцов. В самом деле, какое имело зна­чение в итальянских или португальских милях опреде­ленное кормчим расстояние между Лиссабоном и Венецией, если при этом не указывалось, попутные или противные ветры дули в пору, когда совершалось это плавание.

Даже наиболее совершенные карты XV века с градус­ной сеткой и масштабными линейками были архинеточны, и это обстоятельство никого не раздражало и не удив­ляло.

Поэтому мы невольно впадаем в ошибку, прилагая со­временные критерии к расчетам Колумба. Ошибку пси­хологическую. И чтобы избежать ее, следует отрешиться от привычных эталонов нашего времени и представить се­бе строй мысли и нормы поведения людей давно минув­шей эпохи.

Да, люди XV века мыслили и поступали совсем не так, как их далекие потомки, живущие во времена Эйнштейна и Бора, Королева и Армстронга.

Если же отвлечься от историко-психологических ас­пектов и перейти на почву менее зыбкую, то нельзя не отметить, что любой современник великого мореплавате­ля, разрабатывая проект плавания западным путем к во­сточным окраинам Азии, исходил бы примерно из тех же соображений. Не случайно независимо от Колумба анало­гичный проект разработал Джон Кабот[25]. Быть может, дру­гие современники Колумба не допустили бы таких «пере­держек», но в конечном счете их трассы все равно были бы намного короче авиамаршрута Лиссабон — Гавана — Токио.

Это весьма убедительно продемонстрировал советский колумбовед М. А Коган в статье «О географических воз­зрениях европейцев накануне великих географических открытий» (12).

М. А. Коган справедливо говорит, что сама концепция Единого мирового океана — а она господствовала в науке с античных времен до эпохи Колумба — предполагала, что можно все время, следуя от берегов Европы на запад, дойти до восточной окраины Азии.

Мысль о реальности такого плавания выражали Ари­стотель и Сенека, Плиний Старший, Страбон и Плутарх, а в средние века теория Единого океана была освящена церковью. Ее признавали арабский мир и его великие гео­графы Масуди, ал-Бируни, Идриси.

В том, что до Индии можно дойти, следуя от берегов Европы на запад, не сомневались великие ученые XIII — XIV веков, в частности Альберт Великий и Род­жер Бекон, в этом убежден был и Данте.

Подобных же взглядов придерживались картографы XIV и XV веков. В 1959 роду библиотека Йельского уни­верситета приобрела карту немца Генриха Мартелла, со­ставленную около 1490 года. На ней евразийская суша вытянута по мерке Марина Тирского, а единое море .сжа­то до 110 градусов.

Примерно те же пропорции выдержаны на знаменитом глобусе, изготовленном немецким картографом Мартином Бехаймом в 1492 году.

Глобус немецкого картографа Мартина Бехайма (1492 г.)
Глобус немецкого картографа Мартина Бехайма (1492г.)

М. А. Когану в 60-х годах XX века было известно ку­да больше древних и средневековых поборников концеп­ции западного пути, чем Колумбу в 70-х и 80-х го­дах XV века.

Но автор проекта великого плавания и не испытывал потребности в расширении круга источников.

Литература, которой он располагал, была достаточна для разработки этого проекта, в ней зеркально отражались идеи пророков западного пути.

В личной «библиотеке Колумба самая ценная книга — это «Imago Mundi» — «Образ мира» французского эруди­та, кардинала Пьера д'Айи (испанцы и Колумб .называли его Алиаком).

Это настольнейшая из настольных книг великого море­плавателя. Она невероятно растрепана, на полях ее мно­жество пометок '(маргиналий), то очень кратких, то весь­ма пространных. По всей вероятности, «Imago Mundi» Колумб приобрел в 1481 году и с этой книгой не расста­вался до самой смерти.

Пьер д'Айи жил очень долго и умер в 1420 году. «Imago Mundi» он написал за десять лет до кончины и в этом труде свел воедино наиболее важные древние и средневековые суждения о фигуре Земли, ее размерах, ее поясах, протяженности суши и моря. Его книга била раз­вернутым комментарием к трактатам греческих, римских, арабских и западноевропейских авторов. Пьера д'Айи факты не занимали. Он был не географом в современном понимании этого слова, а начетчиком, очень прилежным и очень обстоятельным.

Описания всяких и разных путешествий в дальние страны он, видимо, считал несерьезным видом литерату­ры хотя бы потому, что ни у Аристотеля, ни у Плиния, ни у Холивуда-Сакробоско нельзя было найти ссылок на мнения Марко Поло или Одорико Порденоне.

Некоторый конфуз получился у д'Айи с Птолемеем. Так уж сложились обстоятельства, что одновременно с «Imago Mundi» закончили латинский перевод птолемеевской «Географии» византиец Мануил Хрисолор (он вы­вез из Константинополя греческие рукописи этого труда) и его ученик итальянец, Джакопо д'Анджело.

Но от Рима до Камбре, резиденции автора «Imago Mundi», был путь неближний, и с Птолемеем д'Айи зна­комил читателей не по «Географии», а по латинской вер­сии «Альмагестам», труда сугубо астрономического.

Для Колумба «Imago Mundi», труд довольно посред­ственный даже по меркам XV века, был бесценным. Эта книга верой и правдой служила ему как оракул, она была тем кладезем премудрости, из которого он полной горстью черпал нужные сведения и нужные ссылки на автори­теты.

На полях Колумбова «Imago Mundi» 898 заметок-маргиналий. Правда, не все они сделаны рукой великого мореплавателя. Книгой пользовался и Бартоломе Колумб, а почерк, у него был очень сходен с почерком старшего брата. Есть и заметки позднейших владельцев этого труда.

Однако львиная доля маргиналий принадлежит Ко­лумбу. Христофору, а не Бартоломе[26], и именно у Пьера д'Айи будущий великий мореплаватель отыскал оценки и мнения, которые он положил в основу своего проекта.

Первая посылка его замысла дана в виде краткой сентенции в маргиналии № 480: «Земля — круглая сфера. Земля делится на пять климатических зон. Земля делит­ся на три части».

Вторая посылка (суша велика, море узко, от западного конца Европы до восточной окраины Азии расстоя­ние невелико) «созревает» в маргиналиях № 23, 43, 363, 366, 486 и 677.

Вот текст Пьера д'Айи: «Согласно Аристотелю и Аверроэсу...[27] конец обитаемой земли на Востоке и конец оби­таемой земли на Западе друг от друга достаточно близки, а между ними малое (parvum) море».

Пройдет лет пятнадцать, и в письме Изабелле и Фер­динанду о своем третьем плавании Колумб вспомнит и Аристотеля, и Аверроэса, и автора «Imago Mundi», у ко­торого он заимствовал сведения о «малом море».

А вот маргиналия к этому отрывку. Маргиналия № 43: «Конец обитаемой земли на Востоке и конец обитаемой земли на Западе суть достаточно близкие [стиль Колумба оставлен без изменений] и посередине малое море».

Снова Пьер д'Айи: «Плиний говорит, что слоны обитают и в Атласских горах, и равным образом и в Индии... Ари­стотель заключает, что места сии близкие». И маргина­лия № 365: «Близ Атласских гор живут слоны, равным образом и в Индии. Стало быть, одно место от другого лежит не на большом расстоянии».

А в маргиналии № 677 мысль о малости Моря-Океана подтверждается таким образом: «Expertum est quod hoc mare est navigabile in paucis diebus, ventus conve­niens» — «на опыте показано, что сие море кораблями проходимо за малое число дней при благоприятных вет­рах». Не ясно, о чьем опыте идет речь — то ли о порту­гальских плаваниях, то ли о путешествии самого Ко­лумба.

Комбинации с данными о градусных расстояниях вы­ражены в восьми маргиналиях (№ 4, 28, 31, 481, 490, 491, 698, 812). Сакраментальная альфаргановская цифра 562/3 появляется здесь неоднократно, а в маргиналии № 490 Колумб, ссылаясь на собственный опыт гвинейских пла­ваний и на расчеты португальского космографа «мастера Иосифа», или Жозе Визиньо (этот Визиньо был членом комиссии Лиссабонской математической хунты, которая в 1484 или в начале 1485 года отвергла проект Колумба), определенно утверждает, что градус равен 5б2/з милям и в земной окружности (по экватору) насчитывается 20400 миль.

Из текста же 689-й маргиналии явствует, что имеются в виду итальянские мили. Самые короткие и самые «вы­годные» для проекта западного пути.

Читая все эти пометки, мы как бы входим в «твор­ческую лабораторию» молодого Колумба. В «Imago Mundi» он искал и находил не столько конкретные дан­ные, сколько авторитетные подтверждения своих дерзких к рискованных расчетов. На разных этапах разработки проекта он снова и снова прибегал к этому бесценному для него источнику. Одна очень важная маргиналия явно относится к более позднему времени, к 1488 или 1489 го­ду. В ней оценка итогов экспедиции португальца Бартоломеу Диаша, который в 1488 году обогнул мыс Доброй Надежды.

Пьер д'Айи о чудесах Востока умалчивал, но все нуж­ные на этот счет сведения Колумб извлекал из латинского издания 1485 года «Книги» Марко Поло. До приобретения этого издания Колумб, вероятно, пользовался рукописью «Книги». В то время в Европе было множество списков труда Марко Поло.

Здесь маргиналии кратки, но их довольно много — 366, столько, сколько дней в високосном году.

Для европейца XIV — XV веков (и тем более для ге­нуэзца) сказ очарованного венецианского странника, за­писанный его восторженным соседом по тюремной каме­ре, не очень грамотным лигурийцем Рустиччано, был ис­тинным откровением.

Странник с величайшим изумлением узнал, что Земля необъятно велика, что населена она бесчисленными наро­дами, о которых ни малейшего представления не имели библейские пророки и евангельские апостолы, что обитают в ней диковинные звери, а в чужедальних небесах сияют звезды, которых нет на итальянском или французском небе.

Странник был сыном Венеции, земноводного города с жгучими мирскими желаниями. Купец и сын купца, он, путешествуя из страны в страну, попутно составлял опи­си несметных богатств Востока.

И его книга возбуждала у европейцев корыстные гре­зы. Они бредили благовониями Аравии, пряностями Ин­дии, сокровищами Великого хана, властителя Манзи, или Манджи (Южного Китая), Катая и Татарии.

Где-то в недосягаемой дали были чудо-города Кинсай, Ханбалык, Зайтон, и, вчитываясь в «Книгу» Марко Поло, генуэзцы, венецианцы, каталонцы, португальцы и кастиль­цы пытались отыскать путеводные указания. Не те, ко­торые дал Марко Поло, теми уже нельзя было воспользоваться, а иные, которые дали бы возможность проложить кружные пути в Индию и Катай.

Их не было, этих указаний, но ведь недаром сказано: «Толцыте и отверзнется». И Колумб десятки раз перечи­тывал «Книгу» Марко Поло.

А на полях отмечал: «корица», «ревень», «драгоцен­ные камни», «золото». И циркулем измерял по карте, сколь велики владения Великого хана и как далеко от них лежит страна Сипанго.

225 + 28 + 30 = 283. Цифра-ключ к сокровищам Вос­тока. Ведь если 283 градуса вычесть из 360 градусов, то окажется, что до Сипанго от Лиссабона и Канарских островов рукой подать...

366 маргиналий в «Книге» Марко Поло — это заяв­ки на грядущие открытия.

Пожалуй не менее важен был для Колумба и труд Энея Сильвия Пикколомини. Труд всезнающего челове­ка, которого само небо вознесло на папский престол. Венецианским изданием 1477 года этой книги пользовал­ся Колумб.

Эней Сильвий в отличие от автора «Imago Mundi» ценил реальные факты, он был на два поколения моло­же Пьера д'Айи и успел перешагнуть порог эпохи Воз­рождения.

Суховато, обстоятельно, со ссылками на старые авто­ритеты и на путешественников нового времени он опи­сывал народы и страны земной ойкумены. Не очень точно, но, что поделаешь смутны и сбивчивы были те сведения а дальних восточных и северных землях, ко­торыми приходилось пользоваться.

С пером в руках Колумб читал эту краткую геогра­фическую энциклопедию и на полях отмечал названия рек, гор, озер, морей Европы и Азии.

По числу маргиналий «Historia Rerum» почти не уступает «Imago Mundi». В этой книге 861 пометка.

Очевидно, даже в итальянском издании Плиния Ко­лумб не испытывал особой нужды. Все, что ему требовалось, он брал у Пьера д'Айи, Марко Поло, Энея Силь­вия. Поэтому и поля «Естественной истории» довольно чисты — на них всего лишь 23 пометки.

Неизвестно, когда именно, но, вероятно, довольно поздно к Колумбу попал палимпсест (пергамент, с ко­торого выскабливался первоначальный текст, чтобы внес­ти в него новую запись) с поэмами Сенеки.

Этот римский поэт и философ в своей «Медее» пред­сказал грядущее открытие земли за Океаном.

Промчатся года, и чрез много веков

Океан разрешит оковы вещей,

И огромная явится взорам земля,

И новые Тифис откроет моря,

И Фула не будет пределом земли[28]

Колумб, с его склонностью к мистическим озарениям и верой во всевозможные пророчества, несомненно, упо­добил себя ясоновскому кормчему Тифису. Стихи эти он перевел на испанский язык (правда, прозой), и этот пе­ревод сохранился на полях старого палимпсеста:

«Настанут в мире времена, когда Океан ослабит свя­зи вещей, и откроется большая земля, и новый морепла­ватель, подобно тому, кто вел Ясона и носил имя Тифис, откроет новый мир, и тогда не будет остров Тиле по­следней из земель».

Перевод Колумба несколько вольный, и в него вне­сены вещие слова «новый мир». Так Колумб не называл открытые им земли, хотя после третьего путешествия в его номенклатуру вошел термин «otro mundo» — иной мир.

«Новый мир» звучит здесь не как географическая реалия, это абстрактный символ, но Сенека не случайно заинтересовал автора проекта западного пути.

Сенека был язычником и, конечно, по части проро­честв ни в какое сравнение не шел с псалмопевцем Да­видом, Иезекилем, Захарией, Исайей и Ездрой.

Вот что вещали библейские цари и пророки:

1. Псалом XVIII, ст. 2—5: «Небеса проповедуют сла­ву Божью, и о делах рук его вещает твердь.

День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание.

Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы го­лос их.

По всей земле проходит звук их, и до пределов все­ленной слова их».

2. Иезекиль, гл. XXVI, ст. 18:

«Острова на море приведены в смятение погибелью твоей».

3. Захария, гл, VI, стр. 10:

«И он возвестит мир народам, и владычество его бу­дет от моря до моря и от реки до концов земли».

4. Исайя, гл. XLI, стр. 5:

«Увидели острова и ужаснулись, концы земли затре­петали. Они сблизились и разошлись».

5. Третья книга Ездры, гл. VI, стр. 42:

«В третий день ты велел водам собраться на седьмой части земли, а шесть частей осушил, чтобы они служили пред тобой к обсеменению и обработанию».

Казалось бы, эти библейские изречения прямого (и даже косвенного) отношения к замыслу Колумба не имели.

Но его век не похож был на наше время.

На склоне лет он, опоясав свои чресла вервием, при­ступит к «Книге Пророчеств» — и каждую строку в ней он будет ценить выше дневников своих великих плава­ний. Тогда погрузится он в темные пучины астрологии, острупит свой ум чтением средневековых пустосвятов — толкователей ветхозаветных прорицаний, отдаст часы сна поискам неразгаданных откровений в трудах бла­женного Августина, святого Амвросия, "Беды Досто­почтенного, Иосидора Севильского.

Случится это в 1501 году, когда считанные годы ему останется жить на этом свете. В 1480 году он был еще молод и пророческие видения не тревожили его Душу.

Но и в лиссабонские годы он искал в Библии путевод­ные указания и верил, что над ним витает дух Исайи и Ездры.

Ею покоряла неистовая сила Ветхого завета, книги точных расчетов и небесных озарений. В локтях, шеке­лях, талантах, минах были взвешены и измерены дела людские, стены Соломонова храма и хлеб в гиллилейских житницах.

7 июля 1503 года на острове Ямайка в письме Иза­белле и Фердинанду Колумб приведет кое-какие библей­ские расчеты: «Соломону принесли однажды из одного путешествия 166 кинталов золота... из этого золота он велел изготовить 200 копий и 300 щитов, и покрыть зо­лотом спинку торна, и украсить ее драгоценными ка­меньями... Давид отказал по своему завещанию три ты­сячи кинталов золота из Индии Соломону для постройки храма...» Счет идет на испанские кинталы, так удобнее, но цифры названы с библейской (или с Генуэзской?) точностью. А судьбы людские?

Цари и полководцы, волопасы и мытари шли к славе и позору, достатку и бедности неизречейными путями, ведомые господней волей, и судьбы их были в деснице господней.

Его, господа, веления не дано познать слепцам, которым закрыт путь истинного откровения. Но имеющий очи да видит, и ему открываются пути, заказанные про­чим смертным. И ты намечаешь их в коротких милях, в коротких, а не в длинных, ибо недаром вещает Исайя: «они сблизились и сошлись», и недаром говорит Ездра, что воды собрались лишь в седьмой части мира, то есть в «малом море».

Таковы были книжные источники Колумба в пору, когда создавался его проект.

Имелись еще источники эпистолярные. Довольно со­мнительные. Это письма знаменитого флорентийского ученого Паоло Тосканелли.

Карта Тосканелли (реконструкция по Кречмеру)
Карта Тосканелли (реконструкция по Кречмеру)

Два письма. Первое Тосканелли адресовал португаль­скому канонику Фернану Мартиншу, второе — Колумбу. Письмо № 2 было ответом на запрос Колумба, который, ознакомившись с письмом № 1, обратился к флорентий­скому космографу за дополнительными разъяснениями и просил его одобрить свой проект.

Эти письма воспроизвел в своей книге Фернандо Ко­лон, и вслед за ним Лас Касас ввел их в текст своей «Истории Индий».

Оба автора перевели, допустив при этом изрядный разнобой, письма с языка оригинала (латинского) на ис­панский язык, причем текст, данный в первом издании книги Фернандо Колона, подвергся вторичному переводу на итальянский язык. Оригиналы писем неизвестны. В 1860 году X. Фернандес-и-Веласко, библиотекарь Biblioteca Colombiana в Севилье, нашел в Колумбовом экземпляре книги Энея Сильвия Пикколомини копию письма № 2, снятую, как он утверждал, самим великим мореплавателем.

Фернандо Колон считал Тосканелли крестным отцом великого проекта. «Маэстро Паоло... флорентиец, совре­менник самого Адмирала, — писал Фернандо Колон, — был в большей мере причиной того, что Адмирал свое путешествие предпринял с великим вдохновением. Ибо случилось так: упомянутый маэстро Паоло был другом некоего Фернандо Мартинеса, лиссабонского каноника, и они друг с другом переписывались относительно пла­ваний, совершавшихся в страну Гвинею во времена ко­роля дона Альфонса Португальского, и о том, что надле­жит сделать, плавая к Западу. Об этом дошли вести до Адмирала, а он к такого рода вещам проявлял величай­шее любопытство, и Адмирал поспешил через некоего Лоренсо Джерарди, флорентийца, находившегося в Лис­сабоне, написать упомянутому маэстро Паоло относи­тельно этих дел и послал ему маленький глобус, раскрыв свой замысел. Маэстро Паоло прислал ответ на латин­ском языке, каковой я и перевожу на наше вульгарное наречие» (58, 46).

Итак, Тосканелли. Паоло дель Поццо Тосканелли. Из тех Тосканелли, которые испокон веков жили во Флоренции на Пьяцца де Сан-Феличе, у старого «поц­цо» — колодца с очень вкусной водой.

Паоло Тосканелли в 70-х годах XV века был очень стар. Он родился в 1397 году. Это был ученый-анахорет, беззаветно преданный науке. Семьи у него не было, все свои досуги он отдавал математике, астрономии, космо­графии. В юности он получил блестящее образование в трех итальянских университетах — Болонском, Падуанском и Павийском.

География была его любимой наукой. Он знал на­изусть «Книгу» Марко Поло, к нему во Флоренцию при­ходили все путешественники-итальянцы, возвращавшие­ся из дальних стран Востока.

Но, собирая с муравьиным усердием разные геогра­фические сведения, Тосканелли не часто брал в руки перо. Книг он не писал, сохранилась лишь одна-единственная, бесспорно, тосканеллиевская рукопись, черно­вики астрономических таблиц и множество эскизов раз­личных карт.

Однако о его великой учености говорила вся Италия, имя Тосканелли известно было во всех университетских центрах Европы, во Флоренцию на площадь Сан-Феличе совершали паломничество немецкие, португальские и французские космографы и картографы.

Брат его был главой торгового дома, разорившегося сразу после падения Константинополя. Не случайно по­этому Паоло Тосканелли в 60-х и 70-х годах проявлял большой интерес к поискам западного пути в Индию!

Он был близким другом прославленного ученого-гуманиста Николая Кузанского, ему оказывал покрови­тельство просвещенный правитель Флоренции Козимо Медичи.

Паоло Тосканеллд скончался весной 1482 года, оста­вив своим племянникам большую библиотеку с ценней­шими рукописями» Среди них был труд великого Ави­ценны,

Перейдем теперь к двум посланиям Тосканелли. В первом, в письме к канонику Фернану Мартиншу от 25 июня 1474 года, Тосканелли отвечал на запрос Мартинша. Лиссабонский каноник обратился к флорентий­скому ученому от имени португальского короля Аль­фонса V.

Король желал знать, каковы кратчайшие пути в Гви­нею. В ответ Тосканелли послал «собственноручно начер­танную карту», на которой нанесены «ваши берега и острова, от коих идет все время путь на запад», и путь в страну пряностей. Самый кратчайший. Западный. Само письмо было кратким пояснением к этой карте[29].

Тосканелли давал в нем такие указания: «От Лисса­бона на запад нанесены по карте, по прямой, 26 отрез­ков, каждый длиной 250 миль, до великого и великолеп­ного города Кинсай». Кинсай, или Хуанчжоу, в свое время очаровал Марко Поло, и Тосканелли словами ве­нецианца описывал эту богатейшую китайскую гавань.

Затем Тосканелли сообщал «От также известного острова Антилия, который вы называете островом Семи городов, до весьма знаменитого острова Чиппангу — Япо­нии — 10 отрезков».

Следовательно, по Тосканелли, от Лиссабона до стра­ны Манзи (Южный Китай) с ее великолепной гаванью Кинсай было:

26X250 = 5250 миль.

А до Японии от какой-то земли, лежащей в центре Моря-Океана, насчитывалось:

10 X 250 = 2500 миль.

Второе письмо (без даты), адресованное Колумбу, абсолютно никаких конкретных сведений не содержало. Тосканелли снисходительно одобрял «смелый и грандиозный план плыть в восточные страны западным путем. План этот он считал правильным и надежным.

Далее он ободрял Колумба сообщением о богатствах Востока и перспективой грядущих контактов князей и царей восточных стран с христианами.

В заключение Тосканелли выражал надежду, что «ты, охваченный теми же высокими чувствами, что и весь португальский народ, который всегда в нужное время выдвигал мужей, способных к выдающимся деяниям, го­ришь желанием осуществить это плавание».

Ни первое, ни тем более второе письмо не содержат сколько-нибудь новых сведений о западном пути. Вполне возможно, что короля Альфонса V и в самом деле вол­новали кратчайшие дороги в Индию. В середине 70-х го­дов XV века португальские капитаны донесли, что гви­нейский берег, вдоль которого прежде корабли все время шли на восток, внезапно круто отклонился к югу. Это были дурные новости, восточную дорогу в Индию теперь приходилось искать южнее, чем это ранее предполагалось.

При подобных обстоятельствах мудрый совет знамени­того флорентийца был как нельзя более уместен, но Тос­канелли почему-то ограничился двумя-тремя цифрами и заимствованным у Марко Поло описанием города Кинсая.

Тосканелли тонкий стилист, но оба письма эти его ре­путации не оправдывают.

Наконец без громоздких ссылок на авторитеты и про­чих ученых излишеств истинный эрудит того времени обойтись не мог. Между тем этих непременных для произ­ведений академической прозы довесков в письмах нет.

Короче говоря, создается впечатление, что Тосканел­ли автором этих посланий не был.

И все же версия о его переписке с португальскими корреспондентами создана была не на пустом месте.

Каноник Фернан Мартинш Рориз действительно жил в ту пору в Лиссабоне. Более того, он хорошо знал Тос­канелли и его друга Николая Кузанского. В 1461 году в Риме Тосканелли и Мартинш одновременно в качестве свидетелей скрепили своими подписями завещание Ни­колая Кузанского.

Реальная фигура и Лоренсо Джерарди. Это него­циант из флорентийского семейства Джеральди. Дом Джеральди вел дела в Португалии и Кастилии, и один из представителей его, Джаното (испанцы называли его Хуаното Берарди), севильский банкир, сыграл немалую роль в дальнейших судьбах Колумба.

Кроме того, есть один очень любопытный документ, который наводит на мысль, что Тосканелли действитель­но был причастен если не к проекту Колумба, то к пор­тугальским и испанским плаваниям в Атлантике.

26 июня 1494 года, вскоре после того как в Европе распространилась весть об удивительных открытиях Ко­лумба, феррарский герцог Эрколе д'Эсте, человек весьма любознательный, отписал во Флоренцию своему послу Манфредо ди Манфреди и поручил ему раздобыть у пле­мянника покойного Тосканелли карты «некоторых остро­вов, открытых Испанией» (31, 222).

Речь шла, очевидно, о тосканеллиевских картах Ат­лантики и, возможно, о маршрутах западного пути, на­меченных флорентийским ученым.

Переписка Тосканелли издавна волновала колумбоведов. Объективным исследователям непонятно было, с ка­кой стати Фернандо Колон, который так стремился при­умножить славу своего отца, приписал Тосканелли роль поводыря великого мореплавателя. В равной мере необъ­яснимо, почему примеру Фернандо Колона последовал Лас Касас, который всегда отстаивал приоритет Колум­ба в открытии Нового Света.

Непонятно, по какой причине испанский хронист кон­ца XVI — начала XVII века Антонио Эррера (73, I), которому доступны были все архивы испанского королев­ства, вообще не упоминал о Тосканелли и его письмах в своем труде, посвященном открытию Америки.

В итоге «тосканеллиевский» вопрос остается откры­тым и поныне, и «закрыть» его вряд ли удастся в обо­зримом будущем[30].

Существовали ли письма Тосканелли или нет, не так уж в общем важно. Колумб не испытывал нужды во флорентийских суфлерах. Все, что вложил он в свой проект, было заимствовано из других источников, более обстоятельных, хотя и столь же обманчивых.

Колумб не был кабинетным затворником, и, отдавая должное полезным книгам, он одновременно подкреплял свой замысел опросными сведениями.

В этом была определенная логика: в самом деле, если восточная оконечность Азии лежала где-то за «малым морем», то до нее или каких-то земель близ берегов Катая и Индии могли случайно доплывать те или иные корабли. В равной мере важны были вещественные при­меты искомой части Азии. «Малое море» приносило их довольно часто, в чем Колумб убедился в годы пребыва­ния на островах Порто-Санто и Мадейре. Сведения об этих приметах заморской земли дополнили ту картину, которую он создал, изучая труды Пьера д'Айи, Энея Сильвия и Марко Поло.

В итоге получилась весьма завлекательная концеп­ция, и ее автор мазок за мазком набрасывал картину земной ойкумены с огромной сушей и «малым морем».

Оставалось лишь найти щедрого мецената и с его по­мощью приступить к осуществлению намеченного за­мысла[31].


[23] Связи Колумба с генуэзскими картографами XV века пы­тался проследить современный генуэзский историк П. Ревелли. К сожалению, он не страдал недостатком воображения и без достаточных на то оснований приписал лигурийской картографиче­ской школе решающую роль в формировании географических воз­зрений великого мореплавателя (108, 109).

[24] В 1534 году в Венеции вышел сборник, посвященный ново­открытым землям. Его составителем был известный собиратель материалов о всевозможных путешествиях Джованни Баттиста Рамузио. В кратком резюме труда Пьетро Мартира о Новом Свете, которым открывался этот сборник, была одна фраза, отсутствовав­шая во всех прочих работах этого автора. Звучала она так: «В 40 лет... Колумб сперва предложил генуэзской синьории сна­рядить корабли, дабы они вышли из Гибралтара, и, следуя на за­пад, обошли земной шар, и достигли земли, где рождаются пря­ности» (71, I, 338, 339).

В 1708 году о подобном же предложении упомянул генуэз­ский хронист Казони (50, 25—31). Оба эти сообщения сомнитель­ны, непонятно, почему о них умалчивали другие генуэзские ав­торы и по каким мотивам могла отвергнуть проект Колумба ге­нуэзская синьория. Но сведения эти заслуживают тщательной проверки.

[25] «Поскольку я исходил из того, что Земля — шар, — писал Кабот, — я должен был, плывя на северо-запад, найти более ко­роткую дорогу в Индию»

[26] Маргиналии пяти книг, которыми пользовался Колумб («Historia Rerum Gestarum», «Энея Сильвия Пикколомини», «Imago Mundi» Пъера д'Айи, «Естественной истории» Плиния Старшего в итальянском переводе, латинского издания Марко Поло и «Параллельных жизнеописаний» Плутарха), были изданы Ч. Лоллисом в 1894 году (78, 292—522). Принадлежность большинства маргиналий Колумбу оспаривал в 20-х и 30-х годах нашего века немецкий палеограф иезуит Ф. Штрейхер (118). Его доводы, одна­ко, не были признаны колумбоведами.

[27] Аверроэсом европейские авторы называли великого араб­ского ученого Ибн-Рушда, создателя философской системы, осно­ванной в значительной мере на трудах Аристотеля.

[28] Перевод С. Соловьева. Тифис — кормчий корабля аргонав­тов. Фула, или Туле, — самая северная земля ойкумены.

[29] Никакой карты Тосканелли не сохранилось. В различных книгах, посвященных Колумбу, печатаются реконструкции, вы­полненные в XIX веке немецкими учеными Кречмером и Пешелем и французским историком и географом Вивьеном де Сан Мар­теном (124).

[30] В 1872 году в подлинности писем Тосканелли усомнился Г. Гаррис. 29 лет спустя его соотечественник Г. Виньо, который, подобно торпеде, взрывал все традиционные версии в колумбоведении, объявил эти письма фальшивками и вину за подлог возложил на Фернандо Колона. Виньо привел много убедитель­ных доводов в пользу своей гипотезы, но с пренебрежением от­несся ко всем мнениям и фактам, которые не укладывались в его схему (129).

В 30-х годах нашею века атаку на переписку Тосканелли во­зобновил аргентинский историк Р. Карбиа. Он обвинил в подло­ге Лас Касаса. Карбиа исходил при этом из совершенно абсурд­ного предположения, будто Лас Касас был автором труда Фернандо Колона, и такой прием позволил ему развивать всевоз­можные фантастические домыслы (49).

Еще дальше пошел советский историк Д. Я. Цукерник (33, 35, 36). По его мнению, письма Тосканелли подделал сам Ко­лумб. Между тем великий мореплаватель в своих посланиях и записках вообще не упоминал о Тосканелли. Имя флорентий­ского ученого, правда, встречается в дневнике первого плавания Колумба, но этот дневник дошел до нас в переработке и в пере­сказе Лас Касаса, и за ссылки на Тосканелли Колумб никакой ответственности не несет, причем сам же Цукерник отрицал аутентичность этого источника. Но если Колумб сочинил письма Тосканелли, чтобы подкрепить свой проект авторитетными суж­дениями флорентийского космографа, то почему же он не ссы­лался на эти суждения, хотя часто приводил в своих письмах ссылки на Марко Поло, Пьера д'Айи, Энея Сильвия и различ­ных комментаторов священного писания?

Гипотезы Карбиа и Цукерника построены на заведомо не­верных посылках, но с доводами Виньо следует считаться.

Хотя в последние годы колумбоведы склоняются к тому мне­нию, что Фернан Мартинш, а возможно, и Колумб состояли в переписке с флорентийским географом [мнения эти рааделяют испанский историк Ф. Моралес Падрон (91, 68—70), бельгийский исследователь Ш. Верлинден (127, 10—15) и итальянский географ Р. Альмаджа (39)], автор этих строк к ним присоединяется с большими оговорками. Думается, что непосредственных эписто­лярных контактов у Колумба с Тосканелли не было, хотя и не исключено, что с мнениями Тосканелли он мог ознакомиться в 80-х годах XV века, не придав им особого значения.

[31] С середины XVI века и вплоть до наших дней истинные цели и намерения Колумба периодически подвергаются сомне­нию. Критики «традиционной» версии о замысле Колумба либо обвиняют его в плагиате, полагая, что он воспользовал­ся плодами чужих открытий, либо доказывают, что он искал во­все не Индию и Катай, а какие-то атлантические острова, лежа­щие в исходе великого западного пути (35, 36, 129). Авторы этих критических гипотез приходят к выводу, что Колумб и его пер­вые биографы сознательно ввели своих современников в заблуждение, утаив «подлинные» источники сведений о западных зем­лях или скрыв «подлинные» цели плавания на Запад Замысел великого мореплавателя столь тесно связан с первым его плава­нием, совершенным в 1492 году, что к разбору всевозможных критических версий мы вернемся на стр. 144—146.