Глава XXXI

Блестящий успех путешествия Колумба привлек к искусству мореплавания всеобщее внимание. Теперь оно было в почете. Уже никто не считал его занятием, не­достойным дворянина, и тем паче — низким ремеслом. Та самая склонность, за которую дона Луи раньше по­рицали, теперь все чаще ставилась ему в заслугу.

В конце сентября в том узком проливе, который от­деляет Европу от Африки, восходящее солнце озаряло десятка полтора парусов на водной синеве. Одно судно привлекало к себе всеобщее внимание. Это была не­большая фелюга с латинскими парусами, пожалуй, са­мыми живописными из всех придуманных парусными мастерами. Корпус судна отличался красотой и гармо­ничностью линий, а щегольская внешняя отделка гово­рила о том, что оно принадлежит знатному вла­дельцу.

Называлось судно «Озэма», и на нем плыл граф де Лиерра со своей молодой женой. Луи многому научил­ся за время странствий по морям и теперь сам коман­довал судном, хотя тут же, на палубе, с важным видом расхаживал Санчо Мундо, который казался настоящим хозяином.

— Да, да, добрый Бартоломе, закрепи якорь получ­ше! — говорил Санчо, обходя кормовую часть судна.— Хотя сейчас ветерок легкий и погодка тихая, кто зна­ет, чем встретит нас Атлантика! Во время нашего слав­ного плавания в Катай отсюда мы шли — лучше не при­думаешь, зато, когда возвращались, словно все дьяво­лы сорвались с цепи! Донья Мерседес, как видишь, чув­ствует себя на корабле как дома. А что касается гра­фа, то с таким благородным капитаном не пропадешь! Надеюсь, никто не забыл запастись бубенчиками, кото­рые в некоторых чудесных странах очень полезны для получения дублонов!

— Эй, любезный Мундо! — раздался голос дона Луи.— Пошли кого-нибудь на. марс, пусть скажет, что там видно на северо-западе.

Приказание это было немедленно исполнено, и мат­рос доложил, что видит в указанном направлении не­сколько кораблей.

— Сосчитай точно, сколько их! — крикнул Луи,

— Семнадцать! — отозвался, немного погодя, мат­рос.

— В таком случае мы подоспели вовремя! — радост­но сказал дон Луи жене.— И я успею еще раз пожать руку Колумбу, прежде чем он отплывет в Катай.

Между тем судно подошло настолько близко к адмиральскому, что можно было обменяться обычными приветствиями. Узнав, что донья Мерседес находится на борту, Колумб поспешил явиться и засвидетельство­вать ей свое почтение.

Лишь тот, кто наблюдал первое отплытие Колумба, может себе представить, каким разительным контрас­том была эта вторая экспедиция. Тогда генуэзец от­правлялся в путь никем не замеченный, почти забытый, на трех кое-как снаряженных каравеллах со случайной командой, в то время как сейчас в океан вышел целый флот, на борту которого собралось немало родовитых дворян.

Простившись со своим юным другом и с доньей Мер­седес, Колумб вернулся на свой корабль, и спустя не­много времени вся флотилия адмирала развернулась и двинулась на юго-запад, к берегам далекой Индии, как думали в те времена.

Позднее в Испании было еще немало других благо­родных и знатных Луи и других Мерседес, которые волновали сердца и заставляли страдать своих возлюб­ленных. Но Озэма была одна. На короткий миг появи­лась она при дворе в то знаменательное царствование, просияла, как утренняя звезда на чистом небосклоне, и угасла. Немного довелось ей прожить: оплакиваемая всеми, она умерла совсем молодой, и вскоре даже имя ее забылось. Это отчасти и побудило нас извлечь из старинных записей той богатой событиями эпохи нашу достоверную и грустную историю.