Сообщение об ошибке

Notice: Undefined variable: n в функции eval() (строка 11 в файле /home/indiansw/public_html/modules/php/php.module(80) : eval()'d code).

Часть 5

пер. Свет Я. М. ::: Хроники открытия Америки. Книга I

ТОРИБИО ДЕ БЕНАВЕНТЕ (МОТОЛИНИА)

ИСТОРИЯ ИНДЕЙЦЕВ НОВОЙ ИСПАНИИ

HISTORIA DE LOS INDIOS DE LA NUEVA ESPANA

(фрагмент)

Здесь начинается рассказ об идолопоклонничестве, обрядах и церемониях, увиденных испанцами в Новой Испании, когда они ее завоевали, и о многих других достопримечательностях той земли.

Глава

о том, как и когда отправились первые монахи, предпринявшие сие путешествие, и о гонениях и бедствиях, постигших их в Новой Испании

В году Господнем 1523-м, в день обращения святого Павла, а именно 25 января, отец фрай Мартин де Валенсия, да святится память его, вместе с одиннадцатью братьями отплыли из Испании, направляясь в сию землю Анауак (Анауак — долина в Центральной Мексике, где располагались главные города-государства ацтеков; также название тройственного союза (конфедерации), состоящего из Теночтитлана (город-государство ацтеков), Тескоко и Такубы (владение тепанеков)), посланные преподобным отцом фраем Франсиско де лос Анхелес 1, в ту пору генеральным министром ордена Святого Франциска. Даны им были Святейшим Отцом нашим великое благословение и отпущение грехов, а также особый приказ Его Величества Императора, Государя нашего, трудиться над обращением индейцев, уроженцев сей земли Анауак, ныне именуемой Новая Испания. [372]

Господь же поразил и покарал землю сию и тех, кто в ней находился, как туземцев, так и иноземцев, десятью страшными казнями.

Первой казнью была оспа, и началось это следующим образом. Когда капитаном и губернатором был Эрнан Кортес, на землю сию высадился Панфило де Нарваэс, и на одном из его кораблей находился негр, заболевший оспой, каковой недуг в сем краю никогда прежде не был известен, а в ту пору Новая Испания была чрезвычайно густо населена, и когда оспа распространилась среди индейцев, то появилось столько больных и пошел такой мор по всей земле, что в большинстве провинций вымерло более половины жителей, в других чуть поменьше; ведь индейцы не знали средств от оспы, и вдобавок у них есть привычка часто мыться, и они, здоровые и больные, продолжая это делать, мерли как мухи, целыми семьями. Умирали многие также от голода, ибо заболевали все сразу и не могли ухаживать друг за другом, и некому было доставлять хлеб или что другое. И во многих местах бывало, что все в доме умирали, а похоронить столь великое множество мертвых было невмоготу, и, чтобы избавиться от зловония, исходившего от трупов, на них обрушивали дом, так что их дом становился их могилой. Недуг сей индейцы назвали «великой проказой», ибо оспа была столь тяжелой, что покрытые язвами походили на прокаженных; следы ее и доныне сохранились у уцелевших, и тело их испещрено оспинами.

Затем, одиннадцать лет спустя, приехал испанец, больной корью, и от него она передалась индейцам, и ежели бы на сей раз не позаботились о том, чтобы они не купались, и о других средствах, корь стала бы не меньшим бичом и мором, чем предыдущий недуг, но и при этом погибло много народу. И год этот назвали «годом малой проказы».

Второй казнью было то, что множество испанцев погибло при завоевании Новой Испании, особенно же города Мехико 2, ибо, когда Эрнан Кортес высадился на побережье того края, он, движимый присущей ему отвагой и желанием придать храбрости своему войску, велел потопить все корабли и лишь тогда двинулся в глубь страны; и, пройдя сорок лиг, он [373] вступил на землю Тласкалы, а это одна из самых больших и людных тамошних провинций, и, войдя в ее густо заселенную часть, он обосновался в одном из дьявольских капищ — в селении, называемом Текоаотцинко; испанцы же прозвали его Торресилья (Торресилья — башенка (исп.)), ибо расположено оно на высоте; и, пребывая там, он две недели сражался с окружившими его индейцами племени отоми, людьми низкого сословия, вроде наших крестьян. Собралась их тьма-тьмущая, ибо края эти весьма многолюдны. Индейцы в глубине этого края говорят на том же языке, что и в Мехико, и поскольку испанцы с теми отоми храбро сражались, то когда об этом стало известно в городе Тласкала, оттуда вышли знатные индейцы, и предложили испанцам свою дружбу, и повели их в Тласкалу, и дали им богатые подарки и припасов вдоволь, выказывая большую любовь. Но испанцы в Тласкале не задержались, а, несколько дней передохнув, выступили в поход на Мехико. Великий правитель Мехико по имени Моктесума принял их миролюбиво, выйдя навстречу с большой торжественностью, в сопровождении множества знатных особ, и дал много драгоценностей и подарков капитану дону Эрнану Кортесу, и оказал всем его спутникам весьма радушный прием; и так пробыли они в Мехико много дней, живя в безопасности и в согласии с тамошним владыкой. В это время прибыл в те края Панфило де Нарваэс, привезший больше солдат и лошадей, намного больше, чем их было у Эрнана Кортеса, каковые солдаты, которые стали затем под знамя и начало Кортеса, преисполнились бахвальства и гордыни и слишком понадеялись на свое оружие и силу, за что Господь подверг их страшному унижению: когда индейцы вознамерились изгнать их из города и начали на них нападать, сделать это удалось без большого труда, и во время бегства погибло больше половины испанцев, а уцелевшие почти все были ранены, и та же участь постигла дружественных испанцам индейцев, все они едва не погибли и с большими трудностями сумели вернуться в Тласкалу, ибо на всем пути их сопровождала неприятельская [374] орда. Добравшись же до Тласкалы, испанцы там залечили раны и отдохнули, ни на миг не падая духом; затем, собравшись с силами, отправились в победоносный поход и совместно с войском тласкальцев покорили принадлежащие Мехико земли. А дабы завоевать сам город Мехико, они в Тласкале соорудили бригантины 3, каковые ныне стоят на причале в Мехико; бригантины сии были доставлены из Тласкалы в Тескоко на расстояние пятнадцати лиг разобранными на части. Затем бригантины собрали и спустили на воду, а к тому времени испанцы уже покорили множество индейских селений, другие же индейцы им помогали, — так, большое войско из Тласкалы поддержало испанцев супротив мексиканцев, ибо Тласкала всегда была заклятым врагом Мехико. В самом же Мехико и на его стороне было сил куда больше, ибо за него стояли все главнейшие владетели того края. Испанцы подошли к Мехико и осадили город, отрезав все дороги, и, сражаясь на воде с бригантин, не пропускали в Мехико ни подмогу, ни продовольствие. На дорогах же ожесточенно сражались капитаны, сокрушая все подряд в захваченных ими частях города; ибо до того, как испанцы додумались уничтожать здания, все, что они днем успевали захватить, ночью, когда они отходили в свои лагеря и убежища, индейцы захватывали снова и снова расчищали дороги. Но когда испанцы стали разрушать здания и преграждать дороги, то после многодневных боев им все же удалось завоевать Мехико. В войне этой было великое множество погибших с одной и с другой стороны, и как начинают сравнивать число убиенных, то говорят, что людей там пало больше, чем в Иерусалиме при завоевании его Титом и Веспасианом 4.

Третьей казнью был страшный голод, наступивший сразу же после взятия города Мехико, ибо по причине опустошительных войн индейцы не могли сеять, — одни защищали свою землю и помогали мексиканцам, другие сражались на стороне испанцев, и то, что одни сеяли, другие вытаптывали, и стало нечего есть; и хотя в этих краях и прежде бывали годы засушливые и неурожайные, а порой с суровыми холодами, индейцы в такие годы питаются тысячью видов корней [375] и трав, перенося годы недородов легче и с меньшими страданьями; однако в тот год, о коем я говорю, была ужасная нехватка хлеба, называемого в этих краях «сентли», когда он в початках; испанцы же называют его словом «маис» и многими другими, привезенными сюда, в Новую Испанию, с островов; итак, стало не хватать маиса, и даже испанцам пришлось из-за этого весьма туго.

Четвертой казнью были кальпихес, или хуторяне, и негры, ибо, как только разделили землю, конкистадоры наши поселили в усадьбах и принадлежавших к ним селеньях своих слуг и негров, дабы они собирали дань и ведали сельскими работами. Оные слуги и негры поселились и поныне живут в селеньях, и, хотя в большинстве своем они испанские крестьяне, на сей земле они стали господами и помыкают исконными хозяевами здешнего края, как если бы те были их рабами; впрочем, мне не хотелось бы обличать их дурные нравы, и о своих чувствах я умолчу, скажу лишь, что они понуждают служить им и бояться их, словно они тут всевластные исконные господа, и ничего иного они не делают, только и знают, что требовать, и, сколько бы им ни давали, никогда не бывают довольны и везде, где находятся, причиняют смуту и порчу, инда смердит от их дел, как от падали, и ничем иным они не занимаются, только отдают приказы; они суть трутни, пожирающие мед, который приносят бедные пчелы, сиречь индейцы, и сколько бы те несчастные ни отдавали, наглецам все мало. В первые годы эти касики столь безнаказанно помыкали индейцами, заставляя носить грузы, и посылая вдаль от дома, и налагая множество других повинностей, что многие индейцы поумирали по их вине и от их рук, что хуже всего.

Пятой казнью были чрезмерные налоги и прочие повинности, к коим понуждали индейцев; поскольку у индейцев в кумирнях, а также у их владык и вельмож и во многих погребениях были накопленные за долгие годы большие запасы золота, испанцы стали требовать с них непомерную дань; индейцы же, набравшись страху во время войны с испанцами, отдавали все, что имели; однако требования дани не прекращались — едва выплатят одну, их принуждают [376] нести другую, и, дабы исполнить все эти требования, они продавали своих детей и свою землю, а многие, кому не удавалось выплатить дань, погибали кто под пытками, кто от жестокого содержания в тюрьме, ибо обращались с ними как со скотом и ценили меньше, чем скотину.

Шестой казнью стали золотые прииски, ибо, кроме того, что испанцы получили энкомьенду (Энкомьенда — здесь: форма эксплуатации индейского населения в испанских колониях, когда подневольные обязаны отрабатывать трудовую повинность, а также платить дань со своего урожая) на сбор дани и наложение повинностей на индейцев, они сразу же принялись добывать золото, и сколько рабов-индейцев доныне там перемерло, того никому не счесть; золото здешнего края стало как бы золотым тельцом, коему поклонялись, как Богу, ибо из самой Кастилии приезжают сюда, терпя столько трудов и опасностей, дабы поклоняться ему, и ежели кто добивается своего, дай-то Бог, чтобы сие не послужило к его погибели.

Седьмой казнью были строительные работы в великом граде Мехико, где в первые годы было занято народа поболе, нежели при сооружении Иерусалимского храма 5; на работы сгоняли индейцев толпами, так что по некоторым улицам и дорогам насилу можно было протиснуться, хотя они там весьма широкие; и пока строили, одни погибали под балками, другие разбивались, падая с высоты, третьих настигала смерть под обломками зданий, которые в одном месте разрушали, чтобы отстраивать в другом, особливо же когда рушили главные храмы сатаны. Много индейцев погибло там, и прошло много лет, пока эти храмы изничтожили, а уж камня от них целые горы остались.

Обычаи здешних поселенцев не назовешь лучшими в мире: индейцы трудятся на постройках, они же добывают материалы и платят каменщикам и плотникам, и ежели сами себе не принесут еду, то голодают. Все материалы приносят они на себе; большие бревна и камни волокут на веревках, а как орудий труда у них мало, а народу избыток, то бревно или камень, для коих надо сто человек, волокут четыреста; [377] и еще есть у них привычка идти с пеньем и криками, и песни эти и вопли не прекращались ни ночью, ни днем, ибо в первые дни строили они город с превеликим усердием.

Восьмой казнью были рабы, каковых себе заводили испанцы для работы ни приисках. В иные годы испанцы так спешили обзаводиться рабами, что сгоняли их в Мехико целыми толпами, вроде овечьих отар, дабы клеймить своим тавром (Тавр — специальная профильная металлическая пластина для клеймения животных, использовалась также для рабов); тех, кто у самих же индейцев считались рабами, уже не хватало, ибо хотя по здешнему жестокому, дикарскому закону некоторые индейцы числятся рабами, но на самом-то деле их к рабскому труду прежде почти не принуждали; когда ж испанцы стали требовать как подать все больше и больше рабов, а своих рабов у индейцев уже не было, стали они приводить своих детей и масеуалей — это у них простолюдины, вроде наших подневольных земледельцев, — собирали их сколько удавалось и запугивали, чтобы говорили, будто они рабы. А проверкой сего никто особенно не занимался, железо для клеймения было дешево, вот и печатали им на лицах всяческие надписи еще и сверх главного, королевского клейма, инда вся физиономия бывала испещрена, каждый, кто покупал и продавал, свое клеймо ставил, так что сия восьмая казнь тоже была не из легких.

Девятой казнью был труд на приисках, куда за шестьдесят лиг и боле отправляли индейцев с грузом припасов; пища, которую они для себя брали, бывало, заканчивалась прежде, чем они доберутся до прииска, а у иных — на обратном пути, прежде чем дойдут до дома, иных же работавшие на приисках задерживали на несколько дней, чтобы помогали им промывать песок, или же их заставляли строить дома и прислуживать, и припасы у них кончались, они умирали или на приисках, или в пути; денег же на покупку еды у них не было, и никто им денег не давал. Другие возвращались столь истощенные, что сразу погибали, и от трупов этих индейцев и тех, что умирали на приисках, зловоние шло такое, что начинался мор, особливо же было это на приисках [378] в Оахиекаке (Оахиекака — провинция в южной части современной Мексики), где на пол-лиги в окружности и на большом отрезке дороги можно было пройти только по грудам мертвых тел и костей; а всяческих стервятников и воронов, слетавшихся клевать трупы, было столько, что они тучей застили солнце; из-за всего этого многие деревни, дальние и в окрестностях городов, опустели; иные индейцы убегали в горы, оставляя свои дома и усадьбы без призора.

Десятой же казнью были раздоры и партии, на которые разделились находившиеся в Мехико испанцы, что грозило наибольшей опасностью, и мы эту землю потеряли бы, кабы Господь не наслал на индейцев некое ослепление; вследствие сих раздоров и раскола некоторых испанцев казнили, некоторые подверглись оскорбленьям и изгнанию. Когда дело доходило до драки, бывали и раненые, и умиротворить, уговорить дерущихся было некому, кроме монахов, ибо горстка испанцев была разделена на сторонников одной или другой партии, и монахам приходилось идти к ним либо для того, чтобы помешать стычке, либо чтобы разнимать дерущихся, не страшась выстрелов и ударов шпаг и конских копыт; мало того что монахи старались установить мир, дабы эта земля не была утрачена, им вскоре стало известно, что индейцы готовятся к войне и припасли множество оружия, дожидаясь желанной для них вести, — намеревались же они на дороге в Ибуэрас убить нашего капитана и губернатора Эрнана Кортеса 6, вступив в предательский сговор с теми индейцами, что его сопровождали, и узнал он об этом уже поблизости от места, где была устроена засада; главных зачинщиков заговора Кортес казнил и так избавился от опасности; а индейцы в Мехико тем временем дожидались, когда враждующие меж собою испанцы ослабеют, дабы напасть на оставшихся и всех перерезать, чего не попустил Господь, не пожелавший, чтобы пропало то, что с такими трудами было завоевано ради служения Ему; не иначе как сам Господь вдохновлял монахов, примирявших испанцев, и заставлял неизменно им повиноваться, как истинным отцам своим; солдаты-испанцы сами просили наших честных братьев [379] (священнослужителей высокого сана тогда там не было), чтобы они, пока не прибудут епископы, употребляли власть, дарованную им папой; так, когда мольбами, когда суровым выговором, они предотвратили великие бедствия и гибель многих наших воинов.

Глава

о том, как некоторые индейцы стали приходить к нам для крещения и как начали они усваивать христианскую веру, и о том, какие у них были идолы

Наши проповедники вскоре обрели некоторую бойкость языка и начали проповедовать уже без книг, индейцы же перестали взывать к своим идолам и поклоняться им, разве что вдалеке от нас и украдкой, и множество их собиралось по воскресеньям и по праздникам послушать слово Божие; первым делом надобно было им объяснить, кто есть Господь Единый и Всемогущий, иже несть Ему ни начала, ни конца, Создатель всего сущего, безграничный и в премудрости своей и благодати, сотворивший весь мир видимый и невидимый, охраняющий его и дающий ему жизнь, а затем им говорили о том, что считали более уместным и подходящим в ту пору; после чего надобно было объяснить, кто такая Пресвятая Мария, ибо индейцы до тех пор лишь называли имя «Мария» или «Пресвятая Мария» и, произнося его, думали, что это имя Бога, и все изображения, которые видели, называли «Пресвятая Мария». Разъяснив сие, а также бессмертие души, им рассказывали о дьяволе, в коего они верили, и о том, как он их морочит, и о злобных его кознях и стараньях, чтобы ни единая душа не обрела спасения; слушая такие проповеди монахов, многие индейцы настолько пугались и ужасались, что дрожмя дрожали, и некоторые бедняки и нищие, коих в этом краю не счесть, стали приходить просить о крещении, дабы обрести царство Божие, со слезами и вздохами и даже назойливостью требуя окрестить их.

Индейцы сии с великим усердием заботились о доставке дров для своих дьявольских храмов — во дворах и в самих [380] храмах сатаны у них всегда стояло множество всяческих жаровен, порой весьма больших. Обычно жаровни стояли перед алтарями их идолов, и огонь в них горел всю ночь. Было у них много круглых домов, или храмов сатаны, одни большие, другие поменьше, соответственно величине селения; вход в сии капища походил на вход в преисподнюю, и на нем была изображена пасть страшной змеи с ужасными клыками и зубами, и у некоторых змей торчали настоящие клыки, инда смотреть на них, а тем паче входить внутрь оторопь брала; особливо же страшна была подобная преисподняя в Мехико, прямо скажешь, настоящий ад. В таких местах постоянно, ночью и днем, поддерживался огонь. Капища сии, или преисподнии, были круглые в основании и невысокие, с низким полом,—не надо было подниматься по ступеням, как в другие храмы, многие из коих тоже были круглые, однако высокие, и подниматься туда приходилось по многим ступеням; такие храмы были посвящены богу ветра, именуемому Кецалькоатль. Среди индейцев одни были приставлены приносить дрова, другие — поддерживать огонь, бодрствуя ночами; почти то же самое делали они в домах своих господ, где огонь горел во многих помещениях, и ныне они тоже зажигают и поддерживают огонь в домах господ, однако не так, как прежде, ибо осталось таких домов из десяти один. Ныне же возжигается иной огонь, огонь благочестия в сердцах окрещенных индейцев, когда они изучают «Ave, Maria» («Радуйся, Мария» (лат.)), и «Pater Noster»(«Отче наш» (лат.)), и христианское вероучение; а дабы они лучше усваивали, и притом с удовольствием, молитвы «Per signum Crucis» («Знамением Креста» (лат.)), «Pater Noster», «Ave, Maria», «Credo»(«Верую» (лат.)) и «Salve» («Здравствуй» (лат.)), их учат петь и заставляют запоминать заповеди на их языке, положенные на простой и приятный распев. Обучение сие производилось с большой поспешностью, народу собиралось множество, и стояли они толпами во дворах церквей и обителей, а также в своих селениях, часа по три-четыре упражняясь в пении и [381] запоминании молитв; спешили с обучением чрезвычайно, так что, куда ни глянь, ночью и днем везде и всюду слышалось пение и чтение христианских молитв; сами испанцы немало дивились тому, с каким рвением индейцы читали молитвы и с какою охотой их изучали; и не только упомянутые молитвы учили они, но еще многие другие, а теперь, уже зная их, сами наставляют других в вере христианской, и в деле сем и во многих других делах много помогают дети.

Хотя честные братья сперва думали, что, выбросив идолов из сатанинских храмов и привлекши индейцев к христианскому вероучению и крещению, они дело свое выполнили, уничтожить идолопоклонство оказалось куда труднее и потребовало куда больше времени; индейцы продолжали по ночам собираться, призывать своих демонов и задавать им пиршества, а также совершать издревле заведенные у них обряды, особливо же когда сажали маис, и когда его убирали, и каждые двадцать дней, сколько насчитывают их месяцы 7; последний, двадцатый день по всей стране считался большим праздником. Каждый из таких дней был посвящен одному из демонов, и отмечали они празднество человеческими жертвоприношениями и многими другими обрядами. Как будет сказано дальше, было у них в году восемнадцать месяцев, каждый по двадцать дней, и когда эти восемнадцать заканчивались, оставалось еще пять дней, которые, говорили они, лишние и в году не считаются. В оные пять дней также свершались всяческие обряды и устраивались пирушки, пока не начинался новый год. Кроме того, были у них дни поминовения их покойников, дни плача по ним, и в эти дни, поевши и захмелев, они призывали своих демонов ; проводили же такие дни следующим образом: покойника хоронили, оплакивали, затем через двадцать дней снова оплакивали и клали на его могилу еду и розы, а как исполнится восемьдесят дней, опять делали то же самое, и так каждые восемьдесят дней, а как пройдет год, в день смерти покойного оплакивали его и клали приношения на могилу, и так четыре года; после чего это прекращали совершенно и более никогда о мертвом не вспоминали в заупокойных молитвах. Всех своих покойников они называли «теотл такой-то», что означает «бог такой-то» или «святой такой-то». [382]

Когда возвращались издалека их торговцы или другие люди, то родичи и друзья устраивали большой пир и вместе с ними напивались. Великим делом почиталось у них, ежели кто отправится к дальние края и там преуспеет и вернется, даже если он ничего, кроме себя самого, не принес; также когда кто-либо заканчивал строить дом, тоже устраивалось пиршество. Иные трудились по два-три года и копили все, что могли, дабы задать пир своему демону, и не только тратили на это все свое имущество, но еще и залезали в долги, так что им приходилось служить и трудиться еще год или два, чтобы от долгов освободиться; иные же, не имея средств устроить такой пир, продавали себя в рабство лишь для того, чтобы один день почтить угощеньем своего демона. В дни празднеств они приносили служителям храмов кур, собачек и перепелок, приносили свое вино и хлеб, и все напивались допьяна. Покупали для торжества охапки роз и сосуды с благовониями и с какао — это у них очень вкусный напиток, — а также фрукты. На празднествах часто раздавали гостям коврики, и те плясали на них днем и ночью, пока не падали от усталости или от хмеля. Кроме того, справляли много других праздников с разными обрядами, и тогда всю ночь напролет вопили и взывали к своим демонам, и никакими силами, никакими способами невозможно было это прекратить, ибо для них было непомерно трудно отказаться от обычаев, в коих они закоснели; и, чтобы победить и искоренить обычаи сии и идолопоклонство, потратили наши монахи более двух лет, с соизволения и с помощью Господа неустанно проповедуя и увещевая.

Но вскорости братьям нашим сказали, что индейцы своих идолов прячут, зарывают их у подножья крестов или под плитами храмовых лестниц, чтобы, делая вид, будто поклоняются кресту, поклоняться своим демонам; так они надеялись продлить жизнь идолопоклонству. Идолов же у индейцев было превеликое множество, и стояли они везде — в дьявольских их храмах, во дворах, на возвышенностях, в лесах и на холмах, особливо же на перевалах и на высоких горах, везде, где только было высокое место, или просто красивое, или подходящее для отдыха; и каждый, кто проходил мимо, окроплял идола своей кровью, проколов себе ухо или язык, или бросал [383] щепотку здешнего курения, называемого копал, а иной бросит сорванные по дороге розы, а ежели совсем ничего нет, то пучок зеленой травы или соломы; там они и отдыхали, особливо же если шли с ношей, ибо индейцы часто носят на себе изрядно большую и увесистую поклажу.

Идолы стояли у них также у воды, чаще всего близ источников, где им устраивали алтари под большими навесами; и у многих более полноводных источников стояло по четыре таких алтаря, поставленных крестом один напротив другого вокруг источника; и там они бросали в воду много копала, и бумажек, и роз, а некоторые водопоклонники убивали себя там. И близ больших деревьев, например высоких кипарисов или кедров, тоже водружались алтари и совершались человеческие жертвоприношения; и во дворах своих сатанинских храмов они сажали и выращивали кипарисы, платаны и кедры. Ставили также небольшие алтари, с такими же ступенями, помостами и навесами, на многих перекрестках дорог и в разных концах селений и у домов; и во многих других местах были у них как бы молельни с великим множеством разных идолов и рисунков для всеобщего поклонения — очень долго не удавалось все их уничтожить потому, что их было много и в самых разных местах, но еще и потому, что индейцы каждый день их устраивали сызнова; разрушат испанцы десяток алтарей в одном месте, а вернутся — там опять новые поставлены; индейцам ведь не надо было для этого дела искать ни каменщиков, ни каменотесов, ни ваятелей — многие из них сами мастера, камнем камень обрабатывают, — так что никак не удавалось все эти алтари уничтожить и сровнять с землей. Идолы были из камня, из дерева, из обожженной глины, делали их также из теста и из смешанных с тестом семян, одни идолы были большие, другие просто огромные, были и среднего размера, и небольшие, и совсем маленькие. Одни походили на епископов в митрах и с посохами, некоторые были позолоченные, иные украшены бирюзою всевозможного вида. У некоторых был человеческий облик, а на голове вместо митры ступа, и в нее наливали вино, ибо то был бог вина 8. У других были различные атрибуты, по которым узнают, какого демона они изображают. Были и подобия женщин, тоже [384] самого различного вида. Были и изображавшие диких зверей— львов, тигров, собак, оленей и всяческих животных, какие водятся в лесах и полях. Были также идолы в образе змей самого различного вида — и вытянутые, и свернувшиеся кольцом, некоторые с женскими лицами. Перед многими идолами приносили в жертву гадюк и других змей, некоторым надевали на шею ожерелье из гадючьих хвостов; есть там такие большие гадюки, которые, вертя хвостом, производят треск, почему испанцы называют их «гадюки с бубенцами»; некоторые из этих змей весьма опасны и свиваются в десять — одиннадцать колец, их укус смертелен, укушенный живет не более суток. Есть и очень крупные змеи, толщиной в человеческую руку. Эти змеи рыжеватого цвета и не ядовиты, их, напротив, весьма ценят как лакомую пищу для знатных господ. Называют их «оленьи змеи», то ли потому, что цветом напоминают оленью масть, то ли потому, что выползают на тропинки и там поджидают оленя, — змея тогда, уцепившись за ветви дерева, хвостом своим обвивает оленя и не выпускает, и хотя у нее нет ни зубов, ни клыков, она высасывает его кровь глазами и ноздрями. В одиночку никто не берется ее поймать, потому что она может схватить человека и удавить, однако ежели соберутся два-три индейца, они настигают змею и, привязав к большой жерди, с превеликой гордостью преподносят ее своим господам. И были у них также идолы, изображающие эту змею. И еще были идолы в виде ночных птиц, и весьма распространены были идолы в виде орлов и тигров. Также были подобия филина и других ночных птиц, вроде коршуна, и всевозможных иных птиц—больших, или красивых, или хищных, или с нарядным опереньем; и главный у них был идол солнца, а также идолы луны и звезд, больших рыб и водяных ящериц, даже жаб и лягушек и всяких крупных рыб, и они говорили, что это боги рыб. Из одного селения на озере возле Мехико забрали нескольких больших, из камня высеченных рыбьих идолов, а потом, когда наши туда вернулись и попросили наловить немного рыбы для еды, им ответили, что, мол, рыбьего бога у них забрали и теперь рыба не ловится.

Богами почитали они огонь, и воздух, и воду, и землю и все это изображали в рисунках; и на щитах круглых и [385] прямоугольных были у них изображения демонов с дьявольскими гербами. И многие другие твари были у них нарисованные и в виде фигурок — бабочки, блохи и саранча, красиво выточенные и довольно крупные.

Когда наши испанцы покончили с идолами, стоявшими на виду, начались поиски тех, что были зарыты у подножия крестов, словно бы заточены там, ведь ясно, что демон, находясь близ креста, не может не терпеть великую муку, и эти все тоже были уничтожены, ибо хотя и были некоторые плохие индейцы, прятавшие идолов, были также и другие, хорошие, уже окрещенные, которые сие осуждали, почитая обидным для Господа, и доносили о сих делах монахам; и даже среди плохих индейцев находились почитавшие сие дурным делом. Отыскать спрятанных идолов было необходимо не только для того, чтобы предотвратить оскорбленье Господа и чтобы почет и хвала, Ему полагающиеся, не доставались идолам, но также и для того, чтобы уберечь людей от жестокой смерти, ибо многих индейцев продолжали приносить в жертву в лесах, по ночам и в потаенных местах; обычай сей у индейцев весьма крепко укоренился, и ежели им не удавалось принести в жертву столько людей, сколько у них полагалось, они, по наущению дьявола, старались непременно восполнить число жертв...

Глава

о приношениях тласкалъцев в день Воскресения Господня и об их усердных трудах ради своего спасения

В году 1536-м довелось мне в сей тласкальской обители видеть приношения, каких я не видывал ни в одном другом месте Новой Испании, и думаю, таких не бывает нигде; дабы перечислить их и описать, надо бы другое, более искусное перо, каковое сумело бы должным образом оценить и восхвалить то, что, наверное, сам Господь высоко ценит и хвалит. Итак, начиная со Страстного Четверга индейцы приносят в храм Богоматери свои дары и кладут их у ступеней возвышения, на коем находятся Святые Дары, и в течение сего дня и [386] Страстной Пятницы все несут и несут, однако в канун Пасхи, вечером в Страстную Субботу и в скорбную ночь, собирается столько народу, что мнится, во всей провинции ни души не осталось. Приношения состоят из накидок, в кои они одеваются и коими укрываются; бедняки приносят небольшие платки четырех-пяти пядей в длину и чуть поменьше в ширину, каждый из коих стоит не более двух-трех мараведи, а люди еще беднее — платки еще меньше. Женщины же приносят платки вроде тех, которые у нас кладут под статуи, и для того их потом и употребляют,—все они украшены разнообразнейшими узорами, вышитыми хлопковой нитью и кроличьим пухом. Большинство платков — с крестом посредине, и кресты эти весьма различного вида. На иных же изображен посередине щит с вышитыми цветными нитками пятью ранами. На иных — имена Иисуса или Марии, с бахромою и вышивкой вокруг, а на иных вышиты красиво расположенные всякие цветы и розы. И в том году одна женщина принесла плат с вышитым на обеих его сторонах распятием, хотя одна сторона, как присмотреться, казалась все же лицевой, и столь прекрасно было это сделано, что все, кто сей плат видел, и монахи и испанцы-миряне, восхищались работой и говорили, что мастерица, сие создавшая, могла бы и ковры ткать. Накидки и платки они приносят свернутыми, и, как подойдут к ступеням, преклоняют колена, и, почтив святыню, достают свой плат, и, развернув, берут его за два конца обеими руками, подносят ко лбу, два-три раза поднимают руки, затем кладут на ступени и, немного попятившись, снова опускаются на колена, как священники, причастившие знатного вельможу, и при этом читают молитву, и многие приводят с собою детей, за которых тоже несут приношение, и плат этот дают дитяти в руки и учат, как надобно класть его на ступени и преклонять колена; стоит поглядеть, с каким благоговением и почтением они это делают, и кажется, что даже мертвый вдохновился бы и воскрес. Иные приносят копал, сиречь курение тамошнее, и много свечей; у одних свечи большие, у других поменьше, у кого тонкая свеча в две-три пяди, у другого свечечка не больше пальца; но когда видишь, как они их подносят и молятся, то скажешь, что приношение таковое подобно приношению [387] вдовицы, столь угодному Господу, ибо все сие отрывается от самого насущного и приносится в дар с таким простодушием и благочестием, словно в присутствии самого Владыки небесного. Другие приносят крестики величиною в пядь или в полторы пяди и больше, покрытые позолотою и перьями или серебром и перьями. Приносят также кресты, украшенные позолотою и яркими перьями или серебряными лентами, или просто ценимые у них зеленые перья. Кое-кто несет еду на тарелках или в мисочках и ставит ее вместе с другими приношениями. В том году привели барана и двух больших живых свиней; индейцы, что жертвовали свиней, несли их связанными на жерди, как тут обычно носят поклажу, и, войдя с ними в храм и приблизившись к ступеням, они взяли свиней на руки и положили их на ступени, смотреть на это без смеха было невозможно. Приносили также кур и голубей в огромных количествах; столько было этой живности, что монахи и прочие испанцы диву давались, и я сам неоднократно ходил поглядеть и удивлялся, что в нашем старом мире можно увидеть нечто новое; и такие толпы входили в храм и выходили из него, что порою нельзя было протиснуться в дверь.

Дабы принимать и хранить приношения, есть нарочно к тому приставленные люди, и все это отдается беднякам в лазарет, каковой здесь недавно опять основали по образцу лазаретов Испании, и обеспечение ему дается изрядное, и для лечения множества бедняков всего есть вдоволь. Воску приносят столько, что на целый год хватает. Затем, в день Пасхи, выходит до рассвета весьма торжественная процессия с плясками и ликованием. В сей день потешили нас пляскою дети, да такие маленькие, что иные из них еще от груди не отлучены, и так забавно и ловко они плясали, что испанцы от души смеялись и веселились. После чего была проповедь и торжественное молебствие. Многие испанцы весьма изумляются и даже с недоверием смотрят на улучшение нравов индейцев, особливо же недавно прибывшие из Испании, кто не бывал в селеньях, где испанцы живут давно, — не видев того собственными глазами, они думают, что все, что рассказывают об индейцах и об их благочестии, это выдумки, также дивятся они тому, что индейцы приходят издалека, [388] чтобы креститься, венчаться и исповедоваться, и на праздники собираются слушать мессу, но когда эти сомневающиеся все видят своими глазами, их поражает вера столь недавно обращенных христиан. И почему бы Господу не даровать свою милость и благостыню тем, кого он сотворил по своему подобию, ничуть не худшими, чем мы, испанцы? Прежде они никогда не видели, как изгоняют бесов, как исцеляют хромых, не видели, чтобы кто-то возвращал слух глухим или зрение слепым или воскрешал умерших, и то, что проповедники им рассказывают и говорят, это для них диво дивное, вроде хлебов святого Филиппа 9, им тоже достаются крохи; Господь, однако же, умножает слово свое, и оно разрастается в их душах и умах, и куда больше плодов приносит милость Божия — она с избытком умножает то, что мы, люди, можем дать индейцам.

Индейцам же сим почти ничто не мешает удостоиться царства небесного, в отличие от нас, во многих пороках погрязших; в своей жизни они довольствуются малым, столь малым, что едва имеют во что одеться и чем пропитаться. Еда у них до крайности скудная, то же можно сказать и об одежде; для сна у большинства и целой циновки не найдется. Их не лишает сна желание приобрести и уберечь богатство, они не изводят себя ради почета и должностей. Прикрывшись ветхой накидкой, ложатся спать, а проснувшись, уже готовы служить Богу, а ежели хотят покаяться, им нет труда или помехи в том, чтобы как-то по-особому одеться или раздеться. Они терпеливы, чрезвычайно выносливы, покорны как овцы; не помню, чтобы я когда-либо замечал у них злопамятство; они смиренны, всех слушаются, то ли по необходимости, то ли по доброй воле, и умеют только служить да трудиться. Каждый знает, как сложить стену, построить дом, свить веревку, все владеют такими ремеслами, большого искусства не требующими. Удивительно их терпение и выносливость: в болезнях тюфяком им служит жесткая земля, о белье и речи нет, в лучшем случае подстелют дырявую циновку, а под голову кладут камень или кусок дерева, многим же и голову не на что приклонить, так и лежат на голой земле. Дома у них очень маленькие, некоторые покрыты земляною кровлей, некоторые — соломой, иные похожи на келью святого [389] аббата Гилария 10 и больше напоминают могилу, нежели дом. По тому, сколько добра вмещает такая хижина, можно судить об их богатстве. Живут индейцы в сих хижинах целыми семьями — родители, дети и внуки, — едят и пьют без шума и крика. Годы их и вся жизнь проходят без ссор и вражды, дом они покидают лишь для того, чтобы промыслить необходимое пропитание. Ежели у кого заболит голова или он занедужит и ежели среди них есть легко доступный лекарь, то безо всякого шума и расходов они идут к нему, а коль такового нет, переносят болезнь терпеливее, чем Иов 11; не то что в Мехико; там, ежели кто-то из жителей заболеет и, пролежав дней двадцать в постели, умрет, то в уплату за лекарства и советы лекарей приходится отдать все, что имеешь, едва остается на похороны; а за молитвы заупокойные и бдения дерут столько, что жена остается кругом в долгах, а ежели умирает жена, то муж разорен. Слышал я от одного женатого и мудрого человека, что коль заболеет один из супругов и почует близость смерти, то приходится мужу убить жену или жене убить мужа и кое-как схоронить на любом кладбище, дабы овдовевший не оказался мало того что в одиночестве, но еще и в бедности и в долгах; а так удается этой напасти избежать.

Когда какая-нибудь индеанка рожает, за повивальной бабкой ходить не надобно, все они это дело знают, а первороженица идет к ближайшей соседке или же родственнице, чтобы та помогла, и терпеливо ждет, пока сама природа возьмет свое; рожают же они с меньшим трудом и муками, нежели наши испанки, многие из которых, поскольку им стараются ускорить роды и применить силу, подвергаются опасности, слабеют и заболевают, так что становятся уже не способны рожать; и ежели у индеанки родится двойня, то по прошествии одного дня с их рождения или же двух их не кормят, а потом мать берет одного на одну руку, другого на другую и дает им грудь, чтобы не умерли с голоду, и кормилиц для них не ищут, и с тех пор каждый из двоих, просыпаясь, знает свой сосок; и для роженицы не наготавливают здесь ни сладкие гренки, ни мед, ни прочие лакомства, и первое удовольствие, какое они доставляют своим младенцам, это обмывают их холодной водой, не боясь причинить вред; и при всем том мы видим и убеждаемся, что большинство здешних [390] людей ходят нагишом, здоровы и бодры, хорошо сложены, выносливы, сильны, веселы, легки на ногу и пригодны для любого дела; и самое главное, когда они уже приходят к познанию Бога, мало что мешает им блюсти и исполнять законы и заповеди, данные Иисусом Христом.

Когда же я гляжу на причуды и увертки испанцев, так и хочется их пожалеть, и первым, более всего, себя самого. Только подумайте, с какой неохотою поднимается испанец с мягкой своей постели, и чаще всего понуждает его к тому яркий солнечный свет; и тотчас он надевает на себя халат (чтобы не продуло) и велит подать ему одежду, словно у самого нет рук взять ее; и одевают его, будто безрукого, и, пока его одевают, он молится, так что легко вообразить, сколько внимания уделяется молитве, и ежели его чуть-чуть прохватит холодом, то он спешит к очагу, покамест ему чистят кафтан и шляпу; совсем расслабившись после постели и жаркого огня, даже причесаться сам не может, причесывать его должен кто-то другой, затем, пока он наденет башмаки или туфли и плащ, колокол уже созывает на мессу, нередко же он отправляется в храм после завтрака, а тут еще лошадь его не оседлана; сами посудите, в каком настроении он входит в храм, но ежели удается поспеть хотя бы к концу службы, он и рад, и тем паче ежели попадется священник, не слишком затянувший мессу, не то у него, видите ли, колени ломит. Есть и такие, что нисколечко себя в храме не утруждают, даже по воскресеньям или по праздникам; а как возвратятся домой, так чтобы им обед был уже на столе, а не готов — серчают, а после обеда спят-почивают; судите сами, много ли времени остается им на то, чтобы разобраться в какой-либо тяжбе или в счетах, чтобы доглядеть за приисками или сельскими работами; и не успеют они с этими делами управиться, как подходит час ужина, и порой они засыпают прямо за столом, ежели не разгонят сон какой-либо игрою; и добро бы так жили год или два, а затем начали вести жизнь более достойную; но нет, такова вся их жизнь, и с каждым годом алчность и пороки только усугубляются, так что все дни и ночи и почти всю жизнь свою они не вспоминают ни о Боге, ни о своей душе, разве что изредка мелькнет в уме благое намерение, для исполнения коего вечно не хватает времени... [391]

Глава

о празднествах Тела Христова и святого Иоанна, которые справляли в Тласкале в году 1538-м

Когда в 1538 году подошел день Тела Христова, тласкальцы устроили столь прекрасное празднество и справили его с таким торжеством, что сие достойно доброй памяти, и думаю, присутствуй при сем папа и император со своею свитой, это доставило бы им изрядное удовольствие; и хотя тут не было ни дорогих каменьев, ни парчи, зато были другие замечательные украшения, особливо же из всяческих цветов и роз, какими Господь наряжает здешние деревья и поля, так что было на что поглядеть и чем полюбоваться, и не диво ли, что все сие сделали люди, коих прежде почитали не лучше скотов.

В процессии несли Святые Дары и множество крестов и помосты со святыми; рукоятки крестов и носилок были изукрашены золотом и перьями, и статуи на них тоже все были в позолоте и в перьях, и одежды святых столь богато вышиты, что в Испании ценились бы дороже парчи. Статуй святых было очень много. Несли всех двенадцать апостолов с их атрибутами; многие шедшие в процессии держали в руках горящие свечи. Вся дорога была усыпана осокою, рогозом и другими цветами, и все равно люди бросали еще розы и гвоздики и всевозможными плясками оживляли шествие. На дороге были надлежаще устроены часовни с алтарями и ретабло (Ретабло - в испанских церквах - украшенный резьбой заалтарный образ значительных размеров), там можно было отдохнуть, там пели детские хоры и дети плясали перед Святыми Дарами. Были сооружены десять больших триумфальных арок, весьма изрядно украшенных, и, что особенно примечательно и удивительно, улицу по всей ее длине разделили на три полосы, как бы церковные нефы: средняя имела в ширину двадцать футов, по ней несли Святые Дары и шел причт с крестами и всеми атрибутами процессии, а по двум боковым, имевшим в ширину по двадцать пять футов, двигался прочий люд, коего в сем городе и провинции не так уж мало; подобный порядок [392] помогали поддерживать арки средней величины, шириною десять футов; таковых арок было ровным счетом тысяча шестьдесят восемь, — как нечто достойное удивления и восхищения их сосчитали трое испанцев и еще многие другие люди. Арки сплошь были увиты розами и другими цветами различных оттенков и вида; уверяли, что на каждой арке было цветов полторы ноши (Ноша — индейская мера веса, равная приблизительно 60 кг) (имеется в виду обычный у индейцев вес ноши), а вместе с теми розами, что украшали часовни и триумфальные арки да еще шестьдесят шесть маленьких арок, да еще теми, что были на людях и у них в руках, то, как подсчитали, было тут цветов две тысячи нош, и примерно пятую часть составляли гвоздики, завезенные из Кастилии, — здесь их развели столько, что и вообразить трудно; цветники здесь куда обширнее, чем в Испании, и цветы цветут круглый год. На арках красовалось около тысячи круглых щитов, сделанных из роз, а на тех арках, на которых щитов не было, высились пышные букеты, напоминавшие огромные, весьма нарядные головки лука; букетов этих было без счета.

Примечательно было еще вот что. На четырех углах или поворотах по пути процессии были сооружены горы, и из каждой торчал высокий каменный утес, а у подножия расстилался как бы луг с зеленою травой и цветами и всем, что бывает на сельском лугу, и горы сии и утесы столь натурально были сделаны, словно век тут стояли; любо-дорого было смотреть на росшие там купы деревьев лесных, и фруктовых, и цветущих, на множество грибов и на мох, покрывавший стволы деревьев и скалы; были там даже старые, надломившиеся деревья; лес с одной стороны был густой, с другой — пореже, на ветвях сидели всяческие большие и маленькие птицы: соколы, вороны, совы, а внизу среди деревьев бродили олени, бегали зайцы, и кролики, и шакалы, и очень много было змей, но они были привязаны, а клыки и зубы им заранее вырвали, ибо большинство было из породы гадюк, длиною в морскую сажень и толщиною как запястье мужской руки. Индейцы берут их рукою, словно птиц, потому как супротив их свирепости и яда знают зелье, каковое [393] змею усыпляет и обезвреживает, зелье сие также целебное, оно помогает от многих недугов и зовется «писиэтл». И дабы все как есть казалось натуральным, на горах прятались в засаде охотники с луками и стрелами, причем те, кто сим делом здесь занимается, говорят на другом языке и, живя в лесу, весьма в охоте искусны. Чтобы охотников заметить, надо было хорошенько приглядеться — так ловко они были скрыты средь густой листвы и мшистых стволов, и надо думать, что дичь безбоязненно приближалась к самым их ногам; но они, прежде чем стрелять, махали руками и так и эдак, чтобы привлечь внимание зевак из процессии. В этот день тласкальцы впервые выставили напоказ герб, дарованный им императором, когда селение сие пожаловали званием города, каковая милость еще не была оказана ни одному индейскому городу; Тласкала же по праву удостоилась его за большую помощь при завоевании сего края доном Эрна-ном Кортесом для Его Величества; несли два знамени и посередине герб императора на столь высоком древке, что я даже удивился, где раздобыли они столь длинную и тонкую жердь; знамена затем водрузили на кровле аюнтамьенто, чтобы издалека были видны. В процессии шла капелла певчих, и пенье их сопровождали флейты, трубы и барабаны да большие и малые колокола, — все это при выходе процессии из храма звучало и гремело столь оглушительно, что казалось, небо обрушится на землю.

В Мехико и во всех прочих местах, где есть монастыри, индейцы наперебой изощряются в украшениях и выдумках и во всем, что им удается перенять и усвоить от наших испанцев; и, с каждым годом набираясь уменья и сноровки, они, точно обезьяны, подражают всему, что увидят у наших, даже в ремеслах, — только наблюдая за работой, даже не поупражнявшись сами, они, как я расскажу в дальнейшем, становятся настоящими мастерами. Из толстых стеблей растущей в здешних полях травы они вытягивают сердцевину, напоминающую белую восковую нить, и, по-всякому переплетая ее, делают разнообразнейшие фигурки и круглые коврики и банты, похожие на красивые витые сдобы, изготовляемые в Севилье; еще делают большие полосы с надписями, где каждая буква [394] в две пяди, такую ленту можно свернуть, а затем в соответствующий праздник выставить напоказ.

Дабы описать искусство здешнего народа, расскажу о том, что они сотворили и представили немного спустя, в день Святого Иоанна Крестителя, каковой пришелся на следующий понедельник; а представили они четыре ауто(Ауто — одноактная пьеса религиозного содержания), каковые, только чтобы переписать их в прозе — а истории в прозе не менее благочестивы, нежели в стихах, — пришлось потрудиться всю пятницу, и всего за два оставшихся дня, сиречь субботу и воскресенье, они все выучили, а затем весьма благочестиво изобразили предсказание о Рождестве Святого Иоанна Крестителя, сделанное его отцу Захарии 12, каковое представление длилось почти час и завершилось пеньем приятного многоголосого мотета (Мотет - вид многоголосого пения, когда к литургическому напеву одного из голосов присоединяются другие голоса). Затем на других подмостках было весьма живописно представлено Благовещение Пресвятой Деве, каковое продолжалось столько же, сколько первое ауто. Затем во дворе церкви святого Иоанна, куда процессия пришла до начала мессы и где были устроены подмостки, изумительно украшенные цветами,—представили Посещение Пресвятой Девой святой Елизаветы. После мессы же было представлено Рождество святого Иоанна и вместо обрезания совершили крещение восьмидневного младенца, коего нарекли Хуаном, и прежде чем немому Захарии были вручены метрики, каковые он знаками требовал, все вдоволь посмеялись, потому как, притворяясь, что не понимают, ему давали все не то. Это ауто завершилось пением «Benedictos Dominus Deus Israel» («Благословен Господь Бог Израиля» (лат.)), и родственники и соседи Захарии, радуясь рождению ребенка, нанесли подарков и всяческих лакомств и, накрыв стол, принялись за угощение, ибо уже и время для того подошло.

Тут кстати придется письмо, написанное неким монахом из тласкальской обители своему провинциалу о покаянии и приношениях, совершенных тласкальцами в минувший пост 1539 года, и о том, как они справляли праздники Благовещения и Воскресения Господня. [395]

«Не придумаю лучшего праздника для Вашей милости, как рассказать и описать прекрасный праздник, каковой Господь ниспослал своим сынам тласкальцам, а купно с ними также и нам, хотя затрудняюсь, с чего начать; весьма трогательно и удивительно, какую перемену совершил Господь в сем народе, могу сказать, что в некотором смысле меня самого во время сего поста многому научили индейцы, и городские и сельские, даже племя отоми...

К пасхе они воздвигли во дворе часовню, которая удалась на славу, и назвали ее Вифлеем. Стены с наружной стороны расписали фресками за четыре дня, дабы краски держались прочнее; на одной полосе изобразили сотворение мира в первые три дня, на другой — в остальные три дня; еще на двух — на одной древо Ессеево с родословной Богоматери 13, прекрасное изображение коей поместили на вершине древа; на второй был наш отец святой Франциск, еще на одной — Церковь, Его Святейшество папа, кардиналы, епископы и прочие; а еще на другой полосе — император, короли и рыцари. Испанцы, видевшие сию часовню, говорят, что это превосходнейшее сооружение, не хуже подобных ему в Испании. Искусно выведены своды, есть два хора — один для певчих, другой для причта, и все это сооружено за шесть месяцев и, как все здешние храмы, нарядно отделано.

Тласкальцы сим внесли изрядную живость в божественные молебствия своим пеньем и музыкой; было у них две капеллы, в каждой более двадцати певчих, и еще две группы флейтистов, а кроме флейт, еще рабель и забебы (мавританские флейты), и весьма искусные барабанщики играли на барабанах в лад с чудесно звучащими колокольцами».

И на сем честной брат завершает свое письмо.

Самое же главное я оставил на сладкое, а именно — праздник, который справила братия нашей Владычицы Небесной Энкарнасьон 14; и поскольку во время поста они не могли это сделать, то отложили его на среду праздничной недели. Первым делом была заготовлена обильная милостыня для бедных индейцев, и не только для тех, что находились в лазарете, но братья обошли все улицы на лигу в окружности и раздали семьдесят пять мужских сорочек и пятьдесят женских и [396] много накидок и штанов; разделили также меж самыми нуждающимися десяток баранов, и одну свинью, и двадцать здешних собачек, коих едят тут со стручковым перцем. Еще раздали много мер маиса и вместо кренделей щедро угостили тамалями (Тамаль - традиционное блюдо индейцев: тушеная начинка из маисовой муки с помидорами, мясом и специями, обернутая маисовым или банановым листом), и те, кому сие дело поручили, и слуги не пожелали что-либо взять за свой труд, говоря, мол, не токмо что брать, но сами они должны бы из своего добра уделить толику для лазарета.

Воск у них был наготовлен, для каждого брата изрядный кусок, и, кроме того, было много свечей и два факела, и опять же изготовили четыре большие свечи с позолотой и перьями, не столько роскошные, сколь нарядные. Близ входа в лазарет были сооружены подмостки для представления ауто о грехопадение прародителей наших, и, по мнению всех, кто сие видел, то было одно из самых достопримечательных представлений в Новой Испании. Обитель Адама и Евы была столь дивно украшена, что и впрямь казалась земным раем,— с его разнообразными деревьями, на коих красовались фрукты и цветы, — и натуральные, и сделанные из перьев и золота; в ветвях деревьев виднелись различные пернатые, начиная с филинов и других хищных птиц до мелких пташек, более же всего было попугаев — и маленьких и крупных. Были там также птицы искусственные, из золота и перьев, на редкость умело сделанные. Кроликов и зайцев было множество, так и кишели везде, а также всяких других зверюшек, коих я до того никогда не видывал. Ходили на привязи два оцелота, презлющие звери, отчасти похожие на кошек, отчасти на гепарда; Ева ненароком наткнулась на одного из них, и оцелот вежливо уступил ей дорогу; случилось сие до грехопадения, а ежели бы после, то Еве бы несдобровать. Были и другие искусно сделанные подобия зверей, шкуры которых были надеты на мальчиков, —эти вели себя как ручные. Адам и Ева играли с ними и забавлялись. Было там четыре речки, или источника, текшие из рая, надписи на коих гласили, что это Геон и Фисон, [397] Тигр и Евфрат (Геон, Фисон, Тигр и Евфрат — реки, где, по преданию, находился Эдемский сад), и посреди рая стояло древо жизни, а близ него древо познания добра и зла, и на обоих висело множество весьма красивых плодов из золота и перьев.

Вокруг рая высились три большие скалы и одна гора, на коих можно было увидеть все, что бывает в настоящих диких горах, и все присущие апрелю и маю красоты, ибо здешние индейцы необычайно искусны в подражании природе, — каких только не было здесь птиц, и больших и маленьких, особенно же крупных попугаев, величиною с испанского петуха, да и петухов множество, и еще два диких петуха и одна курица, а это самые красивые птицы, каких я где-либо видел; в одном из таких петухов мяса не меньше, чем в двух кастильских павлинах. У петухов сих растет из зоба пучок волос, более жестких, чем конский волос, и у некоторых старых петухов волосы эти длиною больше пяди, из них делают весьма прочные кропила.

Среди скал бродили звери, и настоящие и искусственные. Одним из искусственных был лев, сиречь юноша в шкуре льва, и он раздирал и пожирал убитого им оленя; олень же был настоящий и лежал в расщелине меж камнями, — сделано все было изумительно. Когда подошла процессия, началось представление ауто; длилось оно долго, ибо, прежде чем Ева вкусила запретный плод и Адам согласился его отведать, Ева все ходила от змея к своему супругу и от супруга к змею, раза три или четыре, и Адам все отказывался и, словно бы негодуя, прогонял Еву; она же его упрашивала, приставала, говоря, мол, по всему видно, что он ее не любит и она его любит больше, чем он ее, и, бросаясь его обнимать, так ему надоедала, что он наконец пошел с нею к запретному древу, и Ева у него на глазах откусила кусок яблока и дала Адаму, чтобы и он поел; и, вкусив, они сразу поняли, сколь дурно поступили, и хотя тут же стали прятаться, но как ни прятались, им не удалось укрыться от взора Господа, и вот, с великой торжественностью появился Он в сопровождении ангельской свиты; и после того как Он призвал Адама, тот стал [398] оправдываться, что это, мол, жена виновата, а она обвиняла змея, и Господь проклял их и для каждого назначил кару. Тут ангелы принесли два одеяния, искусно сделанные как бы из звериных шкур, и одели Адама и Еву. И особенно хорошо было представлено, как они, изгнанные из рая, уходили, рыдая: Адама вели трое ангелов, и Еву тоже трое, и сопровождалось сие многоголосным пением «Circumdederunt me» («Окружили меня» (лат.)). Столь превосходно было сие изображено, что никто из зрителей не мог сдержать слез; а у врат рая остался их охранять херувим с мечом в руке. Рядом же был земной мир, совсем непохожий на тот, что они покидали, — здесь земля была поросшая чертополохом и терниями и кругом кишели змеи; но также тут были кролики и зайцы. Когда ж новые обитатели ступили на землю сию, ангелы показали Адаму, как надобно пахать и обрабатывать поле, а Еве дали веретено, чтобы она пряла и ткала одежду для своего мужа и детей, и, утешая обоих, безутешно рыдавших, ангелы удалились с пеньем вильянсико (Вильянсико — рождественская песня), где были следующие слова:

Зачем вкусила
Первая жена,
Зачем вкусила
Запретный плод она?

Первая жена
Мужа соблазнила,
И рая лишена Грешная чета
За то, что вкусила
Запретный плод она.

Это ауто было индейцами представлено на их родном языке, посему многие из них плакали и сокрушались, особливо же когда Адам был изгнан из рая.

Приведу еще письмо того же монаха его прелату с описанием празднества, устроенного в Тласкале по случаю мира, заключенного меж императором и королем Франции 15; имя прелата — фрай Антонио де Сьюдад Родриго.

«Как известно Вашей милости, за несколько дней до Великого поста новость сия достигла наших мест, и жители [399] Тласкалы сперва решили посмотреть, что сделают испанцы и мексиканцы, и, увидев, что они изобразили и представили завоевание Родоса 16, надумали изобразить завоевание Иерусалима — да исполнит Господь сие пророчество при нашей жизни! — и для пущей торжественности решили приурочить его ко дню Тела Христова, каковой праздник справили с особой пышностью, как Вы увидите из моего описания.

В Тласкале, городе, который начали заново отстраивать, оставили внизу, посреди равнины, большую красивую площадь, на которой соорудили Иерусалим на кровлях домов, где размещается здешняя ратуша, изрядно высоко, ибо сами эти дома высотою в один эстадо; там разровняли площадки, насыпали землю и соорудили пять башен: главная, выше других, — посередине, остальные четыре — по четырем углам, и соединили их стеною с частыми зубцами, и башни тоже были увенчаны зубцами и очень красивые, со множеством окон и изящными сводами, и все украшено розами и прочими цветами. Перед Иерусалимом с восточной стороны поставили за пределами площади шатер государя императора, с правой же стороны от Иерусалима расположили лагерь для испанского войска; прямо напротив было место, отведенное провинциям Новой Испании, посередине же площади—возвышение, где должен был располагаться император со своим войском; каждое из сих мест было отделено оградою, разрисованной снаружи под каменную, с амбразурами, бойницами и зубцами, весьма похоже на настоящую крепостную стену.

Когда процессия со Святыми Дарами, в которой шествовали наряженные папой, кардиналами и епископами, подошла к площади, они уселись на приготовленном для них и нарядно украшенном помосте вблизи Иерусалима, дабы все события празднества происходили пред Святыми Дарами. Затем появилось испанское войско, направлявшееся осаждать Иерусалим, и, пройдя по всей площади и пред Телом Христовым, расположилось в своем лагере по правую сторону. Шло оно изрядно долго, ибо состояло из множества солдат, разделенных на три полка. В авангарде, неся стяг с королевским гербом, шли воины королевств Кастилии и Леона 17 и отряд капитан-генерала дона Антонио Пиментеля 18 графа де Бенавенте, неся стяг с его гербом. В основной колонне [400] шли Толедо, Арагон, Галисия, Гранада, Баскония и Наварра. В арьергарде же — Германия, Рим и итальянцы. По одежде они не очень-то различались, ибо индейцы их костюмов никогда не видели и не умеют делать, а потому все были одеты как испанские воины, с такими же трубами, как у испанцев, с барабанами и флейтами, в стройном порядке; шагали они по пятеро в ряд, в такт барабанному бою.

Когда эти полки прошли и разместились в своем лагере, с противоположной стороны появилось войско Новой Испании, разделенное на десять полков, каждый был одет так, как они здесь наряжаются для сраженья; зрелище было весьма примечательное, и кабы в Испании и Италии это видели, тоже восхитились бы. Индейцы украсили себя всем лучшим, что у них было, — богатыми плюмажами, значками, круглыми щитами, ибо выступали в сем ауто сплошь знатные господа и военачальники, на их языке «теухпилтин». В авангарде шествовали Тласкала и Мехико; эти шагали очень дружно и вызвали всеобщий восторг; они несли знамя с королевским гербом и с гербом своего генерал-капатана, каковым был дон Антонио де Мендоса 19, вице-король Новой Испании. В сражении участвовали уастеки, семпольтеки, мистеки, кольхуаки и еще несколько полков, возглашавшие, что они из Перу 20 и с островов Санто-Доминго и Куба. В арьергарде шли тараски и куаутемальтеки. Когда и эти заняли свои места, на поле, изготовясь к сражению, вышло войско испанцев, каковые в боевом порядке устремились прямо к Иерусалиму, и когда их увидел султан, а его изображал маркиз дель Валье дон Эрнан Кортес, он отдал приказ своему войску выходить навстречу; войско его двинулось дружным строем, и по виду их сразу можно было отличить, ибо на них были чалмы, какие носят мавры; с двух сторон забили барабаны, оба войска сошлись, и завязался бой с шумными возгласами и при звуках труб, барабанов и флейт, и вскоре оказалось, что побеждают испанцы, а мавры отступают, причем некоторых мавров взяли в плен, другие остались лежать на поле, но никто не был ранен. После сражения испанское войско в образцовом порядке воротилось в свой лагерь. Тут снова забили барабаны, на поле вступили отряды Новой Испании, и навстречу им вышли воины из [401] Иерусалима и после недолгой битвы мавров опять одолели, и, окружив их город, индейцы отвели нескольких пленных в свой лагерь, и опять на поле остались якобы павшие.

Прослышав про опасность, грозящую Иерусалиму, на подмогу ему явились войска из Галилеи, Иудеи, Самарии, Дамаска и всей Сирии со съестными припасами и всяческим оружием, что весьма ободрило и развеселило иерусалимских защитников, они воодушевились и снова вышли на поле, направляясь прямо к лагерю испанцев, а те пошли им навстречу, и после недолгого сражения уже испанцы стали отступать, а мавры наседать на них, и мавры взяли в плен нескольких отбившихся от своих, и опять на поле остались лежать павшие. После чего генерал-капитан отправил Его Величеству донесение, каковое гласило:

«Да будет известно Вашему Величеству, что войско наше подошло к Иерусалиму и, разбив в укрепленном и надежном месте лагерь, мы двинулись на штурм города; и навстречу нам оттуда вышло их войско, и во время сражения войско испанцев, слуг Вашего Величества, наши капитаны и старые солдаты сражались как тигры и львы, все они оказали себя храбрецами, особливо же отличились воины из королевства Леон. После сего сражения пришла Иерусалиму большая подмога из мавров и иудеев со съестными припасами, и защитники его, обнадеженные, сделали вылазку, и мы вышли им навстречу. Некоторые из наших, правда, погибли, по большей части солдаты не слишком опытные и с маврами еще не встречавшиеся; остальные же полны решимости драться и, надеясь, что Ваше Величество соизволит отдать таковой приказ, готовы ему повиноваться.

Слуга и раб Вашего Величества дон Антонио Пиментель».

Прочитав донесение генерал-капитана, император отвечает ему следующим посланием:

«Любезному моему и дорогому кузену, дону Антонио Пиментелю, генерал-капитану испанского войска. [402] Прочитав Ваше письмо, я с удовольствием убедился в оказанной испанцами храбрости. Отныне и впредь глядите в оба, чтобы никакая подмога не вошла в город, для чего поставьте надежную стражу и известите меня, достаточно ли обеспечен Ваш лагерь всем необходимым; и извещаю Вас, что я премного доволен нашими рыцарями и намерен весьма щедро их наградить, и передайте сие от меня всем Вашим капитанам и старым солдатам, и да хранит Вас Бог!

Император дон Карлос».

А тем временем гарнизон Иерусалима уже выходил на бой с войском Новой Испании, дабы взять реванш за предыдущее поражение; обозленные за прошлое, они с пришедшей им подмогой жаждали отомстить и, как начался бой, дрались отважно, пока отряды с островов не стали слабеть и сдаваться, так что коль принять в расчет павших и пленных, то не осталось из них ни одного способного сражаться. Тут генерал-капитан снова отправляет гонца к Его Величеству со следующим письмом.

«Ваше Священное, Августейшее, Католическое Величество, Государь Император!

Да будет известно Вашему Величеству, что я со своим войском штурмовал Иерусалим и разбил лагерь по левую руку от города, и мы вышли сразиться с появившимся на поле неприятелем, и подданные Ваши, а также солдаты Новой Испании дрались отважно, и вывели из строя многих мавров, и заставили их отступить и вернуться в крепость, ибо солдаты Ваши сражались как слоны и как великаны. Но после того подоспела к маврам изрядная подмога и людьми, и артиллерией, и продовольствием; тогда они вышли против нас, и мы опять пошли в бой, и после сражения, длившегося почти весь день, полк с островов был разгромлен, и по его вине все наше войско постиг великий позор, а дело в том, что у них нет достаточно оружия, а какое есть, тем плохо владеют да еще не знают имени Господа, чтобы призвать Его; вот и не осталось их ни одного человека, все попали в плен к неприятелям. Остальные же солдаты в прочих полках все в добром здравии.

Верный слуга и покорный раб Вашего Величества

дон Антонио де Мендоса». [403]

Ответ императора:

«Любезный родственник и славный главнокомандующий всем войском Новой Испании!

Наберитесь мужества, как подобает храброму воину, и подбодрите всех Ваших рыцарей и солдат; и ежели городу тому пришла подмога, то не сомневайтесь, что и Вам будет ниспослана с небес милость и помощь. В сражениях обычны всякие повороты судьбы, и сегодняшний победитель завтра бывает побежденным, а кто побежден, завтра может оказаться победителем. Я принял решение в эту ночь не ложиться, но сразу же выступить в поход, чтобы после ночного марша быть на заре у стен Иерусалима. Будьте наготове и держите все войско в боевом порядке; скоро я буду с Вами, а посему не теряйте покоя и надежды и сразу же напишите генерал-капитану испанцев, дабы он со своим войском тоже изготовился, и как только я подойду, когда мавры будут думать, что войско мое утомлено, тут-то мы и ударим на них и осадим город, и я атакую его с фронта, а Ваше войско с левого фланга, а испанское войско с правого, дабы неприятелю некуда было деваться. Да хранит Вас Господь!

Император дон Карлос».

После чего вышел на площадь император, а с ним король Франции и король Венгрии 21, все в своих коронах; и когда они вступали на площадь, навстречу им с одной стороны вышел капитан-генерал испанцев с половиной своего войска, а с другой стороны — генерал-капитан Новой Испании, и со всех концов зазвучали трубы и барабаны и затрещали ракеты, которые должны были изображать гром артиллерии. Встретили императора с великим ликованьем и пышностью и подвели его к трону на помосте. Тут мавры стали показывать, что на них напал великий страх, и все они попрятались в свой город; начала палить артиллерия, но мавры храбро оборонялись. Тогда капитан Андрее де Талия отправился с одним полком разведать местность позади Иерусалима, поджег селение да еще пригнал на середину площади стадо захваченных им овец. Каждое войско тем временем расположилось в своем лагере, на поле вышли одни только испанцы, и когда мавры увидели, что испанцев совсем немного, то [404] сделали вылазку и напали на них, и из Иерусалима все время выходили отряды на подмогу, и маврам удалось потеснить испанцев и захватить поле боя, некоторых же взяли в плен и увели в город. Когда об этом узнал Его Величество, он тотчас отправил гонца к папе со следующим посланием:

«Святейшему Отцу нашему.

Достолюбезный Отец мой! Сыщется ли на всей земле равный Вам по сану! Да будет известно Вашему Святейшеству, что я явился в Святую Землю и осадил Иерусалим с тремя армиями. Одной командую лично я, в другой сражаются испанцы, третья состоит из индейцев-науалей; и между моими людьми и маврами уже были жестокие стычки и баталии, в каковых мои солдаты взяли в плен и ранили много мавров, после чего в Иерусалим пришла большая подмога из мавров и иудеев со съестными припасами и оружием, как доложит Вашему Святейшеству мой гонец. Я же ныне весьма озабочен исходом сего моего предприятия и прошу Ваше Святейшество поддержать меня своими молитвами и заступничеством пред Господом за меня и мое воинство, ибо я твердо решил взять Иерусалим и все прочие Святые места, либо погибнуть на сем поприще, почему и посылаю смиренную просьбу осенить всех нас отныне и впредь Вашим благословением.

Император дон Карлос».

Когда папа прочитал сие послание, он созвал кардиналов и, посоветовавшись с ними, отправил таковой ответ:

«Любезный сын мой!

Прочитав твое письмо, я весьма возрадовался сердцем и возблагодарил Бога за то, что Он укрепил и вдохновил тебя на столь святое предприятие. Знай же, что Господь твой помощник и хранитель тебя и всех твоих армий. И часу не пройдет, как Он исполнит твое желание, для чего я тотчас посылаю любезных своих братьев кардиналов и епископов со всеми остальными прелатами и орденами святого Франциска и святого Иакова и всеми сынами Церкви, дабы они молились за вас; а дабы молитвы их оказали действие, я [405] немедля отдаю распоряжение праздновать во всем христианском мире великий юбилей. Да пребудет Господь в твоей душе!

Аминь!

Любящий тебя папа».

Но вернемся к нашим войскам. Когда испанцы дважды были отброшены и осаждены в своем лагере маврами, все они преклонили колена, оборотясь лицом к Святым Дарам и моля о помощи; так же поступили папа и кардиналы; и когда все коленопреклоненно молились, на углу лагеря появился ангел и, утешая их, молвил: «Господь внял вашей молитве, и Ему весьма угодна ваша решимость и готовность умереть ради Его чести и ради завоевания Иерусалима, ибо Он не желает, чтобы столь святое место пребывало и далее во власти врагов христианства; и Он соизволил подвергнуть вас столь тяжким испытаниям, дабы проверить вашу стойкость и мужество; не страшитесь, враги ваши не одержат верх над вами, и для пущей надежности Господь пошлет к вам покровителя вашего, апостола святого Иакова». Весьма сим посланием утешенные, все стали возглашать: «Сантьяго, Сантьяго, покровитель нашей Испании!»; и тут явился святой Иаков на своем белоснежном коне и в том одеянии, в каком его обычно изображают, и когда он въехал в лагерь испанцев, все испанское войско, следуя за ним, ринулось на мавров, выстроившихся перед Иерусалимом, и те, обуянные страхом, ударились в бегство, оставляя на поле своих павших, и заперлись в крепости; тогда испанцы начали ее штурмовать, и святой Иаков на своем коне носился из конца в конец, и устрашенные мавры не решались выглянуть из-за зубцов крепости; затем испанцы с развернутыми знаменами воротились в свой лагерь. Когда ж войско науалей, сиречь воины Новой Испании, увидели, что испанцам не удалось войти в город, они, построившись в правильные шеренги, устремились к Иерусалиму, а мавры, не дожидаясь их приближения, вышли навстречу, и опять завязалась стычка, и мавры в ней одержали верх и заставили науалей воротиться в их лагерь, однако не взяли в плен ни одного; после чего мавры с криками ликования воротились в город. Христиане, видя, что дела [406] их плохи, стали искать поддержки в молитве и взывать к Господу о помощи, так же поступили папа и кардиналы. И вот над их лагерем явился другой ангел и возгласил: «Хотя вы привержены вере, но Господь пожелал вас испытать и послать вам пораженье, дабы вы поняли, что без Его помощи немногого стоите; но поелику вы оказали смирение, Бог внял вашим молитвам, и вскоре за вас заступится защитник и покровитель Новой Испании святой Ипполит, в чей день испанцы купно с тласкальцами завоевали Мехико» (Имеется в виду день 13 августа 1521 г). Тут все войско науалей закричало: «Святой Ипполит, святой Ипполит!» Тотчас появился святой Ипполит на вороном коне, он подбодрил и воодушевил науалей и вместе с ними устремился на штурм Иерусалима, с другой стороны повел к городу испанцев святой Иаков, а с фронта ударил император со своим войском, и все вместе пошли на штурм, так что мавры, еще не ушедшие с башен, и носа высунуть не могли под градом шаров и палиц, коими их забросали. Позади же Иерусалима, меж двумя башнями, была сложена изрядная куча соломы, которую во время штурма подожгли, — город штурмовали со всех сторон, но мавры, казалось, были полны решимости умереть, но не уступить ни одной из трех армий. Ожесточенные схватки шли и внутри крепости и снаружи, воины забрасывали друг друга большими шарами, сделанными из рогоза и глиняными, высушенными на солнце и наполненными мокрою охрой, — коль такая штуковина в кого угодит, тот как бы и впрямь раненный и весь в крови, бросали также ярко-красные плоды смоковницы. У лучников к наконечникам стрел были привязаны мешочки с охрою, и ежели такая стрела ударит, то как будто кровь льется; метали также копья из маисовых стеблей. В самом разгаре баталии появился на главной башне архангел святой Михаил (Святой Михаил — покровитель воинов); увидев его и услышав его голос, и мавры и христиане, устрашенные, перестали сражаться и умолкли, и тут архангел обратился к маврам с таковыми словами: «Кабы Господь судил по вашим козням и грехам, а не по великому своему милосердию, Он давно [407] бы вас низверг в пучины преисподней и земля разверзлась бы и поглотила вас заживо; но, поелику вы хранили почтение ко Святым местам, Он намерен обойтись с вами милосердно и дозволить вам покаяться, ежели вы обратитесь к нему всем своим сердцем; посему признайте Всемогущего Владыку, Творца всего сущего, и уверуйте в достолюбезного Сына Его Иисуса Христа, и смягчите гнев Его слезами и чистосердечным покаянием». Молвив сие, архангел исчез. Тогда султан, находившийся в Иерусалиме, обращаясь к своим маврам, сказал: «Бесконечны благодать и милосердие Господа, ежели Он нас, ослепленных пороками своими, соизволил просветить; настало время нам познать наши заблуждения; до сей поры мы думали, что воюем с людьми, теперь же поняли, что воюем противу Господа и Его святых и ангелов, а супротив них кто устоит?» Тут капитан-генерал мавров, а был им аделантадо дон Педро де Альварадо, и вместе с ним все прочие мавры сказали, что они желают отдаться во власть императора и пусть, мол, султан вступит в переговоры, чтобы им сохранили жизнь, ибо известно, что королям Испании присущи милосердие и сострадание, и все они, мавры, желают, мол, креститься. Тотчас султан подал знак, что просит мира, и послал одного из мавров к императору со следующим письмом:

«Любезный Богу император римский!

Ныне мы ясно увидели, что Господь ниспослал тебе милость и помощь небесную; прежде я, признаюсь, надеялся сохранить свой город и королевство и защитить своих подданных и был готов за сие дело умереть, однако ныне, просвещенный Владыкою небесным, я уразумел, что только ты один достоин быть предводителем Его воинства, и признаю, что всему миру надлежит покориться Господу и тебе, Его военачальнику на земле. А посему мы отдаем в твою власть свои жизни и просим тебя прийти в наш город, дабы ты поручился нам своим королевским словом, что даруешь нам жизнь и примешь нас с присущим тебе великодушием в число своих вассалов.

Твой раб, великий султан Вавилонии и тетрарх Иерусалима». [408]

Когда послание было прочитано, император направился к вратам города, которые уже были открыты, и навстречу ему вышел султан с большой свитой и, опустившись перед императором на колени, изъявил ему свою покорность и попытался облобызать руку, но император поднял его, и взял за руку, и подвел к Святым Дарам, туда, где на помосте восседал папа, и все вокруг возблагодарили Бога, и папа с великой сердечностью приветствовал султана. Пришла с султаном также толпа турок, а вернее, взрослых индейцев, коих нарочно подготовили для крещения, и тут они во всеуслышание попросили папу окрестить их, и тогда Его Святейшество повелел одному из священников их окрестить, что тотчас было исполнено. Всем им дали причаститься Святых Даров, после чего процессия двинулась дальше.

В сей день Тела Христова весь путь процессии и все улицы были столь превосходно украшены, что многие присутствовавшие при сем испанцы говорили: пожелай кто-нибудь рассказать об этом в Кастилии, его сочтут сумасшедшим и скажут, что он завирается и выдумывает; Святые Дары несли по улицам, разделенным на три полосы средней величины арками, украшенными красивыми букетами и гирляндами роз и прочих цветов, и арок сих было более тысячи четырехсот, не считая десяти больших триумфальных арок, под коими проходила основная процессия. На ее пути были также сооружены шесть часовен с алтарями и ретабло, и вся дорога была усыпана пахучими травами и розами. Были также поставлены три горы, совсем как настоящие, с доподлинными утесами, и на них представили три превосходнейших ауто.

На первой горе, высившейся на большой площади, расположенной пониже другой, более высокой, было представлено искушение Господа нашего, и зрелище то было весьма примечательное, особливо ежели подумать, что разыгрывали его индейцы. Стоило посмотреть, как собирались на совет демоны обсудить, как им искушать Христа и кто будет искусителем; и когда решили, что им будет Люцифер, его искусно нарядили отшельником, да только никак не удавалось скрыть две вещи — рога его и когти, ибо на каждом пальце его рук и ног торчали сделанные из костей когти длиной с половину [409] пяди; и, после первого и второго искушения третье искушение происходило на высокой скале, стоя на которой сатана с превеликою гордыней перечислял Христу все достопримечательности и богатства провинции Новой Испании, а с нее перешел на Кастилию, о коей сказал, что, кроме многих кораблей, могучих армад, бороздящих моря с великими богатствами, и богатейших торговцев сукнами, шелками и парчою, есть там еще многие превосходные вещи, например всевозможные чудесные вина, и тут все насторожились, и индейцы и испанцы, ибо индейцы прямо помирают по нашим винам. И потом, когда он рассказывал о Иерусалиме, Риме, Африке, Европе и Азии и пообещал все это дать Христу, Господь наш ответил: «Vade, Satanas!» («Изыди, сатана!» (лат.)), и сатана низвергся со скалы; и хотя он просто провалился в отверстие в скале, внутри порожней, прочие бесы учинили такой шум, что казалось, вся эта гора, вместе с Люцифером, провалится в преисподнюю. Но тут подоспели ангелы, неся Господу пищу, и всем показалось, что они спустились прямо с неба; ангелы с поклонами накрыли перед ним стол и стали петь.

Когда процессия подошла к другой площади, на второй горе было представлено, как святой Франциск проповедует птицам, объясняя им, по каким причинам они должны восхвалять и благословлять Господа, иже доставляет им пищу, не заставляя трудиться; им-де не надобно ни сеять, ни жать, как людям, что добывают себе пропитание тяжким трудом; также и об одежде нечего заботиться, ибо Господь украшает их красивыми разноцветными перьями, и не надобно им ни прясть, ни ткать; также и приют им всегда готов, сиречь воздушные просторы, где они порхают и резвятся. Птицы слетались к святому и как будто просили его благословения, и он, благословляя их, приказывал им по утрам и вечерам восхвалять Господа своим пеньем. Но вот птицы улетели, и святой уже уходил с горы, как вдруг дорогу ему преградил дикий зверь, столь страшный и безобразный, что все зрители вздрогнули, невольно поддавшись страху; святой же, увидев зверя, осенил его крестным знамением, и смело подошел к нему, и, признав [410] в нем зверя, пожиравшего скот в сем краю, добродушно его укорил, и повел с собою в селение, где на возвышении сидели знатные господа, и тут зверь показал, что будет им покорен, и подал лапу в знак того, что более никогда не станет чинить вред той земле, после чего удалился обратно на гору. Святой же остался на месте и начал свою проповедь таковыми словами: пусть, мол, все убедятся, как сие свирепое существо покорилось слову Божию, а что уж говорить о людях, кои наделены разумом и должны беспрекословно соблюдать заповеди Господа... И когда он это говорил, вышел вперед индеец, притворявшийся пьяным и распевавший так, как это делают индейцы во хмелю; пьянчужка этот никак не желал замолчать и помешал проповеди, хотя святой увещевал его и грозил, что за непослушание он угодит в ад; но тот, не слушая, все горланил, и тогда святой Франциск призвал чертей из страшной и грозной преисподней, устроенной тут же рядом, и оттуда вылезли преуродливые черти, с шумом и воплями схватили пьянчугу и утащили в ад. Святой продолжил свою проповедь, но тут появились весьма искусно наряженные колдуньи, которые всякими здешними снадобьями вызывают преждевременные роды у беременных женщин; они тоже принялись шуметь и мешать проповеди и не хотели умолкнуть, и за ними тоже явились черти и затащили их в ад. Так были представлены и наказаны в сем ауто многие пороки. В преисподней же была сделана дверца, через которую и вылезали те, кто там сидел; под конец все они вышли наверх и подожгли ад, и он горел так буйно, что казалось, никто не спасется, но все, и черти и грешники, там сгорят, и они и впрямь кричали и взывали оттуда, и это нагоняло страх и ужас даже на тех, кто знал, что на самом деле никто там не горит. Потом понесли Святые Дары дальше, там было представлено еще ауто о жертвоприношении Авраама, но о том ауто, поскольку оно было коротким и время уже было позднее, скажу лишь, что представлено оно было очень хорошо. После чего процессия воротилась в храм.

 

ДОГОВОР В САНТА-ФЕ

(Capitulacion)

Условия, просимые и которые Их Высочества предоставили дону Христофору Колумбу в вознаграждение за то, что было открыто (ha descubierto) в морях-океанах и в плавании, каковое ныне предстоит ему с помощью Божьей совершить на службе Их Высочеств.

Условия эти таковы. Во-первых. Ваши Высочества, как сеньоры названных морей-океанов, жалуют отныне названного дона Христофора Колумба в свои Адмиралы всех островов и материков, которые он лично и благодаря своему искусству откроет или приобретет в этих морях-океанах, а после его смерти [жалуют] его наследникам и потомкам навечно этот титул со всеми привилегиями и прерогативами, относящимися к нему на условиях, в свое время предоставленных Алонсо Энрикесу, главному Адмиралу Кастилии, и другим предшественникам его в названной должности, в пределах их округов (distritos).

Угодно Их Высочествам.

Хуан де Колома.

Далее. Ваши Высочества назначают названного дона Христофора Колумба своим вице-королем и главным правителем на всех названных островах и материках, которые он, как уже упоминалось, откроет или приобретет в названных морях, и для управления каждым из них и любым из их числа да изберет он трех лиц для отправления каждой должности: и Ваши Высочества должны будут избрать [из числа представленных кандидатур] того, кто наиболее подходит для [414] данной службы. И так будут лучше управляться земли, которые наш владыка поможет найти и приобрести на благо Их Высочеств.

Угодно Их Высочествам.

Хуан де Колота.

Далее. Со всех и со всяческих товаров, будь то жемчуг или драгоценные камни, золото или серебро, пряности и другие вещи и товары любого рода, вида и наименования, которые будут куплены, обменены, найдены или приобретены в пределах названного Адмиральства (Almirantazgo), пожалованного отныне Вашими Высочествами упомянутому дону Христофору, да будет он иметь и да оставит он за собой десятую часть всего приобретенного, приняв в расчет все произведенные издержки таким образом, что из всего оставшегося чистым и свободным сможет он удержать названную десятую часть для самого себя и распорядиться ею по своему желанию, предоставив остальные девять частей вашим высочествам.

Угодно Их Высочествам.

Хуан де Колома.

Далее. И в случае, если из-за товаров, которые он доставит из названных островов и земель, каковые, как упоминалось ранее, будут приобретены или открыты, или из-за тех товаров, которые в обмен на вышеуказанные будут получены от здешних купцов, возникнет какая-либо тяжба, в месте, где будет производиться указанная торговля или обмен, да будет Адмиралу принадлежать по его должностному положению право разбора тяжбы. И просит он Ваши Высочества, чтобы он или его заместитель (teniente), а не другой судья, разбирали бы такого рода тяжбу и чтобы так было определено отныне.

Угодно будет и признается справедливым Их Высочествами, если право это действительно относится к названной должности Адмирала и его имели упомянутый Адмирал Алонсо Энрикес и другие его предшественники в своих округах.

Хуан де Колома. [415]

Далее. Чтобы на всех кораблях, каковые ни снаряжались бы для названной торговли, всякий раз, когда бы они ни снаряжались, смог бы названный дон Христофор Колумб, если он того пожелает, оплатив восьмую часть всех издержек по снаряжению этих кораблей, получить и оставить себе восьмую долю вырученной прибыли.

Угодно Их Высочествам.

Хуан де Колома

Составлены [главы] договора, с ответами Ваших Высочеств в конце каждого раздела, в селении Санта-Фе, в долине Гранады, 17 апреля года от рождения нашего Спасителя Иисуса Христа 1492.

Якороль.

Я королева.

По повелению короля и королевы.

Хуан де Колома.

 

СВИДЕТЕЛЬСТВО О ПОЖАЛОВАНИИ ТИТУЛА ХРИСТОФОРУ КОЛУМБУ ОТ 30 АПРЕЛЯ Г.

Дон Фернандо и донья Изабелла, Божьей милостью король и королева 1 Кастилии, Леона, Арагона, Сицилии, Гранады, Толедо, Валенсии, Галисии, Мальорки, Севильи, Сардинии, Кордовы, Корсики, Мурсии, Хаэна, Алгарви, Алхесираса, Гибралтара и Канарских островов, графы Барселоны, сеньоры Бискайи и Молины, герцоги Афин и Неопатрии, графы Руссильона и Серданьи, маркизы Ористана и Гасиана: поскольку вы, Христофор Колумб, отправляетесь по нашему повелению для открытия и приобретения некоторых островов и материка в море-океане на наших кораблях и с нашими людьми и поскольку мы надеемся, что с помощью Божьей лично вами и благодаря вашей предприимчивости будут открыты и приобретены некоторые из этих островов и материк в упомянутом море-океане, мы считаем справедливым и [416] разумным вознаградить вас за труды, которые вы несете на нашей службе. И, желая оказать вам надлежащие почести и милость за все вышеупомянутое, изъявляем мы свою волю и милость следующим образом.

После того как вы, упомянутый Христофор Колумб, откроете и обретете указанные острова и материк в море-океане или любую иную землю из их числа, да будете вы нашим Адмиралом островов и материка, которые будут открыты и приобретены вами. И да будете вы нашим Адмиралом и вице-королем и правителем в этих землях, которые вы таким образом откроете и приобретете, и отныне и впредь можете вы именовать и титуловать себя дон Христофор Колумб 2, а ваши сыновья и потомки, исполняя эти должности и службу, могут также носить имя, титул и звание дона, и Адмирала, и вице-короля, и правителя (don e Almirante e visorey e gobernador) этих земель. И вы можете отправлять и исполнять (usar e ejercer) указанные должности Адмирала, вице-короля и правителя упомянутых островов и материка, открытых и приобретенных вами или вашими заместителями (lugarestenientes), и вести и разрешать тяжбы и дела (pleitos e causas) уголовные и гражданские, имеющие касательство к вышеупомянутой адмиральской должности и к должностям вице-короля и губернатора [правителя], согласно тому, как вы сочтете сие законным, и согласно тому, как то обычно было принято и исполнялось Адмиралами наших королевств. И можете вы карать и наказывать (punir e castigar) преступников. И да будете отправлять вы и ваши заместители должности Адмирала, вице-короля и правителя и пользоваться всеми прерогативами и привилегиями, которые относятся к этим должностям или присваиваются каждой из них в отдельности. И да будете вы иметь и получать доходы и жалованье (derechos e salarios) со всех упомянутых должностей и с каждой из них порознь, так же и таким же способом, как обычно получал и получает эти доходы и жалованье наш главный Адмирал королевств Кастилии и вице-короли и губернаторы наших королевств.

И этим письмом или копией его, скрепленной подписью нотариуса, повелеваем мы наследному принцу дону Хуану, [417] нашему дражайшему и любимейшему сыну, и всем принцам (infantes), герцогам, прелатам, маркизам, графам, магистрам орденов (maestres de las ordenes), приорам, командорам, членам нашего Совета, аудиторам нашей Аудиенсии, алькальдам и иным должностным лицам нашего двора, дома и канцелярии и субкомандорам, алькальдам замков и укрепленных и неукрепленных мест и всем советам, ассистентам, коррехидорам, алькальдам, альгвасилам, мэринам, двадцатичетвертникам (einticuatros), кавалерам, городским старшинам, оруженосцам, должностным и благородным людям всех городов, селений и местечек всех наших королевств, и сеньорий и земель, которые вы откроете и приобретете, и всем капитанам, маэстре, контрамаэстре, должностным лицам и матросам и морякам, нашим подданным и уроженцам наших королевств, как нынешним, так и будущим, и каждому и любому из них:

считать и полагать вас (que vos hagan y tengan) отныне и далее в течение всей вашей жизни, а после вас в течение жизни вашего сына и наследника и так от наследника к наследнику навсегда и навечно, нашим Адмиралом упомянутого моря-океана и вице-королем и правителем упомянутых островов и материка, которые будут вами открыты и приобретены в море-океане и закреплены за вашей подписью или подписью лица, на то вами уполномоченного и торжественно утвержденного под присягой, как в таких случаях требуется, и полагать, что вы и ваши заместители, назначенные на указанные должности Адмирала, вице-короля и губернатора, будут использованы при отправлении этих должностей во всем, что относится к ним. И да будет выплачиваться вам рента и доходы и все иное, что вам причитается от должностей, относящихся и входящих в круг вашей деятельности. И надлежит вам хранить и да будут хранимы вами все почести, пожалования, милости, вольности, преимущества, прерогативы, изъятия, иммунитеты и все иное и каждое из перечисленного в отдельности, которые вы в силу отправления указанных должностей Адмирала, вице-короля и правителя должны иметь, и вы должны ими пользоваться, и это надлежит вам оберегать. Все это должно строго выполняться, и [418] так, чтобы достоинство ваше не умалялось ни в чем и чтобы ни в большом, ни в малом никто не смел чинить вам препятствий и противодействия (embargo ni contrario) и на то не отважился бы. Ибо этой нашей грамотой отныне и навсегда жалуем мы вам должность Адмирала, вице-короля и правителя с передачей по праву наследства на веки вечные и вам даем во владение или почти во владение эти должности, все вместе взятые и каждую из них порознь, и право и полномочия отправлять их и получать доходы и жалованье со всех этих должностей, вместе взятых и с каждой [в отдельности] и со всего, что к ним относится и принадлежит согласно тому, как здесь об этом сказано. И если в том явится у вас необходимость или то вы испросите у нас, мы отдадим повеление нашему хранителю печати (canceller) и нотариусам и другим должностным лицам, ведающим нашими печатями, чтобы они дали и заверили и скрепили печатью Круглую Привилегию, самую верную и крепкую грамоту, которая вполне будет соответствовать просимому вами и тому, в чем явится у вас нужда.

И пусть ни те и ни другие [нотариусы и должностные лица] не изменяют ни в чем текста грамоты под страхом нашего гнева и штрафа в 10 000 мараведи в пользу нашей Палаты, который заплатит всякий, нарушивший это повеление. И кроме того, приказываем человеку, который [должностным лицам и нотариусам] предъявит эту грамоту, передать им, чтобы они [с Круглой Привилегией] 3 явились к нашему двору, где бы мы ни находились, не позже как через 15 дней под страхом той же кары и чтобы для этого призван был публичный нотариус, каковой заверил бы своей подписью свидетельство, ибо мы желаем знать, как исполняется то, что мы повелели.

Дано в нашем городе Гранаде, в тридцатый день апреля, года от рождества Спасителя нашего Иисуса Христа 1492.

Я король.

Я королева.

Хуан де Колома секретарь.


Комментарии

1. Ниже по тексту «Свидетельства...» приводятся многочисленные титулы Фердинанда и Изабеллы, некоторые из которых, однако, являлись формальными, и территории, соответствующие указанным историко-географическим названиям, на тот момент находились вне истинных границ владений кастильской и арагонской короны. Так, например, герцогства Афинское и Неопатрасское (с 1271 г. королевство Салоникийское, с 1318 г. в составе герцогства Афинского) принадлежали по праву наследования арагонской королевской династии (с 1311 г.) и ее флорентийской ветви (с 1394 г.), однако были окончательно утрачены в 1460 г. в результате экспансии Османской империи; графства Руссильон и Серданья входили в состав Французского королевства (несколько позже, в январе 1493 г., Руссильон отошел к Испании по Барселонскому договору); Корсика, входившая в состав Генуэзской республики (с 1488 г. в унии с герцогством Миланским), находилась в составе королевства Арагон весьма непродолжительное время; Алгарви — крайняя южная провинция Португалии и одноименная северная территория Марокко — в составе королевства Португалия (в начале XVI в. некоторые северомарокканские города — Сеута, Мелилья — отошли к Испании). Маркизаты Гасиан и Ористан (на острове Сардиния), как и остальные перечисленные в тексте документа города, острова, провинции и т. п., находились в пределах естественных границ королевств Арагон и Кастилия.

2. Титулы Адмирала, вице-короля и губернатора [правителя] морей и земель, которые предстояло открыть Колумбу, жаловались ему этим свидетельством условно, то есть он их получал только после открытия этих земель и морей. Привилегии и права, которые жаловались Колумбу, были весьма значительны. Помимо права получения доходов в новооткрытых землях, жалованья, причитающегося вице-королю и Адмиралу, Колумбу предоставлялось право разбора судебных дел. Ниже даются объяснения некоторых титулов, упоминающихся в документе:

альгвасил—судебный исполнитель;
алькальд — 1) коронный судья, 2) глава городского управления;
алькальд замка—комендант;
двадцатичетвертник — лицо, избранное гражданами для отправления различных административных обязанностей в пределах квартала;
дон — титул кастильских и арагонских дворян;
коррехидор (букв.: исправник) — лицо, назначенное короной для наблюдения за порядком в городе или сельском округе;
маэстре — штурман корабля, часто так назывались владельцы кораблей;
контрамаэстре — корабельный мастер;
мэрин — стражник, полицейский чин;
приор — настоятель монастыря;
рехидор — выборный член городского самоуправления (ayuntamento).

3. коронная грамота, в которой ниже королевской подписи на нижнем краю листа очерчивался круг. В центре круга ставилась королевская печать, а по окружности подписи должностных лиц и свидетелей—прелатов и знатных рыцарей.

 

ТОРДЕСИЛЬЯССКИЙ ДОГОВОР МЕЖДУ КОРОЛЯМИ ИСПАНИИ И ПОРТУГАЛИИ О РАЗДЕЛЕ МИРА 7 ИЮНЯ 1494 Г.

Высокие договаривающиеся стороны через вышепоименованных представителей условились и согласились во избежание сомнений и споров относительно островов и земель, уже открытых, или тех, которые будут открыты в море-океане, чтобы была проведена прямая линия от полюса до полюса, то есть от полюса арктического до полюса антарктического с севера на юг, в 370 лигах к западу от островов Зеленого Мыса, на расстоянии, определенном в градусах или иными способами, каковые будут признаны наиболее приемлемыми и удобными, и измеренном без излишка или недохватки, и чтобы все, что уже открыто или будет открыто королем Португалии или его кораблями, будь то острова или материки к востоку от этой линии и внутри ее на севере и на юге, принадлежало названному сеньору—королю Португалии и его преемникам на веки вечные и чтобы все острова и материки как открытые, так и те, что будут открыты королем и королевой Кастилии и Арагона или их кораблями к западу от названной линии, на севере и на юге, принадлежали означенным сеньорам — королю и королеве и их преемникам на веки вечные. [433]

Далее: для того чтобы названная разделительная линия была проведена правильно и в наивозможно короткий срок в 370 лигах к западу от островов Зеленого Мыса, высокие договаривающиеся стороны прикажут в течение 10 месяцев, следующих за подписанием этого договора и соглашения, снарядить 2 или 4 каравеллы по одной или по две от каждой из сторон, каковые каравеллы по истечении указанного срока должны прибыть на остров Гран-Канария с пилотами, астрологами и иными лицами, назначенными в равном числе португальским королем на корабли португальские и кастильским королем на корабли кастильские, и выйти в море, дабы установить румбы, ветры и градусы юга и севера и наметить названные 370 лиг, следуя от островов Зеленого Мыса на запад вплоть до пересечения с искомой линией, и все время отсчитывать лиги, измеряя оные, согласно способу, который означенные лица установят без ущерба для высоких договаривающихся сторон, и, прибыв к месту, где названная линия должна проходить, оные лица должны отметить пункты, через которые проходит линия, либо в градусах юга и севера, либо безградусно, в лигах, в зависимости от того, как будет лучше, и составить обо всем акт и скрепить его своими подписями.

Если же, по счастью, таковая линия пересечет остров или материк, да будет установлен столб или знак, и да будет он разделять ту часть, что принадлежит Португалии, от той, что отведена Кастилии.

Далее: высокие договаривающиеся стороны заверяют через своих представителей, что отныне и впредь не будут они отправлять никаких кораблей: названные король и королева Кастилии и Арагона — в моря, что находятся к востоку от названной линии и принадлежащие королю Португалии, а король Португалии — в моря по другую сторону линии к западу от нее, которые считаются принадлежащими королю и королеве Кастилии.

Также ни одна из сторон не будет совершать открытий и завоеваний и не будет вести торговлю за разделительной линией, намеченной согласно вышесказанному. И если [434] случайно корабли короля Португалии окажутся в порту, принадлежащем королю Кастилии, то таковые корабли должны быть немедленно переданы королю Португалии, и так же да будет поступлено последним по отношению к королю Кастилии.

Далее: поскольку корабли короля Кастилии, что следуют в земли, лежащие за названной линией, по необходимости должны проходить через моря, находящиеся по сю сторону линии и принадлежащие Португалии, договорились оба государя, что названные корабли могут плавать свободно и без помех в этих морях в течение всего времени, которое потребно для перехода, и могут следовать они для открытий и завоеваний в места, принадлежащие Кастилии, но если при этом открытая земля окажется в части, отведенной для Португалии, будет она считаться владением короля Португалии.

И так как может случиться, что корабли короля и королевы Кастилии и Арагона откроют до 20-го числа текущего месяца острова и материки по сю сторону названной линии, что должна быть проведена в 370 лигах к западу от островов Зеленого Мыса, условились высокие договаривающиеся стороны через своих представителей, что, во избежание сомнений, все, что будет открыто к 20 июня кораблями и людьми кастильскими в пространстве, лежащем на 250 лиг к западу от островов Зеленого Мыса, будет принадлежать королю Португалии, а земли, что находятся далее к западу внутри полосы, простирающейся на 125 лиг к востоку от названной разделительной линии, будут принадлежать королю и королеве Кастилии, хотя оные 120 лиг и составляют часть дистанции в 370 лиг, в пределах коей все моря и земли являются владениями короля Португалии.

Если же до 20 июня ничего не будет открыто кораблями короля и королевы Кастилии внутри оных 120 лиг, все, что откроют кастильские корабли, впредь в этих местах да считается владениями короля Португалии. [434]

 

Христофор Колумб 1451—1506

Родился в Генуе, в семье ткача Доменико Коломбо. С молодости участвовал в морских путешествиях. В 1476 г. отправился в Португалию, где вместе со своим братом Бартоломе открыл собственное картографическое дело. Вскоре поступил матросом на португальское судно, совершавшее плавания между Исландией, Лиссабоном и Азорскими островами. С юности Колумб много читал, хорошо знал астрономию, географию, был опытным лоцманом. Основываясь на учении о шарообразности Земли и на расчетах космографов XV в., приуменьшавших протяженность океана к западу от Европы, Колумб разработал проект морского пути в Индию через Атлантику. Одобренный известным космографом Тосканелли, проект был предложен в 1485 г. португальскому королю Жуану II, но был отвергнут. Колумб переехал в Испанию и в течение многих лет добивался поддержки своего проекта, одновременно тщетно предлагая его английскому и французскому королям.

В 1492 г. Католическими королями Испании Фердинандом и Изабеллой было подписано соглашение с Колумбом, так называемая «капитуляция», по которому Колумб отправлялся в плавание с целью открытия новых земель и островов в «морях-океанах». В случае удачи ему были обещаны титулы адмирала и вице-короля вновь открытых земель, а также право на часть дохода от новых территорий и от торговли.

Второго августа 1492 г. из испанского порта Палое вышли в море три каравеллы: «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья», имея в составе всего экипажа девяносто человек. В ночь на 12 октября 1492 г. вахтенный на «Пинте» заметил землю, оказавшуюся одним из Багамских островов, названным Колумбом Сан-Сальвадор (Гуанахани). Затем были открыты другие острова, и среди них — Эспаньола (Гаити) и северо-восточное побережье Кубы, которую Колумб принял за один из японских островов. Так завершилось первое 224-дневное плавание, и в марте 1493 г. Колумб вернулся в Испанию. Католические короли пожаловали Колумбу все обещанные титулы.

Вторая экспедиция Колумба отправилась из Кадиса уже в сентябре 1493 г. и насчитывала семнадцать судов. В этом плавании были открыты ряд [441] Maлых Антильских островов и Пуэрто-Рико, а на Эспаньоле Колумб основал торговую факторию «Изабелла». С апреля по сентябрь 1494 г. были открыты южный берег Кубы и остров Ямайка. Вернувшись на Эспаньолу, Колумб столкнулся там с бесчинством испанцев. Попытки Колумба и его братьев противодействовать этому привели к недовольству и бунту испанцев. В 1495—1496 гг. Колумб осваивал Эспаньолу и занимался усмирением бунтовщиков с целью добыть побольше золота для испанской королевской казны. В июне 1496 г. Колумб вернулся в Испанию.

В январе 1498 г. отправилась третья экспедиция Колумба, в течение которой были открыты остров Тринидад и дельта реки Ориноко, а также участок северного побережья Южной Америки. Колумб назвал эти земли «Другим Светом». По чистой случайности он не употребил термин «Новый Свет», иначе лавры, доставшиеся Америго Веспуччи, были бы за Колумбом. Прибыв на Эспаньолу, Колумб занялся управлением колонией. Он отказался от системы торговой фактории и принял систему трудовой повинности. Однако доходы не сразу возросли, и престиж Колумба при дворе упал. На Эспаньолу был прислан королевский инспектор с неограниченными полномочиями. Колумб был арестован и в декабре 1500 г. в кандалах отправлен в Испанию, где должен был предстать перед судом. Больше месяца Колумб провел в цепях в монастыре Лас-Куэвас в Севилье, затем его освободили, но испанские правители полностью отстранили его от управления колониями. После долгих месяцев ожидания Колумб добился согласия на четвертую экспедицию.

С июля 1502 г. по май 1503 г. в ходе четвертого плавания, которое Колумб назвал Великим, им открыт карибский берег Центральной Америки (от мыса Гондурас до Дарьенского залива). Это было тяжелое, продолжительное плавание, и в Испанию Колумб вернулся только в ноябре 1504 г.

До конца своих дней Колумб считал, что открыл «западный путь в Индию». Данное вновь открытым землям название «Западные Индии» сохранялось в официальных документах до конца XVI в.

Умер Колумб в Вальядолиде, в бедности, всеми забытый, а известие о его смерти было опубликовано лишь через двадцать семь лет.

 

Письмо Католическим королям Изабелле и Фердинанду об открытии Индий

Письмо Колумба Католическим королям, наряду с известным письмом (или письмами) Луису де Сантахелю—дьяку дворцовой палаты королевства Арагонского и Габриэлю Санчесу — казначею арагонской короны, принимавшим активное участие в утверждении проекта экспедиции и обеспечении ее необходимыми денежными средствами, явилось по существу источником первых сведений об открытых землях Нового Света. В течение [443] последующих нескольких лет указанные письма, переведенные на европейские языки — латинский, каталанский, немецкий, французский, — неоднократно издавались в странах Западной Европы, пробуждая у населения огромный интерес к дальним заморским плаваниям и открытиям.

Перевод осуществлен по изданию: La Carta de Colon. Madrid, 1961.

Печатается по изданию: Хроники открытия Америки. 500 лет. М., Наследие, 1998.

ХРИСТОФОР КОЛУМБ

Мемориал Изабелле и Фердинанду, посланный Адмиралом через Антонио де Торреса

Мемориал (памятная записка) Колумба был написан им для Антонио де Торреса, командира флотилии, которая отправилась из Изабеллы в Кастилию в феврале 1494 г. На основании этого документа Торрес должен был дать отчет королевской чете обо всем, что произошло на Эспаньоле с октября 1493 г. по конец января 1494 г., и просить королей разрешить ряд вопросов, касающихся управления островом Эспаньола и снабжения поселенцев необходимыми кастильскими товарами. Единственная копия мемориала с чрезвычайно интересными пометками на полях — репликами королей — хранится в Архиве Индий в Вальядолиде. Документ неоднократно печатался в сборниках, посвященных путешествиям Колумба. Мемориал — ценнейший источник, который помогает воссоздать историческую обстановку в новооткрытых землях в первые годы их освоения. [445]

Это и все последующие письма Колумба, а также тексты, принадлежащие участникам и современникам путешествий Колумба, печатаются по изданию: Путешествия Христофора Колумба: дневники, письма, документы. М., Географгизиздат, 1961, с некоторыми дополнениями комментариев.

Перевод выполнен по тексту документа, напечатанному в Raccolta di documenti e studipublicati dalla Reale Commissione Colombiana, parte I, vol. I, pp. 270284. Roma, 1892, и сверен по тексту, приведенному в сборнике Hakluyt Society, v. 65. Select documents illustrating the four voyages of C. Columbus. London, 1929.

Охранное письмо Франсиско Рольдану

Покидая Эспаньолу в марте 1496 г., Колумб поручил управление островом своему брату Бартоломе и назначил главным судьей Эспаньолы андалусца Франсиско Рольдана, старого своего приближенного. [456] Рольдан был участником первого и второго путешествий Колумба, и Адмирал считал его своим преданным соратником.

В июле 1496 г. Бартоломе Колумб на кораблях отправился из Изабеллы на южный берег Эспаньолы и, заложив там город Санто-Доминго (Святое воскресенье), посетил область Харагуа. В это время в Вега-Реаль вспыхнуло восстание индейцев, доведенных до отчаяния притеснениями кастильских пришельцев. Возвратившись в Изабеллу, Бартоломе выступил в поход, подавил восстание в Вега-Реаль и снова отправился в Харагуа. Между тем осенью 1496 г. в Изабелле, столице Эспаньолы, обстановка была удручающей. Лихорадка косила кастильских поселенцев: продовольствие, привезенное из Испании, было на исходе. Бартоломе и его брат Диего, желая облегчить положение колонии, прибегали к мерам, которые раздражали своевольных и недисциплинированных идальго, к тому же недовольных тем, что ими правят безвестные чужеземцы. Рольдан стал душой заговора, направленного против братьев Колумбов. Открытый мятеж разразился, когда Диего Колумб, опасаясь побега недовольных в Кастилию, велел завезти на берег единственную каравеллу, стоявшую в гавани Изабеллы. Мятежники разгромили склады и арсенал, перебили племенной скот и двинулись в Вега-Реаль, желая утвердиться в крепости Консепсьон, незадолго до того построенной в этой местности. Потерпев неудачу при попытке захватить крепость, Рольдан в сопровождении своих сообщников отправился в Харагуа. Там Рольдан и его присные творили чудовищные дела. Они разоряли селения, как саранча опустошали цветущие земли, уводили к себе женщин-индеанок, жгли на кострах местных касиков, изнуряли непосильной работой индейцев, которых они превратили в своих рабов.

В июле 1498 г., когда к берегам Харагуа подошли три корабля, которые Колумб от Канарских островов послал к Эспаньоле, к мятежникам присоединились еще 30 человек из числа вновь прибывших на Эспаньолу.

Бартоломе Колумб не мог справиться с мятежниками, и Адмирал, прибыв в Изабеллу 31 августа 1498 г., застал остров в состоянии величайшей смуты. Колумб, не располагая достаточными силами для подавления смуты, вынужден был встать на путь компромиссов. Прежде всего он предоставил всем желающим возможность покинуть остров и возвратиться в Кастилию на пяти кораблях, которые отправлялись из Санто-Доминго. С Рольданом, который не хотел покидать Эспаньолу, Колумб вступил в переговоры.

17 октября Рольдан и его ближайшие сторонники Адриан де Мухика, Педро де Гамес, Диего де Эскобар отправили Адмиралу письмо, в котором заявили, что покидают службу и не желают подчиняться аделантадо, т. е. Бартоломе Колумбу. Колумб предпринял попытку к примирению и дал обязательство, обеспечивающее Рольдану неприкосновенность на время мирных переговоров. Это обязательство приводится здесь текстуально. Рольдан прибыл в Санто-Доминго как уполномоченный мятежников и заключил соглашение, которое не одобрили его [457] товарищи. Снова завязались переговоры, и 17 ноября представитель Адмирала Санчо Алонсо Карвахаль заключил с Рольданом новое соглашение. Мятежники выразили желание отправиться в Кастилию, и Колумб в 50-дневный срок обязался прислать в Харагуа корабли. Однако корабли эти вышли из Санто-Доминго лишь в январе 1499 г. и по дороге были рассеяны бурей. Тогда Рольдан объявил, что договор утратил силу. Мятеж продолжался, и доведенный до крайности Адмирал вынужден был подписать в августе 1499 г. в селении Асуа соглашение с Рольданом (оно было торжественно опубликовано 28 сентября), по которому за Рольданом сохранялась должность главного судьи, а 102 участника мятежа получали земельные наделы, которые давались им вместе с прикрепленными к земле индейцами.

Перевод выполнен по тексту: Raccolta di documenti e studi publicati dalla Reale Commissione Colombiana, parte 1, vol. IL Roma, 1894.


Письмо кормилице дона Хуана Кастильского

Письмо кормилице наследного принца, донье Хуане де ла Торрес, сестре Антонио де Торреса, через которого Колумб передал в 1494 г. свой мемориал Фердинанду и Изабелле, было написано Адмиралом в конце 1500 г., сразу же после того, как он прибыл в Кастилию закованным в кандалы.

Так же как и послание неизвестным сеньорам, которое включено в настоящий сборник, это письмо было написано Колумбом в то время, когда он еще не оправился от удара, нанесенного ему Бобадильей, и находился в состояний крайнего раздражения и тревоги. Сбивчиво и неясно Колумб излагает историю своих злоключений.

Горькие жалобы на свою судьбу сменяются язвительными и гневными нападками на Бобадилью. Отчетливо представляя себе, что Бобадилья был лишь исполнителем воли королевской четы, Колумб жалуется на Фердинанда и Изабеллу, но при этом он не обвиняет их прямо в неблагодарности и, все еще надеясь на благосклонность «Их Высочеств», взывает к их мягкосердечию, расточая им льстивые и неуклюжие комплименты. Письмо это производит крайне тяжелое впечатление. В каждой его строке чувствуется, что написано оно человеком надломленным, опустошенным, потерявшим точку опоры.

Места, где речь идет об открытии нового неба и нового света и другого мира, ни в коем случае нельзя трактовать в прямом смысле. Упоминая о новом и другом мире, им открытом, Колумб имеет в виду не неведомый доныне материк Америки, а Азию — земли «Катая» и «Индий». Весьма любопытны указания Колумба на некогда разработанные им проекты [458] установления связей со Счастливой Аравией и путешествия в Каликут. Скорее всего Колумб имел в виду не переход из Кастилии в Индию морем, вокруг Африки—этот путь был закрыт для испанских кораблей, а иной маршрут: новую сухопутную трассу Александрия — Мекка — Персидский залив — Каликут. Этот путь, тогда еще неизвестный европейцам, которые проникали в Индию через Сирию и Персию, имел в глазах Колумба неоценимые преимущества перед старой дорогой в Индию, так как проходил он через земли, в то время еще не завоеванные турками (Египет был завоеван ими в 1514 г., а в Аравию они проникли еще позже). У Бернальдеса в «Истории Католических королей» аравийский маршрут упоминается как раз в связи с планом новых путешествий Колумба.

«Аравийский проект» Колумб предложил в 1494 г., в период, когда шли кастильско-португальские переговоры о разделе мира, за четыре года до того, как Васко да Гама прошел из Португалии в Каликут, обогнув Африку.

Оригинал этого письма неизвестен. Имеются четыре копии, восходящие к началу XVI в.

Перевод выполнен по тексту: Hakluyt Society, v. 70. Select documents illustrating the four voyages of C. Columbus. London, 1933; сверен с текстом этого документа, приведенного в Raccolta, parte I, v. II, p. 6474.

 

ОХРАННОЕ ПИСЬМО ФРАНСИСКО РОЛЬДАНУ

Я, дон Христофор Колумб, Адмирал, вице-король и бессменный губернатор островов и материка Индий и их генерал-капитан и член королевского совета.

В мое отсутствие между аделантадо, моим братом, и алькальдом Франсиско Рольданом и его приближенными возникли некоторые разногласия, произошли же они, когда я был в Кастилии. Поэтому необходимо, ради того чтобы уладить все таким образом, чтобы не страдали интересы Их Высочеств, упомянутому алькальду явиться ко мне и отдать мне отчет во всем, что произошло. Кое о чем я извещу названного аделантадо, и так как алькальд состоит на подозрении у означенного аделантадо, моего брата, настоящим даю заверение от имени Их Высочеств как самому алькальду, так и тем лицам, которые прибудут с ним сюда, в Санто-Доминго, где я нахожусь, что не будет ни в чем чиниться ущерба ни особе алькальда, ни тем, кто явится с ним в течение всего времени, потребного для прихода из Бонао (где находится ныне алькальд) и возвращения туда. Все это обещаю я исполнить и обещанное заверяю моей честью и словом рыцаря, по обычаям Испании, и я подтверждаю, что верен буду данному слову, как о том уже было сказано... И для крепости скрепляю этот документ подписью.

Санто-Доминго, XXVI октября одна тысяча CCCCLXXXXVIII.

 

Письмо доктора Чанки властям города Севильи

Лекарь второй экспедиции Колумба Диего Альварес Чанка в своем письме описал наиболее знаменательные события второго путешествия. Его письмо содержит существенные этнографические сведения об индейцах новооткрытых земель. Письмо впервые было опубликовано Наваррете [465] в его Coleccion de los viajes... Наваррете опубликовал копию этого документа (оригинал утерян), обнаруженную в собрании документов середины XVI в., составленном монахом Антонио де Аспой.

Текст документа печатаются по изданию: Путешествия Христофора Колумба... М., Географгизиздат, 1961.

Перевод выполнен по тексту: Hakluyt Society, v. 65. Select documents illustrating the four voyages of С. Columbus, v. I, pp. 114—168. London, 1929.

 

БЕРНАЛЬ ДИАС ДЕЛЬ КАСТИЛЬО

ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ЗАВОЕВАНИЯ НОВОЙ ИСПАНИИ

HISTORIA VERDADERA DE LA CONQUISTA DE LA NUEVA ESPANA

Берналь Диас дель Кастильо 1492(1496?)—1584

Испанский конкистадор, хронист. Родился в Испании, в городе Медина-дель-Кампо. В 1514г. простым солдатом отправился в Америку. Принимал участие в завоевании северного побережья нынешней Венесуэлы, затем служил на Кубе. В 1517— 1518 гг. участвовал в экспедициях Франсиско Эрнандеса Кордовы и Хуана де Грихальвы на побережье Мексики и Центральной Америки, а в 1519—1523 гг. в составе отряда Эрнана Кортеса — в завоевании Мексики и Центральной Америки. Вернувшись в Испанию в 1550—1551 гг., присутствовал на диспуте Лас Касаса с Хуаном Хинесом де Сепульведой и поддержал точку зрения последнего о неполноценности индейцев, о насильственном крещении и обращении их в рабство. На родине он добивался официального признания своих военных заслуг и прав на пользование захваченными территориями. В 1551 г. начал писать хронику «Подлинная история завоевания Новой Испании», вступив в полемику с известными хронистами и участниками конкисты. Вопреки установившейся традиции изображать конкисту как деяние выдающихся личностей и подробно описывать подвиги предводителей, Берналь Диас стремился доказать, что завоевание Америки было делом [469] тысяч простых солдат, подвиги которых не должны предаваться забвению. Большой интерес представляют те страницы повествования, где рассказывается о быте, нравах и религии индейцев.

На русском языке в 1924—1925 гг. был издан сокращенный перевод хроники под названием «Записки солдата Берналя Диаза». Перевод публикуемого фрагмента «Подлинной истории завоевания Новой Испании» осуществлен по изданию: «Historia verdadera de la conquista de la Nueva Espana» por Bernai Diaz del Castillo. La Habana, Editorial Nacional de Cuba, 1963.

Настоящий фрагмент печатается по изданию: Хроники открытия Америки. 500 лет. М., Наследие, 1998, в расширенном варианте перевода и с дополнением комментариев.

 

ЭРНАН КОРТЕС

ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ ИМПЕРАТОРУ КАРЛУ V,

ПИСАННОЕ В СЕГУРА-ДЕ-ЛА-ФРОНТЕРА 30 ОКТЯБРЯ 1520 ГОДА

Эрнан Кортес 1485—1547

Один из крупнейших предводителей конкисты, возглавивший завоевание индейских государств на территории современной Мексики и Центральной Америки. Родился в Эстремадуре, в семье обедневшего испанского дворянина, учился в Саламанкском университете.

В 1504—1511 гг. служил на Кубе, принимал участие в завоевании и колонизации внутренних районов острова. После открытия в 1517 г. испанским конкистадором Хуаном де Грихальвой восточного побережья Мексики наместник Кубы Диего Веласкес поручил Кортесу набрать отряд и в 1519 г. назначил его главой экспедиции, направленной к побережью Юкатана. Отряд состоял из 500 человек, нескольких пушек и 16 лошадей. Высадившись на прибрежных островах, а затем на побережье, Кортес оказался в пределах государства Майя — одной из древнейших цивилизаций Америки. Кортес начал с разрушения храмов богов майя и насильственного крещения индейцев. Однако попытки его проникнуть в глубь страны оказались неудачными в связи с сопротивлением населения. В 1520 г. на восточном побережье Мексики Кортес основал город и порт Вера-Крус. Не подчинившись приказу наместника Кубы о немедленном возвращении, Кортес решил начать поход на северо-запад в государство ацтеков — одно из сильнейших государств в доколумбовой Америке с центром в городе Теночтитлан. К моменту вторжения испанцев ацтеки покорили многочисленные племена, населявшие территорию Мексики. Чтобы предотвратить мятеж матросов и солдат, требовавших возвращения на Кубу, Кортес приказал сжечь все корабли и тем самым закрыть путь к отступлению. Испанцы имели огромное преимущество в оснащении перед ацтекскими воинами, вооруженными лишь луками, стрелами и копьями. Особенно большой страх вызывала у индейцев конница, так как никогда ранее они не видели лошадей. Но испанский отряд Кортеса был невелик — всего около 300 человек, — и потому он старался привлечь на свою сторону различными посулами вождей многих племен, покоренных ацтеками и стремившихся к освобождению; вожди дали ему десятки тысяч воинов и носильщиков.

В 1521—1522 гг. испанцы завоевали Центральную Мексику, разрушили и сожгли оказавшую героическое сопротивление столицу ацтекского государства. В 1524—1526 гг. Кортес завоевал территорию современного Гондураса.

В 1522—1528 гг. Кортес был назначен императором Карлом V губернатором и генерал-капитаном завоеванных областей, получивших название [474] Новая Испания. Затем он организовал несколько экспедиций на северо-запад, закончившихся открытием полуострова Калифорния.

Кортес усовершенствовал сложившиеся в начале XV в. на Кубе и в Гаити формы эксплуатации индейцев. Суть их состояла в том, что за испанскими завоевателями закреплялись земли вместе с индейским населением, которое привлекалось к несению трудовой повинности (мужчины с 15 до 50 лет) в пользу государства и отдельных лиц.

В своих письмах-донесениях императору Карлу V, написанных в 1519— 1526 гг., Эрнан Кортес характеризовал завоевание Мексики как величайшее благодеяние, оказанное испанцами жителям Нового Света, благодаря которому они избавились от гнета местных правителей, от языческих верований, сопровождавшихся человеческими жертвоприношениями, и приобщились к христианству и благам испанской культуры. В то же время, описывая трудности походов, Кортес говорил о мужественном сопротивлении коренного населения, оттеняя при этом свои собственные заслуги. Кортес был талантливым военачальником и дипломатом, способным администратором, но отличался крайним вероломством и жестокостью по отношению к местному населению.

Второе послание-реляция императору Карлу V

Перевод осуществлен по изданию: Hernan Cortes. Cartas y documentos. Mexico, 1963.

Текст печатается по изданию: Хроники открытия Америки. 500 лет. М., Наследие, 1998, в расширенном варианте, с дополнением комментариев.

 

ТОРБИО ДЕ БЕНАВЕНТЕ (МОТОЛИНИА)

ИСТОРИЯ ИНДЕЙЦЕВ НОВОЙ ИСПАНИИ

HISTORIA DE LOS INDIOS DE LA NUEVA ESPANA

Торибио де Бенавенте, Мотолиниа ?—1568

Монах-францисканец, миссионер. В 1523 г. прибыл в Мексику в группе двенадцати францисканцев, «апостолов», начавших христианизацию индейцев, был настоятелем нескольких монастырей, затем главой францисканцев Новой Испании. До конца своих дней жил в Новой Испании — в Мексике. Результаты многолетних наблюдений и размышлений о судьбах коренного населения Мексики он изложил в «Истории индейцев Новой Испании». Его труд был известен исследователям только в рукописи и оставался неопубликованным почти три столетия после смерти автора.

Мотолиниа прожил среди индейцев сорок пять лет. В его сочинении дается высокая оценка способностей, трудолюбия индейцев, отмечается их скромность, неприхотливость и высокое искусство в различных ремеслах. Мотолиниа подробно рассказывает о тяжелых последствиях конкисты для коренного населения Новой Испании, о катастрофическом вымирании индейцев, об алчности и жестокости владельцев земли и рудников.

История индейцев Новой Испании

Перевод выполнен по изданию: Toribio de Benavente, Motolinia. Historia de los Indios de ?a Nueva Espana. Mexico, 1941.

Текст печатается по изданию: Хроники открытия Америки. 500 лem. M., Наследие, 1998, в расширенном варианте, с дополнением комментариев.

Инструкция мосену Педро Маргариту

В начале апреля 1494 г. Христофор Колумб, оставив значительный гарнизон в городе Изабелла (Эспаньола) под начальством своего брата Диего, вышел на трех кораблях в море и направился в сторону Кубы, а затем — на Сантьяго (Ямайка). Педро Маргарит, официально не включенный Колумбом в Совет пяти, командовавший Эспаньолой, тем не менее был наделен адмиралом значительными полномочиями, — ему было поручено покорение острова. Приведенная ниже инструкция отражает существо данных командором поручений.

Перевод выполнен по тексту документа, напечатанному в Raccolta di documenti e studi piiblicati dalla Reale Commissione Colombiana, parte I, vol. I, pp. 139—269. Roma, 1892.

 

ХРИСТОФОР КОЛУМБ

Письмо Католическим королям от 18 октября 1498 г.

Публикуемый в книге фрагмент письма Католическим королям, написанный Христофором Колумбом во время его третьей экспедиции в Индии, представляет административно-хозяйственную деятельность Адмирала, и прежде всего организованную им систему работорговли, план которой был подан Католическим королям через Антонио де Торреса еще в Мемориале от 2 февраля 1494 г. Однако за пять предыдущих лет кастильского господства на Эспаньоле население острова сократилось вдвое, и вскоре рабов уже не вывозили, а ввозили — сначала с близлежащих Малых Антильских островов, а к 1501 г. — и из Гвинеи, португальской колонии в Африке.

Перевод выполнен по тексту: Raccolta di document! e studi publicati dalla Reale Commissione Colombiana, parte I, vol. II, p. 42. Roma, 1894.

Письмо «Неизвестным сеньорам»

Это письмо, копия которого хранится в архиве герцога Верагуа, было написано Колумбом в конце 1500 г., немного времени спустя после того, как автор его был привезен в Кастилию по приказу Бобадильи. Письмо адресовано знатным покровителям Колумба, имена которых остаются неизвестными. По своему тону, гневному и скорбному, оно гармонирует с более обширным посланием, адресованным Адмиралом в конце того же года знатной даме— кормилице наследного принца Хуана. Недоумение биографа Колумба вызывает ссылка на восьмилетние мытарства, которые Адмирал испытал в Кастилии, защищая свой проект. В письме к кормилице он определяет этот срок семью годами, а из дневника первого путешествия явствует, что Адмирал прибыл в Кастилию за шесть лет до принятия его проекта, в январе 1486 г. Последняя дата признается ныне наиболее приемлемой. Вероятно, в этом письме Колумб увеличил на два года период своих кастильских терзаний.

Колумб, желая произвести выгодное впечатление, подчеркивает, что в новооткрытых землях на долю его выпала трудная задача — усмирять и покорять «диких и воинственных людей». Между тем во всех своих письмах и дневниках он неоднократно отмечал ранее, что индейцы Эспаньолы обладают мирным нравом и что покорить их можно без труда и ценой ничтожных жертв.

Перевод выполнен по тексту: Raccolta di documenti e studi publicati dalla Reale Commissione Colombiana, parte I, vol. IL Roma, 1894.

 

Договор в Санта-Фе

Договор [«Капитуляция»], заключенный 17 апреля 1492 г. в военном лагере Санта-Фе, у стен только что взятой Гранады, был не соглашением, скрепленным подписями королевской четы и Колумба, а перечнем требований Колумба Фердинанду и Изабелле. Эти требования были фиксированы представителем Колумба Хуаном Пересом и доложены королю и королеве их секретарем Хуаном де Коломой. Против каждого испрашиваемого требования Колома отмечал, согласны ли король и королева удовлетворить то, о чем просил Колумб.

Документ этот известен в копиях, причем во вступлении к нему имеется одно загадочное место: требования, условно испрашиваемые Колумбом, представляются ему «за то, что было открыто (ha descubierto) в морях-океанах». Правда, весь последующий текст документа свидетельствует о том, что речь идет о будущих открытиях. Но, тем не менее, слова «было открыто» явились для многих исследователей основанием для построения всевозможных гипотез о путешествиях Колумба к берегам заморских земель, совершенных им до 1492 г. Испанский историк Мартин Фернандес де Наваррете, в 20-х годах ХIХ в. впервые опубликовавший договор от 17 апреля 1492 г. по копии, хранящейся в архиве герцога Верагуа (потомка Колумба), заменил слова «было открыто» (ha descubierto) оборотом будущего времени—«долженствующим быть открытым» (ha de descubrir). Вероятно, именно так и следует читать это место, допуская, что оригинальный текст был искажен переписчиком.

Договор сам по себе не предоставлял еще Колумбу реальных прав вице-короля, Адмирала и правителя земель, которые предстояло открыть. Указанные титулы были условно пожалованы Колумбу 30 апреля 1492 г., а утверждение его в правах вице-короля и Адмирала [480] последовало лишь в марте 1493 г., после того как успешно завершено было первое путешествие. Титул главного Адмирала Кастилии и «Адмирала моря» впервые был пожалован в 1405 г. королем Энрике III принцу крови Алонсо Энрикесу, причем Колумб настаивал на том, чтобы ему были предоставлены все права, которыми пользовался этот первый главный Адмирал.

Энрикес был «Адмиралом моря», а не «моря-океана». Различие весьма существенное, поскольку под «морем» подразумевались воды Средиземного моря, тогда как с понятием «море-океан» связывались представления о водном пространстве, омывающем западные берега Европы и Африки. Приставка «дон» жаловалась лицам, возведенным в дворянское достоинство.

Крайне показательно, что королевская чета, удовлетворив все просьбы Колумба фискального характера, в весьма уклончивых тонах изъявила свою готовность предоставить Колумбу право разбора судебных дел, не желая, чтобы будущий правитель вновь обретаемых земель пользовался прерогативами феодального сеньора. Ведь как раз в это время Фердинанд и Изабелла вели борьбу с своевольной испанской знатью, утверждая свое единодержавие.

Характерной особенностью договора является отсутствие в нем каких бы то ни было упоминаний об «Индиях», «Катае», «Сипанго» и других азиатских землях. В договоре идет речь об «анонимных» островах и об «анонимном» материке. В связи с этим американец Виньо предположил, что целью Колумба в первом путешествии были не земли Азии и что версия о том, что он шел в страну Великого Хана, возникла не до, а во время путешествия. Предположения Виньо носят чисто умозрительный характер и не основываются на сколько-нибудь проверенном анализе всех источников, относящихся к периоду подготовки первого путешествия. Отсутствие в договоре ссылок на азиатские земли может найти иное объяснение, если принять во внимание, что любое упоминание об этих землях могло явиться поводом к португало-испанскому конфликту.

Документ печатается по тексту издания: Путешествия Христофора Колумба: дневники, письма, документы. М., Географгизиздат, 1961, с незначительным дополнением комментариев

Перевод выполнен по тексту: M. F. Navarrete. Coleccion de los viajes y descubrimientos que hicieron por mar los espanoles desde el fin del siglo XV, II, pp. 10—13. Madrid, 1859

Письмо королю и королеве с острова Ямайка

Письмо Колумба королям Испании, в котором излагается история его четвертого путешествия, было написано на острове Ямайка 7 июля 1503 г.

В 1505 г. в Венеции появился итальянский перевод под названием «Редчайшее письмо» (Lettera rarissima). Впервые испанский текст этого письма был опубликован Наваррете в его Coleccion de los viajes y descubrimientos, t.1. Наваррете (так же как и составители последующих сборников документов, относящихся к Колумбу) пользовался копией, которая хранится в Национальной библиотеке Мадрида. Письмо это было написано Колумбом в то время, когда он, завершив трудное и долгое плавание у берегов Центральной Америки, прибыл на Ямайку и вынужден был остаться на этом острове, так как корабли его не могли уже больше продолжать путь. Больной, истомленный долгим переходом, адмирал в это время уже не был правителем открытых им земель. Три года назад он утратил пост вице-короля и правителя Индий и остался лишь обладателем громких титулов, с которыми уже не были связаны реальные статьи дохода и реальные права на управление «островами и материком в море-океане». Письмо это свидетельствует о том, что географические концепции Колумба оставались неизменными и в период его четвертого плавания. Так же как десять лет назад, он продолжает утверждать, будто новооткрытые им земли — это юго-восточные берега Азии. В Верагуа, т. е. в нынешней Панаме, он ищет копи царя Соломона, а Кубу по-прежнему называет землей Манго, или Maro, т. е. южной провинцией «Катая».

Перевод выполнен по тексту: Hakluyt Society, v. 70. Select documents illustrating the four voyages of C. Columbus, pp. 72111. London, 1933.

 

Тордесильясский договор между королями Испании и Португалии о разделе мира 7 июня 1494 г.

Соглашение в Тордесильясе было заключено год спустя после выхода булл о разделе мира между Испанией и Португалией папы Александра VI (см. коммент. к булле «Inter caetera» № 2).

В этих буллах демаркационная линия, разделяющая испанские и португальские сферы заморской экспансии, намечена была в 100 лигах к западу от островов Зеленого Мыса. Таким образом, Португалия добилась в Тордесильясе переноса границы на 270 лиг к западу. После этого португальская зона включала почти всю Атлантику и значительную часть (до 50° западной долготы от Гринвича) Бразилии (которая была 6 лет спустя открыта португальским мореплавателем Педро Алваресом Кабралом).

В момент заключения договора Колумб совершал свое второе плавание и находился у берегов Кубы и Ямайки. Кастильские представители предполагали, что во время этого путешествия могут быть открыты новые земли в восточной части Атлантического океана, и добились включения в текст соглашения специальной статьи об открытиях, которые могут быть сделаны до 20 июня 1494 г.

Пункт договора об отправке специальной экспедиции для демаркации линии раздела не был выполнен, и эксперты не покинули пределов полуострова, хотя в мае 1495 г. десятимесячный срок отправки кораблей был продлен на неопределенное время.

В Тордесильясском договоре было дано однозначное решение проблемы раздела мира. Демаркационная линия была проведена лишь через Атлантику. Иначе и не могло быть, так как лишь два десятилетия спустя моря и земли Дальнего Востока и Дальнего Запада стали известны европейцам.

Неминуемое и не предусмотренное в Тордесильясе столкновение испанских и португальских интересов на Тихом океане последовало в период знаменитого путешествия Магеллана (1519—1522). Вопрос о второй [491] демаркационной линии был решен лишь после шестилетних переговоров Сарагосским договором 1529 г.

Тордесильясский договор, подобно буллам Александра VI, является дипломатическим документом большого исторического значения. Договором были заложены основы колониальной политики пиренейских держав и отчетливо сформулированы принципы доктрины «закрытого моря» и исключительных прав Испании и Португалии на владение всем внеевропейским миром.

Статьи Тордесильясского договора сохраняли реальную силу до тех пор, пока преобладание Испании и Португалии в Новом Свете, Азии и Африке оставалось бесспорным.

Уже в XVII в., когда инициатива колониальной экспансии переходит к Англии, Франции и Голландии, а Испания и Португалия теряют в непосильной борьбе значительную часть своих вест-индских и ост-индских владений, пункты договора в Тордесильясе звучат как анахронизм. Однако до конца XVIII в. Тордесильясский договор сохранял юридическую силу при разрешении пограничных споров в южноамериканских владениях Испании и Португалии.

Документ печатается по тексту издания: Путешествия Христофора Колумба: дневники, письма, документы. М., Географгизиздат, 1961.

Перевод выполнен по тексту: Santarem, Quadro Elementar, сверен по тексту: F. G. Davenport. European treaties bearing on the history of the United States and its dependencies, v. I, pp. 84100. Washington, 1917.

Печатается с незначительными сокращениями.